***
— Авдеев! Опять ты? Сколько можно-то? В какое отделение не переведусь — везде ты! Ох, горе-горе… Вообще, теть Маша была неплохая женщина, добрая даже. И убирала хорошо, тряпка половая у нее не воняла и в углах после нее не оставалось пыли, от которой у меня слезятся глаза и начинается потоп из носа. Но мы с ней и правда видимся не первый раз — я частый гость в этой больнице, а убытков от меня столько, что замаешься отмывать, подметать и склеивать. Поэтому, обнаружив меня утром в терапевтическом отделении, бедная теть Маша сразу представила как пройдет ее смена. — И ведь здоровый лоб уже, почему в педиатрии? — Мне 16, — с вызовом отвечаю я, а сам пытаюсь прикрыть чайную лужу и осколки чашки на полу в коридоре. — Вот я и говорю, здоровый лоб… отойди уж, дай уберу. Ну чего жмешься? Я звон этой чашки в другом конце коридора услышала. Я пристыженно пошел к себе в палату. Честно говоря, я тоже считал, что слишком взрослый для педиатрии, со мной в палате лежало еще пятеро детей. От 6 до 9 лет. Скука смертная. Я полежал на кровати, полистал учебник по истории, который принесла мама, разгадал кроссворд из детской газеты своего соседа и все, дела кончились. Меня разобрал приступ кашля, я резко сел и подавился воздухом. Из глаз брызнули слезы, я не мог вдохнуть, легкие свело спазмом и вдруг сильный хлопок по спине вернул мне возможность дышать. — Иртеньев! Это тебя в училище так научили помощь оказывать? — грозный голос завотделением даже я легко узнавал с первых звуков, так сказать. — Нет, Тамара Александровна, это был экспромт, — насмешливый ответ молодого парня в белом халате заставил меня внутренне сжаться — с Царицей (как ее тут называли) так нельзя. — Никаких экспромтов в моем отделении, — голос Тамары Александровны зазвенел, — или вылетишь отсюда без оценки за практику, это понятно?! — Конечно, предельно ясно и запредельно громко, — последние слова он сказал тихо и адресовал их мне, поэтому Царица его не услышала. Она обвела всех в моей палате цепким взглядом, спросила есть ли у нас жалобы, дождаласть отрицательных ответов и, развернувшись на каблуках, быстро ушла. Тут же небольшой стайкой за ней побежали остальные практиканты, которых я не заметил раньше. А тот, что спас мне жизнь, так и остался стоять рядом с моей койкой. — Ты как? Дышать можешь? -Да, спасибо. У меня пневмония, я закашлялся, а потом… неважно. Все хорошо уже. — Ну и отлично. — А вы Тамару Александровну не боитесь? Все за ней побежали, а вы нет. — Не боюсь, тоже мне, королева местечкового масштаба. Нам главврач все поставит и подпишет, а она так, не пришей… кобыле хвост. Тебе лет сколько? — Шестнадцать. — Так не выкай мне, я тебя на пару лет старше всего. Я внимательно рассмотрел парня — так и есть, совсем молодой, зеленоглазый, как и я, но волосы рыжеватые, а не русые, чуть полноват, нос в веснушках, но, в целом, очень располагающее и открытое лицо, и в глазах есть что-то такое проникновенное, всепонимающее. — Ого, это у вас на первом курсе уже практика? — удивился я. — Нет, я на третьем курсе медучилища, так больше шансов в универ поступить, — зачем-то объяснил мой новый знакомый, затем оглядел замерших по своим кроватям моих «сопалатников» — А ты, я смотрю, в отличной компании. Будет скучно — приходи в сестринскую. Я — Павел, лучше Паша. — Спасибо, приду. Я — Лекс, — мы обменялись рукопожатиями, я никак не прокомментировал свое имя, хотя видел, что его это заинтересовало. Ближе к вечеру, намаявшися от безделья, я уже шел в сестринскую, как увидел Пашу в другом конце коридора. Я приветственно взмахнул рукой, задев кашпо с цветком справа от себя, услышал, как что-то лопнуло и вывалившийся горшок упал на плитку и разлетелся в дребезги. Скорбная фигура теть Маши появилась словно из ниоткуда — она молча прошла мимо практиканта, подошла ко мне и, отодвинув меня рукой в сторону Паши, принялась подметать, бросив лишь короткое «изверг» в ответ на мои робкие извинения. Иртеньев, давясь смехом, потащил меня в пустующий «бокс». — Алексей, нам нужно поговорить, — Павел сдвинул брови и скрестил руки на груди, — вы доколе собираетесь над пожилой женщиной измываться? Она своими жалобами на вас уже тонну бумаги перевела, все требует ущерб взыскать. Я сел на застеленную казенным покрывалом кровать и улыбнулся (парень интересовался мной), но сказать ничего не успел, что-то внизу хрустнуло и койка накренилась, сбрасывая меня на пол. Откровенно ухохатывающийся практикант помог мне встать, заглянул под кровать и констатировал: — Ножка сломалась. Ох, я не могу, у-у-у-у, даже слезы выступили, — он действительно смахнул набежавшую от смеха слезу. — С тобой всегда такое творится? Мне было жутко стыдно, я не сбежал только потому, что очень рисковал попасть в травматологию, с моим-то счастьем. Я уставился в пол и промолчал. — Эй, ты чего, не обижайся, — вмиг перестал смеяться Паша. — Извини. Можешь рассказать как часто с тобой происходят неприятности? — А тебе зачем? — разозлился я. — Анекдоты сочинять? — Нет, нет, ты не правильно понял. Я — врач, точнее, я буду врачом, психологом, психотерапевтом. То, что с тобой происходит, это… ну, как объяснить? Я читал о таком, — зачастил Павел. — Как будто дело в психике, — буркнул я. — Ладно, расскажу, все равно делать нефиг…***
Я выплыл из воспоминаний и снова оказался в чудесном парке рядом с повзрослевшим на девять лет другом. Он изменился с тех пор: стал ухоженнее, наглее, циничнее, но то открытое, располагающее и проникновенное, что привлекло меня тогда, осталось при нем. Поэтому он был и остается отличным психотерапевтом, лучшим в нашем городе, поэтому люди идут к нему со своими проблемами, несмотря на недемократичные расценки. Мне же он достался бесплатно. — Земля вызывает Лекса! Ты где витаешь, дружище? — Вспоминал нашу встречу, — признался я. — Хо-хо, с чего вдруг? — Думаю, что бы со мной было, если бы я тогда не закашлялся? Наверное, я не съехал бы от мамы и сошел с ума, когда узнал о… ну ты понял, — я смущенно отвел глаза. — Леша, на дворе 21й век, люди исследуют космос, живут в интернете, меняют пол, а ты не можешь вслух сказать, что ты бисексуал. Странно это. — Я осознал это не в 21м веке, так что не надо. — Придираешься к словам. А знаешь, о чем думаю я? — И о чем же? — Что ты не просто так поднял эту тему. — Нуууу, — я замялся, переходить к главному было как всегда сложно, — помнишь, я говорил, что отношения с мужчиной, когда можешь иметь их с женщиной - это нонсенс? — Лекс, ты сказал «Если у меня стоит на мужика, это не значит, что я буду ходить с ним за ручку», — уточнил Пашка и засмеялся, — но я рад, что ты научился выражать свои мысли более литературно. — Иди ты, я запутался в собственной философии. — Ты просто поумнел наконец-то! Главное в человеке - это личность, а не половая принадлежность. Я только надеюсь, что тот, кто тебя «запутал», это не Перов. — А причем тут вообще может быть Перов? Я знаю, что вы не ладите, конечно, но в любовники он мне не набивался. — Ну да, ну да… Так что за парень? — Это мой новый сосед… — на изложение всей истории у меня ушло не больше пяти минут, а вот на рассуждения и метания минут пятнадцать. — Так, стоп. Слава богу, тут все понятно. Парень, конечно, к тебе подкатывает, это и дураку ясно. — Дураку — может быть, а я вот не уверен. Хотя… — Вот оно! Главное слово - это «хотя». Ты хочешь, он скорее всего тоже, так в чем проблема? — Иртеньев приподнял одну бровь. — Во мне, наверное. Я все еще не представляю, как ЭТО может быть. Мне пригласить его в кино? Или наброситься с поцелуями? Подарить цветы? Что вообще делают в таких ситуациях? — Действуют, друг мой. Ты не трус, я тебя знаю, как-то сложится, — Пашка улыбнулся и растрепал мне пальцами челку. — Ладно, ты, наверное, прав, я что-нибудь придумаю. «Для начала можно устроить ужин, например. Ужин - это же не так сопливо, как кино?» — подумал я и благодарно улыбнулся другу. От этой мысли у меня в крови зашкалил адреналин. От одной мысли, надо же. — Ого, уже четыре часа, мне пора. Я, кстати, не просто так тебя позвал, — Пашка полез во внутренний карман пиджака и жестом фокусника вытащил плотный кремовый конверт с тиснением, протянул его мне, и я рассмотрел рисунок: два скрещенных обручальных кольца и голуби. — Да ладно! Пашка! Ты что… — у меня отвисла челюсть, — неужели… — Именно, я женюсь! И ты просто обязан стать почетным свидетелем, — улыбнулся Иртеньев. — Конечно, дружище! Это просто… просто… у меня нет слов! Я так рад за вас с Алиной. — Спасибо. Свадьба через три месяца, а приглашение, кстати, на двоих, так что… — Пашка подмигнул мне, и я засмеялся. — Ну что, в путь? Сейчас докину тебя до дома и поеду смотреть работы тысячи и одного фотографа, выбирать вкус торта, дизайн ресторана и бог знает, что там еще. — Оу, даже представить страшно, — я сочувственно похлопал Иртеньева по плечу, и мы неспеша пошли к его машине. Вечер обещал быть интересным.