... не войной...

31 июля Это было утро, которого Гарри ждал с нетерпением. Впервые за все годы день рождения что-то для него значил. Мысль о подарках давно не приносила ему радости, а лишняя коробка конфет перестала быть сокровищем, как только в кармане появились деньги на еду. Конец июля означал скорое возвращение на Гриммо, встречу со Снейпом и даже, возможно, приближал конец войны. Из дома Гарри выскользнул еще до рассвета. Прихватил психопергамент, удерживаясь от того, чтобы заглянуть в него раньше, чем запланировал, купил на заправке у сонной продавщицы три шоколадных батончика и огромный стакан кофе и устроился под любимым дубом, подальше от посторонних глаз. Вчера ровно в десять вечера Снейп прихватил влажными на вид губами кончики его пальцев и кружил языком по ладони, медленно спускаясь к запястью. Судя по всему, Гарри на картинке это очень нравилось: тот тяжело дышал и прикрывал глаза, а свободной рукой перебирал рассыпанные черные пряди на склоненной голове. В ответ он с замиранием сердца вообразил, как стаскивает с плеч Снейпа так полюбившуюся ему полосатую рубашку и жадно приникает ртом к месту чуть повыше круглого темного пятна вокруг соска. Должно быть, Снейп, в ужасе от его нахальства, отбросил от себя пергамент — больше изображение не менялось, покуда Гарри не забылся липким жарким сном. Батончики были приторными, кофе без сахара горчил, но Гарри цедил глоток за глотком, все еще не решаясь перевернуть листок. Если Снейп не отозвался... Мерлин! Неужели он действительно выглядел именно так, когда впервые превратился из мангуста в человека? На бумаге не было видно его лица — склоненная голова, упавшая на переплетенные ладони, согнутые колени, приподнятый зад, член и яйца меж раздвинутых бедер. В последнее время он часто наблюдал себя со стороны, словно чужую фотографию в журнале, но в этот раз точно угадал момент, который представлял себе Снейп. Синяк на левом бедре и три параллельных глубоких царапины прямо под ним — привет от нападавшего Берни. По спине Гарри прошла легкая волна, колени разъехались еще шире, и из-за края пергамента вдруг показалась знакомая рука, нежно прошлась по истерзанной коже, обвела выпирающие позвонки на спине и скользнула между ягодиц, продолжая поглаживать большим пальцем косточку копчика. Это точно не была фантазия Гарри! Кофе отлетел в сторону, скрипнул пластиковой крышкой и разлился коричневым пятном по траве. Снейп ласкал его так медленно, как сам он никогда этого не делал. Ему не хватало выдержки насладиться прикосновениями к влажной коже промежности — жажда почувствовать удовольствие изнутри всегда оказывалась сильнее. А тот словно специально дразнил, оттягивал момент, шире раздвигал ягодицы, открывая на обозрение нежную кожу и подрагивающий вход — как будто Снейп помнил, что за ним наблюдают. Гарри сам удивился, когда понял, что выписывает бедрами те же восьмерки и круги, что и его двойник. Терпеть больше не было сил: пергамент, прижатый камнем, перекочевал на траву, джинсы, как заколдованные, сползли вниз, одной штаниной зацепившись за щиколотку. Кулак сжался вокруг члена, а палец, смоченный слюной, легко скользнул внутрь. Словно почувствовав это, Снейп осторожно повторил его движение, а Гарри на пергаменте приподнял залитое краской лицо, взглянул ошалевшими глазами и что-то пробормотал. Запястье Снейпа извернулось под хитрым углом и палец ритмично заскользил наружу-внутрь. О, Гарри были прекрасно знакомы эти ощущения! Такие движения и удары в овальное уплотнение внутри уносили его прочь из реальности. Он силился не закрывать глаза и подстроиться под ритм движений Снейпа — медленный, размеренный, на удивление хорошо контролируемый. Гарри кусал губы, мысленно вознося молитвы, чтобы этим ранним утром ни одну живую душу не занесло в глухой угол рощи и никто не застал парня со спущенными штанами и пальцами в собственной заднице, не отрывающего взгляда от клочка бумаги перед ним. Гарри, отстранившийся от Снейпа, обернулся, прошептал несколько слов и потянулся вперед мокрыми искусанными губами. Тот Гарри получил то, что жаждал — язык, изучивший уголки его рта, долгий глубокий поцелуй и руки, поглаживающие спину от шеи до бедер. Должно быть, Снейп что-то сказал ему на ухо — губы прошлись от мочки до плеча, Гарри кивнул и вновь опустился на четвереньки. Гарри с трудом сдержал стон — так далеко он не заходил даже в самых невероятных мечтаниях. Снейп попросил того Гарри… И он согласился... Наверное, и он сам согласился бы сейчас, чтобы вместо пальца в пульсирующую точку врезалось что-то большое, горячее, прицельно бьющее по нервам и наполняющее кровь густой сладостью. Но, к разочарованию Гарри, Снейп исчез, а затем вновь протянул руку, слегка погладил его промежность и ввинтился длинным смазанным чем-то пальцем в анус. Зато потом... Гарри помнил возбужденный член Сириуса, который тот не торопился прятать. Он был темно-бордовым и раскачивался из стороны в сторону, как привставшая на хвост змея. Свой же казался ему несоразмерным его собственной худобе. Член Снейпа ему довелось наблюдать лишь однажды и совсем в другом состоянии — слегка припухшим от утреннего притока крови, в окружении коротких черных волос. Тот, что возник перед ним на пергаменте, был ровным, розоватым, с одной выпирающей толстой веной и вовсе не стремился ткнуться туда, откуда настоящий Гарри не желал убирать палец. Член Снейпа медленно скользил по его пояснице, затем улегся в ложбинку меж ягодиц и плавно двинулся вдоль нее — блестящий и влажный, как специально прижатый сверху ладонью, чтобы на виду оставалась только круглая головка с чуть набухшим ярко-розовым краем. Гарри сдавил себя так, что стало больно. Кончить сейчас, не досмотрев сцену, посланную Снейпом, он счел неправильным. Нужно чтобы вместе, вдвоем, одновременно. Гарри на пергаменте выгнулся, словно большой кот, задрожал всем телом и откинулся назад. Снейп перехватил его поперек груди, резко поставил на колени и двинул рукой вверх-вниз, последним движением доводя до крайней точки. Картинка уже стала почти мутной, когда на ней показалось искаженное лицо Снейпа, он прижался губами к плечу Гарри, и тот вновь затрепетал, чувствуя волну чужого оргазма. — С днем рождения, наверное, — прошептал сам себе Гарри, выплескивая сперму на траву и уголок пергамента. — Вряд ли этот подарок я получу наяву. Он долго приходил в себя и выравнивал дыхание, облизывал пересохшие губы. Внутри — от растянутого неосторожными движениями ануса до увлажнившихся уголков глаз, поселилось странное ощущение опустошенности и сладкая слабость. Похоже, тот Гарри просил Снейпа... Может быть, даже умолял заменить палец членом, призывно вскидывал бедра навстречу и что-то тихо шептал. Но... должно быть, Снейпу этого было не нужно. Так жаль... Гарри зажмурился, представляя, как смог бы отблагодарить Снейпа за неожиданный подарок, но когда открыл глаза, то увидел на пергаменте лишь как покрывает беспорядочными поцелуями лоб, щеки и прикрытые глаза Снейпа, не смея сделать ничего большего. Картинка замерла, когда губы Гарри коснулись виска, да так и осталась — четкой, яркой, с заметными на лицах обоих бисеринками пота и маленькой прокушенной ранкой на нижней губе Снейпа. «Завтра или послезавтра, — решил Гарри. — Если не провалюсь от стыда на месте, то непременно сделаю хоть что-нибудь из того, что видел и воображал в последний месяц. Пусть только Снейп попробует отрицать, что сам об этом думал!» — Гарри, Гарри! Ты здесь? — голос подруги застал его врасплох, он быстро поправил одежду, пригладил взмокшие волосы и постарался откинуться на ствол дерева, изображая крайнюю степень расслабленности и покоя. — С днем рождения! — Гермиона пробиралась сквозь колючий куст с пакетом в руках. — Книги? — фыркнул Гарри. — Естественно! И кое-что еще, но думаю, ты никогда не читал древних мифов. И это… я увидела в витрине и решила, что тебе понравится. Гарри развернул пакет, расправил белую футболку и вслух прочел: — Может быть, я и кажусь идиотом, но посмотрите на себя. Он представил, как искривится в усмешке лицо Снейпа, когда он явится на Гриммо с этой надписью поперек груди. — Она великолепна! Спасибо, Гермиона. — Книга тоже неплоха, не игнорируй, — улыбнулась она. — А сейчас еще один сюрприз. Не знаю, насколько приятный, но, поверь, у меня не было выхода. Ты сам поймешь. Гермиона все же улучила момент, быстро клюнула его куда-то между ухом и глазом и отскочила в сторону. — Гарри, мальчик мой — донеслось из-за кустов, — мы все так долго ждали этого дня! Точно, явление директора в строгом маггловском костюме-тройке с ярко-голубым галстуком не могло считаться приятным сюрпризом. Гарри вжался в ствол дерева, все еще не решив, как должен реагировать. — Если хочешь, Гермиона, подожди его на... как это... там еще продают гадкие напитки. — Я буду в кафе на заправке, — протараторила Гермиона. — Ты же понимаешь, Гарри, я не могла... Он обреченно вздохнул, глядя, как Дамблдор усаживается напротив него, скрестив ноги в длинноносых лаковых туфлях. Действительно, чему он мог удивиться? Тому, что взгляд Дамблдора вновь пристально сверлил его насквозь, пытаясь заглянуть во все самые тайные уголки души? — Мои поздравления Северусу, — вдруг пробормотал тот. — Ты научился без усилий выстраивать такую ментальную защиту, преодолеть которую не под силу даже мне. Оригинально, оригинально... Серебряный щит. Никогда такого не видел. — Профессор Снейп мертв, — процедил обалдевший Гарри, который и не думал ни о каких щитах, просто не желал, чтобы в его чувствах и мыслях копался еще кто-нибудь. — Конечно-конечно, — подхватил директор. — Я так ему и сказал: идеально, когда все считают тебя мертвым. Лучше поддерживать эту легенду сколько будет возможно. Неделю назад мы наконец-то встретились, и он со мной согласился. Неужели ты считаешь, что я не увидел странного в так кстати возникшем пожаре и доверил твою жизнь и поиск крестражей одному только Сириусу Блэку? — А как продвигаются ваши собственные поиски? — Гарри вдруг почувствовал, что утреннее солнце заволокло тучами, и больше всего ему захотелось приложиться к дурно пахнущему горлышку бутылки с пиратом на этикетке, как это делал Сириус, когда старался забыться. — Мисс Грейнджер наверняка рассказала тебе, что во время учебного года я был слишком занят безопасностью школы и учеников. Поэтому очевидно, что вы добились некоторых успехов. Снейп утверждает, что все пока чисто теоретически, но я подозреваю… — Да, конечно, — кивнул Гарри. — Годом меньше — годом больше, несколько сотен жизней туда-сюда, это ведь неважно в глобальных масштабах, мы и сами справимся. Очки на переносице Дамблдора дернулись, но слова так и не сорвались с его языка. Гарри решил, что должен перевести разговор в менее опасное русло — если он будет и дальше размышлять, что уже почти год как не подчиняется директору школы, то может не удержаться и наговорить лишнего. — Вы должны знать об артефактах, принадлежавших Годрику Гриффиндору. Возможно, один из них — крестраж. — О, только не вещи Годрика, мальчик мой. Ни один слизеринец не смог бы взять их в руки. — Меч — да! — запальчиво возразил Гарри. — Но какую-нибудь кисточку с пояса банного халата… — Хм… — пробормотал Дамблдор. — Не лишено логики. Следует хорошо подумать, прежде чем пускаться на поиски подобных вещей. — Да, лет двадцать у нас в запасе точно есть, — Гарри сам удивился своей язвительности. Казалось, это Снейп управляет его языком и мозгом. Но директор только улыбнулся, достал из внутреннего кармана небольшой сверток, коснулся его палочкой и протянул пакет Гарри. — С днем рождения, Гарри! Мне кажется, ты дорос до того, чтобы оценить мой подарок. В любом случае не стоит злоупотреблять ни удовольствиями, ни знаниями. В пакете оказалась тяжелая пыльная бутылка, наполненная коричневой жидкостью, и книга без названия в тусклой, словно неживой, обложке. — Спасибо, директор. Я… дома изучу внимательней. Кстати, мы договорились с Сириусом, что завтра он заберет меня отсюда на Гриммо, и впредь я не собираюсь возвращаться к Дурслям. — Я только рад, что вы с Северусом нашли общий язык. Постой-ка… — взгляд Дамблдора, казалось, моментально остекленел, упершись во что-то в траве, у самых корней дуба. — Это?.. Позволь поинтересоваться… Узловатые пальцы задрожали, потянувшись к грубой деревянной рукоятке, но Гарри опередил директора, схватив свою новую палочку и спрятав за спину. — Она моя! Вы даже не протестовали, когда Амбридж сломала палочку с пером Фоукса и я остался ни с чем. — Невероятно! — выдохнул Дамблдор спокойно и слишком ласково. — И лишний раз убеждает меня в том, что вставать на пути Избранного — глупейшее занятие. Откуда она у тебя, Гарри? — Добби где-то отыскал. Сказал: там, где все спрятано. Мне нужна была палочка, а он принес. И, между прочим, она слушается меня не хуже первой. — Что ж, — рассмеялся Дамблдор, легко вставая с земли, — пусть будет так. Если тебе интересно — это моя палочка. На ней должен быть примечательный скол до самой сердцевины. Мангровое дерево и жила дракона — уникальное сочетание. Я отказался от нее, когда обрел другую, и думал, что скрыл в надежном месте. Но это подтверждает и то, что мы с тобой сходны в своих стремлениях. В противном случае палочка не должна была тебе подчиниться. — Я на всех похож, — буркнул Гарри. — С днем рождения еще раз, — весело закончил Дамблдор. — Выходит, я зря обеспокоился подарком — лучшее, что я мог подарить, у тебя уже есть. Директор повернулся на каблуках и бесшумно исчез, словно растаял в воздухе. Перед Гермионой стоял уже четвертый пустой бумажный стакан, когда Гарри добрался до заправки. — Поехали в Лондон, — предложил он, подбрасывая в руке тяжелую бутылку из директорского подарка. — Предлагаю устроить пикник в Хэмпстеде. Тебе же нравится вид с холма. — Если бы ты спросил моего мнения, — наморщила нос она, — то я бы сказала, что это не следует пить, предварительно не проверив на все возможные заклинания и чары. — Надеюсь, ты не считаешь, что на вишневый сидр из супермаркета наложено то же самое? Гермиона улыбнулась и бросилась наперерез автобусу. * * * Стоя посреди площади Гриммо, Гарри пытался унять дрожь в руках и коленях. Он прождал Сириуса в условленном месте весь первый августовский день до самого вечера и утром второго августа решил отправиться в Лондон сам. Вот сейчас он откроет дверь и шагнет в дом. Что он скажет? Что сделает? Сможет ли посмотреть в глаза Снейпу после вечера тридцать первого июля? Тогда, вернувшись домой с легким приятным головокружением, нагруженный пакетом с остатками еды и подарками, он первым делом развернул пергамент, чтобы дать понять Снейпу, что думал о нем все сорок минут, пока автобус шел от Лондона до Литтл Уингинга. И даже если бы он выпил на пару литров меньше сидра, его мысли не стали бы менее откровенными и возбуждающими. Какое удовольствие можно найти в том, чтобы взять в рот чужой член? Так осторожно и нежно облизывать живую плоть, обнимать губами головку и пробовать самым кончиком языка капельку смазки сверху? Конечно, опыт Гарри сводился к одному реальному и одному привидевшемуся под специальным зельем минету, и оба они — по его суждению — были продиктованы крайней необходимостью. А когда нужно — и самое горькое лекарство можно проглотить с улыбкой на лице. Он вряд ли бы посмел спросить об этом кого-нибудь, разве что Сириуса, и только если бы тот был пьян настолько, что наутро не вспомнил бы разговора. Снейп лежал на кровати, почему-то в мантии и начищенных до блеска ботинках. И только его член, такой, каким Гарри запомнил его этим утром — возбужденный и влажный — клонился к животу, возвышаясь между трех расстегнутых пуговиц. Внутри у Гарри закрутился горячий вихрь, ударил по глазам, и он уже не мог понять, сам ли захотел оказаться на краю кровати, или все менялось согласно мыслям Снейпа. Тот Гарри высунул ярко-алый язык и осторожно тронул гладкую и нежную на вид головку, а Снейп судорожно дернулся от этого легкого прикосновения. Но тот, другой Гарри, был точно смелее — у настоящего едва хватило сил удержаться и не перевернуть листок. Тот провел кончиком языка по натянутой уздечке, хищно улыбнулся и прижал рукой бедро Снейпа к кровати. Он совершенно не стеснялся, двигая ладонью по всей длине ствола или пальцем — по темно-синей, отчетливо выступающей вене, прихватывал ее губами и блаженно жмурился от наслаждения. Внизу послышалось шарканье, грохот и монотонный писк кнопок — дядя Вернон проверял замки и окна, включая ночную сигнализацию. Прежде, чем продолжать, Гарри следовало убедиться, что дверь спальни надежно заперта изнутри на навесной замок, блокирована веткой и закреплена веревкой, и только это отвлекло его от того, чтобы потянуть вниз змейку на джинсах. Когда, спустя минуту, он рухнул на кровать — весь дрожащий, словно в лихорадке, сбросив посреди комнаты одежду, до умопомрачения возбужденный, то успел заметить, как на пергаменте Снейп расстегивает еще две пуговицы. Он зарылся пальцами в собственные завитки волос в паху, погладил чувствительную кожу под ними и решил с утра в душе позаимствовать бритву или ножницы, чтобы привести это безобразие в порядок. Уж как-нибудь такую потерю Дурсли переживут. А Гарри на пергаменте продолжал действовать: теперь он округлял губы, впуская член Снейпа в рот и заглатывая наполовину, а рукой взвешивал на ладони мошонку, нежно перебирал пальцами и нырял ими куда-то под черную ткань. Чья это была идея? Он думал, что сам не способен вообразить, как его сжатый кулак движется по члену другого мужчины, а изо рта тянется ниточка слюны и стекает на потемневшую от притока крови головку, и он сплевывает на ладонь, чтобы скользило лучше. И уж он точно не мог представить, как Снейп вдруг вздрогнет всем телом, рукой отшвырнет подушку на пол и вскинет бедра высоко вверх, когда из члена ударит хорошо заметная белесая струя, оседая каплями на губах и подбородке Гарри. Следующим вечером, так и не дождавшись Сириуса, Гарри вернулся к Дурслям и, с замиранием сердца перевернув пергамент, увидел там то же перепачканное спермой свое лицо, тщательно обтерся приготовленным заранее холодным полотенцем и только после этого смог представить обычную сцену: Снейп, быстро пишущий что-то за старинным бюро. В ответ картинка не изменилась. Должно быть, тот тоже предпочел не давать волю своему воображению. Утром ему пришлось забрать с собой драные простыни тети Петунии и сунуть их в ближайший мусорный контейнер, прежде чем добраться до автобусной остановки. Из мусорника выпрыгнул облезший кот, осуждающе мяукнул, и это было единственное прощание, которого Гарри мог ожидать в Литтл Уингинге.