... не войной...

16 октября — То, о чем ты просишь, Гарри… — Джин Грейнджер выглядела растерянной и обескураженной. — За эти годы мы с мужем привыкли к разным странностям магического мира. Он жесток и недоступен пониманию обывателей. Как там у вас говорят — магглов. Звучит презрительно, как «чавов», — ее лицо перекосила усмешка. — Простите, мистер Снейп. Гермиона слишком уважала вас при жизни, и я рада познакомиться с вами, хоть и скептически отношусь к потусторонним явлениям. Я врач и знаю, что порой происходят настоящие чудеса, но то, что задумал Гарри… — Бога ради, миссис Грейнджер! — вскричал он. — Я прошу всего лишь остановить мое сердце и запустить его немного позже. Неужели это так сложно? Джин Грейнджер вопреки своему обыкновению игнорировала Гарри, обращаясь только к его спутнику, ради встречи в обычном кафе облачившемуся в длинный черный плащ. — Мистер Снейп, когда мы были молоды, тоже готовы были положить свою жизнь на алтарь справедливости. Мой муж, знаете ли, в юности был активистом лейбористской партии. Мы ходили на митинги вместо кино и свиданий, и нам было не намного больше, чем сейчас им. Да, мы готовы были умереть за снижение налоговой ставки или права рабочих… — она фыркнула в миниатюрную чашку. — А потом оказалось, что все прекрасно живут и без этого. — Нечто подобное я и пытался до него донести, — хмыкнул Снейп. — Но Гарри, как, очевидно, и ваша дочь, не желает слушать чужого мнения. — Эй, я все еще здесь, — напомнил Гарри. Джин Грейнджер вздохнула и одним глотком допила кофе: — Что ж, мистер Снейп, если вы считаете это единственным выходом... К сожалению, я слишком хорошо понимаю, что мой ребенок будет навсегда привязан к другой, неясной мне культуре и ее ценностям. Одна из моих подруг по колледжу сейчас живет в богом забытом племени в другой части планеты, носит юбку из пальмовых листьев и моется в реке, кишащей бактериями и хищной рыбой. Я не вправе осуждать Гермиону, и если… если вы дадите мне слово, что это остановит войну в мире, который выбрала моя дочь… — К черту глобальные проблемы, — сухой спокойный тон Снейпа никак не вязался с горячностью его слов. — В этом юноше живет паразит. Что-то вроде опухоли, поглощающей его душу, как неизлечимая болезнь пожирает и сжигает тело. Если у вас сложилось обо мне хоть сколь-нибудь положительное мнение со слов вашей дочери… — О, более чем, — усмехнулась Джин. — … то уверяю вас, я исследовал все возможности избавить Гарри от этого. И сдался, миссис Грейнджер. Вы — единственная, перед кем я не побоюсь признать, что потерпел поражение. Вы и он. Надеюсь, изложенная в таком аспекте, ситуация вам ясна. Дело не в войне, а в жизни Гарри. — Ну если так… — она все еще сомневалась, нервно вертя в пальцах хрупкую чашечку. Снейп порылся в кармане плаща и выложил на стол бархатный мешочек: — Здесь намного больше, чем вам потребуется для закупки материалов и аренды оборудования. Думаю, это компенсирует и ваши моральные страдания. Драгоценности старинные, принадлежавшие древнему и благородному семейству… — Да как вы смеете, мистер Снейп! — Джин Грейнджер взвизгнула так, что все посетители небольшой кофейни оторвались от своих дел и повернули головы к их столу. — Я так и думал, — усмехнулся тот, пряча мешочек обратно. — Без серьезных последствий сердце можно остановить на две минуты. Максимум три — на большее у меня не хватит смелости. Придется рассказать все мужу — он более опытный анестезиолог, чем я. Если все вскроется или пойдет не так, мы навсегда потеряем врачебные лицензии. — О, не беспокойтесь, миссис Грейнджер, есть замечательные заклинания, стирающие воспоминания или заставляющие людей подчиняться вашим приказам. — Как у вас все просто, в том странном мире, — вздохнула она. — И да, простите, мистер Снейп, ваше присутствие при этом крайне нежелательно. Вам придется подождать в нашей приемной. — Неприемлемо, — отрезал Снейп. — Или так, или никак, — вздернула подбородок она. — От заинтересованных лиц больше помех, чем толку. Завтра я отвезу Гарри в клинику на обследование и, если убежусь, что даже двухминутная остановка сердца не слишком навредит его здоровью, то… я помогу вам, мистер Снейп. Не ради победы в непонятной мне войне, а ради Гарри. А сейчас — простите, но на час дня у меня восстановление эмали. — Я хочу пройтись по городу, — наконец подал голос Гарри, когда Джин Грейнджер их покинула. — Знал, что она согласится. — По крайней мере, ясно, в кого у твоей подруги врожденная склонность к нарушению правил, — усмехнулся Снейп. Ноги сами принесли их на Чарринг-Кросс-роуд, и они оба с недоумением взирали на заколоченный вход в «Дырявый котел». Табличка рядом радостно возвещала о сносе ветхого, не представляющего исторической ценности здания и многословно извинялась за неудобства. — Мы все делаем правильно, — уверенно сказал Гарри. — Такие вещи не появляются сами по себе. Снейп вздохнул, потянул его за руку в один из переулков и жарко целовал, вжимая спиной в жестяную водосточную трубу, пока Гарри не взмолился о пощаде. Он уже готов был раздеться прямо там, в глубине уличного тупика, чтобы позволить Северусу взять в рот горящий член или прогнуться и опереться руками на стену, но слишком быстро кончил прямо в джинсы. — Я ненавижу тебя, — пробормотал Снейп, — за то, что ты все это придумал. — И за то, что до дома нам придется добираться на метро, — улыбнулся Гарри, ладонью сжал возбужденный член Снейпа через ткань и быстро зашагал вперед. * * * Следующим вечером до телефонной будки он дополз на едва послушных ногах. Снейп сделал все, чтобы, по его словам, «вытрахать из его головы всю дурь, которая в нее может пролезть», и сам Гарри не сомневался — сейчас тот забылся тяжелым глубоким сном, обессиленный очередным оргазмом. Если это был последний день в жизни Гарри, то его следовало запомнить именно таким. — Результаты обследования внушают робкую надежду, — сказала трубка голосом Джин Грейнджер. — Все будет готово послезавтра, постарайся привести в порядок дела. Шанс на удачный исход велик, но не гарантирован. Гарри наворачивал круги по площади Гриммо. У него не было дел. Ни одного, которое следовало бы закончить. Разве что выгулять Берни и сочинить прощальное письмо друзьям. Наверное, стоило отписать банковский счет Рону, но он был уверен, что Снейп позаботится обо всем сам. Он никогда не хотел умереть. А особенно сейчас, когда возможность смерти стала не призрачной перспективой, а реальностью. В медицинском кабинете, опутанный датчиками и трубками, подключенный к нескольким мониторам — не желал. И не сомневался, если это случится, то он вернется к Дамблдору привидением и будет настаивать на сражении с Волдемортом, раз уничтожен последний крестраж. 19 октября — Где мистер Снейп? — поинтересовалась Джин Грейнджер, едва он переступил порог ее кабинета. Неприятно было ее обманывать, но пояснения вроде «сейчас он дышит мне в макушку, скрытый под мантией-невидимкой», показались Гарри излишними. — Он же привидение, — пожал плечами Гарри. — Пропал куда-то. — Проходи и ничего не бойся. Фил Грейнджер, папа Гермионы, доверься ему как мне. А это Люк — наш друг. Он кардиолог. — Я сделаю тебе всего один укол, Гарри, — пряча глаза сказал мистер Грейнджер, — и больше ты ничего не почувствуешь, пока не очнешься. — Ты же не хочешь знать подробности, правда? — поддержала Джин. — Я понимаю, как вы рискуете. — Я бы и вовсе не хотел знать ни о чем подобном, — улыбнулся круглый и мягкий, словно войлочный шар, Люк. Джин изобразила «страшные глаза» и пасс рукой, словно сжимала в ней волшебную палочку. Гарри понимающе кивнул, уверенный, что если не он, то Снейп точно не оставит всех присутствующих без Обливиэйта, и тут же почувствовал, как пальцы того сжали, а потом погладили его плечо. — Я готов, — быстро сказал он. — Тогда раздевайся, и да поможет нам бог, — выдохнула миссис Грейнджер, распахивая дверь в соседний кабинет. В центре него возвышалась накрытая зеленой резиновой тканью кушетка, а кнопок и экранов было больше, чем в кабине авиалайнера. Колени Гарри вмиг стали ватными, и он свалился бы на скользкий белоснежный пол, если бы невидимая рука не поддержала его. — Только ты мог решиться на подобную глупость, — шептал в его голове дрожащий голос Снейпа, пока все трое хлопотали над ним, укладывая удобней, смазывая кожу вязкой жидкостью, подключая датчики; трубка в носу, приклеенная липким скотчем, была особо омерзительна. — Безмозглый мальчишка, наивный идиот, невероятный тупица, любимый… Жало иглы нашло вену, поршень скользнул по пластиковой трубке, и в голове у Гарри помутилось. * * * — Он назвал тебя любимым. Вот уж не ожидал, что Сопливус знает такие слова. Сириус сидел, развалившись в широком кресле, и сжимал ладонью горлышко тяжелой бутылки. У его ног примостились две девушки, и одна из них точно была Дитой в костюме из черных кожаных ремней. — Мне очень больно, — пожаловался Гарри, — и я ничего не вижу. Где мы? Я... Умер? Как и ты? — Разве ты не сам этого хотел? — подмигнул ему Сириус. — Оглядись. Я оказался у входа в Азкабан, когда сюда попал. Чуть еще раз не помер от ужаса. Лили и Джеймс уверили меня, что каждый видит что-то свое, и только потом... Если захочется... Похоже, я хотел именно этого. Рука Сириуса опустилась на голову одной из девушек и накрутила на палец длинный черный локон: — У твоих родителей домик неподалеку, и сад как раз цветет. Мы с девочками часто туда заглядываем. По пятницам там собирается милая компания. Седрик — замечательный парень, на прошлой неделе выиграл у меня двенадцать галлеонов в покер, при том, что совершенно не умеет блефовать. Гарри мотнул головой, надеясь, что туман вокруг кресла Сириуса развеется. Некстати попавший под пятку камень больно впился в подошву, заставил подпрыгнуть и отступить на шаг назад. За спиной оказалась каменная стена — высокая, холодная, снизу поросшая коричневым влажным мхом. Гарри повернулся, ткнулся лицом в растрескавшиеся камни, провел пальцами по полустертым буквам: «Том Риддл 1905-1943». Зеленый плющ шевельнулся и пополз по его ногам, намертво приковывая к могильной плите. Сириус исчез, и вместо него из полного тумана выступила фигура в мантии с надвинутым по самый подбородок капюшоном. — Судьбу не обманешь, Гарри Поттер, — сказала она, толкнула стоящий рядом котел и слепяще-белое варево залило землю. — Ты должен был погибнуть тогда, но умрешь сейчас. В том же месте и от той же карающей длани. Я терпелив и знаю, что стоит лишь немного подождать и враг сам явится за своей смертью. — Я. Не. Умру, — четко сказал Гарри. Он сам не понимал, откуда взялась такая уверенность. Волдеморт возвышался над ним, как гигантская статуя. Еще шаг, и он разотрет Гарри в порошок одним касанием своей ладони. — А зачем тебе жить? — фыркнул тот из-под капюшона. — Чтобы в Зале трофеев Хогвартса повесили табличку с твоим именем? Моя там есть. Чтобы друзья назвали ребенка в твою честь? И орден Мерлина. Его легко продать — магглы дадут целое состояние за белое золото и сапфиры. Никто не будет сожалеть о твоей смерти дольше, чем положено приличиями. Холод могильного камня обжигал лопатки, но Гарри плотно вжимался в надгробную плиту, уворачиваясь от призрака в мантии. — Ты ненормальный, Гарри Поттер, и твоя смерть принесет всем лишь облегчение. Все, что ты принимаешь за любовь — ложь. Тот, кто рядом с тобой, счастлив, что нашел юное горячее тело и те радости плоти, которых он был лишен много лет. Друзья влюблены и очень далеки от тебя. Даже верный пес готов облизать руку любого, кто протянет ему кусок мяса. Ты мертв, Гарри. Тебя не существует. Пшик, иллюзия, сказка из учебника по истории магии, и лучше бы ей там и оставаться. Волдеморт нависал над Гарри, словно тень, и весь мир, казалось, был укрыт полами его темно-зеленой мантии. — А мне плевать, — с трудом выдохнул Гарри сквозь липкую влагу, что забивала легкие, — ты не настоящий. Крестраж, который сопротивляется своей смерти. Пфф-ф... даже не первый. Нашел, чем удивить. Кажется, дышать стало немного легче. Но Волдеморт сдернул с головы капюшон, придвинулся близко-близко, и лицо Гарри обожгло горячее дыхание молодого черноволосого Тома Риддла. — Гарри-Гарри, — с ухмылкой проговорил он, — ты не сделаешь этого. Настолько ценишь чужую дешевую вещицу, под названием жизнь, что не в силах причинить мне ущерб. О, конечно, речь идет не о тебе. Ты не вернешься. Останешься здесь, со мной. Поверь, нас ждут прекрасные мгновения. Ой, кажется я лгу тебе — не мгновения. Вечность. Он подался вперед, и липкий влажный язык скользнул по губам Гарри, раздвигая, проникая вглубь. Внутри у Гарри все сжалось от холода и отвращения, словно он глотал живую гадюку. Капля за каплей Том Риддл высасывал из него жизнь, воспоминания, жажду жить, последнюю надежду на возвращение. — Я мог бы остаться, Том, — пробормотал Гарри, отрываясь от ледяных губ. — Но есть тот, кто ждет меня. Ты не поймешь. Его руки скользнули по бледной, холодной и осязаемой коже призрака и сомкнулись на шее. На миг показалось, что в центре ладони лихорадочно бьется чужой пульс, но Гарри не ослабил хватку, чувствуя, как под большими пальцами ломается хрящ кадыка, как судорожно Том втягивает носом вязкий тяжелый воздух, а тело содрогается в конвульсиях и оседает пустой мантией прямо к подножию могильного камня. Кучу драной зеленой материи подхватил ураган, и Гарри заорал в темное беззвездное небо: — Хватит! Он мертв! Снейп, ты слышишь меня? Я хочу вернуться, Северус! На лицо упала горячая капля чужого пота, рука в латексной перчатке мелькнула перед взглядом Гарри и отерла тампоном взволнованное лицо Джин Грейнджер. — Хвала господу! Две минуты пятьдесят семь секунд — послышался голос кардиолога. Горло раздирало пластиковой трубкой, и все, на что хватило у Гарри сил — подумать «получилось» и еще «если не ради него, то не было смысла возвращаться». «Теперь не отвертишься, — послышался в голове спокойный голос. — Ты любишь меня не меньше». «Наверное, Северус, наверное. Если это она и есть, то да». «Вернуться с того света, твердя чужое имя? Мне знакомо». «Ты невозможный зануда, Северус». «Любимый зануда, я уверен». «Да». Пластик заскользил, царапая гортань, сквозь трубку в нос влился сладковатый запах, и Гарри погрузился в сон.