Промежуточная глава
Тино Четыре года назад Господин Оксеншерна, во всех смыслах, был рождён для идеальной жизни. Двадцать лет позади и многообещающее будущее мебельной фирмы его семьи позволяли ему быть уверенным в том, что у него есть своё место. Отсутствие внешнего выражения эмоций и мрачный вид заставляли его выглядеть угрожающе, но у него было доброе сердце, спрятанное глубоко внутри. По крайней мере, Тино так думал. Небрежно одетый мужчина перед ним, со скрытой паникой в глазах и ребёнком на руках значительно от этого образа отличался. – Пожалуйста. За ним нужно присмотреть всего несколько часов, – Тино переводил взгляд со своего работодателя на ребёнка, тяжело проглатывая ком в горле. Ему было восемнадцать, когда он начал работать, всё ещё живя со своей матерью и человеком, который лил слёзы над старыми выпусками «Муми-Троллей». Он не был готов к неожиданной необходимости присматривать за ребёнком. Голос шведа вернул его к реальности из его внутреннего шока, и Тино нерешительно поднял на него взгляд. – Я бы не стал просить, если бы не обстоятельства. У меня назначена встреча, а сиделка отказалась от работы в последний момент. Я не мог найти кого-то другого. Это всего на несколько часов, и я всё оплачу. – Вам не обязательно платить мне за это, – проговорил Тино медленно, вглядываясь в ребёнка, которого Оксеншерна нервно раскачивал. Маленький светловолосый мальчик выглядел бы мило, если бы не рыдал с таким надрывом. Чувствуя симпатию к обоим – к мальчику, и к его предполагаемому родителю, Тино протянул руки с некоторой неохотой. – Я возьму его. Как его зовут? С очевидным, но тут же исчезнувшим облегчением, Оксеншерна осторожно передал ему ребёнка. – Питер. Он мой сын, ему восемь месяцев. У него были колики последние несколько дней, но сейчас уже лучше. У меня здесь все его вещи, – он поставил на стол полную до верха детскую переноску, отступая назад и запуская руку в волосы. – Спасибо, Тино. Буду должен, – он переключил внимание с Тино на ребёнка, улыбаясь ему. – Эй, к чему были все эти слёзы? Я ведь не напугал тебя? – Питер моргал, уставившись на Тино с нескрываемым любопытством, когда тот ободряюще ему улыбался. Он и представить не мог, что Оксеншерна состоял с кем-то в отношениях, да ещё и имел ребёнка. Это могла бы быть интрижка со старшей школы, тогда бы это объяснило отсутствие кольца на его пальце. – Меня зовут Тино, и поверь, я и предположить не мог, что буду сидеть с тобой, когда проснулся этим утром. Будет действительно здорово, если ты будешь меня слушаться, потому что я не думаю, что твой отец освободит меня от всех обязанностей, – он с улыбкой посмотрел на Бервальда. – Вы можете оставить их. Всё будет отлично, господин Оксеншерна. – Я вернусь через несколько часов. Спасибо, Тино. – В последний раз взглянув на них облегчённо и проведя рукой по голове Питера, мужчина поспешил уйти, оставляя Тино одного с ребёнком. Буквально. Он вздохнул, перемещая Питера к левому плечу и удерживая одной рукой, так что другая была свободна, и он мог взять ручку и продолжить работу. Малыш схватил его пальцы, обхватывая маленькими ручками, и финн не мог не улыбнуться. Он был очень добр – в этом была его проблема- но обычно его доброта заканчивалась на том, чтобы подобрать с улицы странного щенка, а не бесплатно присматривать за ребёнком своего босса. Он надеялся, что всё пройдёт гладко, и когда господин Оксеншерна придёт забрать своего сына, всё будет в порядке. Всё прошло не так идеально, как он рассчитывал, но когда Оксеншерна вернулся, Питер был сыт и тихо спал. Он бы не показал этого, но он видел, какое облегчение испытал мужчина, не застав никакой катастрофы. – Как он вёл себя? – прошло некоторое время, прежде, чем финн смог понять услышанное из-за сильного акцента, но он улыбнулся в ответ. Почему-то видеть его, держащего сына с такой заботой, было достаточно, чтобы сказать, что он был хорошим человеком, даже если старательно пытался это скрыть. – Он замечательный мальчик. Он не доставил никаких проблем, правда, – его босс кивнул при этих словах, и Тино понял, насколько заметно его собственное чувство облегчения. Всё прошло относительно хорошо, несмотря на то, что единственным существом, за которым он присматривал до этого момента, была Ханатамаго. – Ты сможешь присмотреть за ним ещё раз? – слова шведа шокировали погружённого в себя Тино, и он безмолвно уставился на него. Оксеншерна пожал плечами, держа при этом в руках спящего ребёнка. – Было бы лучше, если бы с ним оставался кто-то, кого я знаю. Не во время рабочего дня. Я бываю занят до самой ночи, и я единственный, кто у него есть. Тино не сказал бы, что хорошо его знает. Иногда они оказывались в одном лифте в неуютной тишине, иногда покупали кофе в одно и то же время, иногда обменивались парой фраз. Но, видимо, у его босса сложилось впечатление, что они близко знакомы. Что ж , он дал ему работу. Несмотря на это, Тино был до глубины души тронут его полными надежды словами. Он – всё, что есть у Питера? Подумав, об этом, он робко спросил: -Мать Питера не может за ним присмотреть? – он знал, что, возможно, не стоило об этом спрашивать, и его страхи подтвердились, когда Оксеншерна сжал губы, коротко кивая головой. – Мы не вместе. Она бы сделала всё, чтобы переложить всю ответственность за него на меня, если бы он остался с ней. Она отказалась от него сразу после рождения, и мы не виделись с тех пор. – Мне очень жаль, – лицо Тино тронула искренняя жалость, но он не жалел больше о том, что задал этот вопрос. Бедный Питер, без матери, что была бы рядом, и бедный его отец, вынужденный воспитывать сына в одиночку; парень с грустью вздохнул. – Конечно. Конечно, я присмотрю за ним. Как часто это будет нужно? – господин Оксеншерна не отреагировал на его согласие, но Тино представил, что тот, должно быть плачет от счастья глубоко внутри. Наверное. – Несколько ночей в неделю, у меня дома. Днём он в яслях, но мне приходится нанимать сиделку на ночь. Всё нормально? – Отлично, господин Оксеншерна, – он всегда мог заработать немного дополнительных денег таким способом. И, конечно, он был тронут историей шведа и его бывшей девушки. Ему пора перестать быть таким неравнодушным – но это не такая уж плохая черта– – Спасибо, Тино. Я позвоню, когда мне будет нужна помощь, – кивнув в последний раз, Оксеншерна поднял сумку с детскими вещами и направился к двери. – Ах, да. Зови меня Бервальд. Тино моргнул и нерешительно улыбнулся, когда тот ушёл с сумкой и портфелем в одной руке и ребёнком в другой. Финн вздохнул, откинувшись к спинке кресла, а потом хлопнувшись лбом о широкую столешницу. Чем он думал, соглашаясь следить за сыном своего босса? Ты превращаешься в сумасшедшего благодетеля, сказал он себе строго. Что ж. Он надеялся, что будет не так уж плохо, даже если госп- Бервальд и предложил ему работу так неожиданно. Но несчастный, казалось, был в отчаянии, такой молодой и с маленьким ребёнком на руках. Как он мог отказать, даже если это и было весьма поспешным решением, а Бервальд казался довольно жутким? …молодые, успешные мужчины с маленькими детьми ведь обычно не оказываются серийными убийцами, которые заманивают жертв к себе в дом, ведь нет? Тино молился за собственную безопасность этой ночью.***
К счастью, Бервальд оказался совершенно невинным человеком, единственной целью которого было присматривать за своим сыном. Тино находил очаровательным, что, несмотря на все свои странности, швед обожал Питера, и это было взаимно. Питер был милым ребёнком, хотя порой его было сложно успокоить, и, кажется, сразу же привязался к Тино. Ночи, что он проводил в качестве сиделки, три или четыре раза в неделю, обычно заканчивались тем, что они оба спали – Питер, прижавшись к его груди, а Тино – отключившись во время чтения мальчику на ночь. Вскоре Тино заметил, что по пятницам, Бервальд не будил его, а позволял спать всю ночь в его доме, даже укрывая одеялом. В первые несколько раз финн испытывал ужасное смущение, – кто засыпает, присматривая за ребёнком своего босса?–однако, постепенно он принял то, насколько у того доброе сердце. Но он всё равно заливался краской, просыпаясь в субботу, чтобы получить свежий кофе, приготовленный Бервальдом. Однако, это было приятно, а Питер был в восторге от возможности проводить время с ними обоими. В первый раз, когда Бервальд предложил ему остаться на ужин, Тино был крайне взволнован и хотел от предложения отказаться. Ужинать с боссом – это слишком, или он просто подходил к этому чересчур серьёзно? В любом случае, он быстро передумал, когда почувствовал запах готовой рыбы, доносившийся с кухни. Вскоре оставаться на ужин стало для него чем-то обыденным, хотя Бервальд всегда лишь молчал, когда Тино предлагал взять готовку на себя. Действительно, финн всегда готовил что-то странное, хотя и вкусное, что бы он ни говорил. Казалось, Бервальд был не против проводить время, отмывая плиту после. Оказалось, у него гораздо более мягкий характер, чем Тино предполагал. Он не был разговорчив и редко выражал свои эмоции, но всегда улыбался, играя с Питером. Однажды он даже рассмеялся, когда Питер рассказывал какую-то историю после насыщенного дня в детском саду на одном из таким ужинов – его сын стал очень болтливым, когда наконец начал осваивать речь в одиннадцать месяцев. Его первым словом было «Папа», и Тино мог поклясться, что ещё никогда не видел Бервальда таким счастливым, как в тот момент. – Иногда люди пугаются, – сказал он однажды, склоняясь над кроватью Питера, чтобы с заботой провести рукой по его щеке, когда Тино стоял, опираясь о дверной проём и с трепетом наблюдая за ним, – Думают, это странно, что я обычно не реагирую на то, что происходит вокруг. Они думают, что со мной что-то не так, как если бы я совсем не был способен испытывать эмоции, – он был прерван Тино, который подошёл к нему, сжав его плечо и касаясь его руки, заставляя посмотреть на себя. – С тобой всё в порядке, – голос Тино был тихим, он смотрел Бервальду прямо в глаза. – Просто некоторые люди этого не понимают. Тебе не обязательно физически выражать эмоции, чтобы показать, что ты чувствуешь. Ты замечательный отец для Питера, и кто угодно может это увидеть. Ты замечательный друг для меня. Ты хороший человек, Бервальд, не позволяй никому убедить тебя в обратном. Эти слова, сказанные со всей искренностью, заставили Бервальда изучать взглядом его лицо, очаровывая уверенностью, которая читалась во всех его чертах. Тогда уголки его губ поднялись в маленькой улыбке, и он склонил голову. Тино понимал его достаточно хорошо, чтобы увидеть, что он благодарен, и он улыбнулся в ответ. Вскоре они оба были шокированы – а Тино ещё и возмущён – новым знаком внимания со стороны Питера, который он не прекращал использовать, сколько бы Тино его ни умолял. – Я не твоя мама, Питер. Прошу, прекрати называть меня так, – в то время, как Бервальд позволял ему так говорить, объясняя это тем, что его сын перестанет, если не обращать внимания, Тино решил прибегнуть к «взятке». Питеру было уже около двух лет, и несмотря на большую коробку лакрицы и других сладостей, принесённых его сиделкой, совершенно не хотел прекращать использовать это прозвище. Тино любил мальчика, но его терпение прошло через сложное испытание, когда Питер от сладостей отказался. – Но если не ты – моя мама, – упорно твердил Питер, скрестив на груди руки в жесте, так очаровательно напоминающем его отца, – тогда кто? – тогда Тино был готов расплакаться над этим лишённым матери мальчиком, а позже неохотно смирился с прозвищем. Он был одним из двух близких для него взрослых людей, в то время, как другой приходился ему отцом, так что это придавало его словам некоторый смысл. В любом случае, Тино задавался вопросом, какой логикой руководствовался мальчик, приписывая ему, мужчине, такую традиционно женскую роль. Он надеялся, что это не было направлено на то, чтобы оскорбить его, ведь Питер был ещё очень мал. Возможно, это было чем-то, из чего он вырастет, но по какой-то причине Тино сомневался в этом. Бервальда, казалось, только забавляла вся ситуация, и Тино подозревал, что он даже поощрял Питера в этом, пока его не было рядом. Прошёл уже месяц с тех пор, как Бервальд в первый раз пригласил его на ужин. Питер постоянно улыбался и хихикал и не желал отвечать на любопытные вопросы Тино о том, что его так развеселило, так что он должен был догадаться, что случится что-то подобное. Мужчина пожимал плечами, не зная, что сказать, а его акцент становился ещё более непонятным из-за нахлынувших эмоций и смущения, пока Тино не подошёл и не взял его за руку, улыбаясь. Он хотел достать до его плеча, но забыл, что собирался сделать, когда встретился со взглядом голубых глаз. – Да, я был бы рад пойти с тобой на свидание, Бервальд. Спасибо,– он пытался не рассмеяться, видя, как облегчение и радость смешиваются в его глазах, когда тот сжал его руку в своей собственной. Они пошли на ужин этой ночью, и, к удивлению Тино, Бервальд поцеловал его в конце. Его губы оказались удивительно мягкими, а прикосновения дрожащих пальцев к лицу Тино – ещё мягче. Ему пришлось наклониться вперёд, в то время, как Тино балансировал на кончиках пальцев, чтобы достать друг до друга, но он не о чём не жалел. Этой же ночью Тино лежал в кровати у себя дома, обнимая подушку и изо всех сил пытаясь перестать улыбаться, из-за чего его лицо едва ли не трескалось. Вскоре это превратилось в своеобразную рутину. Обычно Питер присоединялся к их «свиданиям», а через какое-то время и Ханатамаго тоже. Они не могли больше ничего сделать с маленьким ребёнком и щенком, но никто не жаловался, когда они по привычке заканчивали прогулку в парке, со скамейки наблюдая за тем, как Питер пытается дрессировать Ханатамаго. Обычно их общение заключалось в том, что Тино говорил, а Бервальд молчаливо слушал его, но это было прекрасно по-своему. Когда они начали встречаться, Тино устроился на новую работу на ресепшене в местной сауне. Зарплата была не такой высокой, но новый распорядок дня позволял ему приглядывать за Питером, а ещё теперь ему не приходилось чувствовать себя неловко, из-за отношений со своим боссом. – Я буду скучать, – сказал Бервальд однажды ночью, когда они лежали рядом. Он скользил рукой от талии до бедра Тино, но тот ёрзал, избегая этих прикосновений. Это не значило, что ему была неприятна такая ласка со стороны Бервальда – он стыдился самого себя, с этой женственной талией и полными бёдрами, от которых хотел избавиться. – Ты всё ещё будешь видеть меня здесь, глупый. Мы всё равно редко пересекались на работе. – Он отодвинулся ещё на несколько сантиметров от Бервальда. Тот приподнялся, подпирая голову ладонью и обескуражено наблюдая за его действиями. На нём не было очков, так что, возможно, он просто пытался разглядеть Тино со своим плохим зрением, но он казался возмущённым тем, насколько финн близок к тому, чтобы свалиться с края кровати. – Что случилось? Тебе нужно больше места? – Нет, просто… – Тино залился краской, раздражённый самим собой, пока Бервальд терпеливо ждал ответа, – …Я набрал несколько лишних килограммов. Кажется, пора завязывать с лакрицей, мороженым и всем остальным. – Его щёки стыдливо горели, но он был прерван, когда Бервальд притянул его к себе в глубоком поцелуе, одной рукой держа его лицо, а другой скользя вдоль его торса. – Ты прекрасен, – тихо сказал он, когда они отстранились друг от друга, тяжело вдыхая новые порции воздуха. – Не волнуйся о таких вещах. Ты прекрасен для меня. – Тино моргал, ошеломлённый этими словами, и лицо Бервальда озарила улыбка. Он прижался к груди шведа в объятии, когда тот провёл рукой по его волосам. Тино и представить не мог, что однажды будет встречаться с мужчиной, или хотя бы влюбится в кого-то. Но что он мог поделать? Бервальд Оксеншерна был внешне хладнокровен, но внутри оказался самым любящим человеком из всех, что он знал. Что бы тот не говорил, это именно Тино повезло его встретить.