Хранитель Льва (The Lion's Keeper)

Фурихата понятия не имеет, что делает со своей жизнью. Он отправился в кровать, повторяя себе раз за разом, что он не позволит — абсолютно нет — себе быть увлечённым Акаши Сейджуро. Не важно, насколько зрелым является Акаши для своего возраста, здесь Фурихата по-прежнему остаётся взрослым и он не должен одобрять развитие каких-либо романтических отношений между ними. Даже если Акаши заставляет его кровь бурлить, а сердце в его груди биться так сильно, как не заставлял никто другой. Даже если он никогда не сможет испытать это интенсивное, болезненно-глубокое притяжение к кому-либо ещё. Это не имеет значения. Некоторые вещи непозволительны, а также существуют правила. ...или Фурихата пытался убедить себя в этом. И всё же вот он, стоящий перед баскетбольной площадкой и готовящийся сыграть с единственным и неповторимым Акаши Сейджуро. Один на один. В выходной. Это...определённо свидание, — подумал Фурихата. — И я полностью провалился, позволив этому случиться. Но что может поделать Фурихата, когда Акаши звонит ему утром и сообщает о том, что стоит перед его дверью, а затем сжимает в своих руках баскетбольный мяч и улыбается ему этим неуловимым, мягким, растапливающем сердце способом, который, Фурихата клянётся, вырезан прямиком из какой-нибудь сёдзе манги. К тому же это лишь вежливо, учитывая, что Акаши уже возле его дома. И Акаши пробудет в Токио выходные. И это просто баскетбольная игра, что в этом плохого? Помимо этого, Фурихата всегда задумывался над тем, какого это — играть против Акаши, капитана Поколения Чудес и, если быть честными, это та возможность, которой воспользовался бы любой баскетболист, и...и это определённо не имеет никакого отношения к чувству, что его сердце готово было вывалиться из груди при виде улыбки Акаши, совсем нет... ...если не считать тот факт, что даже будучи ребёнком, Акаши не так много улыбался, так что эти моменты всегда были драгоценными в памяти Фурихаты. Тогда редкие улыбки Акаши заставляли Фурихату хотеть баловать его всем, чего тот только захочет. Даже спустя десять лет, немногое изменилось в этом плане. — Ты готов, Коки? — говорит Акаши, обыденным жестом заставляя мяч прыгать. Смотря на него в этот момент, Фурихата видит, что контроль мяча у Акаши исключителен. — Ах...а-ага. — От одного до пяти за каждую игру? — Акаши показывает пять пальцев. Фурихата кивает и, в попытке выглядеть не слишком испуганным, добавляет: "Н-Не поддавайся мне". Губы Акаши вздрагивают. — Не буду. Как только рука Акаши опускается, вся его поза меняется. Его взгляд обостряется, сужаясь и фокусируясь, в то время как он сгибает колени и почти что перевоплощается. Даже воздух вокруг него, казалось, искрит этим нервирующим ореолом невидимой угрозы. По шее и рукам Фурихаты бегут мурашки, когда он наблюдает за тем, как Акаши ведёт мяч в его сторону, и внезапно для Фурихаты становится предельно ясно, что он никогда, за всё то время, что занимался баскетболом, не играл против противника такого калибра. Если асы, против которых он играл в старшей школе и университете были зверьми, в таком случае Акаши был далеко за пределами этого определения, за пределами чего-то чудовищного, почти что как... ...божество. Фурихата с трепетом думал об этом, пока Акаши выполнял совершенно грациозный бросок из-под кольца; в то же самое время Фурихата сидел на своей заднице, куда приземлился после того, как Акаши изменил траекторию ведения мяча настолько быстро, что тот потерял равновесие. Третий раз подряд. — Пять-ноль в мою пользу, — озвучивает Акаши, в это время мяч проскальзывает внутрь кольца, не касаясь его краёв. Он предлагает Фурихате свою руку. — Ещё один раунд? Фурихата принимает предложение, чтобы подняться, стараясь не смотреть на свои пальцы слишком ошарашенно, как какой-нибудь безумный фанат, встретивший своего главного кумира. — К-Конечно. Игра Акаши не такая дикая, как у большинства асов в баскетбольных командах; на самом деле всё совсем наоборот. Он элегантен в своих действиях, техники высокого уровня выполняются настолько идеально, словно упражнения в тетрадке, и без капли лишней энергии. Он также быстр. Как будто бы всегда может предугадать, что Фурихата предпримет ещё до того, как сам Фурихата выполнит это. Было невероятно до этого наблюдать за игрой Акаши на поле, но играть против него, так близко, уже совсем другое дело. Фурихата даже не может злиться или чувствовать себя подавленным из-за того, что не добился хотя бы одного очка за чёрт знает сколько игр. Половину времени Фурихата был отвлечён, восхищаясь способностями Акаши. Не то, чтобы Фурихата не старается, он действительно выкладывается на полную. С Фурихаты пот течёт градом; с кончиков его волос падают капли, а майка влажная и прилипает к спине. Он задыхается, чего не было уже довольно долгое время, и убеждён в том, что перегрелся, но его кровь шумит от восторга, даже его лёгкие кричат и колени вот-вот откажут, и Фурихата по-прежнему хочет играть. — Е-Ещё один раунд! — Ты уверен? — с другой стороны Акаши едва ли запыхался, пот привлекательно блестел на его коже. — Хочешь сначала взять небольшой перерыв? — Ещё один раунд, и затем отдых. Фурихата заметил, что неконтролируемо улыбается. Совсем не важно, что он проигрывает. Слишком много прошло времени с тех пор, как он чувствовал себя настолько живым. Но существует лимит в его теле; в особенности, когда Фурихата слишком занят наблюдением за Акаши и не слишком озабочен тем, что он делает. Тогда-то Фурихата и падает — споткнувшись о камень, шнурки, собственную ногу, что-то — и Акаши, движущийся на полной скорости и не подозревающий об этом случайном падении, сталкивается с ним на ходу. — Уа...! Они падают на землю, Фурихата на спину вблизи Акаши, приземлившегося прямо на него. — Воу...А-Акаши-кун, ты в порядке? — Фурихата приподнимается на локтях, чтобы взглянуть на младшего. Лицо Акаши пустое, за исключением его глаз, что были слегка округлены. — Акаши-кун?... "О боже, что я наделал?", запаниковал Фурихата. "Он даже не моргает! Вот чёрт, чёрт, чёрт, он в состоянии шока или что? Или...или у него сотрясение мозга? Чёрт, я сломал Акаши Сейджуро, что мне делаааать..." — Всё...нормально, — наконец подаёт голос Акаши. — Ох, слава богу, — Фурихата выпускает наружу облегчённый выдох. — Ты напугал меня. — Я просто...— начинает Акаши, перенося вес тела на ладони и вертя головой в стороны с почти что озадаченным выражением на лице. —...заинтригован. — З-Заинтригован? — Это что-то новенькое. Определённо не та реакция, которую показал бы Фурихата в данной ситуации. — Почему? — Думаю, — Акаши озадаченно моргает. —...Я забыл, каково это — падать. Фурихата смотрит на него. Акаши смотрит в ответ. — Пфф... Затем Фурихата взрывается смехом, потому что это то, что сказал и мог сказать только Акаши Сейджуро. И это мило и смешно, что кто-то вроде него может быть сбит с толку произошедшим. Не говоря о выражении лица Акаши... Фурихата замирает и почти что давится смехом, потому что Акаши тоже смеётся. Не просто издаёт смешок или усмешку, а действительно смеётся; легко и открыто, с разрезами глаз, превратившимися в два привлекательных полумесяца. И, боже, разве это не самая прекрасная вещь, какую ему доводилось только видеть? Они рассыпаются в ряде смешков вместе, в то время как сердце Фурихаты пыталось выпрыгнуть из груди. Он пытается убедить себя в том, что это происходит из-за адреналина, выработавшегося во время игры, но достаточно одного взгляда на лицо Акаши, чтобы понять, что он не может отрицать привязанность к этому парню. И вот она снова, эта боль. Теперь уже знакомая, и у Фурихаты нет ни малейшего представления, как прогнать её прочь. Он даже не уверен, что хочет этого. Их смех утих и совершенно неожиданно для Фурихаты становится очевидным то, что Акаши практически лежит на нём; их ноги переплетены, а лица находятся на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Акаши, кажется, тоже это заметил, в связи с тем, что его лицо приобрело серьёзный вид и он посмотрел ему прямо в глаза. "Ты будешь моим, Коки". Эти слова прозвучали в голове Фурихаты и тот с трудом нашёл в себе силы, чтобы дышать. Воспоминания о вчерашнем поцелуе были такими яркими; вкус губ Акаши всё ещё сохранился на кончике языка Фурихаты. Акаши придвинулся поближе и Фурихата вздрогнул, почувствовав, как собственный пульс ускорился. — Ты выглядишь так, словно хочешь сбежать от меня, — шепчет Акаши. — И всё же не можешь отвести от меня взгляд. Я не могу, хочется ответить Фурихате. Глаза Акаши словно чёрные дыры для него — стоит попасть в их власть и пути к отступлению больше нет. Лицо Акаши приближается ещё ближе и дыхание Фурихаты сбивается. Его грудь стягивает от ожидания, пальцы рук потеют, а губы сохнут. Частично нервничая и частично неосознанно, Фурихата проводит по ним языком. Глаза Акаши опускаются прямо вниз, к его губам, всего лишь на какое-то мгновение, прежде чем снова встретиться взглядами с Фурихатой. Его красные зрачки потемнели от желания. Фурихата делает отчаянный вздох, осознавая свою ошибку. Движение его языка может быть воспринято, как приглашение, и Фурихата паникует, потому что это далеко за пределами того, что он планировал не делать с Акаши, и он знал, чёрт возьми, что так внезапно прийти с ним сюда было плохой идеей. Он запинается, пытаясь объяснить ситуацию. — Ано, т-только что, это не б-было...Я... — Я знаю, Коки, — ровно посмотрел на него Акаши. — Я не собираюсь целовать тебя. Фурихата замирает в потрясении. И не то, что бы ему сделали больно, скорее это ощущалось так, словно его сердце проткнули иглой и сдули, как воздушный шарик. Где-то здесь было и облегчение, но его трудно было заметить за другими, более непонятными, разрушающими эмоциями, чьё существование Фурихата не хотел признавать. Разочарование. Стыд. Неприятие. Я всегда знал, что он слишком хорош для меня. Да, эта мысль определённо жжётся. Акаши, должно быть, увидел выражение его лица, поэтому поспешил аккуратно добавить. — Это не потому, что я не хочу. Фурихата стремительно взглянул на него, снова оказавшись на американских горках из эмоций. — Я пообещал, что не трону Коки до тех пор, пока ты не согласишься стать моим, и я намерен сдержать своё обещание. Я делаю это только ради тебя, потому что тебе так нужно. Ты стойко отстаиваешь свои ценности и я уважаю это. Однако, если бы не это...— Палец Акаши пробежался по скуле Фурихаты, в то время как он тихо прошептал, —...я бы целовал тебя всё время. Каждый день. Фурихата покраснел до самых кончиков ушей. — Я не очень терпелив, — говорит Акаши, почти что небрежно, прежде чем ущипнуть его за щёку. — Так что поторопись и поскорее стань моим, Коки. "Чёрт, это мило. Очень мило. Он...Сей-кун идеален", — подумал Фурихата, его сердце растаяло от ностальгического ощущения подушечек пальцев Акаши на его щеке. На Фурихату обрушилось импульсивное, сильное, почти что жестокое желание взъерошить волосы Акаши и пропустить эти мягкие, красные локоны сквозь свои пальцы. Он тянется инстинктивно, прежде чем вовремя подловить себя на этом и остановить руку на пол пути. "Что я творю...?", — Фурихата притягивает к себе руку обратно в надежде, что Акаши ничего не заметил. Но прежде чем та окончательно добралась до его груди, Акаши схватился за его запястье. — Ты истекаешь кровью, — Акаши нахмурился. — Э? — Фурихата моргнул, прежде чем взглянуть на свою руку и заметить, что по его локтю действительно стекает кровь. — Ах! Должно быть я поцарапался, когда упал. Акаши выглядел очень недовольным, моментально вскочив на ноги. — Это моя ответственность. — Н-Ничего страшного, правда...подожди, Акаши-кун, куда ты идёшь? — Жди здесь, — приказывает Акаши, затем, когда Фурихата предпринимает попытку встать, он прирезает её на корню острым тоном голоса. — Нет, не двигайся. Я вернусь через минуту. Оставайся на месте. — Но это...просто царапина? — возразил Фурихата, но Акаши уже куда-то отошёл, оставив Фурихату сидеть на полу и пытаться не чувствовать себя собачкой, которой хозяин дал команду "место". Вероятно это многое говорит о Фурихате, как о человеке, так как он действительно послушался и остался там, где ему приказали оставаться. Но может ли кто-то обвинять его в этом, когда Акаши использует этот тон в разговоре? Ровно через минуту Акаши возвращается с мобильным телефоном в руке. Когда он замечает Фурихату, дожидающегося его на том же самом месте, где тот его и оставил, он приподнимает бровь, наполовину удивившись и наполовину развеселившись. — Ты действительно "остался на месте", да? Щёки Фурихаты потеплели. — Т-Ты сам сказал мне так сделать...! Если бы Акаши не был обеспокоен локтем Фурихаты, то вероятнее всего рассмеялся бы. Сейчас же уголки его губ лишь слегка изогнулись, когда он протянул тому свободную руку. — Ладно. Пойдём, Коки. Фурихата принимает его руку и поднимается. — Эм, куда мы идём? — Туда, где мы сможем позаботиться о твоей травме, — отвечает Акаши с серьёзным лицом. "Травма", говорит он. Но это действительно просто царапина? Фурихата не думает об этом, как о чём-то стоящем внимания, но у Акаши на это своё мнение, и Фурихата не сможет с ним как обычно поспорить, в особенности, когда тот выглядит настолько решительным. Поэтому он решает промолчать, даже когда они уходят с баскетбольного поля и перемещаются по улице. Они проходят два квартала, прежде чем Фурихата осознаёт, сердцем пропуская удар, что Акаши всё ещё держит его за руку. Фурихата решает промолчать и на этот раз.

***

Из всего Поколения Чудес, Аомине Дайки единственный, кого Акаши находит трудным в управлении. Он ас настолько же, насколько и Проблемный Ребёнок; определённо не первый, на кого выпадет выбор Акаши, когда ему выпадает шанс выбрать того, кого стоит посетить в Токио, пока есть остальные — вроде Мидоримы, Куроко или Момои. Просто случилось так, что в силу обстоятельств, он живёт ближе всех к баскетбольной площадке, которую выбрал для встречи с Фурихатой Акаши, и Акаши не хочет тратить лишние минуты, когда дело касается него. Во всём этом есть смысл, правда, потому что конечно Аомине вырос рядом с уличной баскетбольной площадкой. И это полезно, когда Акаши хочет получить доступ к аптечке как можно быстрее. Менее полезно, как бы то оно ни было, то, как Аомине продолжает пялиться на Фурихату, рассматривая его с ног до головы до тех пор, пока несчастный мужчина не начинает заикаться и запинаться на каждом втором слове. Очевидно, что Фурихата не очень ладит с устрашающими людьми, у которых принято за привычку пялиться. Акаши находит это очаровательным, но только тогда, когда это строго касается его одного и это он заставляет Фурихату сжиматься от страха. Делает ли это его садистом? Может быть. — Чувак, — говорит Аомине с широко распахнутыми глазами, когда Фурихата извиняется и отпрашивается в ванную комнату, чтобы смыть грязь с рук. — Да, Дайки? — Акаши почти что вздыхает. — Этот чувак? — Аомине выглядит изумлённым. — Когда Такао сказал, что ты приударил за кем-то, я подумал...— Честно говоря, первой мыслью Аомине, когда он услышал эту новость, была "чёрт, мне жаль эту бедолажку", но он умолчал об этом. — ...Я не думал, что это будет...ну, парень. Чел, с каких пор ты переметнулся на эту сторону? — С тех самых пор, как вы с Рётой резвитесь в постели, как кролики, — спокойно отвечает Акаши, сделав глоток чая. Ему удалось узнать некоторые вещи из недавнего разговора с Такао Казунари — потому что, вау, бойфренд Шинтаро действительно умеет разговаривать — включая эту золотую крупицу информации. Помешанный на сиськах Аомине Дайки. Кто бы мог подумать? То, как упала честь Аомине, принесло ему неимоверное удовольствие. — Что за чёрт...Я не...Кисе не... — Ой, Аоминеччи! У тебя снова закончился кондиционер, а я говорил тебе в прошлый раз, что он заканчивается, ты же знаешь, что я не люблю мыть свои волосы без...оох, привет, Акашиччи! Что ты здесь делаешь? — Почти что по зову, Кисе возникает во всей своей красе в коридоре, одетый лишь в тёмно-синее полотенце, слегка обвязанное вокруг его талии. Его волосы по-прежнему были мокрыми, а тело блестело от капелек воды, и в целом он выглядел так, словно вышел с какой-нибудь фотосессии для модного журнала. Несколько глубоких синяков, украшавших его шею и грудь, также не ушли от внимания Акаши. — Здравствуй, Рёта, — Акаши посмотрел на Аомине боковым зрением, приподняв бровь в немом вопросе. — Я не ожидал тебя здесь встретить. Аомине застонал, спрятав лицо в ладонях. — Твою мать, Кисе. — Хах? Что я сделал? — Кисе невинно склонил голову набок. К сожалению, это движение открыло обзор на ещё большее количество синяков и кровоподтёков на бледной коже. Акаши приподнял другую бровь. — Чёрт...просто...— Аомине кинул подушкой в Кисе. — Накинь на себя хоть что-то, чёрт возьми. Что за привычка у блондинов быть голыми в самых неподходящих местах? Наставница-американка Кагами и теперь ещё и Кисе. Даже если они очень горячи и их тела это то, что Аомине с радостью готов исследовать всеми своими руками и зубами, всё же это Япония. Кисе с лёгкостью ловит подушку, потягиваясь и беззаботно зевая. — Аоминеччи сегодня вредина, а? Аомине его придушит. Позже. Вероятнее всего, пока будет жестоко вдалбливать его в кровать, оставляя большие синяки на его бледной шее. К этому моменту Фурихата возвращается в гостиную. — Эм. Простите за беспокойство, но я не могу найти...— он резко останавливается при виде полуголого Кисе, стоящего в дверном проёме во всей его супермодельной красе. Фурихата сглатывает. —...полотенца. Твою мать, это Кисе Рёта. Никто не может прожить спокойную жизнь, одновременно проявляя интерес и к мужчинам, и к баскетболу, не имея хотя бы малейшего понятия, кто такой Кисе Рёта. Кисе, заметив реакцию новоприбывшего, плавно переходит в режим топ-модели и опирается на дверной проём своей идеально загорелой рукой. Он улыбается, затрепетав ресницами. (Едва заметные) поры Кисе практически сочились феромонами. — Ох, приветики. Я — Кисе Рёта. Должно быть ты пришёл сюда с Акашиччи? Фурихата был слишком поражён, чтобы иметь возможность ответить. Аомине возникает за фигурой Кисе, чтобы отвесить ему подзатыльник ровно в тот момент, когда Акаши успевает забрать едва функционирующего Фирухату подальше от этих двоих. — Хорош позировать, мы и так знаем, что ты секси, — причитает Аомине, отвешивая ещё один подзатыльник для профилактики беседы. — Ауууч, — Кисе обиженно надувает губы, — не понимаю о чём ты говоришь, Аоминеччи, ничего я не позировал. — Ага, конечно. — Коки, как твой локоть? — у Акаши есть более важные вещи для беспокойства, нежели его невыносимые бывшие члены команды. — Ах...— Фурихата выходит из ступора, когда Акаши его касается. — Всё хорошо, правда. Царапина неглубокая. Он приподнимает руку, чтобы Акаши её осмотрел. Действительно, царапина не глубока, но растянулась от локтевого отростка до начала запястья. Акаши кивает. — Нам не нужно её перевязывать, но я всё же хотел бы её продезинфицировать. — Хорошо, — с лёгкостью соглашается Фурихата. Это...удивляет Акаши. Учитывая то, насколько до этого упрямым был Фурихата по поводу всего, он предполагал, что спор коснётся и нынешнего момента. Иметь такого послушного, соглашающегося со всем Фурихату — как тогда, когда он из любознательности позволил Акаши держать его за руку всю дорогу до дома Аомине — было приятно. Это принесло гораздо больше удовлетворения, чем он мог предположить, и руки по его бокам сжимались и разжимались, желая притянуть Фурихату поближе и зарыться носом прямо в это гнездо из мягких, коричневых волос. —Акашиччи, разве ты не познакомишь нас? — сказал Кисе, толкнув рукой Аомине, что по-детски тыкал пальцем в его синяки. Вместо этого, Аомине попытался укусить его за руку, чем заслужил шлепок по плечу. — Ой. Никаких укусов. — Нет, пока ты полностью не оденешься и не предстанешь в порядочном виде, Рёта, — проворчал Акаши и обратился уже к Аомине. — И ты, Дайки, ведёшь себя неподобающе. По крайней мере, держи себя в руках перед гостями. Аомине закатил глаза. — Как скажешь, мам. Акаши прищуривается. — Ахх, здесь так внезапно стало холодно! Давай, Аоминеччи, помоги мне найти вещи, которые я смогу у тебя позаимствовать, — Кисе быстро обнимает его одной рукой и поторапливает к выходу из комнаты, прежде чем Акаши успеет убить их одним только взглядом. — Хах? Но ты же знаешь, где лежат все мои шмотки... — Шш! Аоминеччи! — шипит Кисе, ткнув в его бок локтём. Боже, Аомине иногда так тупит. Эти двое исчезают на лестнице, но звук, издаваемый ими, был по-прежнему слышен — стук, метания и визг Кисе, когда Аомине, предположительно, стягивает с него полотенце, оставив того с голой задницей. Затем следует череда ещё более громких, тяжёлых шагов; шумный смех Аомине и заразительное хихиканье Кисе, прозвеневшее в воздухе. Фурихата не смог ничего с собой поделать и издал смешок — Кисе и Аомине могут выглядеть примерно на его возраст, но они определённо были всё ещё молоды сердцем. Акаши вздыхает, покачивая головой, пока они двигались в сторону дивана. — Приношу свои извинения от имени моих бывших членов команды. — Ох, не стоит, — Фурихата улыбается. Весёлый огонёк плещется в его глазах. — Они называют тебя мамой? — Оказывается, Дайки считает, что я слишком властный и сварливый, когда даю ему указания, — обречённо объясняет Акаши, открывая аптечку. — Всё ради его собственного блага, стоит добавить. Вся моя команда должна быть мне благодарна. Дай мне руку. — Это немного мило, — ответил Фурихата, положив руку во власть запястья Акаши — и чувствует стыд, в очередной раз осознавая, как его действия напоминают собачье послушание. Он прочищает горло, стараясь скрыть это чувство. — А...есть отец команды? Губы Акаши кривятся на этот вопрос. — Шинтаро. — Хехххх. Это...ну, имеет смысл, но я думаю, что Мидорима-кун больше похож на "маму", Акаши-кун. Хмм, — Фурихата серьёзно над этим задумался. — Может быть дело в росте? Потому что Мидорима-кун намного выше...ау, ау, ау...! А-Акаши-кун, жжётся! Фурихата вздрагивает и вскрикивает, когда Акаши беспощадно прижимает вату со спиртом к его локтю. — Сиди смирно, Коки, — отчитывает его Акаши. Фурихата определённо уверен в том, что Акаши не дуется — потому что это смешно, конечно Акаши не может дуться — но у него не было объяснения лучше, чтобы объяснить это недовольное выражение на лице младшего. Это могло бы быть смешным, если бы Акаши не топил его царапины в концентрированном растворе спирта, который обжигал его кожу, как кислота. — Оу...— Фурихата взвывает, шипя, когда Акаши движет ватой по участку кожи. — М-мы можем уже остановится? — Ещё не готово. Я хочу убедиться в том, что здесь больше не останется никаких микробов. — Но царапина выглядит чистой... — Я убеждён, что тебе известно то, что микроорганизмы невозможно увидеть "невооружённым" взглядом, так что нет, "выглядеть чисто" меня не устраивает. Я предпринимаю все необходимые меры предосторожности. — Но...— Фурихата дёргается снова, когда спирт проникает в самую глубокую часть царапины. — ...! — У него непреднамеренно скопились слёзы в уголках глаз, — ...Акаши-кун, мне больно. Акаши замирает, когда слышит слабый голос Фурихаты. Взгляд его малиновых глаз перешёл от локтя к его лицу, и при виде заблестевших глаз Фурихаты, тот остановил свою руку. — Акаши-кун...? — Фурихата взглянул на него своими большими, круглыми карими глазами. Как щеночек. Он выглядит прямо как щеночек. Акаши тяжело вздыхает, опуская кружочек ваты. — Ты играешь нечестно, Коки. — Х-Хах? Акаши незамедлительно поднимается на ноги и закрывает аптечку, всё это время намеренно не поднимая взгляд в сторону Фурихаты. Потому что он не может видеть Фурихату, когда тот смотрит на него так. Словно умоляет его, и Акаши не может этого вынести. Это странно. Фурихата, с какой стороны ни взгляни, неприметный. В нём нет ничего запоминающегося — никаких экстраординарных черт лица, обычный от роста и до веса, с головы до пят. Он больше тощий, за исключением небольшого намёка на мышцы от своевременной игры в баскетбол тут и там. Единственные вещи, которые отличают его от среднестатистического японского мужчины — это волосы и глаза, что были естественно светлыми, цветом сдобно приправленного сливками латте. Но даже так, его зрачки были слишком маленькими, делая его глаза гораздо больше, чем они были на самом деле. И всё же Акаши Сейджуро, Принц Ракузан, Император баскетбольного поля, единственный наследник клана Акаши, находит трудным смотреть в эти большие глаза и в то же время не желать схватить Фурихату за воротник и исцеловать его до смерти; держать его настолько близко к своей груди, чтобы тот практически врос в неё; боготворить Фурихату до тех пор, пока он не сможет делать ничего, кроме как выстанывать имя Акаши. — Сей-кун... Акаши стискивает зубы, ущипнув себя за место между бровями и закрыв глаза, чтобы прогнать прочь из головы изображение раскрасневшегося и задыхающегося под ним Фурихаты с растрёпанными волосами. Фурихата поднимается на ноги, потянувшись к Акаши. — Акаши-кун, ты... — Нет. — прерывает его Акаши. Это выходит у него гораздо жёстче, нежели он планировал. Он тут же жалеет об этом, когда Фурихата отходит от него в сторону, убирая руку так быстро, словно бы тот боялся обжечься. — П-Прости, — Фурихата даже не смотрит в его сторону, взгляд карих глаз опущен прямо к полу, а рука была прижата к груди. Чёрт возьми. Акаши пропускает пальцы сквозь волосы, сделав шаг по направлению к Фурихате. — Коки, это не то... — Акашиччи, я всёёёё! Теперь ты можешь меня представить своему...ох, — Кисе, что с энтузиазмом спрыгивал по ступенькам на лестнице, останавливается на пол пути, когда замечает напряжение в комнате. — Э...мне зайти попозже? — Да, Рёта, — прошипел сквозь зубы Акаши. То, с какой скоростью Кисе отступил, было впечатляюще. — Ооокей, я пойду за Аомине и скажу ему... — А-Ано! — внезапно заговорил Фурихата, одновременно привлекая тем самым внимание обоих. — Э-Это...Кисе-кун, всё в порядке. Тебе не нужно никуда уходить. Я всё равно собирался уйти. Акаши нахмурился. — Ахх, ты уверен? — Кисе осторожно взглянул на Акаши. — Мы будем рады, если ты останешься. Ну, это квартира Аомине, но я не думаю, что он будет против. На самом деле Акашиччи слишком пугает его, чтобы тот смог сказать об этом что-то, кроме этого. — Да, я уверен, с-спасибо. И, пожалуйста, передай Аомине-кун мою благодарность, — Фурихата уже надевал обувь. Акаши оказался рядом с ним за секунду. Его голос низкий, когда он заговорил. — Ты уходишь? — Ах, д-да. Уже...поздно и завтра учебный день, мне нужно встать пораньше, и...и у детей намечается новая тема, к которой мне нужно подготовиться, так что, эм...— Фурихата не знал, почему придумывал так много оправданий. Вместо этого он решил сфокусироваться на шнуровке своих кроссовок, находя это занятие более простым, нежели раздумья о тени Акаши, угрожающе висящую над ним. — Я иду с тобой, — решает Акаши и тоже принимается обуваться. — Э-Эх? — Фурихата сглатывает, по-прежнему не поднимая взгляда. — Но...твои друзья... — Дайки и Рёта будут в полном порядке. Я провожу тебя до дома. — Но, эм, это действительно не обязательно... — Коки, — Акаши проводит внешней стороной ладони по руке Фурихаты. — Я хочу проводить тебя до дома. Фурихата прикусил губу. Было бы лучше, если бы он отказался. Фурихата знает это. Чем больше времени он проводит с Акаши, тем глубже погружается и тем труднее ему вернуться обратно. Фурихата знает, что он не должен был вообще выбираться куда-либо с Акаши; знает, как быстро и сильно влюбляется в него; знает, насколько опасно хотя бы то, что его взгляд уже везде следует за Акаши по комнате. Он знает. Именно поэтому ему не следует, определённо и без каких-либо раздумий, не следует... Палец Акаши касается внутренней выемки на пальце Фурихаты. Его голос переходит на мягкий шёпот. — Если ты мне позволишь. — ...х-хорошо. Слабый! Слишком слабый! Фурихата идиот; как оказывается, с ничтожным количеством самоконтроля, когда дело касается Акаши.

***

— Ты это видел, Аоминеччи? Как только дверь закрывается, Кисе поворачивается к Аомине, который наблюдал за Акаши и Фурихатой на лестнице всё это время. Кисе показывает на дверь с широко распахнутыми золотыми глазами. — Боже мой, Аоминеччи, ты видел? — Да-да, я видел, — Аомине зевнул, подтянувшись к Кисе, чтобы приобнять его за талию. — Чувак, Акаши у него под каблуком. И этот парень так нормально выглядит. Странно. — Грубо, Аоминеччи. И разве всё как раз-таки не наоборот? — Кисе склоняет голову набок, хихикая, когда Аомине зарывается лицом в основание его шеи. — Щекотно. Аомине ухмыляется и щипает его за бедро. — Каким образом "всё наоборот"? Ты не заметил, что Акаши попросил у него разрешения? Сраный Акаши. Просит разрешения проводить какого-то дурацкого парня до дома. Пш, да ладно тебе. Кисе игриво хлопает его по руке. — Но этот сенсей-парень так быстро сдался...бум! Когда Акаши едва ли его коснулся, не? Кажется, что он сделает всё ради Акаши, разве нет? — Он определённо не будет в него ничего засовывать, это точно, — Аомине хмыкнул. — Эй, как думаешь, через сколько они потрахаются? — Аоминеччи! — Кисе с возмущением ахнул. — Не делай вид, что не думал об этом, — Аомине пожал плечами. — Хмфп, — это может быть и было правдой, но Кисе не собирался признаваться в этом. Поддерживает образ и всё такое. — Разве Мидоримаччи не говорил, что Акашиччи будет воздерживаться до тех пор, пока сенсей-сан не разрешит ему? Типа никаких поцелуев и прочего. — Что...серьёзно? — Аомине приподнимает брови. — Чёрт, это жестоко. Это...что за хрень, никогда бы не подумал, что скажу это, но мне жаль Акаши. Кисе тыкает Аомине в рёбра, поддразнивая. — Конечно же ты это скажешь. Аомине лишь скалится, перехватывая его руку. — Как будто ты не любишь меня за это. Кисе закатывает глаза. — Как скажешь, Аоминеччи. Это может быть и было правдой, но Кисе не собирался признаваться в этом. Поддерживает образ и всё такое.

***

Акаши не произнёс ни слова с тех пор, как они ушли из квартиры Аомине. Что в обычной ситуации было бы нормальным; Фурихате даже больше нравится, когда они погружаются в тишину без какого-либо неловкого чувства, что нужно продолжать вести разговор. Уютная тишина всегда хорошо — восхитительно даже, и её сложно найти с другими людьми. Но эта — эта тишина, где Акаши шагает нога в ногу рядом с ним, но даже не смотрит в его сторону — эта тишина терроризирует. Фурихата даже не знает, что сделал не так. Он должен был где-то провиниться. Зная его, возможности для этого бесконечны. Сделал ли он что-то, что могло оскорбить Акаши? Или, что ещё хуже, расстроить его? Или, может быть, Акаши наконец-то понял, что всё это не стоит того; что Фурихата не стоит того времени и усилий и что есть куда более подходящие варианты, из которых он может выбрать, так что почему он вообще должен возиться с Фурихатой, который настолько...настолько Фурихата. Неуклюжий. Неэлегантный. Самый что не на есть обычный, тусклый, если уж быть совсем честным перед самим собой. Это даже не имеет смысла...Фурихате не было понятно, почему Акаши вообще, хоть на капельку, может быть заинтересован в нём. Именно тогда, когда Фурихата с глубиной погрузился в рассуждения о своей незначимости, Акаши остановился. — Ох...— Фурихата настолько потерялся в мыслях, что заметил отсутствие Акаши рядом с ним лишь через семь шагов. Он повернулся. — ...Акаши-кун? — Ты сердишься на меня, Коки? — серьёзно спрашивает Акаши, смотря на него с невероятной интенсивностью в глазах. — Х-Хах??? — Фурихата указывает на себя и чуть не взвизгивает. — Я? Акаши лишь смотрит на него, разыскивая что-то в его лице. — Но...— Но я думал это ты на меня сердишься. Фурихата выглядел растерянным. — С чего бы мне...что заставляет тебя так думать? — Ты не сказал ни слова с тех пор, как мы отправились в путь. — Э? — И это всё? Неужели он разволновался напрасно? — Но Акаши-кун также молчал. — И ты так торопился, чтобы уйти, — от меня. Слова "уйти от меня", так и не озвученные, остались висеть на устах Акаши, но он вовремя остановился; внутри него всё ещё присутствовала эта не до конца затянувшаяся рана. — Э-Это потому, что я навязывался твоим друзьям своим присутствием, а я их даже не знаю. — Но я...— Акаши нахмурился, красные бровки собрались вместе прямо как в детстве. — Я поцарапал твою руку. — Я упал! Это только моя вина — случается слишком часто, правда. — Фурихата трясёт головой. — На самом деле это я заставил тебя упасть, Акаши-кун. И ты...ну, могу предположить, никогда не делаешь этого. — Нет, не делаю, — соглашается Акаши и затем вспоминает. — С тех самых пор, как ты поднял меня на руки, когда я расцарапал колено. — Я поднял...хах? Но это было...тебе тогда было три! — вытаращился на него Фурихата. — На самом деле, мне тогда было семь. — Я знаю! Я просто, эм, утрировал. — Вау, это определённо не было в числе тех слов, которые Фурихата использовал до того, как Акаши и его значительный словарный запас не были представлены ему в жизни вновь. Акаши кивает. — Тогда ты впервые поднял меня на руки. — Тебе не нравилось, когда так делали, — Фурихате пришлось улыбнуться при воспоминании о том, как Акаши тогда пропищал, словно попугайчик — возмущённый и смущённый, но всё ещё очень и очень очаровательный. — Не тогда, когда соглашался на это. Всё было в порядке, когда ты нёс меня домой после фестиваля фейерверков. — Но тогда ты спал. — Ах, — губы Акаши изогнулись в улыбке. — Разве? — Ты...погоди, что...ты хочешь сказать, что не спал тогда? — Фурихата повернулся, чтобы взглянуть на него. Коварная улыбка на лице Акаши была красноречивее любых слов. — Хочешь сказать, что ты не спал всё время и всё равно заставил меня тащить себя всю дорогу домой? — Я был сонный, — беззаботно ответил Акаши. Фурихата распознал в себе очень странное, запоздалое ощущение предательства. — Больше похоже на то, что Акаши-куну просто нравилось дурачить меня. — Как можно обвинить ребёнка в таких ужасных вещах? — Ох, нет уж, Акаши-кун, тебе больше не удастся меня обмануть, — Фурихата фыркнул. — Тогда тебе было девять! Ты был довольно тяжёлым, знаешь ли! — Как грубо, Коки, — отвечает Акаши, но на его лице играла улыбка. — Не так грубо, как обманывать других и заставлять их тащить тебя домой на руках! — почти что кричит Фурихата. Он не злится...ему скорее весело, правда, потому что только сейчас, спустя десять лет, он обнаруживает ещё одну уловку, придуманную Акаши. Акаши поворачивается к нему с приподнятыми бровями. — Если хочешь, я могу нести тебя всю дорогу домой, чтобы расплатиться за ту шалость. — Как это...я не хочу...это не так работает! — на этот раз Фурихата рассмеялся. Акаши с нежностью смотрел на него. Прежде чем он успел осознать это, его рука потянулась к Фурихате, чтобы коснуться этих мягких щёк, которые он так хорошо знал... — Ах, мой дом прямо за этим...— Фурихата поворачивается в нужный момент, чтобы заметить руку Акаши, остановившуюся на пол пути к нему. Он сглатывает. Слова умерли на кончике его языка. — Прямо за этим углом? — Акаши сгибает пальцы, меняя их в указательное положение на то место, куда они направлялись. — А-Ага, — голос Фурихаты лишь слегка дрожит. Затем они добираются до дома Фурихаты и Акаши провожает его прямо до входной двери. — Ано...спасибо, что проводил меня до дома, Акаши-кун, — Фурихата склонился в небольшом поклоне. — Тебе не нужно было этого делать. — Я хотел, — ответил Акаши, после чего добавил тихим голосом, — я думал, что рассердил или расстроил тебя, когда ты сказал, что уходишь, и мне...мне действительно было тошно из-за этого. — Я...— Фурихата сглатывает. — Ну, я не злился, так что всё в порядке. Акаши ухмыльнулся. — Даже если я действительно заставил тебя носить меня на себе несколько лет тому назад? Фурихата рассмеялся, покачав головой. В такие моменты Акаши напоминает ему, почему с самого начала Фурихата так сильно был тронут красноволосым мальчиком со слишком большими малиновыми глазами. Акаши очаровательный. Одно лишь нахождение рядом с ним заставляет Фурихату чувствовать эти мягкость и теплоту внутри груди. — Я никогда не злился на тебя, Акаши-кун. Не уверен, что вообще когда-нибудь смогу это сделать, — прошептал Фурихата из-за внезапного порыва к искренности. Акаши вытаращился на него. Ох, нет. Это уже слишком. Я сказал слишком многое...Фурихата прикусил нижнюю губу. Взгляд Акаши мягкий, а зрачки расширены. Словно зачарованный, он вновь протягивает руку в сторону Фурихаты... Фурихата неосознанно задерживает дыхание. ...но Акаши снова останавливает себя до того, как его пальцы смогли бы коснуться кожи Фурихаты. Его рука неохотно вернулась на прежнее место. Мимо них проносится порыв ветра и Фурихата покрывается мурашками, не уверенный в том была ли причина внешней или же внутренней. — Тебе следует зайти внутрь, — натянуто произносит Акаши. — В-Верно, — Фурихата секунду возится с ключами, прежде чем у него получается открыть дверь. Он оставляет её наполовину открытой и поворачивается, чтобы взглянуть на Акаши. Его рука всё ещё покоилась на дверной ручке. — Как...как ты доберёшься до дома? — Я возвращаюсь на неделю в Ракузан, поэтому мой шофёр отвезёт меня на станцию, — Акаши смотрел на него очень пристально. — Ракузан...это же Киото, верно? — Фурихата уже знал, что Ракузан находится в Киото, но не знал, почему спрашивает об этом Акаши, но он просто...не хочет заходить внутрь. Не сейчас. — Да, верно, — говорит Акаши, его практически немигающий взгляд застыл на Фурихате. Они медлят, не в силах отвести взгляд друг от друга: Фурихата, зависший напротив полуоткрытой двери, и Акаши, также его не покидающий. Медлят, медлят, медлят. Это было бы так просто — пригласить его зайти внутрь, думает Фурихата, сильнее сжимая дверную ручку. Ещё проще было бы его поцеловать. Он запихивает эти мысли куда подальше, запечатывая их на замок в самом дальнем углу своего разума. Фурихата прочищает горло. — П-Пожалуйста, будь аккуратнее на обратном пути до дома, Акаши-кун. Акаши зажато кивает. — Я позвоню тебе, Коки. Пожалуйста. Я буду рад. Очень. Фурихата лишь быстро кивает в ответ, не доверяя себе в словесности. Он слабо машет рукой Акаши и, это стоит ему больших усилий, наконец-то разворачивается в противоположную сторону, заходит внутрь квартиры и закрывает за собой дверь. Как только замок закрывается, Фурихата мгновенно сползает на пол. Это было...близко. Он тяжело вздыхает, близко прижимая к своей груди колени и обнимая их. Его пальцы пульсировали, а горящее лицо было спрятано в коленях. Затаившееся дыхание и опустошённость были ответом на его болезненную необходимость и жажду прикосновения от Акаши.