... не войной...

Если бы Гарри увидел в глазах Рона хоть тень сомнения, то непременно остановился бы. Не оттолкнул бы, нет, и не постарался бы отговорить. Но придумал бы что-то другое. Тащить в аппарации почти бездыханный труп — такого Гарри не пожелал бы никому. Но Рон внимательно его оглядел, притянул за плечо и подхватил под локоть. Ошейник уже пульсировал, а в висках гулко стучала кровь. — Я постараюсь быстрее, — сказал Рон ровным голосом, — дыши глубже. Никто не достоин счастья так, как ты. Серьезно. — Когда это ты успел стать таким мудрым? — фыркнул Гарри. — Тогда же, когда и ты — осторожным. Ровно две секунды Гарри думал о том, что следует изобрести другой способ передвижения — аппарация всегда казалась ему неудачной выдумкой. Потом под веками развернулись огненные спирали, грудь стянуло невидимыми обручами, и он очнулся только от того, что горло и ноздри раздирал поток воздуха, словно внутрь настойчиво протискивали железный стержень. Рон монотонно считал вслух, надавливая на пластиковый мешок. — Ты должен продержаться пять минут, клянусь. Ладно, вру, дружище, не меньше десяти. Снять артефакт может сам директор или любой из деканов. Кого-то да уговорим. Гарри прикрыл глаза в знак согласия и переместил руки на баллон мешка — на большее он сейчас не был способен. Очередной спазм скрутил его легкие, и уши заложило, как во время крутого виража на метле. Он изо всех сил сжимал неподатливый пластик аппарата, отсчитывая про себя: — Се-ве-рус Снейп. Се-ве-рус Снейп. Се-ве-рус Снейп. На последний слог приходилось нажатие, и с каждым разом кислород едва разворачивал слипшиеся легкие. Он видел его — Снейпа — Северуса будто сквозь мутные стекла очков в предутренних сумерках — нависающее над ним лицо, искаженное страстью, крупные капли пота на висках, слегка вьющуюся от влаги черную прядь. Северус давно вбился в его тело, в его сознание, под кожу, но сейчас это походило на самый безумный, странный и жестокий секс в его жизни, словно вместо потока воздуха в его глотку вколачивался твердый член, доставая до самого сердца. Се-ве-рус Снейп убивал его, рвал на части, Се-ве-рус Снейп. Но без него — Снейп! — Гарри не существовало. Снейп! Не было смысла жить — Снейп. Бороться — Снейп. Если вдруг окажется — Снейп — что они безнадежно опоздали... — Гарри! Голос Гермионы донесся издалека, будто из пещеры или из-под пухового одеяла. На лоб легла прохладная рука, все тело прошило острой конвульсией, и он инстинктивно потянулся вперед. Это Снейп пришел за ним... Мертвый или живой, но только он всегда так осторожно прикасался, чтобы проверить, все ли у Гарри в порядке. Он нащупал узкие пальцы, пытаясь сказать, что вот оно — дождался, дотерпел, и теперь они вместе навсегда и уже не важно где, и живы они или нет, но только вместе, вместе, вместе... Его затормошили, задергали, сорвали с лица маску дыхательного аппарата, силой разжали онемевшие губы и, казалось, ударили чем-то ледяным и сверкающим в грудь. Живительный воздух ворвался в легкие, разгоняя кровь, и он услышал: — Очень глупый поступок, мальчик мой. Ты мог задохнуться, приди мы чуть позже. — Было бы лучше, если бы вы сразу согласились, — проворчал Рон. — Будь ты учеником, твои действия тоже заслуживали бы взыскания, — вздохнул Дамблдор. Гарри открыл глаза, пытаясь встать, но оказался прижатым к земле неожиданно сильной старческой рукой. — Лежи смирно. Сейчас я вызову Поппи, и мы переместим тебя в больничное крыло. — Я никуда не пойду! Вы позволили... Позволили, чтобы Северус... Чтобы он... чтобы его... Гарри был слишком слаб, но столь же и зол: сама мысль о том, что директор мог подумать, что он будет отлеживаться на больничной койке, пока Снейпу угрожает поцелуй дементора, казалась ему абсурдной. Дамблдор хмыкнул и пристально посмотрел на Гермиону, а та нерешительно потопталась на месте и потащила прочь упирающегося Рона. — Я потом расскажу, — хрипло крикнул вслед Гарри, горло все еще саднило и пощипывало. Дамблдор присел рядом с ним на невесть откуда взявшийся большой камень. — Мы обсудили это с Северусом перед заседанием Визенгамота, — сказал Дамблдор. — Это был его выбор, и он прекрасно знал, на что шел. В моих силах было оправдать только одного. Тебе не кажется, что Тонкс совершила невероятное, оставаясь рядом с Волдемортом все это время только ради того, чтобы в нужный момент помочь Северусу закончить дело, на которое не способен был никто другой? — Нет! Гарри крикнул так, что казалось, кадык сейчас прорвет кожу и выскочит наружу, а глаза Дамблдора вдруг расширились от ужаса и удивления: — Ты понимаешь, что говоришь, мой мальчик? — Конечно, понимаю, — Гарри дышал, как учил его Снейп — медленно втягивая воздух через нос, а потом выдыхая сквозь приоткрытые губы. — А вы? Вы же прекрасно знали, что он выберет. — То, на что, по его словам не способен ты, — улыбнулся Дамблдор. — Хотя именно сейчас я в этом сомневаюсь. — Сейчас вы скажете мне, что все это — часть великого плана. Какой-нибудь гребаный мат Легаля или другие красивые слова. Так послушайте: мне было плевать на то, останется ли жив Волдеморт, и я бы с радостью проторчал среди магглов еще лет сто, или пока он сам не нашел бы меня. — О, тебе настолько понравился Коукворт? — На самом деле он гораздо лучше многих мест, где я жил. И не делайте вид, что вам это важно. — Но теперь ты сможешь вернуться. Если хочешь — я устрою так, чтобы С.О.В. у тебя приняли немедленно. Теперь никто не помешает тебе заниматься тем, чем ты захочешь. Гарри, ты юн, обеспечен и можешь делать то, что заблагорассудится. Жить настоящей жизнью, не подвергаясь больше никакой опасности. — Я не хочу вас слушать! Я не... не буду жить без него. Если я опоздал и все уже случилось, я хочу забрать... — Гарри показалось, что магический ошейник вновь вернулся на его горло. Насколько легко было сказать все те же самые слова Рону, настолько же сложно — Дамблдору. — А когда все кончится… Ну, в общем... мне плевать на ваше предложение. Вы пошли на переговоры с Волдемортом в первый же день его возвращения. — А должен был подвергнуть всех учеников и учителей дальнейшему заточению, а школу — новой инспекции или нападению? Ты — храбрый юноша, Гарри, но никогда не умел мыслить глобально. Я отвечаю не только за Снейпа, и это было временное отступление. Поверь, большего унижения я в жизни не испытывал. Дамблдор вдруг резко вцепился в его плечи, словно хищная птица когтями, подтащил ближе, одним движением сорвал очки и уставился прямо в глаза. Ярко-синяя кирпичная стена упала в голове Гарри сама собой. Он слишком давно не практиковался в ментальной магии, но эту свою тайну он готов был защищать всеми силами. Дамблдор не отводил взгляд, стена шла рябью, прогибалась и дрожала под его давлением, а Гарри вдруг показалось, что в его сознании зажегся яркий голубой луч и прошелся по черным трещинам, затягивая бреши в его воображаемом щите. Конечно, это было невозможно. Снейп или мертв, или обессилен тюремным заточением, а для подобного трюка требовалось его личное присутствие. Просто память о свете, однажды указавшем ему дорогу в полной темноте, сделала защиту неуязвимой. Стена выстояла — Дамблдор отвел глаза первым. — Вот как? — тихо спросил он. — Да, так! — Что же, признаю за тобой невероятно развившуюся редкую способность к ментальной защите и понимаю, почему ты считаешь себя обязанным Северусу. Ты всегда был благороден по отношению к друзьям и, я думаю, все, через что вы прошли вместе, помогло вам держать под контролем свою неприязнь друг к другу. Гарри сначала опешил, а потом взвился, отпрянув от директора и крупно дрожа, словно сдерживаемая все эти месяцы магия рвалась наружу. — Да что вы знаете! Я уверен, что он не рассказал вам и половины того, что было на самом деле. Даже десятой части не рассказал! — О, я вижу, ты прекрасно изучил Северуса. Мне был важен результат, которого я не мог достигнуть в одиночку. Вы нашли крестражи, и нам удалось справиться с главным врагом, разве это не замечательно? — В мире всегда останется зло! Фадж и Амбридж хуже Волдеморта стократ, но вы не пытались остановить их. А Малфой? Он опять отвертелся и наслаждается свободой, как ни в чем не бывало! Где-нибудь на Слизерине растет новый Темный Лорд, которого вы точно пропустите, потому что у вас слишком много слонов и они разбредаются по разным пастбищам. Видите, я не забыл, что вы мне говорили. А я... Война у каждого своя, и моя сейчас не здесь. Дамблдор зевнул: — Ты не представляешь, сколько громких и пафосных речей я выслушал за этот год от глупых мальчишек вроде тебя. Я сохранил им жизни. А Северус сохранил твою и Тонкс, и всех, кто мог бы пострадать в будущем от деяний Волдеморта. Ужасная догадка вдруг поразила Гарри — Дамблдор говорил так длинно и настолько медленно, что, казалось, специально тянет время. Должно быть, счет еще шел на минуты, и в этот самый момент... — Мне не нужна жизнь такой ценой! Вы ничего обо мне не знаете, а даже если бы и знали — все равно бы не поверили. Я не могу жить… — Сможешь, — уверенно сказал Дамблдор. — Еще как сможешь. И будешь счастлив. Перед тобой — весь мир. Дамблдор поднялся, намереваясь уйти. — Вы счастливы? Очень легко любить целый мир — я пробовал. Обожал этот чертов мир с тех пор, как вошел в Косой переулок. Теперь хочу попробовать то, чего вы никогда... Все знают, что вы любили друга своей юности, любили так, что не смогли убить, когда следовало. Вы счастливы, что потеряли его? Не хотели все вернуть, исправить? Любить только одного всегда сложнее. Вы забыли, как это, поэтому ваш друг все еще гниет в тюрьме, если вообще жив! Спустя столько лет не хотели бы дать ему что-то отличное от склизкой каши и вонючей подстилки? Вы недостаточно любили его, чтобы простить? Если в том, что вы говорили мне все эти годы, есть хоть капля правды, то прошу вас — не мешайте мне добраться в Азкабан. Я вас больше не потревожу. Если вы уж действительно так хотите мне счастья, то мое сейчас умирает там. — Любовь, — хмыкнул Дамблдор, вытаскивая палочку, — вот в чем дело. Любовь, которая неподвластна расчету и логике. Конечно, о чем мы все думали, оставив пылкого мальчишку взаперти с одним из его врагов? Гарри собрался, чтобы кинуться в сторону: почему-то ему показалось, что директор сейчас поднимет руку и приложит его каким-нибудь мощным заклинанием. Обездвижит, сотрет память или швырнет в него очередной артефакт. — Ты хочешь правды? Что же... — глаза Дамблдора сузились за стеклами очков и стали похожи на змеиные; он легко поигрывал палочкой, а Гарри, конечно, понимал, что в этой схватке ему точно не выиграть. — Вот тебе правда: Северус никогда не любил тебя. Он никого никогда не любил, не такой уж он человек. Поверь, я спрашивал его неоднократно, нет ли в том, что он делает, личных мотивов. Им двигало только желание мести, и за смерть врага он был готов отдать свою жизнь. — Он вам солгал, — сквозь зубы сказал Гарри. — Вы совсем его не знали. И хотите, чтобы я поверил в эту ложь и отказался от него. Не получится. — Похоже, у меня нет другого выхода. Гарри не стал ждать, пока в него ударит заклинание — кинулся вперед, с силой боднул директора головой в грудь, вцепился в запястье, и палочка сама покатилась из разжавшихся пальцев. Дамблдор стоял так ровно, словно позади него был каменный утес. Он и не шелохнулся, когда Гарри в ужасе от содеянного отступил на шаг и схватил палочку — выпускать из рук так нужный ему трофей он не собирался. — Хорошо, — неожиданно спокойно сказал Дамблдор, — что Добби отыскал мою старую палочку. Она не очень-то слушалась тебя, не правда ли? Гарри перевел дыхание. — Делай, что считаешь нужным, Гарри, — добавил Дамблдор. — Возможно, у Северуса еще есть шанс. Вижу, мисс Грейнджер успела сбегать в библиотеку. Не обращай внимания на то, что я тебе говорил. Старческие речи не всегда разумны. Директор повернулся спиной и быстро направился к воротам школы, словно ему и вовсе не было никакого дела до того, что сейчас произошло. Рон, подпрыгивающий от нетерпения вдалеке, тут же бросился вперед, Гарри — к ним, и все трое едва не столкнулись лбами где-то на полпути между поляной и воротами. В руках у Гермионы было что-то, похожее на художественный альбом. * * * Если прикрыть глаза, то можно было легко себе представить, что они вернулись в далекий, уже почти нереальный первый школьный день и сейчас плывут по озеру в лодке, впереди возвышаются стены Хогвартса, а сердце колотится и выпрыгивает из груди от волнения и твердой решимости. Лодка — была. И неприступные стены замка тоже. Точно такие же, как на картинке, в которую Рон вглядывался так долго, что Гарри пришлось трижды потянуть его за рукав. — Официально заявляю, что ненавижу аппарацию, — пробурчал он, оказавшись зажатым с двух сторон Роном и Гермионой. Лодка с надписью «Для посетителей и комиссии, пожалуйста, не пользуйтесь ею, чтобы организовать побег или покататься по морю» покачивалась на цепи у берега. — Как-то все подозрительно просто, — сказал Гарри. — Я думал, тут... — Ров, каменная стена и охрана в железных костюмах с дементорами на поводке? — рассмеялся Рон. — Если верить книгам, то и в прошлые времена Азкабан был не слишком укреплен. Зачем? — сказала Гермиона, а Гарри улыбнулся — если и осталось что-то неизменное за эти годы, то это ее интонации. — А из камеры, охраняемой дементором, уже не вырваться. — Интересно, как они понимают, кого нужно атаковать, а кого нет? Рон пожал плечами: — Старик МакМангус работает тут смотрителем почти сто лет. Его-то они точно не трогают. К тому же сейчас дементоров в тюрьме гораздо меньше. — Дай-ка догадаюсь. Остальные до сих пор помогают прогуливаться по Косому магглорожденным старушкам и следят за полукровками, проверяя, чтобы те не использовали потенциально опасные заклинания, вроде режущего или левитационного? — Что-то в этом роде, — вздохнула Гермиона. — До сих пор никто не взял на себя ответственность отменить приказ Волдеморта. А ведь это была отличная идея. — Любую из идей можно довести до абсурда, — сказал Рон, налегая на весло, — если хорошо постараться. Тебе и допуск гоблинов к выборам нравился. — Только поначалу, — скривилась она. — В этом, — Рон дернул Гарри за рукав, привлекая внимание, — есть один несомненный плюс: никто ни черта не понимает. Отец говорит, что всюду новые лица. — Он тоже должен был попробовать баллотироваться, — сказала Гермиона. — Скорее уж мама. Он сказал, что его прекрасно устраивает работа в пекарне. Видели бы вы его новые системы замеса и подачи готовой выпечки! И, кстати, платят больше. — Что ты творишь, Рон Уизли! — возмущенная Гермиона схватилась за расстегивающуюся саму по себе мантию. — Раздеваю тебя, не видишь, что ли? — хищно улыбнулся Рон. — Я, может быть, соскучился. — Но не при Гарри же! — Гарри спит со Снейпом. Вряд ли он будет шокирован больше, чем мы этой новостью. — Мне потребовалась неделя, чтобы привыкнуть к тому, что Снейп все еще жив, а уж этого, наверное, я не пойму никогда, — сказала Гермиона. — Вот теперь отлично, — цокнул языком Рон. — Пешка превращается в ферзя. Удачно, что в министерстве такая неразбериха, сойдешь за нового инспектора. Ее мантия укоротилась так, что из-под края виднелись круглые коленки, обтянутые чулками, грубые ботинки превратились в туфли на каблуках, пуговицы на груди расстегнулись, а волосы сами по себе сложились в замысловатую прическу. — Отвлекающий маневр, — пояснил Рон. — Меня тоже вряд ли кто узнает. Ну Уизли и Уизли, мало ли их. А вот Гарри... Хоть и вымахал чуть ли не на фут, и накачал себе мышцы так, будто таскал на руках троллей, и вообще разве что бороду не отпустил — все равно можно узнать. «Не представляешь, насколько ты близок к истине», — хотел сказать Гарри, но Гермиона скривила обиженную рожицу и спросила: — С каких это пор ты нами командуешь? — С тех, как один вылетел из нашего мира в маггловский и сейчас не может думать ни о чем, кроме как еще раз увидеть своего ненаглядного и желательно живым — без обид, Гарри, я все еще привыкаю к этому, а другая сидит в школе, уткнувшись носом в старые книги, и получает новости из газет и школьных сплетен. — Он прав, — заметил Гарри, Гермиона кивнула в ответ, и лодка тут же врезалась носом в берег. Плана у них не было. Похоже, именно поэтому Гермиона так хмурилась, вылезая из лодки. Но, в самом деле, как можно знать, что ожидает тебя за этими стенами, если все, что тебе известно — учебник по истории, слухи и отрывочные рассказы побывавших там. — Действуем по обстоятельствам, — сказал Гарри. — Если мы опоздали, тогда это еще важнее. Вы можете потом говорить все, что хотите. Вы — мои друзья, но в этом случае…. Он чувствовал, что должен расставить все точки прямо здесь, пока от провала в стене, служившего входом, их отделяло несколько сотен шагов. — Я люблю его, вот единственная причина. Он сделал это ради меня, но даже если бы было иначе, я не оставил бы его. Сейчас вы все еще можете отказаться. Вряд ли стоит рисковать жизнью ради двух пидо… Гермиона не успела вставить и слова, когда Рон засветил ему по левой скуле. Не в полную силу, но очень ощутимо. — Поделом, — прошипела подруга. — Выберемся, и я добавлю, чтобы твои мозги окончательно встали на место. — Ну уж нет, — Гарри рассмеялся от облегчения. — Теперь у меня есть магия и палочка, я буду защищаться. — Можешь наложить на нее уродующие чары, чтобы чертов Забини прекратил на нее пялиться? — Идемте скорее, — Гермиона усиленно делала вид, что ужасно рассердилась. — Только как мы выйдем? Мы же не сможем сразиться со всеми дементорами Азкабана. — Мы еще даже не вошли, — сказал Гарри, и они кинулись к черному провалу в стене — входу в самую страшную тюрьму в мире. * * * Кабинет того самого МакМангуса был первой же дверью в полутемном узком коридоре. Рон оглядел Гермиону, та прикусила губу, шагнула через порог, а Гарри приник ухом к двери. — Добрый день, мистер... — На казнь? — послышался сильный, но очень усталый голос. — Удивительно, каким популярным становится это развлечение после каждой войны. Налево, восемнадцатый этаж, никуда не сворачивайте. Поторопитесь, скоро начнется. Благотворительный взнос оставьте в коробке. Сегодня аншлаг, популярный смертник может обеспечить нам содержание на несколько месяцев. — Спасибо, — сдавленно ответила Гермиона и вылетела из кабинета так быстро, что Гарри едва успел отпрыгнуть от двери. Коробка для пожертвований была наполовину забита галлеонами и сиклями. Рон покопался в кармане и швырнул туда пригоршню кнатов. — Это варварство, — возмущалась Гермиона, пока они летели вверх по лестнице. — Просто дремучее средневековье! Кому понравится смотреть, как кого-то казнят? Да еще и платить за это деньги? Я была уверена, что закон о зрелищах и увеселениях отменили лет триста назад. — Магглы до сих пор вешают людей, — хмыкнул Рон. — А еще сажают на такой специальный стул и сжигают. Отец рассказывал — будто искусственная молния — раз и все. — Там будет куча народу, — прошептал Гарри. — Мы можем их всех... не знаю... Конфундусом, что ли... — Одновременно — вряд ли, — вздохнул Рон. — Может, сначала войдем, а потом решим? — язвительно спросила Гермиона. — Сами же говорили «по обстоятельствам».