Сборник имейджинов

      Некоторое время наблюдаешь со стороны за тем, как Тор с присущей ему уверенностью переворачивает блин на сковороде, обворожительно улыбается сидящей за столом и ожидающей своего завтрака девочке и подмигивает тебе. По коже от неожиданности этого лёгкого и, казалось бы, ничем непримечательного жеста пробегают мелкие мурашки, бросая в лёгкое головокружение и прострацию.       С последней вашей встречи Одинсон сильно изменился: бессменная угрюмость и время от времени натянутая, совсем неестественная улыбка сменилась на искреннее и щемящее сердце счастье. Сейчас Тор действительно счастлив, зная, что рядом есть та, ради кого стоит продолжать бороться, жить. Данное Горру обещание мужчина держит с завидной упрямостью и удовольствием. Новое амплуа отца ему ещё непонятно, странно и немного противоестественно, но вживаться в такую важную роль ведь всегда сложно, не так ли? Страх не должен решать, насколько счастливым вырастет ребёнок под твоим крылом, а неуверенность в некоторых действиях решается разговорами и советами.       Когда Тор заканчивает с готовкой, то наспех вытирает руку о вафельное полотенце, накладывает тебе в тарелку блинов позолотистее и, поставив завтрак поближе к тебе, придвигает сироп. Мило улыбаешься и смущённо опускаешь взгляд на тарелку.       — Что? — непонимающе вскидывает брови Одинсон. — Не любишь сироп? — не дав ответить, тут же добавляет: — Ты попробуй, вкус обалденный.       Берёшь вилку в одну руку, небольшой нож — в другую и ловким движением самого острия отрезаешь небольшой кусочек, макаешь в лужицу сиропа, слегка размазав по тарелке и кладёшь лакомство в рот, смачно прожёвывая.       — Это и правда вкусно, — улыбаешься, дожёвывая новый кусок, — спасибо.       Тор весь светится от твоей похвалы, довольно хмыкает себе под нос и вываливает ещё парочку пышных блинчиков тебе в тарелку.       — Ты ешь-ешь, а то вся худющая. Я много сделал, — на фоне этого здоровяка практически любая женщина будет выглядеть миниатюрно и гармонично, поэтому от этого комментария щёки приятно заливает румянцем, во многом из-за того, что тебя частенько посещают мысли о неуверенность в собственной фигуре, но Тор одним лишь своим предложением сметает все сомнения, устраняя их на корню.       Мужчина снимает с себя фартук и присаживается напротив, отпивая из разрисованной сердечками чашки немного кофе. Замечаешь оригинальный рисунок и хочешь сделать комментарий насчёт этого, но Тор тебя опережает:       — Классно, правда?       — Я рисовала, — отзывается сидящая неподалёку девочка, которая гораздо быстрее вас двоих доела свой завтрак.       — Просто поразительный талант. Сразу видно авторский почерк, — как можно ярче восклицаешь ты, получая одобрительный кивок от Одинсона и смущённый смешок от девочки.       Вы ещё некоторое время едите в тишине, обмениваясь многообещающими взглядами, пока не остаётесь наконец наедине. Отставляешь пустую тарелку из-под блинчиков в сторону и, поблагодарив за вкусный завтрак, всё же решаешься задать этот вопрос Тору:       — Всё не может выйти из головы то, что ты мне рассказал, — задумчиво накручиваешь локон волос на палец и исследуешь взглядом внимательное лицо мужчины. — Ты у нас бог грома, но забрал у Зевса его молнию. Значит ли это, что ты теперь типа... Бог грозы? — Тор хмурит брови и округляет губы, словно желая что-то сказать в противовес, даже выставляет указательный палец вперёд для дальнейшего возражения, но затем и сам задумывается. Кажется, выдвинутая тобой гипотеза и правда имеет место быть.       — Звучит не так абсурдно, если честно, — пожимает плечами Одинсон и с немигающим взглядом пялится в одну точку, почёсывая бороду. — А вдруг?..       — Оставим эти важнейшие размышления на потом, — смеющийся взгляд сменяется вместе с тоном голоса на более серьёзный, — сейчас меня больше интересует, как ты справляешься? И в целом как себя чувствуешь? — медленно скользишь рукой, накрывая пальцами запястье Тора, тот перехватывает твои пальцы своими и бережно сжимает в своей ладони.       — Это... Больно, — по тому, как он к тебе прикасается, по его взгляду и в моменте изменившимся движениям, которые будто стали в полтора раза медленнее и угловатее, ты понимаешь только малую долю того, что сейчас испытывает Одинсон. Мужчина поглаживает подушечкой большого пальца костяшки на твоей руке, неспеша поднимает взгляд голубых, как чистое летнее небо, глаз и смотрит с тяжестью, горечью утраты и потерянностью. — Я теряю всех, кого люблю. Родители, брат, друзья и... Любимая женщина. Это не может не ранить.       Не разрывая нежных прикосновений к руке, поднимаешься с места и, обойдя стол, подходишь ближе к Тору, немного наклоняешься, поддерживая зрительный контакт, от которого до сих пор ноги немного подкашиваются — настолько гипнотически Одинсон выглядит, когда смотрит на тебя. Берёшь вторую сильную мужскую руку в свою и немного наклоняешься, подаваясь вперёд. Управляешь движениями своих рук и рук Тора, сводишь их вместе в районе груди и шепчешь так, чтобы услышал лишь светловолосый:       — У тебя большое доброе сердце, Тор, и я уверена, что оно станет лишь сильнее и закалённее после всего пережитого тобой. Сейчас у тебя есть эта прекрасная девочка, у тебя есть я. И мы будем продолжать бороться вместе, — мужчина слушает с особым трепетом, внемлет каждому твоему слову, крепче сжимает в своих руках твои пальцы и боится разрушить этот хрупкий, почти что хрустальный момент. — Что я могу сделать для тебя? — губы Одинсона трогает едва заметная ухмылка. Они изгибаются всего на мгновение, но тебе этого достаточно, чтобы заметить напряжение в этом жесте.       — Не влюбляйся в меня, — он говорит это с каким-то сожалением и непреодолимой печалью. Тору совсем не хочется тебя потерять.       — Боюсь, уже поздно, — совершенно невинно улыбаешься уголками губ и видишь, как глаза мужчины мечутся по твоему лицу в поисках ответа на миллион мелькнувших в голове вопросов.       — Как и для меня, — шепчет практически немо, проговаривает одними лишь губами, прикрывая веки, будто есть хоть малейший шанс спрятаться от чувств и лишних мыслей, сомнений за подрагивающими от желания и нетерпения ресницами.       Припадаешь губами к губам Тора, целуешь мягко, без напора, хоть в душе и клокочет давно горящая влюблённость. Даёшь выбрать: ответить или оттолкнуть. И ты чувствуешь, что готова сейчас принять любое его решение, даже если оно ранит вас обоих. Но Одинсон обхватывает твоё плечо крепкой рукой и притягивает к себе, кладёт ладонь на щёку нерешительно, совсем осторожно, словно прикосновения обжигающие. В данный момент всё кажется накалённым до предела: воздух, пропитанный страстью, момент, окутавший вас двоих в одночасье, ваши тела, желающие большего.       Возможно, это начало чего-то большего. Возможно, это станет спасением и погибелью одновременно. Но прямо сейчас вас это не волнует. Лишь губы напротив имеют значение. Лишь момент. Лишь вы.