... не войной...

Тетя Петуния возилась на газоне, собирая невидимые глазу паутинки с куста вьющихся роз. — Как мило с твоей стороны, что ты избавил нас от необходимости видеться со всеми этими... — Петуния сморщила нос. — Надеюсь, в будущем будет так же. Гарри пробурчал что-то вроде приветствия и потащился в свою комнату. Раньше, когда он проводил время в каморке под лестницей — он думал, что дом Дурслей огромен и полон сюрпризов. Но даже заброшенная лачуга Снейпа в Коукворте теперь представлялась более интересной, чем место, в котором он провел детство. По сравнению с домом Блэков двухэтажный коттедж и вовсе выглядел чисто прибранной кладовой, где хозяйничал мрачный, но повернутый на идеальном порядке эльф. Как бы то ни было, в знакомой маленькой комнате с треснутой дверцей шкафа, клочком ободранных обоев и узкой кроватью ему предстояло провести весь июль до своего дня рождения. Забавно, но теперь кошачья дверца, через которую Дурсли подавали ему еду, не казалась ему оскорбительной. Это был путь на свободу в любое время суток. Анимагия — не колдовство, он — не ученик Хогвартса, родственники не желают с ним общаться — так в чем проблема? Разве что закопать где-нибудь у задней двери пакет с деньгами и одеждой, чтобы без проблем добираться до него. Он взвесил на ладони пачку купюр, мысленно поблагодарил Сириуса и представил, что этот месяц он проведет как исследователь в далекой неизвестной стране. Маггловский мир — с рождения недружелюбный, а потому бесцветный и скучный, переменился с тех пор, как Гарри привык бродить по шумным улицам большого города под сверкающими огнями рекламы, и пустил корни куда-то глубоко, в самое сердце в тот памятный вечер, так похожий на настоящее свидание. Размышляя, где можно найти место для хранения вещей, он вдруг осознал — в этом нет необходимости. Дурсли больше не казались ему ни воплощением зла, ни строгими тюремщиками. Он обязался просидеть в их доме пять недель, но не обещал беспрекословно слушаться. Ничто не может помешать ему покинуть комнату на своих двоих, а не унизительно сбегать, даже если дядя Вернон навесит очередную решетку на окно и железный замок снаружи — хлипкая дверь разлетится в щепки от нескольких ударов ноги. Ему нет необходимости спускаться в гостиную, драить по утрам кухню взамен на получение завтрака, а стричь траву и вскапывать розы он может только по собственному желанию. Внизу затрещал телефон, и громкий голос Дадли, ставший похожим за год на трубный глас Вернона, заорал: — Эй, псих, тебя к телефону. Надеюсь, твоя подружка толстая, как мусоровоз, и такая же страшная. Кто бы еще на тебя позарился? И имя, как будто брюкву жуешь — Гермиона. — Ты стал еще тощее и уродливей, — сказал Дадли вместо приветствия. — А тебя что, наконец-то обменяли на пригодную к жизни копию? — Пояс чемпиона городских соревнований, — хвастливо сказал Дадли. — Такого дохляка, как ты, положу одним хуком слева раньше, чем успеешь вытащить свой кусок дерева. Настоящий спорт — это тебе не орать и всяким дерьмом махать. А у боксеров и победителей всегда толпа красивых телок. — Дадли, зайка, твой белковый коктейль и куриная грудка, — донесся из кухни голос Петунии. — Гарри, нужно разобрать хлам в гараже. Гарри промолчал. Если Дурсли ждали целый год, чтобы разделаться с завалом в углу гаража, то не так уж он им и мешал. — Алло, алло! — взывала телефонная трубка. — Гермиона! — Гарри, Гарри! Я так рада тебя слышать! — подруга глотала окончания от волнения. — Ты можешь дать мне ориентир? Литтл Уингинг, оказывается, не такой уж маленький. Я вижу какой-то торговый центр, рядом «Фиш энд Чипс», за ним аптека... Гарри быстро сообразил, что явлению Гермионы на Тисовой улице никто не будет рад. — Стой там. Я буду через пятнадцать минут, — он вылетел за дверь и понесся прочь, не обращая внимания на возмущенные вопли тети. Кажется, второпях он наступил на кустик садовой земляники у ворот. Вытирая пот со лба и задыхаясь, он выскочил на центральную площадь города и завертел головой в поисках подруги. — Эй, Гарри, сюда, — он слышал знакомый голос, но никак не мог ее отыскать, пока не раздался громкий звук клаксона и из окна маленькой красной машинки не высунулась растрепанная голова. Гермиона сидела на заднем сиденьи, примостив рядом два пакета из «Фиш энд чипс» и раскрытую баночку с соусом. — Здравствуйте, миссис Грейнджер. Милая машина. — Рада тебя видеть, Гарри, — кивнула мать Гермионы. — Спасибо, надеюсь, Гермионе тоже понравилось. Это подарок к окончанию курса. — Офигеть, это твоя машина? — Назову ее «Красная стрела», не все же на метле летать. Мама подала документы для моей лицензии, но пока... — Гермиона вздохнула. — Только после дня рождения, а если повезет, то на рождественских каникулах. Угощайся, я иногда так скучаю по такой картошке. Гарри аккуратно взял тонкий ломтик и обмакнул его в соус: — А я никогда не пробовал, только пустые упаковки видел. Вкусно. Ты что же, прямо с вокзала и ко мне? — Я сказала маме, что мне срочно нужно тебя увидеть, вот мы и приехали сюда. — Только обратно ты будешь добираться на автобусе, — заметила миссис Грейнджер, — а я должна вас оставить, у меня на пять вечера запущенный стоматит. Высадить здесь? — Нет! — запротестовал Гарри, который и без того оглядывался, надеясь, что никто из дружков Дадли не заметил, как он нырнул в машину. — Можете отвезти нас? Я покажу место. — Мама, а можно я? — вдруг попросила Гермиона. — Мы уже нарушили четыре пункта дорожных правил, пока летели сюда, — пожала плечами миссис Грейнджер. — Одним больше — одним меньше... Только папа будет долго вздыхать, когда придут штрафы. Садись. Пока мать обходила машину, чтобы перебраться на пассажирское сиденье, Гермиона быстро зашептала: — Она не знает, что тебя исключили. Все очень плохо. — Я видел Рона, он сказал то же самое, — мрачно ответил Гарри, и все его прекрасное настроение мигом куда-то улетучилось. Из динамика у торгового центра грянул веселый марш, и бодрый голос возвестил о скидках на стиральный порошок и разделочные доски. Гарри поморщился. Подруга быстро скользнула за руль и завела мотор: — Теперь, пожалуйста, не отвлекай меня, только показывай дорогу. Вела машину она так же сосредоточенно, как писала эссе по Зельеварению. Гарри только бормотал: здесь прямо, у заправки налево, чуть дальше, вот! — Штрафных квитанций придет шесть, — заметила миссис Грейнджер, но Гарри не показалось, что она сердится. — Семь. Здесь нельзя останавливаться, поэтому выскакивайте скорей. Гермиона, ждем тебя вечером. Рада была повидаться, Гарри, удачных каникул. Маленькая красная машинка унеслась по трассе, оставив их у шоссе на окраине Литтл Уингинга. Это было прекрасное место. Гарри нашел заросли колючих кустов и высокий, уходящий в небо ствол дуба, когда однажды решил не возвращаться домой из начальной школы. Ноги сами несли его подальше от Тисовой улицы, пока он не оказался здесь. Он просидел под старым деревом до темноты, и вряд ли тетя и дядя перевернули весь город в его поисках. Если бы тогда с дороги прямо в лес не свернула раскрашенная машина с шумной компанией и дочь соседей не узнала бы его, заставив своих приятелей отвезти «бедного заблудившегося ягненочка» домой, то неизвестно, как сложилась бы его жизнь. Тетя потом долго ворчала, что Гарри опозорил их перед всей улицей, и с тех пор встречала из школы не только Дадли, но и его. — Слушай, а когда у тебя день рождения? — неожиданно спросил он Гермиону. — Я только сейчас сообразил, что ни разу не подарил тебе подарка. А ведь... — Девятнадцатого сентября, — отмахнулась та, — разве это так важно? Гарри сполз в траву и приложился затылком об дерево. Это был тот самый день, когда Рон втащил в кабинет едва живого Снейпа, и теперь он казался ему бесконечно далеким, словно прошло несколько лет. — Давай, рассказывай. Мне тоже нужно быть дома к десяти. Я так скучал по вам, не передать. А ещё у меня есть собака, настоящий ирландский волкодав. Гарри вдруг почувствовал себя первокурсником под взглядом декана — так тяжело и осуждающе глянула на него Гермиона, не донесшая до рта соломинку, торчащую из стакана с колой. — А еще за тобой никто не следит, ты в любой момент можешь оказаться где хочешь — хоть в Лютном переулке, хоть в «Норе», хоть черт знает где, и даже раздобыть себе палочку. А мы... Я даже «Пророка» не видела с тех пор, как все началось. — Он сейчас не издается, только ежедневные «Листки». Жаль, что я не догадался сохранить их для тебя. — Но ты же видел Рона, неужели он тебе ничего не рассказал? Гарри поразмыслил, стоит ли говорить подруге о незавидном положении всех Уизли и о том, какие каникулы устроила им Молли. — Вас что там, в отдельных камерах держат? — удивился он. — Мы не успели даже попрощаться. Рона увели в кабинет директора, едва он положил листок с ответами по истории магии на стол комиссии. Каждого чистокровного или полукровку деканы сдавали родителям под Непреложный Обет не выпускать детей из дома. А я, как и все магглорожденные, вернулась на поезде, и перед выходом на перрон... Гермиона распахнула воротник блузки, и Гарри увидел золотую узорчатую паутинку, плотно прилегающую к ее горлу. — Следящий артефакт. До сентября мы не имеем права посещать магический мир. Эта штука не то подает сигналы, не то вообще взрывается, стоит отправиться в Косой переулок или в дом, где есть хоть капля магии. Интересно, как они обеспечат нас всем необходимым для следующего курса? Мне пришлось оставить Живоглота в Хогвартсе, а палочки у всех отобрали в самом конце года, даже у первокурсников. — Нифига себе, — присвистнул Гарри, — То-то все говорят, что я опять на особом положении. — Никогда бы не подумала, что стану завидовать исключенному из школы, — вздохнула Гермиона. — Я знаю, что на каникулах нельзя колдовать, но все равно без палочки чувствую себя какой-то неполноценной. — У меня есть, — признался Гарри, и глаза подруги вспыхнули жадным огнем. Гарри было не жалко. В конце концов, он мог разжиться и новой. Если сильно припечет — попросит Сириуса достать ему другую. Поэтому он вложил палочку в ладонь подруги, но тут же увидел, как ее лицо покрылось алыми пятнами. Гермиона хватала воздух открытым ртом, скребла пальцами по шее, пытаясь сорвать артефакт, пока не догадалась отпустить рукоятку. — Вот мы и узнали, как это работает, — невесело сказала она. — Чертова штука сжала горло так, что я едва не задохнулась. Интересно, на книги она будет реагировать так же? Мне кажется, что это очень сильная палочка. — А я думаю — дурацкая. Камни эти... Но слушается. — Счастливый ты, — вздохнула Гермиона и тут же пустилась в долгий рассказ о событиях учебного года. — Я даже стала думать, что Хогвартс перенесся в другую вселенную. Все изменилось в один миг: совы прекратили летать, отменили походы в Хогсмид и соревнования по квиддичу. Вчера оказалось, что Кубок школы и не собирались вручать. Даже, представь себе, Запретный лес стал недоступен, и вообще дальше хижины Хагрида как будто не существует мира. Все тайные ходы обрываются на середине — просто стены и ничего больше. Перекличка по утрам, в обед и на ужине, на каждом ученике — следящие чары, отбой в десять и отработка, если задержишься в гостиной после сигнала. Мне приходилось учиться, задернув полог, я получала от МакГонагалл по три отработки в неделю просто за то, что зажгла там Люмос. Хуже, чем при Амбридж, честно, даже Святочный бал закончился в четверть первого. С.О.В. и Ж.А.Б.А принимали только школьные профессора, никаких посторонних. Наверное, это скажется на результатах. А что еще ужасней — итоги обещали сообщить после возвращения в сентябре. Но это же несправедливо — семикурсники могут узнать свои оценки в министерстве, а мы — нет. — Все птицы мобилизованы, — вздохнул Гарри. — У них не хватает сов. — Знаешь, к этому невозможно привыкнуть. Дамблдор ведет себя так, словно ничего особенного не происходит, но все чувствуют... Догадываются... Если кто-то получает баллы ни за что, а за ужином шоколадный торт и какао — значит, случилось что-то очень плохое. — Многие погибли, — выдавил Гарри. — Все Пожиратели и много защитников... Это настоящая война, не как в книжках или в кино. — Все, кроме Малфоя, — фыркнула она, — этого и Авадой не проймешь. Он явился за Драко в мантии из особого черного шелка. Выглядит совсем простой, но Лаванда сказала, что ярд стоит целое состояние. — Да уж, Малфой нынче на коне. Его сынуля вернется в Хогвартс невыносимым. А еще говорят, что у Люциуса роман с Амбридж. Гермиона захлебнулась и прыснула колой на футболку Гарри. * * * Они сидели до тех пор, пока солнце не закатилось за верхушки деревьев, а у Гарри ныла челюсть от долгого разговора и душа — за лучшего друга. Казалось, тот пережил худший год в своей жизни: без Гарри он стал объектом насмешек даже гриффиндорцев. — Ты уговорил меня поверить ему, и я поверила, — вздыхала Гермиона. — И очень злилась, когда началась война. Считала, что вы меня обманули, сочинили сказку про убийство Волдеморта, чтобы Рон предстал героем в моих глазах. А потом подумала: а что, если Волдеморт нашел другой способ возродиться? Выходит, я не ошиблась. Вот только в Запретную Секцию теперь никак. Там просто каменная стена, как будто и не было специального отдела в библиотеке. Я все еще жалею, что Снейп так глупо погиб, он бы точно сумел с этим разобраться. — Да, он мог бы, — глухо сказал Гарри, испытав укор совести за то, что обманывает лучшую подругу. — Что же, ты больше в него не влюблена? — Он мертв, Гарри. А Рон... Если бы от него отвернулась еще и я... Он с трудом пережил этот год. Знаешь, мне кажется, что у него появилось три седых волоса. Конечно, благодаря всему произошедшему он усиленно учился — только чтобы отвлечься и ни с кем не общаться. Ведь все считали, что он лжец и выдумщик, которому с твоим исключением не хватает славы и внимания. Я так боюсь, что он не вернется в школу на будущий год. — Вернется, — уверенно сказал Гарри. — Ради тебя, ради нас всех и ради общего дела. Я... с Сириусом... мы... Слушай, ты опоздаешь на автобус, а это долгий разговор. Давай встретимся еще раз. Завтра, например. — Только теперь ты ко мне, — улыбнулась Гермиона. — Приедешь? — Конечно. Что мне тут делать, не посуду же мыть? Пока они шли до станции, Гарри то и дело оглядывался, но их почему-то никто не преследовал — то ли у Дадли были дела поважнее, то ли сюрпризы ожидали его позже. У автобуса он помедлил и отступил на шаг, когда Гермиона попыталась обнять его. Та пожала плечами, сунула ему бумажку со своим адресом и телефоном и взлетела по ступенькам. Гарри купил двойную порцию в «Фиш энд чипс» и бегом рванул домой — часы показывали половину десятого, и ему не хотелось опаздывать на сеанс связи со Снейпом в первый же вечер. * * * Он думал о нем. Видит Мерлин, гораздо чаще, чем требовалось. Он не мог никому сказать, не давал себе шанса проговориться, но каждый раз, когда в речи Гермионы мелькало «Рон», в его голове эхом отдавалось «Снейп». Каждый вечер, глядя в клочок пергамента, он предугадывал проступающий абрис четкого профиля, почему-то всегда растрепанные пряди волос и серебряные искры в глазах. Утром, когда не мог бежать в душ и не смел издать ни одного лишнего звука, до подбородка натянув простыню и пользуясь пальцами вместо зачарованного карандаша. В темном зале кинотеатра и всегда, когда встречал на площади уличного художника, такого же худого и горбоносого. Он думал. С трепетом разворачивал вечером волшебный клочок бумаги и надеялся, что в ответ увидит свое лицо. Это значило бы, что Снейп тоже вспоминал о нем. Но, увы... Каждый раз его взору представало застывшее вчерашнее изображение Снейпа. В этот раз — в метро, с закатанными рукавами и узкой черной полоской браслета на запястье. Он хотел, чтобы эта рука легла ему на затылок и осторожно скользнула вдоль спины. Чтобы эти пальцы погладили его поясницу, чтобы эти губы... Картинка помутнела и изменилась: словно в финале какой-то мелодрамы, они тянулись друг другу в поцелуе. Гарри спохватился и перевернул пергамент — это было не то, что следовало видеть Снейпу и вообще кому угодно. Он постарался выровнять дыхание и вспомнить первый урок Зельеварения. Представил себя в классе: полумрак, бледное пятно лица над черной мантией, неприязненную ухмылку, холодный равнодушный взгляд — поспешно взглянул на листок, чтобы "отправить" этот образ, и замер — рука Снейпа лежала на его затылке, точно так же, как он мечтал. Сейчас она двинется ниже… Это было совершенно невозможно. Настолько, что не стоило надеяться, что когда-либо это воплотится в реальности. Он отбросил листок и с ужасом подумал, что теперь не посмеет взглянуть в глаза Снейпу. Одно дело, когда все происходит в твоей голове, и только для того, чтобы снять какой-то там ментальный блок. Совсем другое сейчас — Снейп непременно поймет, что Гарри хочет этого по-настоящему. Пусть и не представляет ничего, кроме поцелуев, и — в самых дерзких фантазиях — почувствовать губы Снейпа на своем члене. Хоть раз, но чтобы наяву. Наверное, когда поиск крестражей будет закончен и останется только убить Волдеморта или умереть самому, он наберется смелости и предложит... Попросит... Гарри спрятал горящее лицо в подушку и сам не заметил, как уснул. 23 июля В общем-то, жизнь у Дурслей в этом году не доставляла Гарри неудобств. Едва вставало солнце, он выскакивал из дома, покупал свежую газету, кофе и отправлялся бродить по городу или на автобусную станцию. До Гермионы было ехать минут сорок, а от нее до Лондона — еще двадцать. Возвращался он к десяти вечера, натыкался на недовольное бурчание дяди, укоризненный взгляд тети или язвительную реплику Дадли и тут же закрывался в комнате, для верности закрепив ручку двери веревкой и припасенной палкой. Дурсли существовали отдельно от него, как магический мир с войной, сводками «Листка», запрещенными зельями, непростительными заклинаниями и крестражами был огражден от маггловского — летнего, июльского, скидок в супермаркетах, очередей в кинотеатрах, толп туристов на Пикадилли и пончиков с приторной цветной глазурью. Порой ему казалось, что даже Снейп жил только в его воображении и на обрывке зачарованного пергамента. Рубрику происшествий в газетах, конечно, можно было считать редкими вестями с войны, но Гарри не видел в ней ничего необычного. Все те же аварии, ограбления и уличные беспорядки, как год и два, и три назад. Некоторое время их интересовала пропажа каких-то древних черепков из Британского музея. Гермиона с радостью зарылась в маггловские книги, а память Гарри некстати подбросила ему рассуждения Снейпа о собственном крестраже. Они потратили три дня, чтобы убедиться, что половина предметов в любом помещении источали магический фон — лицо Гермионы то и дело покрывалось пятнами, она, хватаясь за шею, летела к выходу из зала и подставляла лицо под струю воды в туалете. — Но ни один из них не крестраж, — вздохнул Гарри. — По крайней мере, не крестраж Волдеморта, его воздействие ни с чем не спутаешь. Если бы подруга с такой настойчивостью не просила его сходить в Косой переулок, то Гарри, пожалуй, признался бы себе, что они прекрасно проводят время. Они, конечно пытались. Но едва приблизились к двери «Дырявого котла», как Гермиона вскрикнула, разрывая ворот футболки, начала медленно оседать на землю и смогла вдохнуть полной грудью не раньше, чем Гарри оттащил ее на целых пять кварталов. * * * — Смотри, как интересно получается, — Гермиона разворачивала на столике кафе лист размером с воскресную газету. — Я тут от нечего делать порылась в книгах, которые остались дома. Сейчас история Хогвартса выглядит не такой захватывающей, но более информативной, чем перед первым курсом. Вряд ли ты или Сириус ее перечитывали. «Снейп», — мысленно поправил Гарри. Прошло уже четыре недели, и он до сих пор испытывал неловкость за то, что вынужден врать. — Так все-таки ты можешь читать учебники? — Мама кое-что придумала, неприятно, но не смертельно. Если Волдеморт решил обратить в крестражи артефакты Основателей и сильных волшебников, то... На бумаге выстроился список — стелька ночных туфель Мерлина в нем тоже присутствовала — найденные дневник, медальон и чаша были подчеркнуты зеленым, какие-то вымараны так, что нельзя было прочесть, а другие отмечены вопросительным знаком, и возле каждого красовалось небольшое примечание. Отдельно, в самом низу, старательно обведенное жирной рамкой значилось: «змея». — Во-первых, он обращал в крестражи только очень сильные или личные предметы, во-вторых, раздавал их на хранение тем, кому доверял. — Поздравляю, Гермиона, — фыркнул Гарри в стакан с колой. — Ты додумалась до того же, что и мы, только гораздо быстрее. Кажется, она немного обиделась, помолчала, медленно ковыряя пирожное, и мрачно сказала: — Самый знаменитый артефакт Ровены Рейвенкло — диадема. Профессор Флитвик рассказывал, как в школьные годы посвятил ее поискам несколько лет. Считается, что она придает обладателю феноменальные умственные способности. Я бы тоже не отказалась, но Флитвик утверждал, что артефакт утрачен много столетий назад, еще при жизни самой Ровены. Самый известный предмет Гриффиндора... — Меч, конечно! Но Волдеморт никогда бы не смог даже коснуться его, не то чтобы провести ритуал. — Кто знает… Возможно, у Годрика была другая вещь. Пояс, кинжал, пряжка от ботинка. — В списке Хепзибы Смит осталось пятнадцать предметов, в твоем еще девять, о которых я ни разу не слышал. — вздохнул Гарри. — Две дюжины — на это можно потратить всю жизнь. Если ты и... Сириус тоже утверждаете, что он оставлял крестражи приближенным, то как можешь объяснить то, что Нагини без проблем сменила хозяина? Волдеморт даже радовался этому. Вот ты же скучаешь по Живоглоту? — Ага, — кивнула Гермиона. — Но я знаю, что в Хогвартсе с ним ничего не случится. Ты тоже оставил собаку в доме Блэков. — Волдеморт не может доверять Тонкс. Она его ненавидит. В любом случае, если змея — крестраж, то мы хотя бы знаем, где он находится, и все это капля в море. Крестражей может быть сотня, несколько тысяч! Дамблдор советовал нам... с Сириусом... поговорить со Слагхорном. Почему-то он считает, что у того может быть полезная информация. Настал черед Гермионы фыркать: — Много знает о тебе МакГонагалл? Если бы у тебя был жизненно важный секрет, то стал бы ты доверять его своему декану? — Никогда! — с уверенностью воскликнул Гарри, чьей самой страшной тайной был вовсе не поиск крестражей, не пророчество, не мнимая смерть Снейпа, а сцена, застывшая вчерашним вечером на пергаменте — длинные пальцы, обхватывающие его член из-за спины, и сам он, откинувший голову на грудь в черной мантии и приоткрывший губы в блаженном стоне. — Никогда! — То-то и оно, — вздохнула Гермиона. — Есть вещи, которые нельзя доверить никому. Количество крестражей, их точное местонахождение может знать только один... гм, одно существо — сам их создатель. — Ты гений, подруга, — Гарри с трудом удержался, чтобы не чмокнуть Гермиону в кончик обгоревшего носа, — у него и спросим. — Ты делаешь успехи в ментальных практиках? — казалось, она выдохнула завистливо. — Снейп успел порекомендовать тебе учебники? Если так, то ты должен поделиться со мной. — Кое-чему он меня научил, прежде чем мы расстались, — вроде бы, это не было ложью, но в очередной раз что-то больно царапнуло внутри. — Но зато я делаю успехи в анимагии. — Анимагия, это же не совсем магия, да? Может быть, каникулы не пройдут для меня зря? — воспрянула духом Гермиона и быстро закатала рукав футболки, открывая левое плечо. — Эт-то что? — Гарри протянул руку и коснулся ороговевшего участка. Кожа была прохладной и сухой, под пальцами чувствовались неровности. Пятно размером с донышко стакана было покрыто чешуйками, радужно переливающимися в солнечном свете. — Я нашла одну книгу, еще после третьего курса, и мы с Роном решили попробовать на рождественских каникулах. Но это все, чего я достигла. У Рона вообще ничего, а это получилось еще весной. И оно, — Гермиона досадливо поморщилась, — никак не сходит. Должно быть, моя анимагическая форма — рептилия. — Я надеюсь, хотя бы не крокодил, — как смог утешил он подругу. — По цвету вроде не похоже. — Почти полгода, Гарри, и никакого результата! — Если вышло это — сможешь и остальное, — Гарри осторожно погладил пальцем цветные чешуйки. — Нужно только время и практика. Просто у меня… — Генетика, понимаю, — кивнула она. — Давай завтра? В роще у Литтл Уингинга, где мы сидели в первый день? Гарри согласился, хотя не мог больше думать ни о чем, кроме того, какие же они со Снейпом глупцы. Ведь тот еще несколько месяцев назад говорил, что знает еще один способ связи с Волдемортом, но до сих пор не опробовал его. Гарри рассудил, что еще неделю потерпит, но сразу после дня рождения явится на Гриммо и заставит Снейпа… здесь мысли путались. Вынудить того поступить вопреки своим желаниям было невозможно, чего бы это ни касалось. Но кадр на пергаменте сегодняшним утром вдруг откликнулся совершенно невозможной сценой, в которой Снейп опускается перед ним на колени, прижимается щекой к бедру и обхватывает руками за талию, и это вселяло глупую надежду, что, может быть, он… тоже скучает? Какая глупость!