... не войной...

Гарри даже не успел возмутиться или испугаться. Берни еще раз взвизгнул, выдернул из-под него хвост и отправился исследовать землю у дороги. Гарри ощупал шею: все верно, Снейп ухитрился нацепить на него тонкий ограничивающий ошейник — такой, какой он видел летом у Гермионы. Поэтому так давило грудь и не хватало воздуха в легких, а вовсе не потому, что от бессилия и злобы щипало в носу и жгло в уголках глаз. Место, где они оказались, было слишком далеко от мечтаний Гарри. Дом Снейпа замыкал безжизненную череду похожих друг на друга кирпичных развалин с заколоченными окнами. Он огляделся, но не увидел впереди и проблеска света — тупик поворачивал под углом. Город, где выросла его мама, должен был быть... другим. Хотя бы похожим на Литтл-Уингинг, а не вереницей мертвых покосившихся зданий, больше напоминавших заброшенные склепы. Закрывая небо, над Коуквортом коптила огромная фабричная труба. Весной, когда Снейп отправил его за забытой книгой, все вокруг выглядело гораздо жизнерадостней. Может, не все так плохо, и где-то здесь есть супермаркет, кинотеатр и даже железнодорожная станция. Просто... Разве это место вообще могло кому-нибудь нравиться? Гарри принюхался и насторожился: пахло падалью, а значит, Берни с радостью может вываляться в останках дохлой кошки, и придется искать воду, чтобы потом его отмыть. Гарри с трудом подтащил сопротивляющегося пса к крыльцу. Дверь, естественно, не открывалась. — Монте-Кристо, — вспомнил он, и тут же шею сжало так, что он едва не рухнул на землю. Как, черт возьми, Гермиона общалась с ним этим летом? Неужели каждый раз, когда она протягивала руку к книге, ее терзала такая же боль? Что-то глухо звякнуло, будто ржавый дверной колокольчик, дверная ручка повернулась сама собой, а ноздри втянули поток воздуха. Больше Гарри не ощущал никаких колебаний магии, словно пароль был единственным волшебным, что было в доме. — Пойдем, Берни, — со вздохом сказал он. — Ужасно глупо все, что произошло. И если Снейп думает, что я буду сидеть и опять дожидаться неизвестно чего... Гарри замер на пороге: нет, изнутри дом Снейпа вовсе не стал похожим на дворец, но кто-то явно приложил руку к уборке. Паутина по углам исчезла, дверь рядом с книжными полками оказалась распахнутой, открывая узкую лестницу на второй этаж. Похоже, на небольшой кухне появилась новая посуда, а на столе лежал конверт с пятью двадцатифунтовыми бумажками, пластиковым удостоверением личности и ключом от дома. Ста фунтов должно было хватить по крайней мере на еду. Гарри не планировал провести здесь много времени. Пара-тройка дней, чтобы все успокоились, а потом он найдет способ связаться со Снейпом. Напишет Гермионе. Если... Если это им все еще нужно. Но в ушах Гарри гудело набатом: слава Лорду Волдеморту! Они... Все эти... Сами выбрали себе хозяина. А Снейп предполагал такой исход, раз загодя приготовил убежище и артефакт для Гарри. — Переночуем здесь, Берни, а завтра посмотрим. На холодном камине нашлись свечи и коробок спичек, электричества и котла отопления в давно нежилом доме Гарри, конечно, не ожидал, но из крана потекла тонкая струйка буровато-ржавой воды, а в кухне обнаружилось нечто вроде походной плиты, заправленной жидким резко пахнущим топливом. Берни с деловым видом шмыгнул вверх по лестнице и, вернувшись обратно, улегся возле каминной решетки. Больше всего в этот момент Гарри ненавидел Снейпа, хотя за это время привык, что в действиях того всегда есть определенный смысл. Но он бесился, злился и, кажется, орал куда-то в потолок с темными разводами, и беспомощно колотил кулаками воздух. Выплевывал самые страшные ругательства, пока вконец обессиленный не рухнул на пол и не уткнулся в спину Берни. Пес тихо тявкнул и облизал его щеку шершавым языком. — Что ж, — прошептал Гарри, плотнее прижимаясь к теплому телу, — хоть ты меня не бросишь. Надеюсь. К утру он так озяб от сквозняка, тянувшего из всех щелей, что у него не попадал зуб на зуб. Спать на полу — плохая идея, спина разваливалась на части, а левую руку он почти не чувствовал. Берни замер у порога, многозначительно поглядывая на хозяина. — Надо бы купить тебе ошейник, — сказал Гарри. — Еще не хватало, чтобы тебя приняли за бродячего пса. Будем оба с удавками. Похоже, Берни не возражал или не услышал, потому что устремился вперед по переулку, вынюхивая одному ему известные приметы. Гарри тщательно запер замок, запахнул куртку и машинально проверил отсутствующую палочку. После недолгой прогулки он решил, что в жизни не встречал менее магического места, чем Коукворт. Конечно, ближе к центральной улице — она так и называлась Центральной — становилось чище, и заброшенных домов, напоминавших грустных призраков, было все меньше, а если ветер менялся, то вонь от реки уходила в другую сторону и в воздухе пахло утренним морозцем. Попадались даже вполне приличные, как сказала бы тетка Петуния «как у людей», дома с лужайками, аптека рядом с пабом и большая универсальная лавка, где продавалось все, от гвоздей до надувных лодок и замороженной лазаньи. Возможно, лет двадцать пять назад, когда здесь жили сестры Эванс и Снейп, город был чище, богаче и оживленней. Среди развалин встречались поблекшие вывески автосалона, парикмахерской и даже театральные афиши. А, может, берега реки летом покрывались зеленью и цветами, и фабричная труба дымила не каждый день, а только по особым очень неудачным четвергам? За это время Гарри обогнал всего один грохочущий древний автомобиль, и редкие прохожие здесь были такими же, как тяжелое осеннее небо над головой — темными, мрачными и недобрыми. Вовсе не о таком он мечтал, когда воображал, что мир магглов принесет ему покой и радость. Казалось, в Коукворте навечно поселились дементоры, но тонкая полоска артефакта на шее больше не причиняла неудобств. Хозяин универсальный лавки — угрюмый старик с водянистыми глазами и скрюченными артритом пальцами — поднял на него тяжелый взгляд, ощупал им с головы до ног, пробормотав: — Только наличные, новичкам в кредит не даю, — и потерял всякий интерес после того, как Гарри показал уголок банкноты. — Я … — начал он, но старик вновь сурово глянул на него, и Гарри предпочел прикусить язык. Если в этом городе выросли его мама и Северус, то он как-нибудь проживет несколько дней, пока не решит, что делать дальше. Набив ржавую тележку пачками с кашей, самым дешевым чаем и кофе и подхватив пакет собачьего корма в затянутом паутиной углу, он выбрал неброский коричневый ошейник для Берни, прикинул оставшуюся сумму и на всякий случай положил лишний флакон с топливом для плиты и несколько упаковок свечей. Со вздохом осмотрел толстый слой пыли на дизельном генераторе — похожий стоял в гараже дома Дурслей. На ценнике значилось четырехзначное число. — Не создавай проблем, и проблемы не найдут тебя, — сказал лавочник, принимая хрустящие купюры. Он должен был дать сдачу, но ноги в тяжелых ботинках прошаркали куда-то вглубь магазина, а Гарри потоптался у кассы и понял, что не дождется. Ему бы жизнелюбие и оптимизм Берни! Пес не сопротивлялся, когда Гарри застегнул пряжку ошейника, и вообще вел себя так, словно попал в чудесный сказочный мир, где за каждым углом, под любым хилым деревцем и в глубокой луже ждали неведомые открытия. Неплохо было бы, если бы он помог тащить дрова. Но Берни каждый раз аккуратно укладывал у ног Гарри очередную ветку, не понимая, отчего хозяин отбирает и складывает игрушки в плотную вязанку. Гарри все еще был не уверен, следует ли прочистить дымоход закопченного камина или снять несколько досок посреди комнаты, сунуть в отверстие металлический таз и развести в нем огонь. Второй этаж с двумя спальнями оказался уютным, но Гарри очень сомневался, что ему удастся обогреть такой дом, поэтому с трудом стянул в гостиную одну из кроватей. К вечеру он устал так, что только силой воли заставил себя вскипятить ржавую воду, чтобы заварить пакетик чая. Зато снаружи дома не пробивалось ни единого лучика света, а внутри не гуляли сквозняки — покосившиеся деревянные рамы были заколочены и завешаны изнутри плотными одеялами, а у камина лежал небольшой коврик из спальни на втором этаже. — Это ненадолго, — сказал Гарри свернувшемуся в калачик у огня псу. — Только пока я не решу, что делать дальше. И, знаешь, я ненавижу его. Берни заворчал, возражая. — Да, конечно, — фыркнул он, — сейчас ты скажешь, что он хотел как лучше. Но мог бы и рассказать, что планирует сделать, а не выталкивать меня сюда без всяких объяснений. Ты думаешь, я люблю его, если постоянно думаю только о нем? И о тебе немножко, но ты же здесь. Пес вильнул хвостом, вскочил и длинным прыжком влетел на кровать. Гарри привычно обнял его за мохнатую шею, и в носу подозрительно защипало. — Мы не останемся здесь, Берни. Это ужасный город, но с ним бы я вытерпел все, что угодно. Понимаешь, ведь дело вовсе не в сексе. Просто с тобой и Северусом я уверен, что кому-то нужен не потому что, а просто так. Пес глубоко вздохнул и прикрыл глаза жесткой щеточкой ресниц. — Несколько дней, и я придумаю, как нам отсюда выбраться. Тот согласно тявкнул сквозь сон. * * * Снейп просил ему верить, и Гарри очень старался. Весь вчерашний день он изводил себя работой, и теперь каждую мышцу тянуло и выворачивало, как после долгой тренировки без разминки. Это было даже хорошо — подергивание или резкая боль отвлекали, а думать о том, что произошло, ему совершенно не хотелось. Но помимо воли в голове проносились образы и сцены событий в министерстве, славящая Волдеморта толпа тех, кто день назад считал его заклятым врагом, скрюченное тело Петтигрю на полу Атриума, раздавленное сердце Амбридж. Все то, что изменилось в один день с объявлением войны и в один миг с окончанием. И Тонкс, Тонкс — беспрекословно выполняющая приказы своего Лорда. Очевидно, решил он, что Волдеморт сломал что-то в ней, вывернул наизнанку душу и установил с ней особую связь, пока держал в плену. Гарри не винил ее — сам был не уверен, что выдержал бы столько пыток. И почему-то за прошедший год он ни разу не вспомнил о Квиррелле, но если бы сообразил, что Волдеморт слился с телом Тонкс еще тогда, в сентябре прошлого года, то всего этого можно было избежать. — Какой же я все-таки тупой, Берни, — он едва не раздавил в руках кружку с горячим чаем. — И Сириус тоже, он доверял ей. И все остальные. А ведь каждый раз, когда она касалась меня руками в перчатках, я чувствовал… Но не придавал этому значения, как и все, считал, что у нее есть причина мстить Волдеморту. Сейчас все слова, все действия Тонкс казались ему логичными, но от этого не менее жуткими. И даже то, что удивляло его больше всего — Нагини, нашедшая приют в ее доме — теперь было совершенно ясным. Гарри не хотелось думать, что Тонкс виновна во всех тех смертях, которые произошли в боях с ее участием — он слишком хорошо знал, каково это, быть одержимым Волдемортом, подчиняться его приказам, когда тебя некому остановить. Но нападение на поместье Кэрроу, где погиб Кингсли, теперь не выглядело случайностью. Скорее, опытный аврор начал в чем-то подозревать Тонкс после множества боевых вылазок. И резня в небольшом городке, когда Гарри ощутил неутолимую жажду крови, тоже была делом ее рук. Но она все же ухитрилась создать Патронуса, а значит, где-то в глубине все еще жила Тонкс, которую Гарри знал. Берни тихо заскулил от того, что Гарри слишком сильно сжал его ухо — нападение на «Гиппогриф» произошло в тот день и час, когда туда для разговора с Сириусом пришел Слагхорн — единственный, кто мог знать количество крестражей. Почему-то Гарри сейчас казалось, что несчастный ученый, обвиненный в продаже агрессивных тварей Волдеморту не очень-то и виноват в том, что они вырвались на свободу. А Тонкс удачно подстроила свое ранение, после которого закрылась дома, очевидно, подготавливая ритуал воскрешения. Как же они были все слепы! Даже Северус своим невероятным чутьем не мог предугадать, что Тонкс представляла опасность, иначе он не отпустил бы Гарри к ней в гости. Дважды. Гарри накрылся с головой толстым одеялом, скрутился калачиком и обнял себя руками, стараясь сдержать дрожь — все события последнего года представились ему в новом свете. Нелепая война, которую ведут не ради власти или покорения — это он мог хотя бы понять — не ради идей или принципов. Но ради денег, стульев с позолоченными ножками, новых машин и старых долгов, оплаченных кровью и слезами. Ненастоящий враг, все угрозы которого оказались фальшивыми, а действия — придуманы теми, кто бросился против него в бой. Ведь им не стоило усилий договориться с любой нежитью, она и без того контролировалась специальным отделом министерства. Да и в особую защиту магглорожденных, на что, по официальным отчетам уходили невероятные суммы, теперь верилось слабо. Неудивительно, что Волдеморт мог показаться всем меньшим злом — он хотя бы никогда не лгал. Честно ненавидел магглов и желал добиться власти, всегда объявляя о своих намерениях. И вот теперь... Гарри вдруг стало слишком жарко, но по спине пробежала холодная струйка пота — он вспомнил, как Северус целовал его, невидимого, там, в атриуме Министерства. Отчаянно, восхищенно и безнадежно. Удерживал всеми силами от опрометчивого поступка, потому что Гарри точно вышел бы на призыв. На честный бой. Он чуть ли не всю жизнь привык считать Волдеморта врагом, год пытался связаться с его разумом и знал, насколько тот бесчеловечен и жесток, но для остальных все выглядело иначе, и Гарри бы стал убийцей победителя. А Снейп удержал его... Вновь спас от безрассудной глупости, точно стоившей бы ему жизни. — Я не хочу умирать за мир, где играют в игры без правил. Это не магия, всего лишь грязная политика и деньги, — прошептал он, и Берни издал звук, который он принял за полное согласие. — Мы сделали то, что должны были, уничтожили крестражи. Считай, обезвредили самого страшного противника. Теперь Волдеморт смертен и когда-нибудь сдохнет от пневмонии или споткнется и расшибет себе голову. Главное, чтобы он не нашел меня раньше, чем это случится, а Северус, наоборот, появился как можно скорее. Берни, подцепив когтями одеяло, стянул его, чтобы лизнуть хозяина в нос. — Что ж, — сказал Гарри, — я был героем, психом, никем, грязным извращенцем, тайным оружием, чужим крестражем, побуду немножечко трусом. Для разнообразия. Знаешь, мне плевать, что подумают остальные. Берни считал так же, Гарри поцеловал его в треугольник влажного носа и прошептал: — Кажется, мы здесь застряли. 8 ноября Первое письмо пришло через неделю. Как раз спустя день после того, как Гарри понял — никакого вокзала или автостанции в Коукворте не существует, а от трассы, где без остановки проносятся машины и автобусы, городок отделяет не меньше пяти миль разбитой и грязной проселочной дороги. — Как они вообще здесь живут? — печально спросил он у Берни. Тот, кажется, не слишком расстраивался, игнорировал миску с коричневыми камушками сухого корма, возвращался счастливый, держа в зубах то хребет протухшей рыбы, то задушенную ворону, и долго обижался, пряча морду под край подстилки, когда Гарри спихивал его с постели — пахло от мокрого пса невыносимо, а мысль о стирке простыней в холодной воде отнимала у Гарри последние силы. В то утро сухой и почти чистый пес призывно залаял под дверью, потом завертелся у ног, пытаясь ткнуться лбом в ладонь и, наконец, утихомирился и лег, вытянув длинные лапы. Под ошейником что-то белело. «Получи почту» — вот все, что значилось на клочке бумаги. Буквы рассыпались вкривь и вкось, словно кто-то специально выводил их вразброс, но Гарри мог поклясться — они были написаны чернилами и перьевой ручкой. — Ты видел Северуса? Он схватил ладонями морду пса и долго пристально глядел тому в глаза, будто простого «тяв!» было недостаточно. Берни дернулся, перекатился, заелозил спиной по полу, и Гарри вдруг заметил длинный черный волос, запутавшийся в пегой шерсти. Казалось, огонь в камине полыхнул жарче, словно в него подкинули дров, свинцовые тучи вдруг раздвинулись и между ними блеснул серебряный луч. Северус был здесь! Он хотел на это надеяться, но с ужасом представил, как кривится его лицо при взгляде на подобие походного лагеря, в который Гарри превратил гостиную. Он осторожно сложил записку, разгладил пальцами и спрятал в карман куртки. Почтой в Коукворте считалась железная корзина в углу единственной лавки, наполненная коробками, пакетами и конвертами. Некоторые из них, судя по всему, лежали там годами. Лавочник даже не глянул в его сторону, когда Гарри с порога рванулся к ящику и подхватил пухлый белоснежный конверт без обратного адреса с надписью «для Гарри» и штемпелем лондонской почты. Почерк был ему незнаком. Он искусал в кровь пальцы, стараясь не открыть письмо по дороге. То ли от конверта исходил едва ощутимый магический фон, то ли горло само по себе сжималось от предчувствия и волнений, но это точно была самая волшебная вещь, которую он встретил за эти дни. — Хочешь узнать, что там? — спросил он Берни, но тот предпочел махнуть хвостом и отправиться на прогулку вдоль длинного переулка. Гарри растерзал плотную бумажную оболочку. Новости обрушились на него лавиной, будоража отупевший от холода и отчаяния разум. «Какое счастье, — писала Гермиона, и горло сжимало легким спазмом — письмо было на пергаменте, с трудом втиснутом в длинный прямоугольник конверта. — Теперь наконец-то мы свободны, Гарри. Словно вырвались из темного подвала на летнее солнце. Я пишу тебе сразу же после того, как в школе заработали камины и был снят защитный барьер. Не представляешь, сколько птиц разом кинулись в Хогвартс — даже воробьи и синицы. Вчера директор целый день провел в министерстве. Уму непостижимо, как он смог договориться с... Ну ты понимаешь... Неужели в том еще осталось что-то человеческое? Так все сложно, Гарри. Намного легче сражаться с троллем или драконом, чем не понимать, что происходит — ты сам это знаешь. Может, хотя бы ты уговоришь... это при встрече. Теперь ты, наверное, сможешь вернуться в школу и будешь здесь в большей безопасности, чем где бы то ни было. В любом случае мы надеемся на встречу с тобой. Столько новостей, Гарри, что мы будем разговаривать целые сутки. В субботу в полдень мы с Роном отправляемся в Хогсмид. Там будет большой праздник, а вечером у нас бал и фейерверк. Ответь, пожалуйста, хоть два слова. Я очень беспокоюсь, как бы ты не сотворил что-то непоправимое, потому что, признаться честно, я в жуткой растерянности. Не оставляй у себя Хедвиг, пришли обратно с ответом, здесь у нее появился друг — пестрый филин Мариэтты Эджкомб, и они будут тосковать друг без друга. Мы тоже скучаем по тебе и ждем в Хогсмиде. Рон сказал, что напишет отдельно». В письме сквозила растерянность и та смесь радости и отчаяния, которая терзала его самого неделю назад, но Гарри точно понимал, что не явится на назначенную встречу. Летом Гермиона начинала задыхаться за три квартала от входа в Косой переулок, а потом ее лицо становилось багровым, и Гарри тянул ее за руку как можно дальше. К тому же он не представлял, где вообще находится Хогсмид и как туда попасть из Коукворта. Разговор с друзьями откладывался на неопределенное время. За письмом Гермионы, первым выпавшим ему в руки, следовал небольшой клочок, исписанный почерком Рона, несколько сложенных вместе бумажных листков и отдельный конверт. «Такие дела, дружище. Выходит, мы качественно его тогда... Гермиона считает, что этого не следует писать, но здесь все помнят о том, за что доставали меня целый год. Немногие рискнули подойти и извиниться, но парочку вывихнутых челюстей Помфри вправила. Мама утверждает, что будет лучше, если я останусь в школе «во избежание неприятностей», а отец... он намерен искать новую работу, и я не уверен, что хочу просидеть еще один год под крылом того, кто в первый же день пошел на переговоры к Волдеморту. Эх, был бы рядом ты или хотя бы Снейп, уж мы бы разобрались, гамбит это или слив партии. Гермиона читает через плечо и кривится, но напоминает, чтобы я поберег такие разговоры до личной встречи. Мне жаль Сириуса, друг. Джордж и Фред сбежали в первый день, едва сняли защитные чары. Они собираются отремонтировать какой-нибудь дом в Косом и открыть там магазин. Поверь, они поклялись, что не возьмут и кната у этого… Да зачеркну я, зачеркну, Гермиона. Вот видишь, уже. Будто Гарри не поймет, что я хотел сказать. Я тоже подумываю к ним или еще куда. Говорят, в разных местах сейчас начнутся восстановительные работы. Давай со мной? Не все же, как Гермиона, планируют министерскую карьеру. Ой, она дала мне подзатыльник. В общем, встречаемся в Хогсмиде — обсудим». Когда он развернул несколько страниц белой бумаги, наверное, специально тонкой, чтобы поместиться в обычный конверт, то вновь задохнулся — на этот раз от совсем не магического воздействия. Листки были исписаны четким почерком, со знакомыми острыми углами, длинными узкими петлями и аккуратными точками. Перед глазами все поплыло, и Гарри пришлось протереть очки и глубоко вдохнуть, чтобы начать читать. Это было не письмо, на которое он так рассчитывал. На клетчатые тетрадные страницы были переписаны газетные статьи «Нового Пророка» — около десятка, и над заголовком каждой скрупулезно выведена дата. «Кадровые перестановки в министерстве» — фамилии были совершенно незнакомы. Разве что смутно припоминался какой-то Блэтчли, а о Толстоватом, ставшем главным заместителем Лорда Волдеморта, Гарри и вовсе никогда не слышал. Быстрый суд над Малфоем, где оставшиеся в здравии члены Визенгамота, включая Дамблдора, приговорили того к гигантскому по меркам Гарри штрафу, но учитывая то, что действия обвиняемого послужили в итоге прекращению войны, заменили тюремное заключение домашним арестом в поместье. Триумфальное возвращение Риты Скитер, возглавившей «Новый Пророк» и разразившейся статьей о своих страданиях в попытке разоблачить Амбридж. Празднования, награждения, открытие Гринготтса, отстройка за министерский счет разрушенных домов и магазинов — все, как и предполагал Снейп. Последней, датированной позавчерашним днем статьей была речь Волдеморта на вручении ему символического ключа от министерства и мантии главы Аврората. Слова Волдеморта были как обычно пафосны, но Гарри обратил внимание на показную скорбь в духе покойной Амбридж и очередной проект по защите магглорожденных. Последнее было удивительным. Руки Гарри дрожали не от того, что он только что прочел — в конце концов, именно таких действий и ожидал от Волдеморта Снейп. Нет, вовсе не поэтому. Он вдруг понял: получи он пачку настоящих газет с движущимися фотографиями на пергаменте — уже валялся бы посреди комнаты бездыханным, задушенный чутким к магии артефактом. Снейп, наверное, потратил несколько часов, переписывая для него газетные статьи. И это было важнее, чем все происходившее в мире. Он представил, как тот склонился над бюро, сжимая в пальцах ручку, недовольно дергал уголком рта, когда чернила заканчивались и приходилось вновь наполнять ее из пузырька, двигая хрупкий поршень. В письме не было ни единой пометки. Ни лишнего восклицательного знака на полях, ни отдельно подчеркнутых слов — Снейп думал, что Гарри и сам разберется. Снейп верил в него, а он верил Снейпу. Дело было вовсе не в тех ночах, которые они провели вместе. И даже не в том, что Гарри надеялся, что это повторится. Исписанные статьями страницы для него были самым главным признанием: Снейп знал его лучше, чем он сам, понимая, что рано или поздно, но Гарри захочет услышать новости и не усидит на месте. Поэтому небольшой белый конверт он вскрыл спокойно — там не могло содержаться ничего более ценного, чем пачка рукописных листов, бережно уложенная в ящик колченогого стола. Он вновь ошибся. Неровно оборванные разлинованные страницы можно было принять за наспех выдернутые из дешевого блокнота, и с них звучал знакомый, до боли родной голос — легко представилось, что Снейп стоит за его спиной, как это часто случалось раньше, и говорит с ним, успокаивая или о чем-то рассуждая. «В последние дни я часто думаю о городке, где провел детство. То ли излишняя, мешающая трезво мыслить сентиментальность, то ли странное чувство, что я вернусь туда и непременно буду счастлив. До недавнего времени мне казалось, что нет места на земле хуже, чем затерянный в полях и холмах вымирающий городок — один из сотен таких же, похожих друг на друга. Годы стерли из памяти лица моих бывших соседей, и я давно не питаю ничего, кроме чувства благодарности за то, что дружба скрасила мои дни в этом убогом месте, где метут по улицам вечные ветры, от реки тянет сыростью и всегда следует одеваться теплее и закрывать двери, чтобы сквозняк не выдувал из дома тепло. Тогда, в моем детстве, мы были бедны как церковные крысы, и сто фунтов представлялись нам суммой, на которую можно прожить несколько месяцев. Подозреваю, что все изменилось. Но местные жители уже тогда не были доброжелательны, а спустя столько лет и подавно должны были выродиться в мизантропов. Я не стал бы близко сходиться ни с одним из них. Сожалею, что у меня никогда не было собаки, я всегда мечтал завести такого друга, который охранял бы меня и чутко отзывался на любое приближение чужака. Я был слишком молод и наивен для того, чтобы разбираться в людях. Впрочем, мне горло всегда перехватывал странный спазм, когда ко мне приближался незнакомец, и я бежал, бежал как можно дальше, понимая, что задохнусь раньше, чем он причинит мне вред. Я никогда не сомневался, что смогу выжить, моих умений вполне для этого хватало. И всегда с нетерпением ждал весны, когда расцветают вишни в садах в центре города, а по берегам реки — кусты сирени с белыми остро пахнущими гроздьями. И если в следующий раз решусь посетить это место, то это точно будет весной. В моих снах меня там ждут, но сны остаются всего лишь снами. Нужно воспитывать в себе терпение, и поэтому я постараюсь вести записи регулярно, например, раз в неделю, вспоминая свое прошлое и теша себя несбыточными надеждами на будущее». Это могло быть похоже на вырванные страницы дневника, но Гарри точно понял — письмо без подписи и имени предназначалось ему. Снейп беспокоился, предостерегал и дарил надежду на встречу. Весной. Весной! Сколько там до весны — каких-то пять месяцев, разве так сложно их пережить?! Вдохновленный словами Снейпа, а главное — и это он тоже понял — обещанием писать раз в неделю, Гарри вскипятил огромную кастрюлю воды и принялся оттирать следы недельной грязи от дощатого пола. — Живем, Берни! — подмигнул он псу. — Живем и ждем. Это легко, это я умею. И пошли они все к черту! Он не мог ответить на письмо, но хотел бы написать Снейпу, что Коукворт вдруг стал немного приятней, чем час назад. Ну и, конечно, никогда не признался бы, что Снейп угадал и почти все деньги Гарри потратил в первый же день. — Должны же они где-то работать, — вопрошал Гарри у Берни, а тот с интересом смотрел за движениями тряпки по полу и кивал. — Если труба дымит, значит, фабрика действует. Неужели там не найдется места хотя бы для уборщика? Кажется, у меня неплохо получается, как считаешь? В кухне были продукты, в гостиной, за издевательство над которой Снейп непременно сам придушит его, горел камин с прочищенным дымоходом, из-под двери не дуло, и оставалось надеяться, что ни один волшебник не найдет его раньше, чем он вновь встретится со Снейпом. Потому что тот был прав — любая попытка сильного колдовства убьет его раньше, чем долетит Авада. — Интересно, много здесь снега зимой? Пес поднял голову с подстилки у камина и широко зевнул.