... не войной...

23 сентября Мерлин и все Основатели, это было замечательно! Вот так просто сидеть в «Кабаньей голове», надвинув до самого носа капюшон. Перекатывать в пальцах хрупкую корочку фисташки, отхлебывать сок из не очень чистого стакана и изучать специально отложенный до этого момента утренний выпуск «Пророка». Гарри действительно наслаждался свободой. Мир вокруг, как и он сам, получил небольшую передышку, и кто мог упрекнуть его в том, что сейчас в дальнем темном углу трактира, в молчании и одиночестве, исключенный из школы, он был совершенно счастлив. Ровно до тех пор, пока Люпин не протянул ему обветренную, с неровными пожелтевшими пластинками ногтей, ладонь. — Привет! — отозвался Гарри, и ему тут же понадобилось перевернуть страницу газеты. Нет, правда, что может быть важнее, чем узнать, что шестеро из девяти Пожирателей засвидетельствовали взрыв котла с пуншем во время ужина в доме Кэрроу. Хозяин и его сестра погибли, а Люциуса Малфоя словно не существовало в помине. Десятым был Петтигрю, и Гарри всей душой надеялся, что тот не сбежит из Аврората до понедельника. — Камин, — проговорил Ремус, подходя ближе и, должно быть, намереваясь опустить руку ему на плечо. — Ну же, тебя все ждут. — Блядь! Гарри выругался с таким облегчением, с совершенным чувством вседозволенности, что губы сами расплылись в широкой улыбке. Он больше не подчинялся никому. Не был ни учеником, ни игроком чьей-то команды или членом семьи, в которой следовало соблюдать внешние приличия. Он был на равных: с Сириусом, Люпином, со своими «милыми» родственниками, Тонкс и Молли, и даже с Дамблдором! Люпин чертыхнулся и близоруко прищурился, глядя ему в лицо: — Там праздничный обед… но если не хочешь… — Ремус, не знаю, что сказал тебе Сириус, но мы вчетвером… я и он, Рон и Снейп… мы вместе кое-что сделали. Один я не заслужил. И, благослови его Мерлин, Люпин понял. Суетливо вскочил, отбежал к стойке, опрокинул в горло узкую стопку и нагнулся над камином. — Я всё устроил, — спокойно сказал он, вернувшись. — Но все равно спасибо тебе за Нимфадору. — Снейпу скажешь, — улыбнулся Гарри. — Это был его план, и именно он прикрыл Тонкс от взрыва. — Да-да, конечно, непременно… я скажу… я обязательно… — Люпин тащил его за локоть к камину. Гарри сцепил зубы, но не стряхнул руку, хоть прикосновение жгло через одежду. * * * — Гарри! В глазах Сириуса плясали озорные черти, и Гарри мог поклясться, что крестный уже спланировал все выходные за него. — Я хочу побыть… просто без всех, — выдавил он, а Люпин понимающе кивнул и отступил на шаг назад, обратно в зеленое пламя. Это был долгий день, перетекший в бесконечный вечер, полный молчания, обрывков случайных фраз и неосуществимых планов на будущее. — Хочу завести трех собак, — сказал Гарри, отрывая губы от высокого стакана с вишневым сидром. — Больших таких… черную, рыжую и пятнистую. Сэрбернар или как-то так… — Сен, — откликнулся Сириус. — Сенбернар. Они привыкли носить на шее бочонок с ромом, чтобы спасать замерзших в горах путников. Сен значит святой. И, кстати, о роме… После обеда они обосновались в небольшой комнате, где потолок давил на затылок, а вместо камина прямо на старинном паркете пылал костер. Вокруг было тихо, темно и до одури спокойно. — Любишь собак? — едва слышно спросил Сириус. — Мне кажется, больше, чем людей. И уж точно больше низзлов, гиппогрифов и драконов. Это был прекрасный субботний вечер. Лучше всех тех, которые Гарри мог вспомнить. Холодный кожаный нос Бродяги ткнулся в его ладонь, и руки сами потянулись к лобастой голове, треугольным поджатым ушам и жесткой шерсти на загривке. — Ох, Сириус, — зашептал Гарри, — собаки точно не похожи на людей. Бродяга забил хвостом, переступил задними лапами и привалился большим теплым телом к его бедру. Гарри опустил голову на собачью спину, вдохнул терпкий животный запах и прикрыл глаза: все прежние тревоги и беды остались далеко позади, а о проблемах думать не хотелось. — Правда, Бродяга, — шептал он, перебирая завитки вдоль хребта, — собаки совсем другие. Они все понимают. Они теплые, красивые и очень умные. Если это не бульдог тетки Мардж, конечно. Бродяга переворачивался на спину, подставляя белесое брюхо, и норовил лизнуть горячим шершавым языком ласкающую руку. — Мне кажется, что собаки думают не как мы и чувствуют совсем по-другому. Гарри обнял его за шею и улегся щекой между ушей. Бродяга вздрогнул всем телом и, вывернувшись из кольца рук, в два прыжка оказался у порога комнаты. — Гарри, прошу тебя… — голос Сириуса звучал низко, словно рычание крупного пса. — Не делай так больше. Двенадцать лет одни фантазии, потом — тс-с, это секрет! — ни с кем не получалось, только два раза, не смейся. А теперь снова здесь, как в Азкабане. Еще немного, и я могу не удержаться… мне все равно с кем, но не… Глаза Сириуса подернулись поволокой, словно у него было третье веко, углы губ странно подрагивали. Он сунул руки в карманы, и даже из центра полутемной комнаты Гарри заметил очертания вставшего члена под широкими брюками. — Боже, Гарри, — продолжал шептать Сириус как безумный. — Умоляю, никогда больше… Я… нет, это слишком. Он вылетел из комнаты, и до слуха ошарашенного Гарри донесся только грохот шагов вверх по лестнице. — В этом мире есть хоть один человек, который не заморачивается на сексе? — возмущенно спросил он у тлеющей паркетной плашки. — Еще вишневой шипучки? — отозвалась та скрипучим голосом Кричера. — Да иди ты… Он скрутился калачиком и положил голову на локоть. Какие книги и учебники? Ему бы дожить здесь до понедельника. 24 сентября Сириус точно приготовил утреннюю речь. Она должна была начинаться с «понимаешь ли, Гарри…» Но кофе Кричера был намного лучше подкрашенной коричневатой водички, которая полагалась ученикам в Хогвартсе. Еще чашечка, и Гарри поймет, что находят другие в этом черном, горьком и пахнущем пряностями напитке. — Я хотел бы прогуляться по городу, — преувеличенно жизнерадостно сказал он. Сириус выглядел ну точно побитым бродячим псом, разве что хвоста не было. — Не могу… — на его лице было написано невероятное сожаление. — До решения Визенгамота я все еще виновен. Попроси Тонкс или Молли, они уж точно не станут… — Я вовсе на тебя не сержусь, — заверил Гарри. — Мало ли у кого какие… ну, кому что нужно. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь с прогулки? Сириус, казалось, немедленно взял себя в руки, отряхнулся, рассыпал по плечам спутанные волосы и заулыбался: — Тебе не продадут. Но если Тонкс сумеет постареть лет на семьдесят… Она знает. Темный ром, на наклейке пират. И индийское карри из «Дворца махараджи». Притащишь? Деньги с меня. Гарри расплылся в улыбке и кивнул. Тонкс он беспокоить не собирался. Набил в первом попавшемся магазине корзину до отказа и обернул две тяжелых бутылки мантией-невидимкой. — Эй, молодой человек, здесь намного больше, ваша сдача! — завопила вслед кассир. — Вы неправильно посчитали, — крикнул он, не поворачивая головы. В конце концов, он кто угодно — убийца, извращенец, полный псих, но только не вор. * * * — Если ты будешь столько пить, то до утра превратишься во флоббер-червя. Я же не предполагал, что это тебе на сегодня! Гарри с трудом вырвал из рук Сириуса бутылку, понюхал и сморщился: — Господи, какая дрянь! — Эта дрянь не дает мне сдохнуть в четырех стенах. Мне казалось, что ты должен понимать. Они сидели в гостиной — Гарри у камина, а Сириус в самом центре, на специально передвинутом туда кресле. Гарри решил, что тот проделал финт с мебелью, исключительно чтобы не находиться рядом. Жаль, но, похоже, он будет лишен еще одного удовольствия: прижаться щекой к жесткой шерсти Бродяги и ласково перебирать завитки за ушами. — Слушай, расслабься, — вещал издали Сириус. — Завтра после суда обещаю тебе любые развлечения. Магические, маггловские — выбирай хоть парк аттракционов, хоть бордель в Лютном. Все кончилось, Гарри. Мы это сделали. — Ни черта не кончилось! — Да что ты? — иронично усмехнулся Сириус. — Не мы ли разнесли Волдеморта вместе с парочкой отпетых Пожирателей в мелкие клочья? Гарри обреченно вздохнул. — Джеймс гордился бы тобой, — Сириус поднял бутылку, в которой плотный темный напиток уже был смешан с такой же коричневой, с пузырьками, колой. Чтобы освободить ей место, Сириусу понадобилось не меньше десяти глотков чистого крепкого дегтя. — Давай за него, — сказал Сириус. — И за Лили. Гарри отхлебнул сок прямо из высокого кувшина. — Уверяю тебя, — спокойно начал он, когда справился со спазмом, сжавшим горло, — все еще только начинается. Снейп считает… — О, и за слизеринского ублюдка тоже. Подумать только, в кои-то веки решил сделать мне добро. — Сириус отсалютовал бутылкой высокому расписному потолку. — Пусть ему там зачтется. Перед Лилс, наверное, стыдно стало, она всегда говорила, что он хороший, просто мы не умеем смотреть. — Повтори! Сириус рассеянно глянул сначала на Гарри, потом на полупустую бутылку, вздохнул и вновь долил в узкое горлышко колу. — Можно подумать, я выдал какую-то тайну, — фыркнул он. — Снейп всегда был занозой в заднице. С первого дня. Вроде как твой Малфой. Сейчас скажу тебе одну штуку, все равно он не узнает — если бы он хотел макнуть нас в дерьмо… а он хотел… он отловил бы нас поодиночке еще на втором-третьем курсе, и тогда мы с тобой вряд ли бы разговаривали. Гарри фыркнул в кувшин, и брызги сока окатили очки. — Ага, — продолжал Сириус. — Когда Лилс его послала, он перестал сдерживаться. Но тогда мы уже и сами не промах были. Мутные пятна сока так и остались на стеклах, расплываясь цветными кругами — обалдевший от внезапного откровения Гарри так и не смог поднять руку, чтобы стереть их. — Снейп и Ли… мама? Они что, они... — По секрету всему свету, — тонким противным голосом пропищал Сириус. — Вся школа знала. Сопливус сходил по ней с ума, а Лилс из него веревки вила. У Джеймса сносило крышу, когда он только представлял, как она с этим носатым на каникулах… Они жили рядом, чуть ли не с пеленок знакомы. Ты не подумай, — спохватился он, — Лилс была честной… ну, в смысле… гм… Может быть, целовалась с ним, да и всё. Она добрая была, всегда его защищала. Мозг Гарри пробормотал что-то невнятное и отключился. Гриффиндорка Снейпа, чье имя он хранил в тайне, внезапно обрела рыжие волосы, зеленые глаза и чуть вздернутый нос. — Блядь! — Надеюсь, — хохотнул Сириус, — это не касается Лилс. Она была совсем не такой, поверь. Да и вообще все не важно. Столько лет прошло, я и лица ее толком не помню, только глаза да волосы. А Снейп… — Сириус вновь поднял глаза, обращаясь к потолку, — давай помянем. Урод был, но умный, сука. Если меня оправдают, куплю его халупу, где мы были в среду. Отличное место. Глухомань, но если привести в порядок… Гарри точно знал, что ничего не пил. Ни капли вишневого сидра, ни даже настойки трав, только понюхал горлышко откупоренной бутылки с ромом. И, конечно, после вчерашнего ему не следовало прикасаться к Сириусу. Но ноги сами понесли его к креслу, руки вцепились в плечи крестного и затрясли его, как погремушку. — Что происходит?! — заорал он, глядя в помутневшие влажные глаза. — Вчера Снейп был жив и здоров. Если не вчера, то позавчера ночью точно! В понедельник я должен вернуться к нему, он сам так велел. Сириус, я не понимаю, о чем ты говоришь! Мягкие, слишком яркие губы растянулись в животном оскале и произнесли: — Argentum Divinum. И чему вас только учил Сопливус? Всегда знал, что он никудышный профессор. — Не понимаю! Не молчи! Аргентум Дивинум? А виктима квае — эээ, что-то там — виктро… вокату… — Жертва, которую… что-то про победу… ещё про призывать, — фыркнул Сириус, — я же говорю, учитель из него, как из меня… Его глаза закатились, кончик алого языка облизал губы, Сириус обмяк, неестественно свернувшись в кресле, и до слуха Гарри донесся легкий всхрап. — Кричер! — Полукровка смеет… Простите, сэр крестник недостойного отпрыска благородного рода хотел… — Книгу! Учебник, словарь, что-нибудь! Эльфы умеют смеяться, но остро чувствуют угрозу своей жизни. По крайней мере, этот точно понял, что сжатая в кулаке кочерга лишит его голову привилегии торчать среди прочих вдоль лестницы дома Блэков. — Библиотека к вашим услугам, — проворчал Кричер. — Достаточно так же громко проорать вопрос. — Мою мантию, сука! — Сразу видно, что полукровку с позором выгнали из школы, — Кричер преувеличенно медленно ковылял к двери, даже не думая аппарировать. — Иначе буйный гость недостойного хозяина знал бы, что Кричер относится к мужскому полу. Впрочем, Кричер может продемонстрировать доказательства. — Где библиотека?! Скорее! — Полукровка думает, что чем громче он вопит, тем быстрее все случится… ну-ну… Дверь с грохотом захлопнулась за эльфом. — Сириус, библиотека?! Тот, не размыкая век, пробормотал: — Четвертый этаж, слева, ладонь в центр двери, — и тут же вернулся к блаженному похрапыванию. * * * Это хорошо, что он не хотел пользоваться чужой палочкой без особой нужды. Иначе дом Блэков точно превратился бы в развалины, увлекая за собой пьяного Сириуса, некстати притащившего мантию Кричера, истерящий портрет Вальбурги и сотни две докси, поселившихся в ковре библиотеки. Снейп бы тоже не выжил. Впрочем, ему и не светило. Аргентум Дивинум оказался запрещенным, не до конца исследованным зельем, плодом опытов воинствующих монахов каких-то древних веков. — Ты непередаваемый идиот, Северус Снейп! Монте-Кристо ёбаный. Кто тебя просил, урод?! Гарри несся по каминной сети до «Кабаньей головы», не замечая, что ругается вслух. Потому что если не орать, а думать, ситуация казалась окончательно безысходной. «Божественное серебро», Аргентум Дивинум, ненадолго давало принявшему нечеловеческую силу и реакцию, моментальную регенерацию организма при смертельных травмах, трезвость мысли в яростном бою и окрашивало радужку глаз в знакомый Гарри цвет. — Побочный эффект, — шептал он, пока мчался по ходу из «Сладкого королевства». — Небольшой, блядь, побочный эффект. При постоянном приеме зелье убивало за несколько дней, а при его отмене — не более чем за сутки. — Снейп, сука, зачем? Ты же хотел жить! Ты затеял это ради того, чтобы выжить… Голова статуи одноглазой ведьмы покачнулась и вылетела в центр коридора. — Снейп! Эй, Снейп! Как оно там?! Монте-Кристо! Он никогда еще не видел, чтобы дверь открывалась так медленно. * * * Пусто… пусто… Ни намека на то, что кабинет или ванная комната были обитаемы. Ни пылинки, ни клочка пергамента, ни выбившегося из ровного строя книг корешка. Ключ на цепочке, кажется, сам дернулся под футболкой. Нет. Если Снейп считал, что его секреты могут дождаться понедельника… Позже. Да! Дверь в спальню была не защищена чарами, но, очевидно, завалена изнутри. Как минимум обломком Монблана. Панель не сдвигалась и не поддавалась известным заклинаниям. — Твою мать, Снейп! В отчаянии Гарри врезал по хрупкой с виду двери профессорским креслом. И она поддалась, треснула ветвистой щелью из центра к краям. Царапая руки в кровь, он выломал поврежденный кусок. Так и есть! Ублюдок догадался хитро заблокировать ее какой-то деревяшкой. Табуретку, что ли, сломал. Сука! Да как он мог, как посмел закрыться в сейфе, чтобы умереть вот так — в темноте и одиночестве, словно дикий зверь в пещере?! — Люмос! Бездыханное тело лежало на кровати, облаченное в привычную, застегнутую под самое горло черную мантию. — Даже ботинки успел начистить, — взвыл Гарри. — Снейп, ты не спишь, Снейп?! Конечно, он не спал — узкое лицо и кисти рук покрывала серебристо-синяя застывшая масса, напоминавшая посмертный слепок. — Сука, сука, сука… зачем? — прошептал Гарри, без сил опускаясь на ковер у кровати. И вдруг ему показалось, что указательный палец Снейпа дернулся. Едва уловимо, на десятую долю дюйма, но… Дрожащей рукой Гарри пытался нащупать пульс: запястье, шея под глухим воротом, грудь под слоями плотной ткани. На кончиках пальцев он ощущал стук чужого или своего собственного сердца? Откуда он вспомнил, что можно еще и вот так? Гарри сорвал очки и поднес стекло прямо к серебряным губам. — Снейп, я сейчас… Помфри, Мунго… — исцарапанное стеклышко едва заметно подернулось туманной мутью. — Не сметь! — вдруг вырвалось из мертвых губ, и это уже точно был предсмертный хрип. Тело Снейпа дернулось в агонии, серебро на ладонях вспыхнуло, пальцы заскребли идеально натянутую простыню, край мантии задрался, открывая потертую бахрому брюк. Гарри вновь осел на пол: последнее желание умирающего священно, и если Снейп не хочет, чтобы его тело досталось любопытным медикам… Гарри понимал. Он и сам бы… Он тоже бы… Но это он, а Снейп…. После всего, что они совершили… Это было чертовски несправедливо. Он тихо завыл на одной ноте, уткнувшись головой в край кровати, не смея даже глянуть на застывшую скрюченную руку. Ему казалось, что сердце и голова сейчас лопнут от досады и непонимания. Тот, кто настолько хотел жить, что ради этого решился довериться тем, кого раньше ненавидел, сам обрек себя на смерть ради воплощения этого плана. Как такое возможно?! Ни смысла, ни логики, ни толку… Снейп… Конечно, что-то нужно сделать с телом. Позвать Дамблдора, Рона с Гермионой… лучше Молли. Да, точно Молли, она должна знать, что положено в таких случаях. Гарри никогда еще не видел покойников. Седрик, безусловно, был мертв, но он был погибшим, сраженным Авадой, словно воин в бою. А сейчас… про таких пишут в колонке некрологов: почивший, усопший, скончавшийся. Снейп был усопшим, заснувшим, мирно смежившим почти прозрачные серебряные веки, раскинувшим в стороны сверкающие носки ботинок. Не дышащим, неподвижным, телом без души. Мертвым… а над мертвыми принято что-то читать. Вроде из праха в прах и упокой, отпусти грехи, аве мария, избави от зла, матерь божья, ин ора мортис, аминь, патер ностер, аминь, виктима воката, жизнь вечную… Он шептал непонятные слова так, как они всплывали в его памяти, раз за разом… еще и еще… в полной темноте… — Кошмарное произношение, Поттер. — Вам все равно, — пробубнил он. — Я даже не знаю, что говорю. Виктима ква воката какая-то. — Вокатур. — Что-о-о-о?! Гарри вскинулся, неверяще глянул на сине-серебряное лицо и выдохнул, опуская голову обратно на край кровати: — Господи, галлюцинация. — Как бы это было прекрасно, Поттер, — послышалось сверху. — Мой дух преследовал бы вас до конца вашей жалкой жизни. Но увы… Гарри был уверен, что голос звучит в его голове. Поднять глаза и вновь увидеть одеревеневшие пальцы и безжизненный профиль он был не в силах. — Я велел не приходить до понедельника, — словно из преисподней. Тихий, едва слышный шепот, как во сне. — Не способны выполнить даже такую просьбу? Гарри чувствовал, как из горла вместо рыданий рвется истерический смех. — Мне жаль Гриффиндор, — сказал он сквозь всхлипы. — Не все привидения такие спокойные, как Биннс. Кошмар! Им придется выслушивать ваши лекции из загробного мира. К его уху привалилось что-то холодное, гладкое, но, кажется, слабо пульсирующее. — Не может быть. Божественное серебро. Запрещено. Смертельно. Антидота не существует. — Верно, — вздохнул голос. — Очевидно, у меня околосмертные переживания, некие видения. Странно, что именно вы… Он совершенно не ожидал, что мертвое тело Снейпа вновь обретет подвижность, тепло или привычный сарказм. Но стоило убедиться. Да! Серебро кожи помутнело, сменяясь синюшной бледностью, и левый уголок губ слегка сместился вверх. Нет! Это была жуткая, неживая посмертная улыбка. — Я чувствую, что вы пялитесь, Поттер, — дуновение из на миг разомкнувшихся губ. — Сне-е-е-ейп! — Не сметь, Поттер. Я умираю. Вы — мой личный ад. — Вы живы. Блядь, Снейп, вы еще живы! Не верите? Не верите?! Гарри нагнулся и сомкнул зубы на выпирающей спинке профессорского носа. Конечно, и труп бы подскочил. Хрустнул хрящ, со скрипом разорвалась кожа, на губах Гарри полыхнули горячие капли. — Я знал, что вы ненавидите меня, — с трудом прошептал профессор, — но чтобы до такой степени… Гарри уже было все равно. Он, конечно, не идиот, но даже идиоты знают, что у покойников теплая, горьковатая кровь не стекает из ранки на скулу и не заливает подбородок. Гарри подхватил Снейпа под мышки, не слишком-то учтиво стянул с кровати и потащил в кабинет. Плевать, что камины под надзором! Один-единственный раз, когда это действительно нужно, ему должно повезти! Чертов Снейп весил, как дохлый тролль, и длинные ноги цеплялись за решетку камина. Будь тот в сознании — точно стряхнул бы руки Гарри со своего тела. Он занес пригоршню летучего пороха над головой, когда услышал: — Инсендио, Поттер. Прошу… Огонь не достанет до спален учеников. Допустим, он все еще умирающий и точно бредит. Снейп никогда в жизни не произнес бы «прошу» таким умоляющим тоном. Бредит, конечно. И вряд ли выживет. Еще одно последнее желание. Гарри послал заклинание прямо из камина и прежде, чем прокричать «Дом Блэков, Гриммо двенадцать», увидел, как занялся высоким всполохом профессорский стол.