Вечность на ладонях

Каждый день Лайт продолжал обдумывать план побега. Он привык, едва просыпаясь, уходить на Равнину Богов и там задавать им вопросы, ответы на которые, по его мнению, могли помочь ему найти ключ к спасению. К его величайшему сожалению, Рюзаки даже после их откровенного разговора наотрез отказывался помогать ему и даже обсуждать эту тему. Однако по возвращении Лайта они долго могли сидеть и разговаривать о своей прошлой жизни, о своих мечтах и желаниях, о планах и стремлениях. Рюзаки рассказывал Лайту о делах, которые он раскрыл. Но при всем этом даже здесь он с явной неохотой говорил о своём детстве, предпочитая слушать рассказы Лайта. Если его интересовало что-то конкретное, то он задавал вопросы, и Лайт охотно отвечал на них, не желая ничего скрывать. - У Лайт-куна, наверное, всегда было множество друзей, не так ли? Если считать время по дням из их Мира, смену которых они могли наблюдать через портал, то прошло примерно два месяца с момента их первой встречи. Лайт ненадолго задумался. - Да, недостатка в них я никогда не испытывал. Меня всегда окружало большое количество людей. Но, знаешь, это не всегда означает, что мне есть с кем поговорить. Такое общение, как в колледже или университете – это, преимущественно, пустая болтовня и затасканные шутки. На работе в полиции тоже не было чего-то кардинально нового для меня: всё та же публика, всё те же разговоры, которые я должен был поддерживать хотя бы просто из вежливости. Поэтому иногда я даже радуюсь, что могу отдохнуть от всего этого здесь. Хотя, конечно, такая радость более чем сомнительна, - он саркастически хмыкнул, окидывая взглядом мёртвые окрестности. - Я немного завидую Лайт-куну, - задумчиво обронил брюнет. Лайт молчал, надеясь на продолжение, хотя вполне в духе Рюзаки было первое предложение сделать и последним. Но сегодня тот был на удивление разговорчив. - У меня никогда не было возможности просто поболтать с одноклассниками, рассказать пару анекдотов или что-то в этом роде. Собственно, у меня никогда и не было этих одноклассников. Я воспитывался в индивидуальном порядке. А ту пару-тройку ребят, с которыми мне разрешали общаться, я не могу назвать друзьями. Это навязанное общество не приносило мне радости. Наверно, именно поэтому я привык всё делать один и не искать помощи у других людей. И это, в некоторой степени, помогло мне освоиться в этом месте, не сойти с ума от одиночества. Всё это он говорил, не глядя на Лайта. Юноша уже давно заметил, что когда Рюзаки говорил о себе и своей жизни, он не любил смотреть в глаза собеседнику, словно боялся увидеть там что-то осуждающее или жалостливое, что ему было бы неприятно в равной степени. После подобных откровений обычно повисало долгое молчание. У Рюзаки не было желания говорить, а Лайт боялся порвать появившуюся между ними связь каким-либо неосторожным словом. Тем не менее с каждым их разговором Лайт узнавал о своём собеседнике что-то новое. И это помогало им стать ещё ближе, понять причины тех или иных поступков, а порой и предугадать мысли друг друга. Но время шло, а ничего не менялось в их жизни. Лайт затухал на глазах. Весь его энтузиазм испарялся подобно эфиру. Всё чаще он целыми днями просиживал на камнях, глядя в никуда. Его попытки найти хоть какую-то лазейку неизменно оканчивались полным провалом. И хотя он ещё цеплялся за соломинку, порой проверяя такие теории, от которых в другой ситуации сразу отказался бы, даже не задумываясь, видно было, что у него уже не осталось ни сил, ни идей. Рюзаки сочувствующе смотрел на его уставшее лицо, на опущенные плечи. Не нужны были никакие слова, чтобы понять состояние юноши: он находился на грани отчаяния. Однако Рюзаки, хоть и переживал из-за состояния Лайта, так и не соизволил предложить ему свою помощь. Почему? Почему он с таким упорством готов был обречь их на бессмысленное вечное существование? Ответ был до банальности прост: Рюзаки не хотел отсюда уходить. С того самого момента, как он очнулся и понял, что произошло, он ждал Лайта. И вот Лайт тут. Здесь они могут быть рядом, на равных, не пытаясь скрыть что-либо друг от друга. А если они когда-нибудь выберутся отсюда, то вновь начнётся эта безумная гонка. Потому что его долг, долг L – поймать Киру, пусть даже и бывшего. Он просто не смог бы поступить иначе. Но Рюзаки не хочет этого. Он хочет покоя, хочет слышать неподдельную искренность в голосе Лайта, видеть в его глазах понимание всего сказанного и несказанного. Вот только сам Лайт этого не хочет. Он всё никак не может смириться со своей судьбой. На это нужно время. Возможно, много времени – месяцы или годы. Но здесь время было на их стороне. Так что Рюзаки готов был ждать столько, сколько потребуется. Рюзаки не задумывался над тем, почему он так хочет остаться с Лайтом. Он просто знал, что рядом с ним чувствует себя более живым, чем когда бы то ни было. Любовь? Рюзаки не знал, что это такое, но вполне допускал, что это может быть и она. А может быть просто родство душ вечно одиноких, никем не признанных гениев. Ведь ни у одного из них не было такого близкого друга, которому можно было бы доверить все тайны, поделиться всеми переживаниями, и от которого можно было бы услышать слова поддержки и надеяться на бескорыстную помощь с его стороны. Так почему бы им не попытаться заполнить эту пустоту в душе друг друга? У них не получилось сделать этого при жизни, так может хоть после смерти они найдут способ достичь полного взаимопонимания? Так что вполне логично, что Рюзаки не хотел терять этот шанс. Он хотел отбросить в сторону прошлую жизнь, начать всё с чистого листа, без лжи и интриг. Но захочет ли этого Лайт? Рюзаки прекрасно знал его характер: не в привычках Лайта было отказываться от своих целей. Если уж что-то затронуло его душу, то он так просто этого не оставит, а приложит все усилия для осуществления своей мечты. А сейчас главной и единственной его мечтой было выбраться отсюда. Он с самого начала с таким рвением старался найти выход отсюда, что ни на что больше не обращал внимания. И Рюзаки было почти физически больно от того, что Лайт не понимал истинной причины поведения брюнета. Он не видел ее просто потому, что не хотел ничего замечать. И Рюзаки больше всего боялся, что когда-нибудь Лайт действительно найдёт способ выбраться отсюда и уйдёт. Уйдёт от него. Однако Рюзаки ничего не мог с этим поделать. Он мог только ждать и надеяться. Надеяться на то, что, устав от бесплодных поисков, Лайт в конце концов придёт к тем же выводам, что и он сам: что лучше быть вместе, чем порознь. Но Лайт должен был сам это понять, поэтому Рюзаки до поры до времени держал свои мысли и чувства при себе, боясь, что юноша оттолкнёт его. Он должен был свыкнуться с этим Миром и с обществом брюнета. Ради этого Рюзаки готов был молча смотреть на его переживания. И когда придёт время, он покажет ему, как много они могут дать друг другу.