... не войной...

Запутанные и темные коридоры слизеринских подземелий казались ему уютными и родными. Холодные скользкие камни обжигали голые пятки, но Гарри несся вперед, точно зная, как ему следует поступить. Эта уверенность, что на сей раз все получится, все выйдет именно так, как он планировал, гнала вперед до самого щита у кабинета Снейпа. И правда — несколько взмахов рук, словно он дирижировал невидимым оркестром, и мерцающие узлы заклинаний расплылись, а ледяная глыба, все предыдущие ночи преграждавшая ему путь, рухнула. Гарри вдохнул запах талой воды, весны и нагретого дерева — вместе с ними по венам разлился горячий огонь. Пламя, блуждающее внутри, заставляло сердце биться чаще, отдавалось тянущей болью в паху и дрожью на кончиках пальцев. Ручка двери поддалась без сопротивления. В кабинете многое изменилось, но он долго не мог понять, что именно стало другим: вроде бы кресло было ниже и шире, со стола исчезли отделанная изумрудами чернильница и фигурки русалок. Книг стало больше или меньше? Он помнил ковер с цветочным узором на полу, а сейчас под босыми ступнями чувствовал лишь холодные камни и почему-то был уверен: за одной из полок — средней, длинной, с именами авторов только на букву К — скрывается бар. Ход в класс зельеварения начинался за фонтаном с тритоном в ванной комнате. Возбуждение, стук крови в ушах и слабость в коленях стали почти невыносимыми, когда он скользнул взглядом по противоположной стене. Личные покои профессора зельеварения отделяла от кабинета дверь из темного дерева; нижняя часть хранила память об одном из дополнительных занятий — тонкий, словно паутинка, восьмиконечный след. Профессор не смог справиться с огненной звездой, когда демонстрировал заклинание. За дверью спал Северус Снейп — это Гарри знал точно. Вдруг он запоздало осознал, что пытается проникнуть в спальню Снейпа безоружным. Тот никогда не позволял застигнуть себя врасплох, даже в момент их последней встречи. Если ничтожный червь и во сне крепко сжимает палочку, то лишит его нескольких удовольствий разом. Это было вовсе не то, ради чего он так сюда стремился. Пытаясь победить мутную волну возбуждения, уже застилавшую разум, он вернулся к столу и почти вслепую нашарил узкий длинный нож. Должно быть, Снейп пользовался им для срезания печатей с писем — нож покоился рядом с набором из двух чернильниц, пера и пресс-папье. Гарри привалился горящим лбом к двери. Сколько он себя помнил, у него никогда не было такой мучительной эрекции — до боли, до отключения сознания. До того, чтобы свободная от оружия рука потянулась под мантию, растерзала пуговицу и змейку джинсов и сбросила их вместе с трусами. Оставив у порога комок ненужной одежды, судорожно сжимая в потной ладони нож, Гарри легко преодолел запирающее заклинание и шагнул в комнату. Он плохо помнил, как выглядела спальня раньше. В ту ночь, когда он ворвался сюда и заявил, что знает, кто открыл Тайную Комнату, он не успел рассмотреть подробностей. Но искусственное витражное окно пропало, а высокий канделябр превратился в несколько негаснущих свечей на тумбочке. Снейп спал, разметавшись на кровати без полога. Рука почти касалась пола, серая ночная рубашка задралась, открывая худые жилистые ноги, кожа отдавала зеленью, а на лице застыла гримаса страдания и боли. Это было хорошо. Нравилось и возбуждало еще сильнее. Как и предвкушение того, что сейчас Снейп забьется в предсмертной агонии, с испугом распахнет глаза, и вязкая, сладко пахнущая кровь хлынет наружу, пачкая белые простыни и застиранную рубашку. Снейп застонал во сне и, нашарив пальцами правой руки левый рукав, поддернул его. Темная метка была припухшей, а кожа вокруг — воспаленной, покрытой мокнущими язвами и подживающими струпьями. Гарри осторожно приблизился, стараясь контролировать чувства. Жажда разрядки и справедливой мести не давала ему мыслить здраво. Снейп — предатель, много лет искусно лгавший всем вокруг, отправивший его самого на верную смерть и чудом избежавший расплаты. Он, как никто другой, заслуживает кары, и наказание виновного так сладко, так возбуждающе разгоняет застывшую кровь по пересохшим венам… Снейп заворочался на кровати, и Гарри понял, что медлить больше нельзя. Одним прыжком оседлал его бедра, прижался членом к складкам ночной рубашки, заскользил, отдаваясь волне дикого наслаждения. Свободной рукой намотал разметавшиеся волосы Снейпа на кулак, и от боли тот распахнул глаза. Тогда он ударил. Четким, словно тысячу раз отрепетированным движением — слева направо и сверху вниз. Через обе артерии на тощей шее и наискось через грудь прямо к сердцу. Алый густой фонтан вырвался на волю. Тело под ним дернулось, он выгнулся, позволяя сладкой дрожи добраться до каждого напряженного нерва… Белые мутные капли застыли, как жемчужины на алом бархате, и Гарри заорал от боли, приходя в себя. Нож с глухим стуком выпал из неестественно вывернутой руки. — Дамблдора, быстро! — прохрипел Снейп, рванул из-под головы подушку и зажал кровоточащую рану. Никаких усилий от Гарри не потребовалось: дверь спальни разлетелась в щепки под напором чар, и его взгляду предстал директор в не менее старомодной, но ярко-голубой рубашке и ночном колпаке с серебряными звездами. Гарри не знал, куда девать глаза. Голову словно сунули в чан с кипящим маслом — произошедшее было настолько же порочным, насколько и сладким. Он не мог не понимать, что только что кончил в лужу крови, растекающуюся по груди Снейпа, и все еще сидит, сжимая коленями его бедра. Но это наполняло его доселе незнакомым облегчением и восхитительной слабостью. Понятно, почему Дамблдор предпочитает не смотреть ему в глаза — такую грязь не в силах вынести даже великодушный директор. Он не удивился, когда Дамблдор заклинанием отшвырнул его в угол, словно нашкодившего котенка, и тихо сидел, баюкая поврежденную руку, пока тот хлопотал над распростертым на кровати Снейпом. Внутри поднималась волна глухой досады: он не сделал того, что так прекрасно спланировал. Снейп остался жив. Он не мог вспомнить, почему именно решил, что Снейп заслуживает смерти. Но сейчас позволить ему выжить значило вновь признать свое поражение. Поэтому он сконцентрировался и ткнул себя онемевшими пальцами правой руки в левое запястье. Снейп протяжно взвыл, и если бы не Дамблдор, то разбил бы голову о спинку кровати. «Дьявол, действительно жив», — подумал Гарри, глядя, как того выкручивает на грязных простынях. — Чары… — просипел Снейп. — Ах да, да… — Дамблдор заспешил прочь из спальни, и спустя несколько мгновений Гарри почувствовал, как злость и раздражение отпускают его, уступая место ужасу и стыду. Он отполз еще дальше и забился в угол между узким шкафом и комодом, надеясь, что на него как можно дольше не обратят внимания. Потому что непременно придется объясняться, а объяснений всему, случившемуся этим вечером, у него не было. Снейп на полусогнутых ногах поднялся с постели и медленно двинулся прочь из спальни. — Я в порядке, — прошелестел он. — Займитесь Поттером. Кажется, я сломал ему запястье. Длинный узкий нож все еще валялся на ковре, перепачканный кровью, и гипнотизировал Гарри не хуже, чем взгляд василиска. Дамблдор подхватил его под локоть. — Вставай, мальчик мой, мне следует осмотреть тебя и залечить повреждения. Палочка коснулась руки, и тупая боль утихла, превратившись в легкое жжение. — Простите, — пролепетал Гарри. — Я не хотел его убивать. Дамблдор взял его за подбородок, приподнял голову и наконец-то, впервые за долгое время, взглянул в глаза. — Я с большим удовольствием убил бы тебя, Альбус, — выговорили губы Гарри помимо его воли. — Господи, нет, директор, конечно же нет, — быстро дернулся он, пугаясь того, что вырвалось наружу. — Я и Снейпа… профессора… не знаю, как так вышло. Дамблдор прикрыл веки, вцепился в ворот его смятой мантии и потащил из спальни в кабинет. У порога Гарри заметил свои трусы и джинсы и представил, как он сейчас будет натягивать их перед директором. Сцена была настолько унизительной, что он даже не посмел протянуть руку, чтобы подобрать вещи. Снейп вернулся из ванной в привычной черной мантии и посмотрел на Гарри с обычным отвращением и пренебрежением. — Мы слушаем тебя, Гарри, — сказал Дамблдор и перекинул за спину прядь волос, открывая сморщенное ухо. — Эм-м… гхм… а… — Фантастическое красноречие, — съязвил Снейп. — Начните с того, что произошло сегодня вечером на отработке. — Откуда вы… — взвился Гарри, но Дамблдор быстро перебил. — Мне кажется, Северус, — сказал он, — что следует пригласить профессора МакГонагалл. Она тоже имеет право знать об этом инциденте. Снейп прикрыл глаза в знак согласия. Требовать чего-либо было верхом нахальства и безумия, но оставаться в компании директора, собственного декана и одного из двух самых ненавистных профессоров было выше всех оставшихся у Гарри сил. — Пожалуйста, — простонал он, — Рона и Гермиону. Они знают об отработке, и я… все равно собирался им рассказать. Без подробностей. Просто не успел. Взгляд Снейпа ясно дал понять, что Гарри не улучшил своего положения в глазах присутствующих. — Я и не предполагал, что вы сдержите слово, Поттер. Это наследственное. Даже удивлен, что вы продержались так долго. Дамблдор сдвинул очки на кончик носа и посмотрел поверх стекол прямо в глаза Снейпу. — Сегодня будет ночь откровений, — ухмыльнулся тот. Призрачный феникс возник по мановению палочки Дамблдора, выслушал приказ Минерве немедленно прибыть в кабинет со старостами Гриффиндора, но прежде принести из кабинета «тот самый прибор». — Будьте любезны, захватите мне любую мантию, камни подземелий обостряют артрит, — добавил директор, и патронус растворился в воздухе. Гарри, мучительно краснея, все же побрел к своей одежде и, стараясь не слишком задирать грязную, пропитанную кровью и потом мантию, натянул джинсы, а трусы сунул в карман. Он все еще не мог избавиться от омерзительной слабости, поэтому скрутился в глубоком широком кресле, стараясь слиться с обивкой. Гнев директора был способен разметать в пыль не только его, а весь Хогвартс до основания. — Рассказал? — директор обратился к Снейпу таким тоном, что, будь вопрос адресован ему, у Гарри точно остановилось бы сердце. — Кто-то же должен был взять на себя эту неприятную миссию. Брови Дамблдора поползли вверх, но едва он успел открыть рот, как в дверь настойчиво постучали. Рон, Гермиона и профессор МакГонагалл втроем левитировали столик с хрупкой серебряной конструкцией. В другое время он мог найти ситуацию забавной — пижамная вечеринка, где из присутствующих полностью одет был только Снейп. И, точно, МакГонагалл носила чепец, как когда-то предположил Рон. Друзья смущались, молчали и старались дышать не слишком громко, но не сводили встревоженных взглядов с Гарри. Прибор ритмично звенел, из тонкой серебряной трубочки выплывали струйки дыма, превращаясь в две фигуры — светлую, чуть пониже, и высокую темную, с головой, закрытой капюшоном. — Но сущности разделены? — пробормотал Дамблдор, и темная фигура протянула руку светлой, а та в ответ коснулась призрачных пальцев. — Мерлин, помоги нам всем, — прошептала МакГонагалл. — Действия Поттера могут поставить в тупик любого волшебника, включая Мерлина, — заметил Снейп. — Правильно ли я понимаю, — спросила МакГонагалл, поджав губы, — что произошло нечто, отличное от того, о чем доложила мне мадам Помфри? — Вам хорошо, вы хоть что-то понимаете, — пробубнил Рон и тут же заслужил неодобрительные взгляды от всех, кроме Гарри. — Несомненно, — сказал Снейп, глядя почему-то не на директора, а на МакГонагалл, — сначала Поттер подвергся воздействию некоего стимулирующего психику вещества. Мы с мадам Помфри полагаем, что нагретое толченое копыто фестрала могло послужить причиной его галлюцинаций. Если бы Поттер был столь любезен и дал нам закончить исследование, то к завтрашнему утру его проба крови окрасилась бы в ярко-синий цвет. Это свидетельствовало бы… — Точно, — едва слышно подал голос Гарри. — Я вспомнил, что свечи в кабинете Амбридж чадили как-то по-особенному. Они действовали на меня, но не на нее. — Отвар из семян расторопши с толченым безоаром может нейтрализовать воздействие. — Чай… — догадался Гарри. — Амбридж все время что-то пила. Сейчас я уверен, что там не было никакого Волдеморта. Шрам совсем не болел. А когда я пришел сюда… Я словно смотрел чужими глазами и… профессор Снейп, правда, что за той длинной полкой спрятан зеркальный бар? — О, ты оставил тайник своего предшественника? — улыбнулась МакГонагалл. Хмурившаяся все это время Гермиона неожиданно обратилась не к директору или своему декану, а к Снейпу: — Простите, можем мы получить немного информации? Потому что совершенно не ясно, в чем дело и почему Гарри здесь и в таком виде. Снейп перевел тяжелый взгляд на Гарри и сделал приглашающий жест. — Пророчество, — выдохнул тот. — Волдеморт искал вовсе не оружие, а пророчество. * * * — Подытожим, — мрачно сказала МакГонагалл. — Орден Феникса больше месяца тратит усилия на охрану того, чего уже не существует. Гарри обреченно кивнул. — Завтра на мою голову свалится комиссия из Мунго, чтобы засвидетельствовать психическое расстройство Поттера. На сей раз кивнул Дамблдор. — И Гарри пытался убить профессора Снейпа, потому что Темный Лорд проник в его сознание, — добавила Гермиона. — По счастью, у вашего друга не хватило навыков, чтобы как следует перерезать мне горло, — ухмыльнулся Снейп, а Гарри спрятал лицо в ладонях. — Не понимаю, как нам следует действовать дальше, — пожала плечами МакГонагалл. Дамблдор откашлялся, и все затихли. — Мне представляется, — директор был спокоен и весел, словно держал речь на пире в честь начала учебного года, — что все эти события нам только на руку. Естественно, профессор Амбридж преследует одну-единственную цель — изолировать Гарри от всех возможных контактов в Хогвартсе. Надеюсь, что я все еще имею некоторое влияние на главного целителя и он будет беспристрастен. В любом случае тебе, Гарри, грозит один из двух исходов: либо тебя конвоируют в Мунго для принудительного лечения, либо ты будешь исключен из школы за нападение на преподавателя и по причине опасности для остальных учеников. С сожалением констатирую, что профессор Амбридж оказалась не так глупа и некоторые ее поступки я был не в силах предугадать. Гермиона ахнула — то ли удивленно, то ли возмущенно — и вцепилась в руку Рона. — Сейчас нам следует хорошенько подумать, какой из вариантов предпочтительней для блага школы и твоего личного, Гарри, — добавил Дамблдор. — Не вижу ничего хорошего ни в одном из них, — буркнул Гарри. — Зачем вы выступали в суде, если все равно меня исключат? — Возможно, это способ остановить политику морального террора, которую последовательно проводит Амбридж, — заметила МакГонагалл. — Не будь здесь Гарри, вся школа была бы лишена столь пристального внимания министерства, и у нас был бы шанс сохранить всех сотрудников и набраться сил для противостояния. — Вы считаете, что мне не место в Хогвартсе? — нельзя было сказать, что Гарри удивился. Этой ночью Волдеморт завладел его мыслями и телом, заставил силой пройти сквозь защитные барьеры и почти убить Снейпа. Что если бы он начал с чего-то попроще? Например, вырезал все гриффиндорские спальни? Гарри замутило от одного воспоминания о том, какие чувства он испытал, когда горячая сладкая кровь Снейпа волной хлынула тому на грудь. Любому другому Дамблдор бы не успел прийти на помощь, и к утру в школе могло оказаться несколько десятков трупов, залитых кровью и его собственной спермой. Он едва успел поднести ладонь ко рту, подавляя рвотный позыв. Все присутствующие смотрели на него со смесью отвращения и сожаления. Он кожей чувствовал презрительный взгляд Снейпа и сочувственные — друзей. — Мне правда не стоит здесь находиться, — едва смог сказать он. — Решать тебе, — развел руками Дамблдор. — С одной стороны, сейчас, когда Волдеморт может влиять на твое сознание — и счастье, что пока об этом не знает профессор Амбридж — ты представляешь угрозу для каждого из нас. С другой — прости, Северус, я предпочел бы, чтобы это был ты, но раз уж так получилось, и ты больше не можешь поставлять нам сведения — то я бы счел полезным, чтобы их связь с Гарри не прерывалась как можно дольше. Поэтому любое решение, при котором Гарри останется жив, меня устраивает. Так, по крайней мере, Орден будет осведомлен о настроениях и стремлениях Волдеморта. Гермиона кусала кулак, а другой рукой сжимала колено Рона, чтобы он не возражал. — Посмотрим… — процедил Гарри, до которого вдруг дошло, что он больше не ученик Хогвартса и даже не просто сумасшедший, а какой-то передатчик, который каждый может настроить на свою волну. Правильно, кому какое дело до чувств железки, и пусть она измазана в грязи, но пока сможет исполнять свою функцию — ее не выбросят на помойку. — Посмотрим… Или Мунго, или исключение… Все равно моя палочка уже у Амбридж. Возможно, мне стоит отправиться куда-нибудь в пустыню или дикий лес, где я не причиню никому вреда. Буду охотиться на гиен и сусликов, перерезать им глотки, а сведения о настроении Волдеморта посылать вам совами. — Ты можешь вернуться к Дурслям или Сириусу, — тихо сказала Гермиона. — И в один прекрасный день обнаружить себя, купающимся в их крови?! — заорал Гарри. — Ну уж нет! Скорее, я брошусь с Астрономической башни. — Пророчество… — процедила МакГонагалл. — Если вы поступите столь опрометчиво, то Темный Лорд будет непобедим. — Есть еще вариант, — вдруг четко произнес Снейп. — Единственный, при котором Поттер сможет находиться под защитой и контролем и в некотором смысле даже продолжить учебу. Дамблдор бросил на него быстрый взгляд. — Наши совместные чары, Альбус, — все так же холодно продолжил Снейп, — подвели всего несколько раз. Думаю, я буду в силах справиться с ними и с Поттером. — О боже, нет… — прошептал Гарри, в голове у которого в единый миг все прояснилось и встало на свои места. Неожиданная ненависть Волдеморта к Снейпу, ледяной щит из чар у его комнат и цветная сеть в кабинете зельеварения, странные приступы боли, одолевавшей профессора, и то, что Снейп с начала года не показался вне защищенных мест. — Вы предлагаете мне запереться так же, как заперлись вы, чтобы Волдеморт не добрался до меня? — Не так же, а вместе, Поттер. Если вы думаете, что я испытываю несказанное удовольствие от этой перспективы — ошибаетесь. Я сделаю все возможное, чтобы как можно меньше с вами пересекаться. Мы с директором наложили на эти комнаты чары такой силы, что разрушить их Темный Лорд может в исключительных случаях. Кажется, однажды вы были свидетелем этого знаменательного события, а сегодня и непосредственным участником. Но это позволит вам оставаться под защитой стен Хогвартса и изредка видеться с друзьями. — Ты готов пойти на это, Северус? — удивленно спросил Дамблдор.— Уверен, что сможешь контролировать ситуацию? Снейп криво усмехнулся, пожал плечами и процедил: — Нет, но что нам еще остается? Не отправлять же его, в самом деле, к магглам. Остаток ночи прошел в разработке первых шагов плана на завтра. Если все сложится так, как предполагал директор, то к обеду Гарри должен будет незаметно перебраться из Визжащей хижины в комнаты Снейпа и ждать следующего собрания. — А теперь советую всем вернуться в спальни, а тебе, Гарри, в больничное крыло. Надеюсь, зелья Поппи хватит на то, чтобы даже Волдеморт не смог тебя разбудить. Директор чуть склонил голову и исчез прямо из кресла. МакГонагалл строго глянула на Рона и Гермиону, и они поспешили помочь ей с левитацией тяжелого столика. Гарри пытался встретиться глазами со Снейпом, но тот сидел, смежив веки. — Вы отдадите мое воспоминание, сэр? Снейп ответил, не открывая глаз: — Завтра вечером. Поверьте, вам будет намного проще пережить день. Вернетесь и получите его обратно. Гарри осталось только кивнуть, бросить задубевшую от крови мантию в камин и отправиться босиком в больничное крыло под надзором ждавшей у дверей мадам Помфри. Где-то посреди дороги он решил, что лучше бы его исключили тогда, в августе, чтобы этих кошмарных двух недель сентября никогда не было в его жизни. Он умолил медсестру пустить его в больничную душевую — никакие очищающие чары не могли справиться с той грязью, что въелась в его тело. Долго стоял, раскинув руки под обжигающими струями, боясь прикоснуться к себе мочалкой. Он был уверен, что даже если срезать ножом верхний слой кожи, то под ней обнаружится плесень, а плоть будет вонять гнилью и приторно-сладкой смесью крови, спермы и возбуждения, от запаха которых он больше не сможет избавиться. В конце концов он так и не осмелился намылиться, а только обернулся в полотенце и побрел к кровати, обнаружив на ней стандартный больничный халат. Рядом лежал флакон с надписью «Снотворное» — великодушная мадам Помфри не побеспокоила его своим присутствием. Решив, что ничего хуже, чем было, с ним сегодня уже не случится, Гарри принял лекарство, укутался в одеяло, словно в кокон, и сунул голову под подушку.