Шиппер

      Когда я открыл глаза, то первым делом обнаружил, что на меня пялится подушка. Огромные голубые глаза с вертикальными зрачками смотрели прямо в душу, и в самой их глубине горело невысказанное возмущение. Спросонья я едва не заорал, благо, голосовые связки с утреца функционировали на десять процентов из ста, и вместо крика получился жалкий скрип старых половиц.       Проморгавшись, я разглядел очертания Сати, которая с мастерством ниндзя сливалась с обстановкой, и с облегчением выдохнул. Та в свою очередь понюхала мои волосы, потрепала торчащие дыбом пряди лапой и тут же потеряла ко мне интерес.       Я осторожно сел. Но осмотрительность была ни к чему — на диване я досыпал в одиночестве. Невероятное дело, кто-то в этом мире вечно недосыпающих реально встаёт раньше меня?       Выбравшись из-под одеяла, я натянул прокатную одежду и побрёл в ванную. Там потратил минут десять на утренние процедуры. Денис на горизонте не мелькал, но отыскать его оказалось несложно: в гостинокабинете и на кухне его не было, так что я со свойственной мне легкомысленностью сунулся в секретную комнату.       И застыл.       Обзор был отличный. Со своего стратегического пункта я видел рабочий стол, материалы и сосредоточенно-серьёзного Дениса в наушниках, медленными, интимными микродвижениями собирающего цветок. Он был так поглощён процессом, что не замечал ничего вокруг — кажется, даже того, что мурлыкал песню вслух.       Это меня поразило.       Потому что… ну… оказывается, существует мир, о котором я совершенно ничего не знаю. Вселенная вещей, которые не вписываются в рамки «здорового», потонувшего в условностях общества. Как девушка, способная поднять стокилограммовую штангу, или парень, предпочитающий грубому мужскому белью кружевное. Эти на первый взгляд странные вещи, вещи из ряда вон, вдруг стали для меня понятными, близкими и верными.       Потому что…       Потому что такого Дениса мне хотелось показать всем и каждому. Я бы не дал ему опустить голову. И не позволил бы хоть на секунду задуматься о том, что это неправильно или глупо. Ясное дело, группу и музыку Тиль ценил безмерно, но здесь, только в этой комнате, он мог быть собой. Настоящим.       Осторожно, насколько это возможно, я перешагнул через порожек. Денис обернулся и резко стащил с головы наушники — светлые искры в его глазах погасли, воодушевление сменилось испугом. И я понимал его, боже, как же я его понимал. Страшнее всего показывать себя кому-то без брони, защитных шлемов и масок.       — Я помогу? — спросил я.       Напряжение, возникшее между нами, постепенно ослабевало. Я словно ступал по тонкому льду, вот так врываясь в эту гармонию. Потому что любое слово могло попасть прямиком в цель и смертельно ранить.       — Доброе утро, — шёпотом сказал Денис. — Можно.       Он подпустил меня ближе, даже не пытаясь скрыть любопытство. Денис усадил меня на стул, сам встал позади. Протянул кусочек проволоки, показал нужную длину и щёлкнул кусачками.       — Это будут пестики.       Я фыркнул.       — Пестики-тычинки. Наконец-то хоть кто-то объяснит мне, в чём соль.       Подшучивая друг над другом, мы так увлеклись новым букетом-водопадом, что оторвались только через час, когда у меня с непривычки затекла спина.       Но за этот час, такой простой и одновременно сложный, наполненный неизвестностью, до меня дошло кое-что важное. Я вдруг понял: нельзя делить всё на чёрное и белое. На дурачков и мудаков, на распиздяев и преступников, на меценатов и принцесс. Преступники могут переводить бабушек через дорогу, меценаты — бросать сигареты в клумбы. Принцесса может валяться пьяной в дрова на хате у распиздяя, который позаботится о ней и в сохранности вернёт домой.       Легкомысленные дураки вроде меня могут подходить к простейшим вещам со всей серьёзностью, а мудаки под слоем напускной ублюдочности могут оказаться ранимыми. И важно помнить: так происходит не всегда.       Но никогда не исключать «вдруг».       Славик ковырял плёночку на лакированном меню кафешки.       Первым делом в глаза бросилось то, что он выглядел непривычно. Не сверкал белозубой улыбкой, не источал вечный оптимизм, никого не изображал. Его волосы, обычно уложенные в идеальную причёску, лежали неряшливо и пушились — я вдруг обнаружил, что они чуть-чуть вьются. В глазах мерцала тревога.       И оказалось, что там, в небольшой безлюдной кафешке, я увидел Славу впервые.       Мне стало стыдно. Ведь, по-хорошему, я ничего о нём не знал. Я влюбился в образ, как в случае с Денисом, и совершенно не думал о том, кто скрывается за симпатичной ширмой.       — Я хотел бы рассказать тебе… — ласково начал он, пропустив даже приветствия, «какделаканья» и объятия, на которые обычно тратил не меньше десяти минут, — что случилось на самом деле. Ну, знаешь, эти шаблонно-драматичные рассказы, когда персонаж выворачивает душу и все ему сочувствуют. Но я ничего толком не помню, поэтому вряд ли получится красиво.       Нервно хихикнув, Славик пододвинул к себе пустую чашку. На столе между нами стоял дымящийся чайник — мой друг успел сделать заказ, пока я со своим кретинизмом блуждал между двумя домами в поисках входа в кафешку.       — Не помнишь?       — Да. Обидно вообще-то, когда травма есть, но ты ничего о ней сказать не можешь. Какой от неё толк тогда?       — Травма?       — Моя асексуальность — это последствие. Она появилась из-за сексуальной аверсии. Это не просто апатия или… короче, это отвращение. Не к людям конкретно, а к близости, предполагающей секс. А вот уже оно из-за травмы, да. Только у меня была амнезия избирательного типа, поэтому я толком не помню, что произошло. Фрагментами какими-то. Я могу предполагать, но ты же понимаешь, что это будет просто выдумка.       Славик медленно втянул воздух носом и попытался улыбнуться. Я нахмурился, разглядывая его. Никогда не догадался бы, что на самом деле сейчас творится в его душе. Или я был слишком наивен, или он — как всегда, хорош в своём притворстве.       — До конца своей жизни я буду один. Либо найдётся кто-то, кто будет питать лишь платонические чувства и готов смириться с тем, что меня тошнит от близости. Думаю, таких сумасшедших найти сложно. Конечно, есть люди, которые вроде как всегда рядом и заботятся обо мне…       Славик зло покусал губу.       — Впрочем, давай лучше не будем об этом. Мои близкие — это отстойная тема.       — Я хочу знать больше, — выпалил я и тут же пожалел об этом. — Прости… я лезу не в своё дело, но это правда! Расскажи мне, поделись. Я же рядом. Я… твой друг?       Губы Славика растянулись в искренней улыбке.       — Друг. И ты-то как раз всё делаешь правильно. Просто есть в моём окружении существа, о которых хочется вспоминать как можно реже.       — Ты имеешь в виду родителей?..       — Не совсем. Мой отец нормальный человек и с ним легко договориться. Мачеха тоже ничего. У меня есть сводный брат… старший брат. Вот о ком хочется вспоминать в последнюю очередь, хотя он по-своему заботится обо мне. Это… всё неважно.       Славик взял вторую, пустовавшую чашку и налил в неё чая. Пододвинул мне.       — Важно.       — Та-а-а-ак… может, я расскажу позже, а сейчас давай перейдём к теме дня. Прости за то, что повёл себя как кретин. Так уж вышло, что вы оба — и ты, и Денис — люди, на которых нельзя бросаться с идеями типа «Я Нашёл Тебе Его». Если бы я притащил тебя Денису в ожидаемый момент, он бы сбежал. Если бы ты знал о нём больше, ты бы был предвзят. Получилось намного лучше: он сам не понял, что заставило его высунуть усики из раковины, а ты в своей непосредственности оказался убийственно прекрасен. Всё сложилось более-менее хорошо. Ну, не считая случай с перепиской.       — Почему ты вообще решил нас познакомить?       — Потому что вы одинаковые, — он пожал плечами. — Ты уже наверняка знаешь, о чём я говорю.       — В душе мы оба лопухи?       — И мягкие медвежата. Я люблю тебя, Вить, правда, очень. И его люблю — он один из лучей света в моей жизни. К сожалению, с нынешним режимом до него не так-то просто добраться, он всегда занят и репетирует, репетирует… он всегда много работал ради своей мечты. Ему ничего не подносилось на золотой тарелочке. Но он всегда оставался чудом, даже когда на него свалилась известность и серьёзные заказы. Я знаю его как облупленного, и ты совершенно неверно понял мои мотивы. Я бы никогда не стал устраивать всё это, если бы тебе хоть что-то угрожало. Ну, или ему.       Нас ненадолго прервала официантка, чтобы принять мой заказ. Я попросил кофе и пиццу: желудок начинал выть.       — А ты не поскупился на театр, да? — я сказал это вслух и почувствовал, что от и без того жалкого фантома обиды ничего не осталось. — Переписку с членом группы подстроил. Зачем интрига-то? Зачем было притворяться, что вы незнакомы?       — Я не умею быть непринуждённым в щекотливых вопросах, если не отстраняюсь, — Славик покосился на окно, вгляделся в городскую суету, словно пытаясь отвлечься от своих мыслей и этого разговора. — Не пойми неправильно… мне просто… всегда… горько? Да, пожалуй. Как будто мерзкое лекарство жрёшь, когда думаешь об этом. С персонажами проще! Вот один, вот второй, вот конфликт, вот чувства, всё уже решили за тебя, осталось только подогреть собственными эмоциями. А в жизни — никогда не поймёшь, что придёт человеку в голову.       — Скажи… но как ты тогда вообще рисуешь эту свою пошлятину, если испытываешь отвращение?       — Ну вот, ты снова не понял, — Славик хохотнул. — Почему всегда так сложно?       — Я просто тупой. Ты знал, с кем связался, ну!       — Плохо, когда трогают меня. И когда я сам кого-то касаюсь с сексуальным подтекстом. Не тогда, когда я смотрю порнушку или рисую рейтинговые картиночки. Секс между другими людьми меня интересует так же, как и всех остальных. Вот у вас… было что-то, м?       Славик переключился мгновенно. Бац — и передо мной уже привычный мутный тип с фанатично горящими глазами. И ничего, что напоминало бы о той боли, которая так долго подтачивает его изнутри.       — Не было, — смущённо буркнул я. — Я ночевал у него, и мы просто спали.       — Так я и знал! У вас эта конфетная стадия надолго…       — Чего это?!       — Ты — смущённая булка, а Денис — слишком заботливый и осторожный! Хочешь продвижения, мой тебе совет — лезь первым. Спровоцируешь — он радостно спровоцируется.       — Кстати… кто там говорил «мальчик мудак, мальчик дурак»?       — Это был нарративный саспенс, — театрально махнув рукой, бросил Славик. — А что… он уже всё показал? Всё-всё?       — Про его цветочные извращения я знаю, если ты об этом.       — Это прекрасно. Я не сомневаюсь, ты начал сюсюкаться с его причудами, и всё у вас будет хорошо. Одно смущает — контракт. Здесь могут быть проблемы.       — Я думал об этом. И мне кажется, нам нужно просто скрывать свои чувства.       — А ты выдержишь? — Славик посерьёзнел и глотнул чая.       — Постараюсь, — улыбнулся я. — Он стоит того, чтобы как следует выложиться.       Скоро на наш стол приземлилась тарелка с ароматной пиццей, и в процессе её уничтожения разговор перетёк с обсуждения насущных тем на ничего не значащую ерунду. Всё вернулось на круги своя — пусть я и чувствовал, что эта история не прошла для меня бесследно, но это были хорошие перемены. Полезные перемены.       Наверное, я действительно был готов ко всему, что ждёт меня впереди.       И как хорошо, что теперь я знал, как нелепо вёл себя, не считаясь с чужими чувствами.       Но многому мне ещё только предстояло научиться.