... не войной...

Снейп сидел на их общей кровати, за последний месяц раздвинувшейся на половину комнаты. Волосы слиплись паклей, мертвенная бледность превратилась в восковую желтизну, на лбу четко обозначились две новых параллельных морщины, а по виску стекали капли пота, собираясь в складке у губ. Пять с лишним недель назад, на полу в холле — бездыханным и изломанным — он выглядел более живым, чем сейчас. Белый кокон исчез с его руки, но в Снейпе словно что-то погасло: какое-то внутреннее пламя, серебряный, ставший уже привычным огонь в черных глазах, будто дементор там, на кухне, разом высосал из него душу. Обтянутые пергаментно-желтой кожей пальцы сцепились в замок, ладони двигались, будто он перетирал в них мерзкую гадину. — Я не хотел причинить тебе боль, Северус, — Гарри вдруг стало невыносимо стыдно за то, что он так спонтанно и нагло вторгся в его разум. — И все же причинил, — глухо ответил тот. — Я чувствую, что ты обманываешь. Понимаешь, ведь ты единственный человек, который никогда… по крайней мере, в последний год… Я считал, что могу тебе доверять, и вот что вышло… — Лгать и не говорить часть правды — разные вещи, — откликнулся Снейп, все так же глядя куда-то сквозь Гарри, на исцарапанный когтями пса дверной косяк. — Я не лгал, утверждая, что уничтожение имеющихся крестражей не приведет к победе над Волдемортом. Я не смогу сказать тебе большего. Спроси о чем угодно, только не об этом. — Что ж, — с деланным вздохом сказал Гарри, — видно, мне придется как-то добираться до Дамблдора, чтобы и он подсунул мне ухо вместо целого слона. Какой же я дурак! Верил тебе, считал, что вот это… все, что между нами происходило… оно настоящее. Но нет, оно не называется таким словом. Просто секс, потому что никого другого рядом нет. Секс, ложь и очень много ненависти. И чертова закрытая лаборатория. Если ты скажешь, что Волдеморт там — я даже не удивлюсь. Ну давай же, Снейп. Он… он в нашем доме? Почему бы еще ты так тщательно охранял эту комнату? Для чего желал смерти моим друзьям? Ведь ты же хотел, чтобы они погибли? — Желал, — выдохнул тот. — Всей душой верил, что у них не выйдет отыскать диадему, починить шкаф и стены Хогвартса обрушатся на твою Грейнджер. Потому что точно знал, что с обретением диадемы всему придет конец. Ты не отступишь, и не в моих силах будет помешать. Если считаешь меня виноватым в том, что я урвал пять лишних недель счастья для себя и жизни для тебя — что ж, виновен. Надеюсь, ты не откажешь мне в праве ненавидеть эту жизнь, но разве ты не заметил, что кроме ненависти, в том сознании, куда ты так нахально вломился, присутствовали и другие чувства. Это неважно. Поступай, как считаешь нужным, но я не стану… — Снейп сглотнул и судорожно втянул воздух через нос. — Я не буду твоим палачом. Дамблдор сумеет, иди к нему. Гарри растерянно моргал, глядя, как Снейп выталкивает из себя слова, смысл которых все еще не доходил до него. — Любовь еще никогда никого не спасла. Ты — глупец и идеалист, Гарри. И директор первым вскинет палочку, когда твоя смерть станет наилучшим ходом в игре. — Ты лжешь, лжешь, опять лжешь мне!.. — Гарри хотелось кричать, бушевать, разнести комнату в щепки и то ли ударить, то ли в последний раз поцеловать тонкие кривящиеся губы Снейпа, но вместо крика из горла вырывалось низкое задушенное шипение. — Мама спасла меня от смерти силой своей любви. Если бы не она… — Всего бы этого не случилось, — холодно сказал Снейп. — Ты погиб тогда, в ночь на Хэллоуин, вместе с ней и своим отцом. Темный Лорд тогда одержал самую значительную свою победу. Потому что ненависть всегда побеждает любовь, Гарри. Что бы ни говорил Дамблдор — он знает это на собственном опыте. Помнишь, я рассказывал о друге его юности? Он не смог победить его, пока по-настоящему не возненавидел. И только ненависть смогла сотворить с тобой то, что не в силах исправить никакая любовь. — Тогда вся эта любовь — сплошная чушь, сказки из книг и кино! Если не читать и не смотреть, то и вовсе никакой любви не существует, только секс, который все принимают за нее. — Значит, ты все прекрасно понимаешь. Раздобудь какую-нибудь птицу, отправь записку Дамблдору и сделай то, к чему он тебя готовил столько лет. А я, пожалуй, постараюсь убраться отсюда как можно дальше. Исход текущей войны не сулит никому ничего хорошего. Снейп оперся рукой о край кровати, медленно приподнялся и, словно сомнамбула, шагнул в сторону двери в лабораторию. Описал несколько замысловатых пассов палочкой по периметру, распахнул ее и преувеличенно широким жестом пригласил Гарри войти. * * * В небольшой комнате, когда-то бывшей гардеробной, царил хаос. Казалось, в ней не осталось ни одного целого предмета, ни одной неповрежденной полки и чистой стены. По углам валялись треснувшие драгоценные камни, подсохшие кристаллизованные лужи зелий искрились на полу, а высоко под потолком покачивался самый большой клык василиска, заключенный в защитную сферу. Воняло, как возле мусорного ящика у мясной лавки, и прилипшие к стенам куски засохшей плоти и сморщенной коричневой шкуры впечатления не уменьшали. Из-под стола с надвое расколотой столешницей и обломками котла выглядывала тупоносая оскалившаяся морда. Мертвая. Полуразложившаяся, с зияющей черной дырой посреди плоского лба. — Тонкс ее искала, — прошептал Гарри. — Жаль ее разочаровывать. — И давно она… — Я сумел изловить Нагини на третий день после твоего визита к Тонкс, еще в начале августа. Ты крепко спишь, — ухмыльнулся Снейп. — Она была единственным живым крестражем, доступным для опытов, и теперь я точно знаю… — Но ты не посчитал нужным тогда сказать мне, — упрекнул его Гарри. — Однажды, — глухо ответил Снейп за его спиной, — ты чуть было не догадался. К счастью, ты не способен анализировать то, что произносишь. Это подарило нам еще несколько счастливых недель. Все кончено, Гарри. Если ты не откажешься от планов, которые почему-то считаешь и своими, то вся моя любовь не будет в силах сохранить твою жизнь. Уверен, и Дамблдор не станет брать на душу очередной грех. Ты сделаешь это сам — он найдет нужные слова. После твоей смерти Волдеморта сможет убить кто угодно, или он сам умрет от старости, как обычный волшебник. Трактовки пророчеств обычно широки, и часть его исполнилась много лет назад. Волдеморт погиб от твоей руки, но и тебя с тех пор нельзя считать живым. Мозг Гарри находился на грани взрыва. Слова Снейпа, обычно ясные и доходчивые, на сей раз сплелись в клубок, из которого торчали обрывки правды. — Я должен умереть, — сквозь зубы сказал Гарри. — И Волдеморт уже одержал победу надо мной… Он чувствовал подступающую истерику, и изо всех сил впивался ногтями в ладони, чтобы не сорваться. — Для создания крестража нужно совершить убийство, которое разделит душу. Выходит, я — крестраж. Эмоции взяли верх. Гарри захохотал, опускаясь на пол у порога разгромленной лаборатории: — Как же это смешно, Снейп! Крестраж, мать его, ходит, жрет и трахается. Сейчас лопну от смеха, ты полюбил крестраж, Снейп — пустую оболочку, душу Волдеморта. Гарри Поттера никогда не существовало — вот и вся тайна, да? Подлетевший кувшин с ледяной водой перевернулся на его голову. — Я полюбил мальчишку, который был настолько силен, что мог сопротивляться желаниям и магии Темного Лорда. Настолько смел, что без колебаний раскрывал ему свой разум, и так наивен, что до сих пор полагает, что недостоин любви. И который точно никогда не полюбит меня в ответ. Его имя Гарри, и он — самое прекрасное, что случилось в моей жизни. Я был счастлив почти год, с тех пор, как понял, насколько он мне дорог. И за собственное бессилие расплачусь его потерей. Крестраж невозможно уничтожить, не причинив вреда вместилищу. Перенести его в другой предмет или существо также невозможно. Я провел не менее двух сотен опытов. — Когда? Когда ты узнал? — прошептал Гарри, стуча зубами то ли от ледяной воды, то ли от признания Снейпа. — После смерти Сириуса. Дамблдор приходил ко мне — я тебе рассказал. Я всего лишь не сообщил, о чем шел разговор. Если бы ты не был обречен, поверь, я никогда не позволил бы себе… Прости, Гарри, это не то, о чем тебе следовало узнать от меня. — Конечно, ты мог бы написать мне признание в любви откуда-нибудь из Австралии. Мне точно было бы легче смириться с мыслью, что я скоро умру. — Совсем не обязательно. Можно просто оставить все как есть. Найти место, где даже Дамблдор нас не отыщет. Завести еще двух собак. Варить по очереди кофе по утрам, а вечерами читать или заниматься любовью. — Ты сам веришь в то, что говоришь, Северус?! — Нет. Это ложь. Я бы смог так поступить и был бы счастлив. Но не ты. Я дважды повторил одну и ту же ошибку — хотел выиграть у всех столько твоей жизни, сколько возможно. Из эгоистических побуждений, разумеется. — Как много у меня времени? — глухо спросил Гарри, который понял пока лишь две вещи. Первое — за последние месяцы он как-то подзабыл, что финальным аккордом в его отношениях с Волдемортом должна стать их битва, которую у него нет шансов выиграть; и второе — раньше Снейп никогда не позволял себе подобную откровенность, если не был уверен, что вскоре один из них двоих умрет. Бесконечное «люблю, любовь» из уст Снейпа звучало как успокаивающая мантра и значило только одно — все случится быстро, неожиданно и намного раньше, чем Гарри мог себе представить. — Сколько? День? Два? До Рождества? Он ждал ответа. Видел, как губы Снейпа дрожат, как он прикусывает щеку изнутри, нервно теребит пальцами край рукава, прикрывает глаза и глубоко выдыхает через нос. — Сколько?! — Вся жизнь, — наконец медленно сказал Снейп. — С сегодняшнего дня и до тех пор, пока тебя не сразит какой-нибудь неизлечимый недуг. Вся жизнь, Гарри. Пятьдесят лет. Семьдесят, сто. Если ты позволишь себе быть счастливым. — Или? Снейп пожал плечами в ответ. Клык покачивался в защитной сфере, похожей на тонкий радужный мыльный пузырь. Снейп опустился перед сидящим Гарри на колени. Неловко, словно впервые, взял его лицо в ладони и осторожно коснулся губами губ. Снейп слишком хорошо его знал. Знал и просил прощения за то, что не сможет спасти в этот раз, мучительно облекая в поцелуи все невысказанные слова. Сердце Гарри разрывалось на части, глаза резало от подступающих слез, а губы Снейпа горчили от отчаянья и нежности. — Ради чего? — шептал он как безумный. — Ради кого ты должен это совершить? Через неделю они повесят медаль у твоего портрета, а через две — все забудут твое имя и прекрасно заживут своей убогой жизнью. Будут жрать и пить, грызть друг друга, трахаться и размножаться, и никому не будет дела до какого-то Гарри, который погиб лишь потому, что был чересчур глуп и восторжен. Даже собаки помнят хозяев не дольше трех лет. Твои друзья… — пальцы Снейпа описали кавычки вокруг этого слова, — будут вспоминать о тебе только в даты рождения и смерти, а после и вовсе забудут, когда это случилось. — Ради этого, возможно? — выдохнул Гарри. — Чтобы у них было время забыть? — Ты жаждешь предложить им более комфортное существование ценой собственной жизни, не более. Снейп все еще покрывал поцелуями его лицо и руки, словно не смея зайти дальше, и сердце Гарри щемило от невыразимой горечи. Оно в последний раз трепыхнулось и, кажется, остановилось совсем, когда он увидел единственную слезинку, блеснувшую серебром. Он не знал, что ответить. Слишком глубоким было отчаянье Снейпа, слишком явными чувства и неисполнимой просьба. Но сердце вдруг сильно стукнуло изнутри о ребра и забилось в их тесной клетке, разгоняя горячую кровь по венам. Словно само подсказало идеальное решение. В самом деле, головой он никогда бы не додумался. Гарри резко выпрямился, увернувшись от нового поцелуя, и поймал в захват запястья Снейпа, мешая тому шевельнуться. — Я должен умереть, так? А как надолго? Как быстро крестраж во мне погибнет, уничтожится? Снейп непонимающе взмахнул ресницами: — Если ты имеешь в виду что-то вроде Напитка Живой Смерти, — и я уверен, что информацию ты почерпнул не из учебника, а из той французской книжонки, что читал в прошлом году — то спешу тебя разочаровать. Любое подобное зелье создает лишь видимость, но не убивает на самом деле. Сейчас Гарри следовало подобрать самые правильные слова, чтобы объяснить, потому что в его голове созрело решение — опасное, отчаянное и гениальное: — Мистер Харт с Кленовой улицы, — начал он, ежась под смесью яда и нежности во взгляде Снейпа. — Он однажды… ну, что-то такое у него было, то ли аппендицит, то ли язва… — Безумно интересно и актуально, — Снейп расцепил пальцы Гарри и теперь силился встать, а тот успел поймать его за полу распахнутой мантии. — Во время операции что-то пошло не так, — быстро заговорил Гарри, опасаясь, что Снейп его не дослушает, — и мистер Харт умер. Он был мертв целых двадцать минут, а потом врачи запустили его сердце. Прошлой зимой у них с миссис Харт родился третий ребенок. Двадцать минут достаточно для смерти крестража? * * * Снейп не разговаривал с ним семь часов, шестнадцать минут и сорок три секунды, после чего Берни влетел в спальню Гарри, ухватил его за штанину и настойчиво протащил от комнаты до самой кухни. На столе возвышался невероятных размеров котел с нашинкованными овощами. Вряд ли смесь мелко нарубленной сырой картошки, баклажанов, брюквы и корней петрушки была съедобна. Пес тявкнул и уселся на ботинок Снейпа. — Иди, звони, — отчеканил Северус. — Я должен знать все подробности. Ты бы сделал это со мной или без меня, да? Гарри молча кинулся на шею Северусу, забыв извиниться перед Берни, которому наверняка оттоптал лапы. — Она классная, она точно поможет, — прокричал он, вылетая из кухни и на ходу призывая телефонную карту из спальни. За спиной раздался тихий вздох Снейпа.