Маленькое счастье

      Денис думал, что прыгнуть в Славин омут он был готов с самого начала. А в начале было Слово.       Тогда, в каком-то душном и темном помещении, больше похожем на подвал, забитом людьми, некоторые из которых вскоре станут предателями-бунтовщиками, он случайно встретился взглядом с Карелиным. Голубые, почти прозрачные глаза горели таким огнем, что хотелось наклеить на их обладателя желтый треугольник, кричащий о том, что это взрывоопасно. Наклеить предупреждение и, желательно, больше никогда не приближаться к источнику опасности. Какие-то внутренние голоса вопили о том, что от этого странного типа в потертой куртке не стоит ждать ничего хорошего, что стоит бежать и никогда больше не приближаться, вот только Денис почему-то не слушал. Он просто шел к бару, где стоял Карелин с пластиковым стаканчиком пива в длинных пальцах. Ден совершенно не знал, что он будет говорить, что делать — он просто шел.       Слава же с самого начала заприметил того темноволосого хмурого паренька, который выдавал на удивление грязные панчи. Они так диссонировали с его внешней собранностью, аккуратностью, интеллигентностью, что были больше под стать Славе, который считал себя самым аморальным рэпером первого сезона. Он с интересом наблюдал за Денисом издалека, выстраивая свою тактику, думая, как бы обвиться вокруг объекта всепоглощающего интереса, но при этом не спугнуть. Ему почему-то думалось, что Чейни может сбежать от него в любую секунду, если Слава возьмет направляющий вектор хоть на полградуса не в том направлении. И все. Не было Дениса и не будет. Но такой расклад не устраивал его, поэтому он даже не сразу сообразил, что эта трепетная жертва сейчас сама идет ему в руки, совершенно не думая убегать.       Вот тогда, в грязном баре, под крики тамады-ведущего все и началось — с разговором о рэпе, коммунизме, доме, с бокалов пива, которые шли один за другим, с заинтересованных глаз. ***       В начале было слово, опасно упавшее в тишину душной ночи.       Спроси сейчас Славу о том вечере, и он вспомнит его подетально, даже несмотря на промилле алкоголя в его крови в тот момент, ведь тогда все пошло абсолютно неожиданным, но правильным путем. Правильным его окрестил сам Карелин, потому что он так чувствовал, потому что знал — все должно было свестись к этому моменту, так, или иначе. Денис тогда курил на балконе квартиры Заебацу, где они с ребятами обсуждали планы на следующий сезон с сопутствующей долей выпивки и веселья. Выдыхая дым в настежь открытое окно, он слышал, как храпит где-то на диване Дима, где-то около него должен был валяться Анзор и Леша, но в этом Ден был не уверен, хотя черт там знает. Федора было слышно даже больше, чем хотелось бы — могли бы и потише быть, но девушка Букеру досталась слишком голосистая. Чейни усмехнулся в пустоту, размышляя о том, что сейчас все слишком спокойно, чтобы так продолжалось и дальше. Что-то должно было произойти.       В ту августовскую ночь во дворе было тихо, только пару раз пьяные подростки случайно забредали на лавочки, орали Батарейку, но довольно быстро уходили. Не без помощи сварливой бабульки, высунувшейся из окна, и не без полетевшей в них полупустой бутылки пива, метко брошенной Берсерком. Ох, как же тогда Слава сокрушался по поводу нее: «Ну ты че-е, столько добра пропало. Зверь» — он даже губы обиженно надул. Все было просто, легко и по-семейному, во всей квартире царила бесконечно теплая атмосфера, такая, что казалось, будто тебя обмотали мягким пледом.        — Де-е-енчик, — пьяный голос и привычное слово. Произнесенное бесчисленное количество раз, оно сладко оседало на языке, тянулось, казалось, само собой — Славе это нравилось.        — Я думал, ты отрубился уже, — почему-то в этот момент Чудиновский боялся увидеть глаза Славы. Он знал наизусть уже все его взгляды, он знал наизусть его, но вот самого себя он перестал понимать уже давно. Его пугало то, что он мог увидеть, то, что хотел увидеть.       Карелин оказался вплотную к нему, встал плечом к плечу, вглядываясь в темноту улицы. Он не знал, как начать, не знал, как закончить, он не знал ничего. Слава впервые чувствовал себя настолько уязвимым. Денис поежился от ветра, залетевшего в окно, растрепавшего волосы, разворошив какие-то бумажки на полу. Карелин смотрел на него сбоку и думал, что он хочет отдать ему всю свою любовь, положить на ладони нежность и просто протянуть их Чудиновскому — на, бери, все тебе. Такие странные, трогательные эмоции в нем пробуждал этот парень. Он боялся их, потому что не понимал, боялся себя, потому что думал, раскройся он — и все, все будет потеряно, Денис его не поймет и оттолкнет. Но сейчас все почему-то шло не так, как раньше. Карелин четко слышал в голове мысль «Сейчас или никогда», она била набатом в ушах, становясь громче и громче.        — Денис, я, — непривычно тихо сорвалось с губ.       Чудиновский поднял четко сфокусированный взгляд на Славу, абсолютно серьезное лицо без тени эмоций. Славу это пугало, пугало так же, как непозволительная близость. Он молниеносно наклонился к лицу Дена, коснулся его губ и тут же отпрянул, ожидая реакции.         — Проспись. — Денис ушел. Так быстро, что Слава даже не сообразил, что произошло, его настолько поразил тот холодный тон, которым это было сказано, та стальная интонация, которую Денис никогда не позволял себе в разговорах с Карелиным.       Слава остался один, скованный цепями непонимания, отчаянно пульсировала вина, осознание ошибочности произошедшего. «Что делать-то теперь?» Он потерял все в тот момент, когда коснулся чужих губ — так долго он думал об этом, шаг за шагом выстраивал лестницу к своему (пока еще нет) недостижимому генералу, а он взял и одним словом снес каркас — лестница посыпалась. Кирпич за кирпичиком падал, рассыпался бетон, витала пыль — нет больше ничего. Нет. Ничего. Не будет.       Чейни в комнату ушел, даже не обернувшись на проснувшегося Диму, окликнувшего его. Губы горели, в голове ревела аварийная сирена.        — Ден, в порядке?        — Норм все, — куда-то за спину, Чейни не был уверен, услышал ли Берсерк вообще — не до него сейчас. Хотелось бы сказать «пиздец подкрался незаметно», да только хуй самому себе соврешь.       На улице свежо было, отрезвляюще, сигареты курились одна за одной, будь рядом фонтан, он бы туда голову сунул, лишь бы понять, что делать теперь. Что делать ему, такому правильному, всегда собранному, абсолютно гетеросексуальному Денису Евгеньевичу, если он до сих пор на губах чувствует мимолетность Славы. В волосы, коротко стриженные пятерню запустил, сел прям на асфальт и выдохнул тяжело — в голове непонимающие глаза Карелина. Слав, да рад бы объяснить, сам не понимаю.       У Дениса много недостатков и косяков, но он никогда не врет — себе в первую очередь. Нет смысла отрицать, что он не думал об этом, что не замечал странный взгляд Славы, свою реакцию на его прикосновения — думал, замечал, и объяснение знал, умный же мальчик. Признать боялся. Клубок мыслей казался бесконечно запутанным, как будто ты тянешь-тянешь нитку, и она, вроде как, должна ровной становиться, а по факту лишь больше узлов образует. Что делать с этим Денис не знал абсолютно — «че я, пидор что ли?». Да, пидор. Минус жизнь.       Чейни сигарету новую достал, зажигалкой щелкнул — раз, два, не горит — детская беспомощность на лице таком правильном, глаза потерянные. И тут что-то рядом упало, взгляд вниз — зажигалка, вверх — Карелин. Стоит на балконе, так же потеряно на Дениса смотрит, не знает, что дальше делать — бежать ему или делать вид, что норм, не было ничего, «я ж по пьяни, ты че, поверил? Хаха, Дениска, я ж не гей»       Словно два котенка маленьких — неопытные, слепые еще, не видят в какую им сторону, по ощущениям идут. И Денис на поводу ощущений пошел, махнул рукой коротко, Славе давая знак, чтобы спускался, подкурил сигарету.       Пока спускался Карелин, в голове Чудиновского кинолента шла — первая встреча на отборе, восхищение от первого его слова на сезоне, первое пиво совместное, под которое дружба завязалась, первая вписка на чьей-то хате, первая пьяная и счастливая прогулка по ночному городу — свободные такие были, первые откровения друг другу — подпустили близко, доверились, первые совместные планы, первый поцелуй.        — Ден, я это, — Слава спустился уже, руки в задние карманы убрал, а сам стоял такой высокий, угловатый весь, не знал, куда деть себя, хоть складывайся пополам и под скамейку залезай, лишь бы на Дениса не смотреть.       — Я тоже, — как скороговорку. Покрасневший, глаза в пол — первоклассник девочке понравившейся цветочек подарил в первый раз. Хуй знает, зачем сказал, не обдумал ничего толком, само сорвалось. Увидел Славку и сорвалось. Как при их первой встрече в баре — он просто понял, что должен и сделал что-то раньше, чем успел подумать. А Славка и замер на месте, он чего угодно ожидал, но не этих слов. Глаза только поднял, полные неверия, непонимания и смотрел в упор, не сбежит ли сейчас наш храбрый генерал?       Чейни подошел, привстал немного — Слава выше, неудобно, — поцеловал. Осторожно, почву прощупывая, то ли Славину реакцию ожидая, то ли пытаясь с собой разобраться. Карелин не думал сопротивляться, ответил мягко, руками на шею Дена ближе притянул, и тому так хорошо стало — Слава теплый весь, нежный. В голове туман рассеялся — все на места вставало, внутри сладко тянуло, мгновение это хотелось на всю жизнь запомнить.       Правильно ли это? Они не знали; наверное, нет. Кто же назовет это правильным в стране, где они живут, в том пласте культуры, в котором вращаются? Скорее всего, никто, но думать об этом пока страшно было — будь что будет. Сегодня поняли, что без вариантов у них — по любви, вопросы морали можно оставить на потом. Главное, что мир вокруг резко успокоился — не дергало больше от собственных мыслей, не хотелось сбежать от себя, ничего не хотелось — только рядом быть.       Денису казалось, что внутри Славы — ветер — свободный, движущийся, куда хочет, не привязан ни к чему. Он был жизненно важным глотком свежего воздуха, тем, что придавал сил и развевал сомнения. Да, порой бывал порывистым, резким, но без него — душно.       Славе казалось, что внутри Дениса — море — сильное, бесконечное синее море. Оно успокаивало, завораживало. В нем можно найти ответ на любой вопрос, а темные воды не так пугали, если им довериться.       Они позволили стихиям раствориться друг в друге, отпустили на волю себя и это, пожалуй, самое правильное решение, которое можно было принять. В пустом старом дворе, около облезшей лавочки под жужжание подъездного фонаря они стояли и просто обнимались, каждый думая о своем, но, кажется, об одном и том же — сейчас родилось «мы». Ни Денис, ни Слава никогда не были привередливыми и капризными — вот и сейчас, для счастья вполне хватило и этого.         — Все у нас получится, — зачем-то сказал Денис, отстраняясь от Славы, заглядывая в светлые глаза. Карелин лишь улыбнулся, мысленно добавив: «Ведь ты любишь меня»