Будь со мной, пусть и мысленно, Потому, что мысли о тебе ходят за мной, словно призрак. И пусть все твердят, что это бессмысленно, Я буду верить в «нас» так, если бы за гранью этого не существовало жизни.
Мистер Бибер замирает. Это голос сводит с ума, такой тихий, надломленный, родной, который он так долго не слышал, казалось целую вечность. Взгляды пересекаются и так и останавливаются, проваливаясь в самую бездну. Почему-то это действовало так отрезвляюще, что в один миг внутри всё переворачивается вверх дном. Они сами всё испортили. — Я отдал тебе свое сердце, когда твое было разбито, — кареглазый полон разочарования и обиды, уже непонятно, на Анну или самого себя, что не смог предостеречь их от этого, но слова непроизвольно льются с его уст. — Это то, чем ты хотела мне отплатить? Чувство собственности и гордость вспыхивают с одну секунду, ожигая пламенем, что ослепляет, словно вспышка. Кареглазый больше не смотрит на неё и даже не удосуживается взглянуть на Шона, лицо которого было искажено гримасой тупой боли и с каждой секундой проявляющейся гематомой. Он уходит, не проронив и слова больше. Вот так просто оставляя раздавленную, добитую, свою Анну. — Джастин, нет, — девушка срывается с места и бежит за силуэтом, что был уже так далеко. — Нет! Нет! Её крик за спиной. Он словно окатывает Джастина ледяной водой. Казалось, ещё секунду, и она сломается, упадет на землю и не сможет больше сделать малейшего вздоха. Учитель не может идти, даже если бы сильно хотел, даже если бы где-то там за спиной ему грозила смерть, потому что смерть сейчас грозила ей. Её вторая смерть, и теперь уже точно никто не вернет её к жизни. — Нет, — её шепот так близко, а ледяная рука касается его предплечья, с силой сжимая. Он был зол, буквально разъярен. Мужская ладонь крепко сжимала тонкое девичье запястье, почти не контролируя свои силы. Мужчина и сам не заметил, как оказался у двери своей комнаты и завел туда растерянную девушку, в глазах которой читался испуг. Анна никогда не видела его таким, он был отчужденным, взвинченным и почти бесконтрольным, но её уверенность в нем не могла поколебаться даже от такого поведения. Голубоглазая понимала, почему он ведет себя так, они оба были виноваты. Они оба довели себя до такого. В его взгляде металл, он смотрит на неё так пронзительно, что русоволосой становится не по себе. — Джастин, — её голос дрожит и звучит так неуверенно. — Молчи, — отрезает он, прижимая хрупкое тельце к двери спальни, но тут же открывает её. Мистер Бибер подводит девушку к кровати, и та медленно опускается на неё. Страх смешивается с искушением, и она становится безвластной против него, поддаваясь чарам. Его рука тянется к прикроватной тумбе и наощупь отыскивает дорогой кусочек ткани. Он молчит, не в состоянии что-либо объяснять, и нетерпеливо припадает к слегка пересохшим губам, жадно целуя податливые уста. Накал безумия возрастает, и девушка не замечает, как оказывается прижатой мужским телом к мягкой постели. Он целовал её страстно, порой прикусывая нижнюю губу, словно стирая чужие поцелуи, отчего голубоглазая мягко постанывала, ловя себя на мысли, что с ним никто не сравнится. — Никто не смеет тебя целовать. Никто, слышишь? — властно произносит Джастин, возвышаясь над ученицей. В его руках галстук, и он в упор смотрит на Анну, он видит в её глазах долю страха, но сейчас мужчина будто слетел с катушек. Он в бешенстве, потому что его девушка целовалась с другим парнем, пусть и без её желания, но факт остается фактом, и он не может этого просто так оставить. Маленькие прохладные ручки оказываются зажатыми над русоволосой головой, а после девушка ощущает полное бесправие. Холодная плотная ткань связывает кисти, которые были привязаны к изголовью кровати, и она испуганно следит за дальнейшими действиями. Ей боязно, но голос внутри словно шепчет ей, что он никогда не причинит ей вреда. Горячие губы касаются шеи как никогда требовательно и настойчиво, заставляя девушку бессознательно выгнуться навстречу его ласкам. Белая шифоновая рубашка разрывается на юном теле, а пуговицы со звонким стуком отлетают на темный паркет. Мистер Бибер сам не понимает, что творит, он не может остановиться, не в силах прекратить это безумие. Чувство самообладания стирается до несуразной расплывчатой субстанции, а контроль он утратил уже давно. В тот момент, когда он чуть не потерял её, когда видел полные слез глаза и разочарования, когда она говорила такие ужасные вещи, когда он увидел, как Шон целует её вместо него. — Ты моя, только моя, Джонсон, — его слова разбивались о нежную кожу, а губы бессознательно бродили от шеи и до груди. — Я никогда так просто не отпущу тебя. Моя, слышишь? Дыхание девушки сбивается к чертям, а внутри всё сжимается в тугой узел. Она не может сопротивляться, не может сопротивляться его губам и таким пылким словам, что слетали с его уст. Он — её, как и она, ровным счетом, только его и ничья больше. Мужские музыкальные пальцы бесцеремонно сжимают округлые бедра, а губы медлительно спускаются вниз по животу, на что девушка лишь прикрывает глаза, закусывая губу. — Я твой мужчина, Энни, — будто для себя говорил учитель, и в какой-то момент казалось, что он бредит. Да, бредит удивительной девушкой по имени Анна Джонсон. Настойчивые губы расцеловывают каждый миллиметр внизу живота, заставляя возбуждение захлестнуть голубоглазую с головой. Она рвано дышит, порой несильно вздрагивая и плотно поджимая губы, чтоб хоть немного сдерживать себя. — Вы сводите меня с ума, мисс Джонсон. Каждую чертову секунду я думаю о вас. Я так люблю тебя, — кареглазый вновь нависает над ученицей, а его шепот обжигает ухо. — Скажи, что ты моя. Она замечает, как изменяется его интонация, и русоволосая ощущает в ней нотку некой боли, которая пронзает её словно легкий разряд тока. — Ваша, мистер Бибер. Всегда буду вашей, — отвечает она, понимая, как они были глупы, ослеплены своей ревностью и обидой. Малышка чувствует, как он тяжело выдыхает, а его ладонь переходит на внутреннюю часть бедра, поднимаясь выше, тем самым задирая юбочку. Он касается её между ног и получает стон взамен, игра начинается заново. Он словно не в себе, она снова вся в его власти, подается настойчивым движениям его руки. Джастин целует такую нежную вкусно пахнущую шею и, поддаваясь соблазну, засасывает кожу у ключицы, где после поцелуя остается багровое пятнышко. Он никогда больше не позволит себе поставить засос на её теле, но сегодня мужчина делает это, оставляет на ней свою отметку, как знак того, что она его совсем юная женщина. — Ты сегодня была такой плохой девочкой, — соблазнительный шепот молодого человека сводит с ума ещё больше, и Анна откидывает голову назад, открывая большее пространство для поцелуев. — А знаешь, что делают с плохими девочками? — Наказывают, — бессознательно стонет голубоглазая, чувствуя приближение сладкой истомы. — Я накажу тебя, — глубокий голос около уха, несколько резких поглаживаний, ей нужно ещё немного, он чувствует, но быстро прекращает свои действия. — Джей, нет, — чуть ли не хныкает девушка, — пожалуйста. — Малышка хочет, чтоб папочка сделал ей приятно? — вопрос звучит развратно, но у Джастина выходит сказать это очень сексуально, отчего буквально дрожат коленки. — Анна, я хочу кое-что попробовать с тобой, но ты должна доверять мне. Я обещаю, что не сделаю больно. Я хочу, чтоб ты получила немного больше, нежели у нас было до этого. Мужчина становится серьезным и ждет от девушки хоть какой-нибудь реакции, чтоб продолжить то, что он задумал. — Я верю тебе, Джастин. Он слышит согласие, после чего неторопливо снимает с девушки намокшие трусики. Анна смущена, но ситуацию спасает лишь то, что на ней осталась одежда, вся кроме той, что снял только что Джей. Руки девушки высвобождаются, и она сразу опускает их на плечи кареглазого, ей не хватало этого, не хватало объятий с ним. Джастин ложится на спину, придерживая девушку за бедра. — Сядь на меня так, чтоб две твои ноги были по две стороны от меня, — голубоглазая без лишних слов делает так, как попросит мистер Бибер, переступая свою зону комфорта. — Умница. А теперь передвигайся на коленках к моему лицу. — Джастин… — девушка понимает, что по итогу получится, и чувствует некое сомнение. — Доверься мне. Если тебе будет некомфортно, мы всегда можем остановиться. Я хочу, чтоб ты хоть немного привыкла ко мне, как к мужчине. Я не хочу, чтоб ты меня боялась, Энни, — его забота — это то, что всегда было не отнять по отношению к Анне. И девушка поддалась, понимая, что он делает это не только потому, что видит в этом какую-то свою разрядку, а потому, что ей действительно тяжело переступить эту грань. Он слегка поднимает её короткую юбку выше по талии, пока русоволосая поднимается вверх по его телу, находясь уже на уровне шеи. — Энни, выше, — настаивает мистер Бибер, — нам будет неудобно. Последнее движение, и девушка чувствует теплое дыхание между своих ног, а тело начинает дрожать. — Ты ведь понимаешь, что мы будем делать? — спрашивает он, обхватив бедра малышки руками и заставив её сесть на свою грудь. На что голубоглазая делает кивок головой, и старается не смотреть, в каком положении она сейчас находится. — Хорошо. Возьмись за изголовье кровати, тебе будет удобней, и опускай бедра мне на лицо. Только не бойся, маленькая, не нужно, — его голос был спокойный и собранный. Джонсон тяжело выдыхает и зажмуривает глаза, медленно опуская бедра, которые придерживал молодой человек. Она негромко вскрикивает, когда ощущает язык мистера Бибера между ног. Её тело пробирает дрожь, когда парень настойчиво посасывает чувствительную кожу, а руки девушку крепко сжимают железные прутья изголовья. Её тело очень напряжено, и Джастин это чувствует. — Расслабься, иначе оргазма не будет, — произносит мужчина, и Анну кидает в пот от таких слов с его уст. Девушка расслабляет тело, а Джастин продолжает делать со своей ученицей невероятные вещи. Его язык движется по кругу, а после немного погружается в её лоно, получая взамен громкий стон и трясущиеся бедра. И мужчина делает вывод, что это лучшая женщина, которая у него была. Пусть она неопытная, скованная, но она искренняя во всех проявлениях, даже сейчас, сидя на его лице, она всё равно самое невинное создание. Анна вздрагивает, когда мужчина прикусывает клитор и сразу облизывает таким горячим влажным языком. Малышка чувствует приближение разрядки и немного двигается навстречу его умелому рту. Секунда — его язык цокает по клитору, секунда — горячая волна распространяется по телу, секунда — она прикрывает рот рукой, слегка прикусывая ладонь, ещё секунда — она взмывает, чтоб не закричать. С глаз текут слёзы, и девушке не ясно, то ли от блаженства, то ли напряжения, или же это выброс адреналина, но ей хорошо сейчас. Хорошо рядом со своим мужчиной.***
Глубокая ночь вернула им себя, а вместе с этим самое дорогое, что было у этих обоих — любовь. Анна мирно спала, а он страдал от бессонницы. Было невозможно поверить, что эта драма вообще имела конец. Он не мог поверить, что они были так близки к концу. Мистер Бибер шумно выдыхает горячий воздух в открытое окно, и тонет где-то на уровне звёзд, пока не ощущает прохладные прикосновения на теле. Мужчина безмолвно обнимает вставшую перед ним свою девушку, притягивая к себе как можно ближе, и зарывается в беспорядочную копну волос. — Чего проснулась, милая? — спрашивает кареглазый, легко поглаживая девушку вниз по рукам, согревая. — Я чувствую, что тебе трудно. Это давит и на меня. Расскажи мне, Джастин, — девушка не звучала настойчиво, но хотела слышать правду от него. — Ты всегда честна со мной, и я хочу быть таковым с тобой тоже, — негромко говорит учитель, а девушка разворачивается лицом к распахнутому окну, спиной прижимаясь к теплому телу. — Хочу рассказать тебе про Мэри, хочу, чтоб ты всё знала. Когда звучит это имя, это отвергает Анну, но она готова слушать его историю. Его правду. — Мы были сокурсниками, учились на одном потоке в университете. Она всегда была взбалмошной девчонкой, привлекающей внимание, словно манила своим взглядом каждого на кого смотрела. Она была истинной чертовкой, что всегда провоцировала. Она не единожды заводила между нами искусственный конфликт, на ровном месте, из ничего, и каждый раз привязывала меня к своей персоне всё больше. Мур была моими первыми серьезными отношениями, которые начались так бурно в начале первого курса и нашли конец за несколько месяцев до выпускного, — парень сглатывает, наблюдая за реакцией Анны, решая продолжить. — Я окончил школу экстернатом гораздо раньше своих сверстников. Мне тогда было шестнадцать, я был ещё совсем мальчишкой. — Получается, она была старше тебя? — поразмыслив, спрашивает малышка, перебивая его рассказ. — На два года, ей было восемнадцать. Помню, как я остался один в раздевалке, она бесцеремонно влетает, придумывая на ходу причину новой трагедии между нами, как впивается в мои губы, как бесстыдно сжимает ладонью мой пах, — мужчина ощущает, как напрягается девичье тело. — Извини. Хочешь, можем остановиться на этом? Тебе ведь трудно это слышать. Я чувствую, Энни. — Нет, я должна знать, чем ты жил в прошлом. Знать и больше не бояться, что тебя отберут у меня, — возражает голубоглазая, смотря куда-то вдаль сквозь непроглядную ночную тьму. — Мы были, как Бонни и Клайд. Это её любимое сравнение. Постоянно в центре всех передряг и всех событий. Она быстро запудрила мне мозги, вскружила наивную голову и так быстро втянула во всё это дерьмо. Сначала клубы, алкоголь, потом в какой-то период курение, дело дошло к наркотикам, в виде марихуаны, фена, дорожек кокса и к тому прочему. Она выводила меня на злость, чтоб я жестко трахал её. Мэриэм — слишком хороший манипулятор, что с легкостью подчиняла себе и старалась сделать из меня свое подобие. Помню, как мама плакала, когда я загремел за решетку на несколько суток за хулиганство, как просила прекратить это общение. Я был таким мудаком, Энни. Ты и представить не можешь, — мужчина переводит дух, а его руки еще плотнее обвивают хрупкое тело. — Она была токсична с самого начала, а я лишь растленял душу рядом с ней. Но был таким слепым, что мне порой даже приходился по вкусу такой расклад. Два курса с ней пролетели буйно и незаметно, казалось, всё так хорошо. Но она стала во многом переходить все и так нарушенные границы. Она хотела ещё больше жесткости, хотела, чтоб я шел на преступления ради неё, хотела, чтоб грубо брал других девушек на её глазах. — Она сумасшедшая, — шепчет русоволосая, не в силах слышать подобное. — Да, она поистине такая. Она, видимо, слишком перенасытилась размеренной жизнью и, как только оторвалась от родительского крыла, пошла во все тяжкие. Она хотела буйной молодости, хотела всего и сразу, постоянно оправдывая себя тем, что в этой жизни нужно попробовать всё. В какой-то момент я возненавидел это всё, пытался выкарабкаться, и на собственных глазах убедился, что она, будучи в отношениях со мной, переспала со всеми на этот момент уже выпускниками и почти всем нашим потоком. Она вела дневник, в котором были сумасшедшие, как и их хозяйка, списки, и один из них гласил о её желаемых половых партнерах, напротив каждого имени была галочка. После этого я не имел больше никаких дел с Мэриэм Мур. Но она решила вернуться и снова подпортить мне жизнь, что ей удалось. Она манипулировала даже тобой, Энни. Тогда, в кабинете, она специально вывела тебя на эмоции, и ты быстро сломалась. Я так не хотел тебя с ней знакомить, не хотел, чтоб ты столкнулась с её влиянием. — Джастин, после вечеринки, на парковке. Ты стоял с ней, улыбался. Я ведь видела, — с горечью шепчет Джонсон, разворачиваясь к мужчине. — Она знала, что ты будешь ждать меня. Ей не нужен был я, ей нужно было уничтожить «нас». У неё были свои планы на оставшуюся ночь, а это просто хорошо продуманный план действий. Она чуть не завалилась на меня, выходя с машины, я просто удержал её, а Мартин кинул какую-то язвительную шутку в её сторону — вся причина моей улыбки. Мур знала, что ты это увидишь, уверен, — все становится на свои места, и эта невидимая стена, что отдаляла их, рушится в один момент. — Как ты отмылся после всего, что прожил с ней? — несдержанно спрашивает Анна, поглаживая теплую мужскую грудь. — Долго и очень трудно. Я даже не мог представить, как заслужить прощения от Бога за всё то, что успел натворить. И, вероятно, за это и расплатился жизнью своих родителей, — его голос утихает, а внутри, на самом дне души, плещется боль. — Джастин, я люблю тебя. И буду любить. Ты такой сильный, ты сумел вновь обрести себя. Я горжусь тобой, слышишь? — мягкий голос малышки расслабляет и притупляет боль. — Энни, помнишь желание? Я придумал. Завтра мы летим в Канаду.