Колибри

      – Я ещё никогда не делал этого для кого-то другого, – Матиас закусил губу и нахмурил брови, пытаясь захватить иглу. – Я не хочу, чтобы что-то пошло не так…       – Просто сделай это быстрее, становится больно, – Лукас потирал руку, глядя на датчанина, и его терпение иссякало с каждой секундой, – Мне казалось, у тебя были проблемы, даже когда ты делал это для себя. Просто вытащи это уже.       – Я уже говорил тебе, что не могу, – сказал Матиас строго, хмурясь на норвежца, – Это опасно. Я не хочу, чтобы ты залил кровью весь пол, это было бы хреново. Я не хотел отсоединять тебя от системы, так что теперь не жалуйся, что я делаю это слишком медленно. Тише едешь – дальше будешь…– с намеренной осторожностью он вытащил иглу, улыбаясь, когда трубка, наконец, была удалена с руки Лукаса, – Вуаля. Не так уж плохо, да? Я становлюсь всё быстрее с каждым разом.       –Мне всё равно показалось, что прошла целая вечность. Я просто хочу двигаться, хоть раз, я устал быть прикованным к своей койке. – Несмотря на болезненные стоны, Лукас вытащил ноги из-под одеяла, касаясь ступнями холодного пола. Он не поднимался с постели, бог знает, как долго, и теперь дрожь в ногах заставила его бороться с собой, чтобы уверенно стоять. Матиас взял его под руку, и после непродолжительных попыток сопротивляться, Лукас позволил ему довести себя до соседней койки. Норвежец обессиленно свалился на неё, зарываясь лицом в подушку, и Матиас улыбнулся, садясь рядом с ним.       – Ты в последнее время в хорошем настроении. Это лекарства, наконец, на тебя так подействовали?       – Не знаю. Доктор придёт увидеть меня позже. Поговорить о моём лечении, состоянии или вроде того, – пробормотал Лукас и перевернулся на спину, чтобы видеть Матиаса, всё ещё сжимая в руках подушку, – Возможно, это будут не самые лучшие новости. Я правда не знаю.       – А как твоё сердце? Что-то должно было поменяться, – Матиас опустился рядом с ним, ложась напротив и переплетая их пальцы. Лукас просто моргнул, бесстрастно пожимая плечами.       – Всё так же. Ни лучше, ни хуже, правда. Всё такое же быстрое, – его голос звучал привычно монотонно, и Матиас со вздохом закатил глаза, – Может быть, доктор собирается мне сказать, что операция не сработала, и я умру, превратившись в несчастную тень самого себя.       – Ты всегда такое жизнерадостное солнышко, да? Перестань волноваться, всё будет хорошо. Ты говоришь, как Тино – он тоже всегда так волнуется, но он бы ещё и расплакался. Ты более спокойный, – сказал Матиас уверенно,. – Могу поспорить, тебя выпишут раньше, чем меня. Кажется, только тогда я и начну своё лечение.       – Такое часто случается? – в голосе Лукаса звучал интерес, и Матиас пожал плечами, притягивая руку норвежца к своему лицу и оставляя поцелуи на костяшках его пальцев.       – Зависит от обстоятельств. У меня было три разных операции на клапанах в течение двух недель, когда мне было восемь. А потом я за три дня прошёл курсы нескольких разных лекарств. И я был подсоединён к питательной трубке всё это время. Я не знаю, что тогда происходило, но если верить Бервальду, у меня была детская истерика из-за больничной еды. Врачи решили, что присоединить ко мне трубку будет проще, чем заставить меня есть, – его улыбка была широкой, и в ней было ни тени стыда или вины, и вообще, он казался едва ли не гордым этой историей. – Может, они просто знали, что еда мерзкая.       – В это не так уж сложно поверить. Кажется, ты был очень вредным ребёнком, –сказал норвежец с укором, но слегка улыбнулся образу, нарисованному его воображением. – Когда доктор придёт, он, наверное, скажет, что мне придётся использовать такую трубку. Я не совсем в состоянии принимать пищу в последнее время. Однажды среди ночи датчанин едва ли не свалился с кровати от его рвотных позывов. Лукас весь день был непривычно дружелюбным к нему, но вид рвоты, стекающей по его лицу, заставил парня молчаливо нажать на кнопку вызова медсестёр, вместо того, чтобы помочь ему умыться. Лукас не держал на него обиды за это.       – Это довольно мерзко, но…– Матиас замолчал на мгновение, казалось, подбирая слова, прежде, чем заговорить. – Может, это и к лучшему. Ты в последнее время выглядишь ещё более тощим, – в доказательство он скользнул рукой под его футболку и успел пройтись ладонью по выпирающим рёбрам, прежде чем Лукас схватил его запястье.       – Да, я знаю. Тебе незачем напоминать мне об этом. - проворчал он раздражённо, но обхватил руку Матиаса крепче, – Я худой от природы. Я не потерял столько веса, сколько ты думаешь.       – Серьёзно, Нильсен. В следующий раз, когда Тино принесёт лакрицу, я попрошу его сделать и тебе тоже.       Они начали свои странные отношения после трагического визита матери Лукаса. Норвежец задавался вопросом, насколько успешным может быть что-то подобное – как они могли нормально встречаться, находясь в больнице? – но не находил ответа. Было что-то раздражающее в том, чтобы находиться рядом с Матиасом круглые сутки, потому что он не замолкал ни на секунду, и его рот был, как мотор. Но он отлично целовался.       – Эй, хочешь, я почитаю тебе что-нибудь? – Лукас на мгновение задумался, а потом кивнул в согласии. Датчанин улыбнулся, дотягиваясь рукой в поисках своей книги. Они заняли свою теперь уже привычную позицию. Матиас откинулся к изголовью кровати, притягивая колени к груди и держа в руках раскрытую книгу. Лукас прижался к нему спиной и положил голову на его плечо, касаясь губами изгиба его шеи. Было что-то странно успокаивающее в том, как Матиас читал – его баритон был идеален для чтения датских сказок, и он даже изменял голос для каждого из персонажей.       – Жили однажды двадцать пять солдатиков, отлитых из одной большой старой оловянной ложки… – Лукас улёгся рядом с ним, одной рукой обхватив его запястье и большим пальцем находя пульс. Матиас улыбнулся его действиям, прижимаясь подбородком к его голове и продолжая читать, – все они были похожи, словно братья, с ружьями на плечах и в одинаковых красно-синих мундирах…       Лукас уснул, прежде чем история закончилась, истощённый нехваткой сна и пищи. Матиас перенёс его назад в его кровать – с горечью удивляясь тому, насколько легко его было поднять – и вернул на место его инфузионную систему, пока не пришла ни одна из медсестёр. Поцеловав Лукаса в лоб, он вернулся на свою койку и провёл остаток вечера, тихо читая.       Норвежец мог об этом не подозревать, но иногда Матиасу нравились тишина и спокойствие.

***

      – Вот. Сейчас вам необходимо получать нормальное питание. Масса вашего тела намного ниже, чем нам бы того хотелось, мистер Нильсен, так придётся использовать капельное вливание до тех пор, пока она не восстановится.       Пока доктор монотонно продолжал свою речь, Лукас лишь удивлялся, как он не заметил бумажный пакет лакрицы, спрятанный под его подушкой. Тино и Матиас улыбались ему, показывая большие пальцы за спиной доктора, а он изо всех сил старался сохранять нейтральное выражение лица, в то время как Бервальд наблюдал за ними с усталостью и снисхождением. Разумеется, Тино и Матиас многократно пытались скрасить его рутину и раньше.       – Ладно. Что насчёт операции? Она прошла успешно?       – Нам придётся ещё немного подождать, чтобы увидеть, сработала ли терапия – результат не будет ясен ещё несколько дней. В данный момент к вашему ежедневному списку лекарств будет добавлено ещё несколько препаратов. Ничего особенного: просто дайте вашему сердцу время, и вы сможете выписаться так скоро, как это только возможно, мистер Нильсен. – Мельком улыбнувшись ему, доктор обернулся к Матиасу, который сразу же помрачнел в лице. – Я слышал, вы покинете нас на несколько часов, мистер Кёлер. Ваш опекун заполнил выписку на семейное собрание, верно?       – Мы просто забираем его на три часа, – торопливо сказал Тино, нервно улыбаясь, – Матиас навещает свою мать семнадцатого числа каждого месяца, и ему обычно разрешали покинуть больницу на время. Всё ведь в порядке? Клянусь, он вернётся вовремя–       – Хорошо, – прервал его доктор, возможно, догадываясь, что финн уже отходит от темы. – Вам просто нужно подписать некоторые бумаги и вернуть его назад до ночного обхода. Матиас, вы знаете правила; использовать коляску, никакого спорта, тяжёлой еды, физических нагрузок и так далее.       – Конечно, - Матиас улыбнулся, поправляя рукой волосы. Лукас видел их неуложенными – они оказались длиннее, чем он думал – но датчанин предпочитал носить свою взъерошенную невесомую причёску, если была такая возможность. Сейчас он сидел в одной из инвалидных колясок, выглядя невинно и простодушно. – Мы будем только на Виктории 22 и у Бера дома. Я вернусь, не успеете опомниться! – когда доктор кивнул, проверяя табличку у его кровати, Матиас обернулся к Лукасу с умоляющим выражением лица. – Люки, было бы здорово, если бы ты к нам присоединился!       – Не называй меня так, – всё, что сказал норвежец, прежде, чем доктор оборвал его.       – Боюсь, что не получится. Только члены семьи имеют на это право.       – Могу я это сделать? – не теряя ни секунды, заговорил Тино. – Я его дядя, – Матиас удивлённо моргнул, а Бервальд казалось, был совсем обескуражен этими словами. – Он сын моей сестры. Сванна не может, потому что занята на работе, но я знаю, что она была бы рада, если бы я за ним присмотрел. Могу я забрать его вместе с Матиасом? Лукас не имел понятия, откуда Тино знает имя его матери, но доктор был настроен скептично, несмотря на честное выражение его лица.       – Вы не записаны, как его опекун. Являетесь вы членом его семьи, или нет, без письменного разрешения от его матери вы не можете его забрать. Этого крайне не рекомендуется делать – может быть, мистеру Нильсену уже есть восемнадцать, но у него серьёзная аритмия. Он не может выходить на прогулки, как мистер Кёлер, – доктор покачал головой в извинительном жесте, направляясь к шкафу на другом конце палаты. Тино нахмурился, провожая его взглядом.       – Ты был так близок. Что это было – ты – его дядя? Я жил с человеком, которого совсем не знаю! – Матиас развернулся, чтобы толкнуть его плечо, добавляя: – Я в какой-то момент даже поверил, что это сработает. Тино с огорчённо вздохнул, заправляя за ухо прядь волос.       – Я тоже. Прости, Лукас, я пытался. Кажется, тебе придётся провести несколько часов без Матиаса, – он виновато улыбнулся, а норвежец поднял брови с лёгкой ухмылкой.       –Кто сказал, что это плохо?       – О, нет, он не имел это в виду, – уверял остальных Матиас, но Бервальда эти слова не убелили, а Тино происходящее только забавляло.– Он правда любит меня. Мне кажется, ты просто скрываешь свои чувства, Лукас, потому что ты расстроен из-за того, что меня не будет рядом…       – Продолжай убеждать себя. Хорошо провести время. – Было что-то странное в словах Матиаса к доктору, но Лукас предпочёл отмести в сторону эти мысли и подарить датчанину маленькую улыбку. В ответ Матиас начал торопливо махать ему рукой и посылать воздушные поцелуи. Бервальд спокойно кивнул, а Тино по-дружески, если даже не виновато, улыбнулся. Дверь захлопнулась за ними, и норвежец остался в палате с доктором. Улыбка на его лице растаяла, и он обернулся к мужчине, нервно скользя дрожащими пальцами вдоль трубки, протянутой к его лицу.       – Улица Виктории 22 – это разве не местное кладбище? – при этих словах доктор поднял взгляд и колебался некоторое время, прежде чем ответить.       – Я не знаю точно. Спросите его, когда он вернётся, – объяснился мужчина и покинул палату, казалось, не желая отвечать на вопрос. Парень откинулся к изголовью кровати, хмурясь, и попытался придать смысл словам Матиаса. Тот о чём-то умалчивал, но он не мог догадаться, о чём именно. Двери палаты снова открылись, Эмиль стоял на пороге.       – Эмиль! – брат был ошеломлён радостью в его голосе, а Лукас удивился сам себе. Он даже почувствовал себя виноватым; он всегда был рад видеть своего младшего брата, а ещё ему нужно было отвлечься от раздумий о судьбе матери Матиаса, – Я не ожидал увидеть тебя.       – Мне больше нечего делать, Лукас. У меня начались летние каникулы, и мне тяжело думать о том, что ты здесь взаперти. – Эмиль сел напротив его койки, торопливо добавляя: – Это не значит, что я не хотел приходить–       – Я знаю. Я просто рад видеть тебя сейчас, – норвежец расположился поудобнее с подушками за спиной, разглядывая одежду своего брата. Эмиль выглядел здоровым и был хорошо одет, не похожий на самого себя, – но это, по крайней мере, радовало. Воротник его рубашки был натянут до подбородка, и Лукас нахмурился. Хотя, возможно, он просто забыл его опустить. – Как твои дела? Ты–       – Вовремя ложился спать, хорошо питался, проводил достаточно времени на свежем воздухе? – сухо перебил его Эмиль. – Да. Знаешь, я ведь слушал тебя всё то время, что ты здесь. Как ты? Это что, новая трубка? – он оглядел Лукаса со всех сторон, сглатывая, – Для чего она?       – Для питания. Я не могу питаться самостоятельно, – он говорил принуждённо спокойно, его брат застыл в задумчивости. – Не волнуйся об этом. Я прохожу новый курс лечения – я буду дома, ты опомниться не успеешь. Я уже достаточно долго здесь нахожусь.       – Ох, хорошо, – улыбнулся Эмиль, но что-то странное затаилось в глубине его глаз. – Вот только ты говоришь так почти всё время, что здесь находишься.       – Я точно уверен, что я прав в этот раз, – норвежец хотел было ответить на улыбку брата, но тут же замер. Эмиль по привычке потирал рукой шею, случайно опустив край воротника, открывая вид на фиолетово-красные пятна, рассыпанные на его коже. Услышав глубокий вздох Лукаса, брат поднял на него взгляд, расширяя глаза и возвращая воротник на место, когда он понял, что Лукас их заметил. Попытки спрятать их были бесполезны - норвежец всё ещё шокировано смотрел на младшего брата.       – Эмиль, что это? – он не смог скрыть удивление в своём голосе, и лицо Эмиля вспыхнуло, он не смел встречаться со взглядом Лукаса.       – Ничего! Это ничего, Лукас. Забудь об этом, – в его голосе звучала мольба, мольба Лукаса прекратить задавать вопросы, но желание норвежца знать правду только росло.       – Это не «ничего». Кто-то причин тебе боль, Эмиль. Кто это сделал? – его брат не хотел отвечать на вопрос, и Лукас продолжил с бóльшим давлением, – Скажи мне. Кто-то издевался над тобой?       – Нет – ничего подобного! – парень прерывисто вздохнул, закусывая губу. Лукас уставился на него, совершенно обескураженный этой реакцией. Обычно Эмиль говорил с ним обо всём, но теперь он отчаянно избегал отвечать на его вопросы. – Лукас, прошу тебя. Тебе не стоит волноваться об этом.       – Я буду волноваться, – сказал Лукас сквозь сомкнутые зубы, – потому что ты младший брат, и что-то с тобой случилось. Скажи мне, что.       В какой-то момент он был уверен, что Эмиль не ответит. Было заметно, как он изо всех сил подбирает слова, вгрызаясь в свою нижнюю губу. А потом он с дрожью вздохнул, смущённый и покрасневший, избегающий встречаться с глазами брата.       – Никто не причинял мне боль, - его голос был тихим и стыдливым. - Это засосы. Лукас моргал, уставившись на брата, какое-то время не в состоянии до конца понять услышанное. Эмиль решительно не желал встречаться с ним взглядом, шмыгал носом и тёр лицо рукой. А потом Лукас нахмурился, сводя брови к переносице.       – Засосы? Откуда у тебя засосы? От кого? – его голос звучал тихо, а потом неожиданное чувство разлилось внутри. Злость. На человека, который, кем бы он ни был, сделал это с его младшим братом – с его Эмилем.       Парень оттянул прядь своих волос, теперь его голос был ещё более мягким и тихим, чем всё то время, что он говорил раньше.       –…Леон. – Его лицо окрасилось в густой красный цвет, и он почти с тоской оглянулся к дверям палаты, – Это Леон. Я…, – Эмиль снова вздохнул, быстро моргая, – Я встречаюсь с Леоном.       Между ними повисла тишина, и Эмиль воспользовался возможностью торопливо вытереть глаза, когда Лукас уставился на него, не способный до конца поверить его словам.       – Ты встречаешься с Леоном? – спросил он холодно. Эмиль кивнул, и слёзы снова скопились в уголках его глаз. – Как долго?       – П-пять месяцев, – теперь Лукас был обескуражен. Пять месяцев? Он не замечал, что Эмиль встречается с кем-то, так долго – целые месяцы? Несмотря на спутанность мыслей, ещё одна, более мрачная, возникла в его сознании, и он старался говорить спокойно и контролировать себя, обращаясь к брату.       – Ты спал с ним? – Эмиль поднял голову, шокировано расширяя глаза и приоткрывая рот. – Ответь на вопрос, Эмиль, – его раздражение только разрасталось при виде того, как парень уклоняется от ответа. Щёки горели против его воли, а взгляд бегал по палате в поисках путей спасения от Лукаса и его вопросов.       – Это не твоё дело! – возмутился он, и глаза Лукаса сузились. Он знал его лучше, чем самого себя, и этот тихий дрожащий голос и напряжённая речь выдавали в нём чертовски сильное чувство вины.       – Эмиль Стейлссон. Ты спал с ним? Ответь мне. – Губы Эмиля сжались в тонкую полоску, и Лукасу оставалось лишь молиться, чтобы он не услышал, как заплетается его язык. Только не его младший братец – не Эмиль – он был слишком юн, он не мог сделать что-то подобное – он должен был знать об этом. Он резко перевёл на него взгляд, когда парень ответил тяжёлым голосом, пытаясь сдерживать гнев, его лицо всё ещё горело.       – Да. И это никак тебя не касается. – Когда он признался, Лукас почувствовал, как рвота подступает к его горлу, стараясь удержать её внутри. Его младший брат за его спиной встречался и спал с этим – с этим парнем. Леон не нравился ему, с того момента, как он его впервые увидел – его качества были Лукасу безразличны; его раздражало присутствие Леона в их доме; ему был неприятен тот факт, что он был одним из семи детей от разных отцов в своей семье; ему не нравилось, что Эмиль посвящает Леону всё своё внимание. И теперь его брат говорит, что они в отношениях? Почти неосознанно Лукас смял в руках простыни, шок и злость звучали в каждом произносимом им слове.       – Ещё как касается. Я твой брат. Тебе лучше с ним больше не видеться, – властно прогремел его голос, прожигающий взгляд был прикован к лицу Эмиля. Он был ошеломлён этой неожиданной вспышкой эмоций, но отчаянно закачал головой, когда собрался с мыслями.       – Ты не можешь этого делать! – Все слёзы были Эмилем забыты, теперь остался только гнев. – Ты больше не можешь контролировать меня, Лукас! Мне шестнадцать, и я могу видеться с ним, встречаться с ним, чёрт, я могу спать с ним, если захочу! Я люблю его!       – Ты ребёнок. Ты не знаешь, что это такое, – холодно сказал Лукас, безразличный к словам Эмиля. Всё, что сейчас имело для него значение – это то, что какой-то ублюдок соблазнил его младшего брата. Несмотря на то, что он контролировал себя в своих словах, Лукас чувствовал, что сходит с ума. И мысли о том, что Эмиль был с этим парнем, было более, чем достаточно. – Он заставил тебя? Потому что если это так, Эмиль, я клянусь–       – Он не заставлял меня! Знаешь что, Лукас? Это я предложил ему секс! Не смотри на меня так, это моя жизнь, Лукас. Я больше не маленький ребёнок! Я больше не нуждаюсь в том, чтобы ты постоянно дышал мне в спину, каждый раз, когда я пытаюсь что-то сделать; каждый раз, когда пытаюсь завести друзей. Знаешь, когда ты оказался здесь, я ещё никогда в своей жизни не был так свободен! – его голос был таким пронзительным, и Лукас в который раз сузил глаза, – Я люблю Леона, и ты не можешь заставить меня прекратить с ним видеться. Ты мне не отец, как бы ты ни пытался его заменить.       – Кто ещё будет оберегать тебя? Ты ребёнок, Эмиль. Эти – эти отношения с Леоном – тебе же только шестнадцать. Ты не должен быть с кем-то.       – С кем-то, кроме тебя? – слова Эмиля ранили, он оттягивал край своей рубашки, сминая в руке, – Знаешь, почему у меня никогда раньше не было друзей? Потому что ты их всех отпугивал. Все дети в моём классе – их просто пугало то, как сильно ты меня опекаешь. Никто из них не хотел быть моим другом, половина из них была настолько в ужасе, что они даже не пытались. Это делало меня совершенно несчастным, но тебе так нравилось быть в моей компании, что ты даже не замечал. Ты никогда не замечаешь таких мелочей, Лукас. Всё всегда было по-твоему, всё это проклятое время. Я рассказал Садыку, что мы с Леоном вместе. И знаешь, что он сделал?       – Просвети меня, – голос Лукаса был ледяным, его гнев был холоден, в противовес разгорячённому Эмилю, – Что такого важного он тебе сказал? – внутри его сердце разрывалось на части от мысли, что Эмиль признался их соседу, прежде чем ему, но эти чувства вытеснило презрение к Леону.       – Он сказал, что рад за меня, потому что я, наконец-то, нашёл друга своего возраста. Что теперь у меня есть, кто-то, кому я небезразличен, несмотря на твою одержимость. Он был рад за меня. Почему ты не можешь? – теперь он звучал умоляюще, пытаясь восстановить дыхание. Как иронично, подумал Лукас, их первый длинный разговор за долгие месяцы состоял, по большей части, из криков.       – Потому что я это не одобряю. Я не одобряю Леона, я не одобряю эти отношения, я не одобряю, что ты спишь с ним. – Голос норвежца стал тихим, полным недовольства. – Я твой брат. Я знаю, что для тебя лучше.       Несколько мгновений Эмиль молчал, переваривая его слова. А потом он хрипло рассмеялся, заставляя Лукаса поднять брови в немом вопросе.       – Ты обманываешь сам себя, Лукас. Мне не четыре года. Мне не нужно, чтобы ты держал меня за руку и пытался направлять меня. Я вместе с Леоном, и я не собираюсь расставаться с ним, только из-за того, что он тебе не нравится. Я люблю его, а он любит меня, что бы ты ни говорил.       – Чтобы ты ни говорил–       – Вот поэтому я тебе и не рассказал! – отрезал Эмиль, заметно дрожа из-за эмоций. – Я знал, что ты будешь вести себя так. Я знал, что ты возненавидишь кого угодно, с кем бы я ни встречался, и я был прав. Я не знаю, ревнуешь ты, или это просто твоя гиперопека, но ты больше не можешь меня контролировать. Ты ошибаешься, Лукас. Я не знаю, что Матиас в тебе нашёл, но он для тебя слишком хорош. Ты запутался.       – Эмиль. Не надо, – Лукас закусил губу, поражённый неожиданным всплеском эмоций брата. – Мы можем поговорить об этом, – на самом деле он не собирался – он бы сделал всё, чтобы держать Леона подальше от своего брата – но сейчас он был охвачен страхом, что Эмиль уйдёт, даже когда тот поднялся с места и взглянул на него.       – Я уже всё сказал. Ты всё равно меня не слушаешь. Почему ты не можешь просто порадоваться за меня? – в его голосе неожиданно прозвучала мольба, а взгляд был полон боли, – Прошу, Лукас. Просто смирись, что в моей жизни есть кто-то, кроме тебя.       Молчания в ответ было достаточно, и, сдавленно всхлипнув, Эмиль развернулся и поспешил покинуть палату. Лукас протянул было руку в сторону захлопнувшейся двери, беспомощно вздыхая.       Он был неправ. В этот раз он точно был неправ, и когда он улёгся в кровати, дрожа, удары его сердца, казалось, насмехались над ним.       Когда через несколько часов Матиас вернулся, загадочно спокойный, он обнаружил Лукаса, накрывшего голову подушкой, его худое тело било дрожью, и он отказывался рассказать, что с ним случилось. Парень был заинтересован, не говоря уже о том, что взволнован, но лишь послушно последовал просьбе норвежца остаться рядом с ним.       С тихими слезами, пропитывающими ткань футболки, успокаивающе поглаживая Лукаса по спине, он сам был погружён в свои тяжёлые мысли после прожитого дня, и ни один из них не спал этой ночью.