Young God

Пусть много веков будут позади И новая эра настанет. Средь дивного города и тишины История наша осталась.

      Раннее утро проявляло лишь намеки на приближение рассвета. Сереющее небо скрыло их небольшое преступление против выстроившихся устоев и понятий общества. Все страхи развеяны, все стереотипы разрушены. Он — учитель, она — ученица, казалось, такие порочные узы, но были чище кристальной воды у истока. Желтая машина рассекала по пустым улицам спящего Парижа. Его рука на её плече и сонное тельце у самого сердца. Десятки вопросов, тысяча предрассудков, миллион сомнений, они где-то внутри и застыли в глубине души, отравляя самое искреннее чувство в самом красивом его проявлении.       Любовь. Их любовь теперь словно поставлена на пересмотрение, словно упрекнута изъяном. Анна позволила ему познакомиться с её телом, стать ещё более близким к ней, и теперь сама себя ругает, чувствуя себя легкомысленной. И вся эта тяжесть ложится с той же силой и на мистера Бибера, он чувствует как девушке не по себе, её молчание, как ни странно, сказало само за себя. Как только они останавливаются у здания хостела в несколько этажей, всё становится лишь хуже. Выбор, и порой он не самый приятный, остаться с ним или побыть с собой. Джонсон быстро покидает салон авто, не дожидаясь Джастина. Сокрушительное чувство стыда пленит её, а она словно пытается совершить побег, скрываясь за массивной дверью. — Анна, стой, — растерянный мужчина кидает водителю пару купюр из бумажника и спешит за девушкой.       Двери хостела буквально захлопываются перед его носом, но кареглазый быстро реагирует, перехватывая дверь и удерживая девушку за руку. Его ладонь плотно обвивает тонкое запястье, но не причиняет боли. Хрупкое тело в считанные секунды оказывается прижатым к стене небольшого фойе. Он смотрит в её глаза, пытаясь понять её, проникнуть вглубь её спутанных мыслей. Карий взгляд бегает по любимому лицу, останавливаясь на лазурных глазах, наполненных слезами, и словно проваливается в бездну. — Поговори со мной, только не беги, пожалуйста, — шепчет он, прислоняясь лбом к стене рядом с её головой. — Прости меня, — всхлипывает малышка, а по щекам стекают соленые капли, полные горечи и отвержения самой себя. — Пойдем, маленькая. Пойдем, — светловолосый берет ученицу за руку и направляется к ресепшену. — Можно ключ от пятнадцатой комнаты?       Она увядает, словно цветок, обхватывая его руку. Душа полна сомнений, и это давит настолько, что, кажется, не хватает воздуха для очередного вздоха. И, возможно, если бы не его рука, его поддержка, Анна рухнула бы под тяжестью собственных чувств. Их медленные шаги распространяются по пустому коридору, а звук оборотов ключа в замке кажется настолько громким, что может разбудить весь хостел. Они проходят в небольшую комнатку, самым громоздким предметом которой является двуспальная кровать. Мистер Бибер усаживает девушку на неё и садится на корточки перед ней, взяв холодные девичьи руки в свои ладони. — Что так гнетет тебя? — шепчет мужчина, не отрывая взгляда от голубых глаз.       Она молчит, опуская голову, и всхлипывает вновь, отчего содрогается всё её хрупкое тело. Ему больно, больно видеть эту картину. Больно смотреть на изувеченную душу человека, который стал твоей наивысшей потребностью. — Это неправильно… — еле слышно произносит русоволосая. — Неправильно то, что мы делаем. Мне стыдно. — Энни, моя маленькая, прости меня. Я не должен был, — его голос сходит на нет, а на тонком запястье остается легкий поцелуй. — Почему ты не остановила меня? Почему молчала? — Потому что мне нравилось то, что ты делал, — сознается девушка. — Но я чувствую себя грязной сейчас, словно совершила преступление. — Я так сильно люблю тебя, разве это преступление? — его вопрос риторический. — Ты всё, что есть у меня. Ты буквально вся моя жизнь, Энни.       Его глаза пробирает боль, которая оказалась так ярко прочитана Анной, и только сейчас девушка понимает всю суть сказанных слов. Нужна секунда, чтоб понять насколько её сомнения были ложными, неоправданными, и вся эта тяжесть уходит на задний план, а на место неё приходит его любовь. Искренняя, настоящая, словно догма, которая не нуждается в доказательствах, потому что ты ощущаешь её каждой клеточкой тела, в независимости от времени суток или нахождения рядом с человеком. Она живет в тебе и цветет, словно вокруг вечная весна. — Джастин, — она опускается перед ним на коленки и обнимает так, что едва хватает воздуха, словно если она не обнимет его, он исчезнет. — Нет ни одного слова, которое бы могло описать всех чувств к тебе. Ты подарил мне жизнь вновь. Ты — мое спасение.       Сколько прошло времени, пара секунд, несколько минут, им уже неясно. Это дорогого стоит — просто чувствовать. Чувствовать и знать, что жизни уже не может существовать без них. Ощущать в своих руках вечность. Они уснут в обнимку, а Анна уже по привычке уткнется носиком в его грудь, сильнее прижимаясь к теплому мужскому телу. Полное спокойствие, как радуга после затяжного дождя.       Стук в дверь разрушает тишину, пробуждая чуткий сон Джастина. Его губы составляют невесомый поцелуй на виске девушки и он аккуратно, стараясь не потревожить сон малышки, выскальзывает со слабых объятий. Почему-то в его голове не возникает никаких предусмотрительных мыслей на этот счет, и мистер Бибер открывает дверь нараспашку, лицезря перед собой Томаса, одного из его учеников. Ему хватает доли секунды, чтоб разглядеть недопонимающий взгляд мальчишки. Учитель, не раздумывая, закрывает дверь и выходит в коридор, думая, как всё объяснить Мору. — Это ведь Анна спит на вашей кровати, не так ли? — его некорректный вопрос как-то непроизвольно выскальзывает из уст, но после сурового мужского взгляда его выражение лица кардинально меняется. <      Его удивление сменяется неким страхом, и ученик выдавливает тихое «Извините». — Просто подбирайте выражения в следующий раз. Вам не к лицу бестактность, Томас, — кареглазый сменяет гнев на милость, но всё также серьезно настроен. — Мисс Джонсон вчера стало плохо, и она должна была быть под моим присмотром. Иногда вы забываете, но пока вы со мной, я несу за вас персональную ответственность. К тому же, врач, после случившегося с Анной, просил пристально следить за её состоянием. Именно поэтому она здесь. — Я совсем забыл про тот случай, Мистер Бибер. Извините, я действительно не подумал, что сказал, — он опускает виновато глаза и спустя секунду вновь смотрит на преподавателя. — Я просто зашел пригласить вас на завтрак, сейчас уже девять утра, а вы так и не появились. — Спасибо, Томас. Дайте мне пятнадцать минут и я спущусь к вам, ладно? — Джастину неловко, что он, как учитель, заставил учеников ждать. — Мы ждем вас, мистер Бибер.       Старшеклассник скрывается из виду, а светловолосый возвращается в номер, анализируя случившееся. Томас Мор — способный ученик, тихий и спокойный, воспитанный и редко когда интересуется школьными сплетнями, поэтому навряд ли начнет рассказывать одноклассникам данный инцидент. К тому же, аргумент мистера Бибера был действительно внушительным, ведь пару дней назад о случившемся гудела вся школа, и поголовно каждый знал, в каком Анна состоянии. Но даже несмотря на то, что всё, вроде бы, обойдется, мужчина принял решение умолчать от девушки данный факт, чтоб лишний раз не подвергать её стрессу и не порождать в ней всё новое, пусть и мнимое, но всё же сомнение. — Энни, просыпайся, — шепчет светловолосый, поглаживая золотистые волосы. — Пора вставать, малышка.       Девушка буквально сразу открывает веки, улыбаясь мужчине, так мило, сонно. — Доброе утро, — её голос ещё совсем тихий, но до безумия приятный на слух. — Доброе, моя хорошая, — кареглазый целует девичью щечку, заправляя прядь русых волос за ушко. — Пошли, нужно набраться сил, а для этого необходимо позавтракать.       Они не заставляют долго ждать ребят, и спустя обещанные пятнадцать минут спускаются на завтрак. — Доброе утро, класс, — достаточно громко произносит мистер Бибер, от чего сонные ученики сразу же оживляются. — Доброе утро, — почти хором отвечают подростки и усаживаются за большой стол.       Завтрак был поистине французским: чай, кофе и множество круассанов с абсолютно разной начинкой. Всё происходило достаточно непринужденно и живо, все поддерживали беседу, а Джастин, в свою очередь, пытался настроить их речь с английской на французскую, но ученики были настолько разговорчивы, что и он сам порой говорил на родном языке, забывая о том, что он учитель. Границы слегка стерлись, и в ход пошли шутки, отчего хохот, казалось, был слышен в каждом уголке этого здания. Неформальные отношения всегда нравились светловолосому больше, нежели нормативные, ведь он и сам не так давно был таким же, как и они. Видимо, в силу этого к нему так тянусь ученики, потому что мистер Бибер всегда чувствовал прямую принадлежность к их поколению. Даже несмотря на статус учителя, но был еще совсем молодым, ведь двадцать три — вовсе не возрастная цифра.       Их познание Парижа началось с Лувра. Да, того самого старинного музея с красивой стеклянной пирамидой у входа, как говорили многие, услышав, куда держат путь. Многие были против, говоря о том, что это скучно и абсолютно неактуально, но компетентность педагога заключается не только в знаниях, которыми он может оперировать. Учитель прежде всего должен построить свою деятельность так, чтоб найти подход к каждому, всячески приобщить, заинтересовать даже самого трудного ребенка. И в этом Джастин так уж точно преуспевал. Его рассказы всегда были такими необычными и захватывающими, что не оставалось и одного ученика, которого мистер Бибер не зацепил своим монологом. — Вот вы все думаете, что классическое искусство скоро изживет себя, как и классическая литература, музыка, но вы так глубоко заблуждаетесь. То, насколько вы можете принять и понять историческое прошлое, говорит о вашем уровне грамотности, осознания и внутренней культуры. И только истинный глупец будет утверждать, что искусство устаревает. Такого не бывает, а не бывает потому, что в любой картине, произведении, находится кусочек души создателя. И пока будет так — искусство бессмертно, — толкует кареглазый, стоя у входа главного художественного музея мира. — Ну что ж, добро пожаловать в храм искусства. Смотрите не спугните свою музу.       Лувр является не только одним из крупнейших музей мира, а ещё и самым популярным, огромных столпотворений было не избежать. Каждый угол просто кишил туристами, мешая спокойно передвигаться. В этом хаосе было сложно насладиться Эпохой Ренессанса или культурой древних цивилизаций. Поэтому изучение музея обошлось лишь парой залов, и, как бы банально это ни звучало, двумя главными экспонатами: Мона Лизой и Венерой Милосской.       Следующим пунктом их путешествия был Собор Парижской Богоматери. То место, которое так влекло Анну, словно завороженную. Казалось, там можно услышать звуки средневековья, и воздух там был другим, словно пропитанный той эпохой. Только прикоснись к этому, и ты окажешься в тех темных веках, станешь их частью. Светловолосая не могла поверить своим глазам, когда перед ней стал возвышаться величественный храм. Его готический стиль притягивал, но и в такой же мере навеивал страх, а свысока на тебя смотрели жуткие чудовища, словно охранники сей святыни.       Громоздкие неподвижные колонны, цветные витражи заставляли восхищаться небывалой красотой. Тусклый свет, исходящий от настенных светильников, придавал атмосферу другой эпохи, словно ты уже не в две тысячи семнадцатом году, а где-то в тысяча триста пятьдесят седьмом. Толстые каменные стены отдавали холодом истории. И вокруг всё было таким тихим, что любой самый тихий звук создавал эхо. Нотр-Дам — место, где, несмотря на современность, живет история, где каждый сантиметр напоминает о событиях былых веков.       Последней точкой стал благоухающий Версаль. Пышный и богатый, заставил многих учеников ходить с открытым ртом. Данный памятник архитектуры имел странную историю и предназначение, но при этом заставлял восторгаться собой. А если у тебя есть хорошая фантазия, можно было спокойно ощутить себя королем. Или же создателем данного дива.       За всем этим ученики и не заметили, как стал подкрадываться вечер, окрашивая небо малиново-сиреневыми красками. Закат был как никогда красивым, сгущенные облака имели глубокий, благородный цвет и ярко выделялись на фоне пастели заката. Не хотелось уезжать с тихого пригорода Парижа, который выстроился вокруг Версаля. Поэтому было принято решение поужинать вне парижской суеты. Прогулявшись по центральной улочке, был выбран небольшой уютный ресторанчик, где, собственно, и засели ученики, выбрав столик на террасе, откуда открывался невероятной красоты вид на угасающий закат.       До обратного рейса оставались считанные часы, дорога до аэропорта была наполнена некой приятной грустью, и Анна внутренне прощалась с Парижем, вспоминая всё то, что произошло с ней в этом чудесном городе. А после — посадка, взлет, и вот она уже летит над Францией назад в прохладный, слегка пасмурный Кливленд. Теплая рука Джастина согревала не только тело, но и душу, которую переполняли странные эмоции, которые вряд ли удастся объяснить кому-либо. Но как бы то ни было, единственное она знает точно, и с уверенностью может сказать, что где-то в Париже остался кусочек её души и часть их совместной истории.