... не войной...

4 сентября — Моя очередь наведаться в «Горбин и Беркс» — Я с тобой! Снейп посмотрел осуждающе, словно Гарри сказал невероятную глупость. В тот момент, когда Хогвартс-экспресс должен был отойти от перрона, они пришли к соглашению: посещать лавку ежедневно, пользуясь мантией по очереди. Первым отправился Гарри, который хорошо помнил большой черный шкаф — глубокий и пыльный — где он прятался летом перед вторым курсом. Удивительно, но он даже не подумал, насколько похожа эта махина на ту, которую позже обрушил из-под потолка Пивз. Прошло четыре дня, и сегодня была очередь Снейпа. С самого утра сердце Гарри было не на месте: мог бы — привязал Северуса тем самым черным шнурком к изголовью или связал бы их руки вместе, чтобы тот не пытался в одиночку ступить и шагу. В лавке Горбина было вечно пусто и так тихо, что слышно было, как скрипит цепь потухшей люстры и под полом копошатся древоточцы. И Северус явно не старался поддерживать их договоренность «от порога до шкафа и немедленно обратно», потому что в прошлый раз притащил целый ворох позаимствованных там "сюрпризов": острый обломок камня, похожий на черное зеркало, пучок заплесневевших лап богомола и комок разноцветной паутины. А сам выговаривал Гарри за трехминутное опоздание, когда тот в первый день задержался у развалин, бывших когда-то «Гиппогрифом». Гарри не знал, куда себя девать от беспокойства, а часы в холле вот уже несколько месяцев исправно отбивавшие каждые полчаса чинный старинный менуэт, как назло двинулись стрелками назад, переползая с восьмерки на семерку. Берни положил голову на нижнюю ступеньку лестницы, невесело тявкнул и позволил Гарри зажать в кулаке свое ухо. Так и вправду было легче. Вот если бы еще из головы выветрилась ноющая и давящая боль, будто раз за разом черепную коробку надували серным дымом, а с языка — стойкий привкус ржавого железа пополам с желчью. Стрелка ползла от семерки к шестерке, рама пустого портрета Вальбурги хрустнула, головы эльфов на лестнице гнусно захихикали, по стенам полыхнул огонь, потолок раскололся и обрушился на Гарри. Он чувствовал воздух обнаженными нервами. Раскаленный, как кипящая лава. Выжигающий плоть до самых мелких костей. Злой. Безжалостный. Благословенный. Он мог втянуть эту клокочущую массу и ощутить, как она расправляет легкие. Невероятная, но знакомая горечь во рту, скручивающиеся жгуты сухожилий, удлиняющиеся конечности — больно, так больно, словно несколько дыб растягивают тело в стороны. Вслед за болью должно было прийти облегчение. Пылающие мышцы покрывались гладкой кожей, суставы обретали подвижность. Сквозь ослепительно-белое сияние пробивались звуки и запахи огня, расплавленного чугуна и чужого страха. Мягкая ткань накрыла его плечи, а босыми ступнями он ощутил холодный пол. Он открыл глаза, пошевелил непослушными пальцами, вдохнул сладкий воздух... Смертным не понять... Их разуму никогда не дотянуться до того, кто вырвался из ловушки дважды. Этот путь лишь для него. Что-то горячее, влажное и пахнущее так, словно лицом он окунулся в кучу перегноя, коснулось его щеки и завыло — высоко, пронзительно-печально, на одной монотонной ноте. Нужно было поскорее заткнуть уши или сразу уничтожить источник мерзкого, не дающего насладиться ощущениями звука. Крепкая челюсть сомкнулась на его рукаве и дернула вперед — Гарри взвыл от боли, но разлепил тяжелые воспаленные веки. Он с трудом разглядел оскаленную пасть, алые десны с рядом белоснежных зубов, длинный язык. — Ау! — обиженно всхлипнули в ответ, пестрая размытая тень кинулась куда-то вдаль и завозилась, словно разгребая яму на полу. Дом остался цел — вокруг что-то скрипело, стучало, пищало и щелкало. Повизгивала пара докси на чердаке, на плите булькал чайник, дождь стучал по металлическому желобу крыши. Тень тяжело дышала, фырчала и тащила вперед темное пятно, гремя когтями по деревянным доскам. Никогда еще Гарри не пытался сосредоточиться так усиленно — черепную коробку выворачивало наизнанку, и кто-то очень меткий метал дротики прямо в обнаженный мозг. Он нашел глазами бронзовый завиток на перилах лестницы, сконцентрировался на нем и не моргал до тех пор, пока не разглядел каждую ямку и царапину на старинной ковке. У внешнего края, там, где перил касались руки и одежда, завиток был ярким, почти золотым, с четким зеленоватым пятном, напоминавшим бабочку. — Гав! Р-р-р-уаф! Ау! Он поднял глаза. Берни сдался, не дотащив бездыханного Снейпа до лестницы каких-то несколько футов, из-под задранной мантии-невидимки виднелась окровавленная рука, сжимающая объемный узел, а чуть ниже локтя из разорванного рукава торчал белоснежный осколок кости. — Уаф! Оу-уууу ! — Берни завыл так, словно был не обычной собакой, а оборотнем под полной луной, больно саданул лапой Гарри по ноге и ткнулся носом в ладонь. Он не понимал, откуда взялись последние силы: мир, внезапно обретший краски, запахи и звуки, вновь пропал, оставив только распростертое тело в черной мантии, скрипящую на осеннем ветру незапертую дверь и пальцы, намертво вцепившиеся в сверток из грязной ткани. Гарри попытался подняться, но колени подогнулись — он рухнул головой прямо на грудь Снейпа, и тут же все стало не важно. Волдеморт? Какой, к черту, Волдеморт! Война, друзья, другие смерти, хохочущий беззубый эльф на стене и порыв ледяного ветра, даже победа — все это ничто в сравнении с одним глухим ударом сердца под мантией. Он подтянулся на локтях и зашептал в самое ухо: — Давай же... Живи... Прошу тебя, сделай это еще раз. Ты можешь, я знаю. Не оставляй меня, без тебя все не имеет смысла. Правая рука Снейпа больно вцепилась в его бедро, вспыхнула и погасла свеча внутри головы. Пол был жестким и холодным, а где-то впереди маячила смерть — красноглазая, безносая, в отливающей зеленью мантии. * * * — Ты должен кого-нибудь позвать, — услышал он, когда плотная вата исчезла из ушей. — Ручного оборотня, Дамблдора, Молли. Лучше Молли, пусть присмотрит за тобой. — Я в порядке, — выдавил Гарри, хотя голова все еще гудела, как пустой котел, а шрам жгло огнем. — Это тебе нужна помощь. — По-твоему, я не способен залечить перелом предплечья? — Кажется, мы сейчас вообще ни на что не способны. Что случилось? На тебя напали? — Неудачно открыл дверь лавки, — отмахнулся Снейп. Если бы сейчас Гарри самому не хотелось сунуть любую из конечностей в котел с кипящим маслом, чтобы другая — понятная и ожидаемая — боль заглушила все остальные ощущения, он бы непременно начал расспрашивать. Но подобной бледности и синеватого трупного оттенка на лице Снейпа он не видел с прошлой осени, поэтому решил промолчать. Сломанная рука безвольно покоилась на простыне, обломок кости уже не торчал сквозь плоть, а на испачканной кровью коже ярко чернела Темная Метка. — Со мной все ясно, — сказал Гарри. — Было очень похоже на то, что я испытывал прошлым летом, когда Волдеморт возродился на кладбище. Выходит, что только сейчас он приступил к активным действиям. И твоя метка... Неужели он вновь пытается собрать оставшихся Пожирателей? — Скорее, развлекается или вербует других. Если ты успел забыть, то из официально живых один находится на континенте, а другой ведет войну против него. Не исключено, конечно, что Волдеморт успел втайне набрать новых единомышленников и теперь готов к решительной атаке. — Думаю, нужно написать Дамблдору. Попробуем поймать летучую мышь, вдруг донесет письмо. Следует закрыть дом теми же чарами, что защищали твои покои в Хогвартсе. Пальцы здоровой руки Снейпа впились в его плечо так сильно, что Гарри почувствовал, как ногти царапают кожу через ткань футболки. — Ни в коем случае, — прошипел Снейп, — по крайней мере, не сейчас. Не хочешь посмотреть, что я нашел в исчезательном шкафу? Вопрос подействовал на Гарри словно глоток бодрящего эликсира. Мигом слетев с кровати, он развернул пыльный кусок ткани, когда-то, похоже, бывший скатертью. Внутри покоилось два длинных клыка, не меньше дюжины мелких зубов, груда обугленного металла и тонкий свиток пергамента. — Твои друзья — молодцы, — сказал Снейп. — Вот что значит правильно распределить задачи. — Они сделали, сделали! — если бы у Гарри были силы на лишние движения, то он запрыгал бы по комнате от радости. — Вот это — знаменитая диадема, которую все ищут тысячу лет? Неудивительно, что никто до Рона с Гермионой не догадался перебрать остатки ржавого хлама. А что в письме? — Очевидно, оно для тебя. Я не разворачивал, — закатил глаза Снейп, да так и остался лежать с опущенными веками, тяжело выдыхая через нос. — Могу только предположить, что крестраж разрушен. Мне не хочется задушить тебя, и я не бешусь в твоем присутствии, значит, он не оказывает на меня влияния. — Не продолжай, — фыркнул Гарри, — иначе я подумаю, что я сам всегда был крестражем. Ты почти пять лет не мог находиться рядом, без того, чтобы не съязвить и не уколоть побольней, а не будь я учеником, ты набрасывался бы на меня с кулаками при первой возможности, как тогда на Сириуса. Но я тоже не чувствую ничего подобного. Похоже, на Снейпа опять накатил приступ боли, потому что его дыхание стало частым и прерывистым, стук сердца — оглушительным, а дрожание прикрытых ресниц и левого уголка рта слишком заметным. «Дорогой Гарри, — писала Гермиона, — исчезающий шкаф — ужасная старинная рухлядь, сопротивлявшаяся починке, но надеюсь, что посылка дойдет до тебя. Рон принес все зубы, которые смог раздобыть. Один, самый маленький, оставил себе на память, но если вдруг тебе понадобится... Правда, он хотел оправить его в серебро и повесить на шею. Диадему, как ты советовал, нам помог разыскать Добби. Он просил передать тебе привет и удивлялся, что мы сами не догадались заглянуть туда-где-все-спрятано. Ты понимаешь, о чем он? Получается, в Хогвартсе есть какой-то склад артефактов, о котором мы не имеем понятия. Наверное, стоит этим заняться, контакты с эльфами мне удаются на славу. Извини, что диадема в таком виде. Она была серебряной с настоящими сапфирами. Теперь я точно знаю, что такое крестраж, Гарри. Она влияла на наш разум и заставляла говорить и видеть такие ужасные вещи... Не удивлена, что Рон не выдержал. Он просто прикончил ее клыком василиска, словно первобытный охотник дикую тварь. Рон, прекрати подглядывать мне через плечо. Так что минус один клык и, похоже, минус один крестраж. В школе все не лучше, чем в прошлом году. Казалось бы, нам следует отдохнуть между С.О.В. и Т.Р.И.Т.О.Н., но задают столько, что не хватает отведенного для занятий времени. Симус, сестрички Патил и Чжоу Чанг не вернулись после каникул. И Малфой тоже, ходят слухи, теперь он в Дурмстранге. Новый декан Слизерина, к счастью, профессор Вектор, а Зелья... Ты не поверишь — все сожалеют о смерти Снейпа. Перси Уизли отправили в школу по распоряжению министерства, и это даже хуже, чем Амбридж на пятом. Рон и Джинни сомневаются, что когда-нибудь получат выше «Отвратительно». Надеюсь, что мы помогли, потому что все, что происходит в Хогвартсе — невыносимо. Если вдруг получится, передай нам весточку. Мы тут как пауки в банке под крышкой и скоро начнем поедать друг друга. Это не я сказала, это Рон. Он, как обычно, ленится взять в руки перо и черкнуть тебе пару слов. Ну и пусть, Рон, зато ты сам открыл Тайную комнату, выдрал из пасти василиска клыки и уничтожил этот сапфировый кошмар, который... Дружище, не расстраивайся из-за ржавого куска железа. Живым он был не слишком приятным, а девчонки просто не могут без мелодрам. Когда Гермиона пытается не разреветься, то дергает кончиком носа совсем как ручной кролик. Мне есть что тебе рассказать, но только при личной встрече. Румыния оху прекрасна. Рон». Постель Снейпа, по ощущениям Гарри, превратилась в бесконечную, выжженную солнцем пустошь. Они так и лежали каждый у своего края, и Гарри боялся прикоснуться к Снейпу, видя, как легчайшее движение причиняет ему боль. А тот тоже не придвинулся и даже не повернул головы. Гарри надеялся, что из тех же соображений. Шрам все еще горел, а рассчитывать, что Берни притащит в зубах холодный компресс, было глупо. — Я бы начал с медальона, — сказал Гарри, — терпеть его не могу. И надо как можно скорее сообщить Тонкс. Вряд ли Волдеморт теперь захочет, чтобы змея оставалась у нее. Как бы он не наказал ее за это. — Твоя Нимфадора — не беспомощная школьница, — судя по голосу, боль все еще не отпускала Снейпа, а может, у него поднялась температура или начался бред, потому что дальше он сказал то, чего Гарри никак не ожидал. — С уничтожением крестражей придется подождать. — А, ну конечно, отдохни, приди в себя, — Гарри хлопнул себя по лбу и легкий шлепок отозвался в ушах колокольным звоном, — и потом… — Как минимум три недели, — сказал Снейп. — Я изучал их, проводил некоторые эксперименты и точно знаю, что для работы с крестражами мне понадобятся две руки. А перелом раньше не срастется. — Да ерунда, я несколько раз ломал кости. Пара дней плюс Костерост, и твоя рука будет как новая. Снейп посмотрел на него так, словно они не лежали в одной постели и словно в ней не происходили самые невообразимые и приятные вещи, которые могут случаться с людьми. Как профессор Зельеварения на ученика, взорвавшего котел. — Три недели. Минимум. И не смей сам лезть в лабораторию, сделаешь только хуже. Слова отняли у Снейпа последние силы. А может быть, он притворялся, что заснул, чтобы Гарри больше не беспокоил его. Точно — притворялся. За то время, пока Гарри сооружал нехитрый ужин, Снейп не мог выспаться и залечить руку. Теперь его левое предплечье сковывал белоснежный кокон гипса, который вибрировал от магии так, что воздух в комнате становился вязким. — Вау! — сказал Гарри. — Ты нашел способ изолировать метку от действия Волдеморта? Снейп кивнул, поправил перевязь, на которой покоилась неподвижная рука, и заявил: — Жаль, что твою голову нельзя упаковать в гипсовый каркас. . * * * Три недели обернулись для Гарри сплошной нервотрепкой, как будто вместе с костью в левой руке Снейпа треснуло и что-то между ними. Нет, ничего необычного: Северус так же взволнованно интересовался его самочувствием по утрам, позволял вечерами оставаться в своей постели и ни разу не высказал недовольства, когда Гарри слишком широко разводил его колени или сбивался с ритма, теряясь в ощущениях. Да и сам он с легкостью научился управляться одной рукой, но однажды чуть было не свернул Гарри челюсть твердой гипсовой повязкой, когда вжимал его голову в подушку. Дело было не в этом. Снейп прекратил отвечать на вопросы. В лучшем случае он старался перевести разговор, в худшем — затыкал рот поцелуем и брал Гарри так неистово и исступленно, что тот несколько часов не мог прийти в себя. Кто бы сказал ему, что он посчитает этот случай худшим. Но всякий раз, когда он заговаривал о порядке уничтожения крестражей или способе убийства Волдеморта — получал лекцию, забавную историю из жизни Хогвартса или крышесносительный секс. В глазах Гарри это было равно недоверию. Снейп — единственный, кто никогда не боялся сказать ему правду, в этот раз предавал его. — Если бы мы с тобой не трахались, — однажды ночью спросил его Гарри, — ты впустил бы меня в лабораторию? Откуда я могу знать, может, ты давно уничтожил все крестражи и боишься об этом сказать, потому что считаешь, что со смертью Волдеморта у нас не останется ничего общего. Вдруг ты думаешь, что, победив его, я забуду о тебе? Это невозможно, Северус. Ты сам так говорил — первые не забываются. Изголовье кровати треснуло под ударом загипсованной руки. — Это совсем не то, что ты думаешь, — процедил Снейп. — Да, точно. Именно так ты сказал, когда мы вернулись от Тонкс. Едва они смогли нормально двигаться, Гарри настоял на визите к ней, и Снейп подхватил жуткий насморк на осеннем ветру — покрасневшие крылья носа покрыли шелушащиеся корочки, а голос стал напоминать гнусавых французских певцов, которых так любила тетя Петуния. Он имел причину сердиться — Гарри скользнул в приоткрытую дверную щель, не дождавшись приглашения, и оставил его за порогом. Он вовсе не мог быть уверен, что Снейп не выкинет какой-нибудь финт или легкая ткань мантии-невидимки не соскользнет с перевязанной руки. Поэтому Снейп бушевал по праву. Несчастная Тонкс все еще болела и выглядела ужасно — в волосах грязно-бурого цвета виднелись седые пряди, взгляд был мутным и пустым — от смертоносной Валькирии не осталось даже осанки, хрупкое тело казалось старушечьим, высохшим. — И вот здесь, — Гарри обрисовал руками два подобия воздушных шаров, — совсем ничего не осталось. Не то чтобы мне не нравилось, просто никогда не видел, чтобы грудь так менялась. — Это совсем не то, что ты думаешь, апчхи! Рад, что ты способен оценить размер женской груди. Не хочешь рассказать что-нибудь еще? Например, почему ты едва выполз из-за ее двери. Гарри повел губами от ключицы вниз, через сосок до самого пупка и нежно коснулся языком края треугольника волос. Это был беспроигрышный маневр — короткие черные волоски в паху Северуса нежно покалывали щеку, и прикосновение к ним доставляло обоюдное удовольствие. Северус прикрыл глаза и задержал дыхание. Гарри точно знал, что сейчас следует чуть тронуть губами основание члена и пробраться пальцами ниже, под мошонку, начать ритмично поглаживать, и тогда тишина превратится в едва слышный стон, а затем — в настойчивое требование не останавливаться и двигаться глубже, резче и лучше бы не пальцами. — Я ждал другого ответа, — наконец рвано выдохнул тот. Гарри закусил нижнюю губу, глубоко толкнул указательный палец и с первого раза попал по нужной точке. — У меня отличный профессор, — зашептал Гарри влажными губами в самое ухо, — он научил меня, как нужно действовать, когда не хочешь отвечать. Должно быть, Снейп пытался что-то возразить, но совершенно невозможно ясно мыслить, когда тебя трахают одновременно языком в рот, а пальцами в задницу — это Гарри усвоил на собственном опыте. Не рассказывать же ему, в самом деле, как полыхал болью шрам, пока он пил с Тонкс обжигающий травяной чай и как та уговаривала его не разгуливать без охраны и не совершать глупостей. Потому что «ведь ты понимаешь, Гарри, что твоя жизнь — величайшая ценность, и придет момент, когда ты сыграешь главную роль, ради которой так тесно переплелись наши судьбы, и тогда нужно знать, где тебя искать». Она горбилась под плотным одеялом, прятала руки и глаза, и было ясно, как дважды два, что Тонкс врет. Зелье, которое, по ее словам, должно было помочь несколько недель назад, не оказывало эффекта. И крестраж... — Наверное, отправилась охотиться на полевых мышей и заблудилась, — вздохнула Тонкс, с тоской глядя на покрытое пылью гнездо Нагини у камина. — Такая милая... Мы с ней друг друга понимали. Я очень страдаю, что она исчезла. Ладонь Снейпа сомкнулась на его члене, мышцы сжались вокруг пальцев, полузадушенный, почти жалобный вскрик напомнил Гарри, что он ритмично тычется подушечкой пальца в одну единственную точку внутри. Похоже, Северус больше не мог терпеть — от легкого прикосновения его кадык конвульсивно дернулся, бедра взлетели вверх, и по животу прошлась волна судороги. — Остановись, бога ради, — едва слышно прошептал он, и движения рукой по члену Гарри стали рваными, почти болезненными. Гарри ухмыльнулся и еще раз провел пальцем по округлости простаты — Северус низко застонал, выгнулся, сперма выплеснулась на живот, на грудь и, кажется, достала до подбородка. Впрочем, Гарри был не уверен — возможно, это его семя попало на лицо и плечи Северуса — как бы ни хотелось ему видеть, он не смог удержать глаза открытыми, пока кончал. 14 октября Берни старался не высовывать нос из-под стола и правильно делал. Когда по кухне летают ножи и осколки посуды, следует избрать самое надежное укрытие. — Я взломаю твою чертову лабораторию, — надрывался Гарри, и фарфор старинного сервиза Блэков вторил ему тонким позвякиванием. — Можно подумать, ты не пытался позавчера, — ледяным тоном отвечал Снейп, но вилка, лежащая у его руки, сама собой взмыла вверх и воткнулась в столешницу. — Как долго ты намерен морочить мне голову?! Отвечай, немедленно отвечай, почему до сих пор мы не уничтожили ни один крестраж! Волдеморт бесится от ярости и только и мечтает о том, чтобы отомстить своим врагам, я чувствую это каждый день без всяких усилий. Он ждет, пока наберется сил, а чего ждешь ты? Держишь в руках оружие, но до такой степени струсил, что не можешь спустить курок? Не молчи, или я... — Что — ты? — Снейп сидел за столом белее, чем гипс на его руке, и такой прямой, словно его спина и плечи были привязаны к перевернутой швабре. Гарри был очень зол. До предела. До потери контроля. Иначе бы у него точно ничего не получилось. Наверное, он и сам не ожидал, что сможет так резко и сокрушительно снести ментальный щит Снейпа, влезть к тому в голову, в самые темные, тщательно оберегаемые закутки его сознания. Ужас и отвращение заставили его содрогнуться от увиденного. Разорванное на клочки тело Рона, плавающие в луже крови длинные каштановые пряди Гермионы, отрезанная голова Добби, насаженная на метлу, словно на пику. Ненависть — дикая, как неуправляемая стихия, царила в сознании Снейпа, и ее волна выталкивала Гарри прочь из видения, где мертвые пальцы подруги соскальзывают с ручки исчезательного шкафа, а василиск терзает клыками горло друга. «Почему он не сопротивляется? — мелькнула мысль. — Словно хочет, чтобы я знал. Чтобы понял, как он ненавидит... Всех нас… Разве так можно?» Если бы все происходило наяву, то Гарри бы уже сломался, раздавленный напором черной злобы. В глубине своего разума Снейп ненавидел всех: людей, животных, учеников Хогвартса, профессоров, оборотней, докси, инфери. Своих родителей и его, Гарри, родителей тоже. Он ненавидел яркий солнечный свет и осеннюю слякоть. Жесткий матрас кровати и мягкий ворс ковра в гостиной. Некрепкий кофе, впрочем, как и крепкий. Ароматный чай. Можжевеловую настойку и вишневый сидр. Корни мандрагоры и гной бубонтюбера. Круцио и Ренервейт. Французские романы и латинские стихи. Он ненавидел все и вся — то, что сам Гарри считал прекрасным, и что он же назвал ужасным. Кроме... Почему он не сопротивляется? Гарри проскочил небольшую комнату, где на полу валялось изломанное тело Волдеморта, и ощутил, как плавно окунулся из потока жгучей ненависти в волну ледяного равнодушия. В подвал вела низкая маленькая дверца, увешанная десятком замков и снабженная круглым штурвалом ручки, словно банковский сейф. «Плохо же ты хранишь свои секреты, Северус!» — дерево разлетелось в щепки от легчайшего прикосновения. В холле дома Блэков, на третьей снизу ступеньке лестницы, сидел Гарри, подбородком опираясь на переплетенные пальцы и напряженно уставившись в одну точку. У его ног мирно похрапывал огромный пес. Входная дверь скрипнула, Гарри подлетел к порогу и бросился на шею вошедшему Снейпу. Рассмеялся, подставил губы под легкий поцелуй, скользнул рукой по длинным прядям волос. Берни, радостно повизгивая, норовил сбить их обоих с ног ударами хвоста. Перед Гарри упал новый щит — мощнее всех, которые он когда либо видел, и он усилил напор, ломился изо всех сил в несгибаемую сплошную поверхность, пока не почувствовал как нечто влечет его вверх по лестнице, словно на верхушку Астрономической башни, где в темном, увитом паутиной углу обнаружился окованный лентами сундук. Он выглядел неприступным, как три Гринготтса один в другом, и таким простым, будто внутри хранилось побитые молью тряпки и изношенная обувь. Гарри подошел ближе. «Спроси у Дамблдора, будь он проклят!» — вспыхнули и погасли на крышке огненные буквы. Гарри растерялся и в один миг оказался выброшенным из сознания Снейпа. Ударился головой о ножку кухонного стола и с трудом пришел в себя. — Поздравляю, — прозвучал в ушах ледяной голос. — Ты делаешь некоторые успехи в легилименции. Походка Снейпа была тяжелой, но дверью он не грохнул, а осторожно прикрыл ее за собой. — Блядь! — Гарри не нашел лучших слов. Совершенно точно в его мире опять все перевернулось с ног на голову, но теперь он был обязан объясниться со Снейпом, чего бы это им обоим ни стоило.