Ночь — время истинности и честности с самим собой.
***
Аптека находилась недалеко от дома Пака. Купив блокаторы, Юнги направился к авто. Он бросил таблетки на заднее сиденье, завел мотор и поехал к своему дому. Да вот только мысли парня были далеко от дороги и дома… Мысли Мина были в детстве. Перед глазами то и дело всплывали картинки прошлого. Счастливая семья, вечно улыбающийся папа и отец, заставляющий первого улыбаться. Смотря на эту картину, невольно умиляешься. Казалось, их счастье будет вечным. А почему нет? Да вот только у фортуны свои планы, о которых мало кто знает. Так и получилось. Отец погиб, и из дома Минов будто ушло солнце. А дальше были слёзы папы. Постоянно заплаканные глаза и немые крики боли, будто душа молила о помощи и спасении. Папа Юнги старался не показывать того, что ему больно, да вот только такого не спрячешь. Просто не мог, ведь когда выходил к сыну с подготовленной доброй, но фальшивой улыбкой, не мог держать маску. Мальчик был слишком похож на отца. Слишком. Лисьи глаза, заглядывающие в самую душу, теперь такие детские, но всё ещё копия глаз отца, что начинаешь задаваться вопросом о реальности реинкарнации. И каждый раз, заглядывая в эти блестящие глаза-пуговки, омега падал на колени, не в силах сдержать боль потери. Каждый раз, смотря в эту бездну, он видел отражение этих пресловутых цветов. Лаванда стала их растением, как бывает «их песня» или «их место». Она стала их запахом, олицетворением их счастья. Но их счастье состояло из 3 частей: папа, отец и Юнги — и когда одна часть перестала существовать, об их «долго и счастливо» не могло быть и речи. Тот день, когда семья Минов узнала о поттере, стал последним, насыщенным запахом нежного цветка. А вот потом стало тяжелее. Узнав о истории Мин Юнги, можно подумать, что парень вырастет милым и добрым, может даже наивным, окутанный заботой папы, но не тут-то было. Со временем Мин старший постепенно стал отдаляться от младшего. Это понятно: чем больше времени омега проводил с малышом, тем сильнее чувствовалась боль. И, как человек, поранивший руку, инстинктивно её не использует. Так и папа Юнги, инстинктивно старался не проводить лишнего времени с сыном, ограждаясь от жгучего чувства. А тем временем парень рос. У него было все необходимое: еда, одежда, крыша над головой, хорошее образование. Всё, кроме напутствия в нужную минуту, кроме ласки, а этот недостаток и вырос в такую холодность и жестокость. Хотя это только снаружи. В глубине души Юнги хотел такую же счастливую семью, какая была у него до смерти отца. Размышляя об этом, Юнги не раз останавливался чуть ли не на каждом пешеходном переходе, когда светофор загорался красным, а в его сторону летели недовольные взгляды от прохожих. Но на данный момент была другая проблема. Альфа услышал запах своего истинного. А это могло сорвать все его планы. Нельзя допустить, чтобы такое случилось ещё раз. Так же, как и недопустима встреча Паком своего истинного. И если с первой проблемой легко справятся блокаторы, то вторая была тяжелее. Юнги не может заставить Чимина принимать таблетки силой, хотя бы, потому что потеряет его доверие, но что тогда делать? В конце концов, не таскаться же с омегой всюду и следить за ним как за зеницей ока (хотя если нужно будет, то и это вариант). А тем временем альфа словил себя на улыбке, появляющейся на его лице при одном только упоминании об омеге. И эта улыбка не значила осознания того, что малыш Чим — спасение Юнги. Её значение было другим, да вот только Мин боялся узнать ответ, а потому прятал эти мысли далеко-далеко в себе, в самом далёком и тайном ящике своих мыслей. В конце концов, сейчас важна была только его «задача». За этими мыслями Юнги начал сильно чертыхаться про себя. Во-первых, он пропустил несколько поворотов, а значит, теперь до дома парень доберётся на полчаса позже. А во-вторых, при упоминании истинного альфы Пак Чимина, в груди у Юнги что-то начинало очень сильно, неприятно ныть. Как будто, там находится какой-то паразит, медленно разгрызающий плоть. Будто в нём поселился маленький чёрный мотылёк, который неприятно щекотит изнутри, осыпая с крыльев чёрную пыльцу непонятных чувств, заставляя альфу недоумевать. Через полчаса альфа наконец-то добрался до дома. Он довольно сильно устал, а потому, не переставая думать о всем том дерьме, что свалилось на него за последнее время, Юнги не умываясь, переоделся и, подумав, что утром он обязательно что-то придумает, отправился в кровать, засыпая только спустя несколько минут борьбы с одеялом.***
Чимин до последнего не был уверен в том, что альфа, с которым он буквально недавно познакомился и всё ещё мало о нём знал, сдержит своё слово и они встретятся на следующий же день после знакомства. Но потом пришло долгожданное смс от Мина. Да, несмотря на то, что сомнения о скорой встрече были, Пак всё же надеялся на честность Хёна и потому верно ждал. Подозрительный на вид, с, скорее всего, недавно разбитой губой, голубоволосый альфа. Встретив бы его в толпе прохожих, омега не за что не рискнул бы даже задержать свой любопытный взгляд на нём, опасаясь уловить на себе грубый, пробирающий до костей, холодный взгляд в ответ. Кажется безразличным, холодным, как цвет волос, а стоит ему подойти и заговорить, как тот образ грубого и плохого парня исчезает, будто его и не было, словно мираж. Его приятный еловый запах с нотками мяты словно пьянил. Хотелось вдыхать и вдыхать его полной грудью. Но Чимин — омега скромный и позволить себе такой открытой наглости просто не мог. Но ведь желание быть ближе и мазком провести носом по ароматическим железам* словно бойкий чертёнок — прыгает внутри и подталкивает на неправильный поступок. «А что он подумает, если я так сделаю?» — отдёргивает сам себя от неправильных поступков Чим сидя в салоне спорткара альфы. Черная Acura NSX, не каждый человек со средним доходом сможет позволить себе такую роскошь. А безработный студент так тем более. Подарок родителей? Определённо. И если родители Юнги могут позволить своему сыну такую роскошь, то Пак такой возможности не имел. И не то что возможности. У него не было кому. Буквально пару лет назад, родители Пака оставили его на попечение старшему троюродному брату Марку. Они планировали улететь в отпуск, на пару недель, а получилось так, что навсегда. Внезапная зона турбулентности, невнимательность пилотов, потеря управления и… Падение. Та ночь — была ночью кануна дня рождения Чимина. Ещё ранним утром родители омеги должны были быть уже дома. Но был полдень и пришла печальная весть. Марк Чимина не кинул одного, как мог это сделать. Он остался с ним и поддерживал его. Успокаивал, прижав к себе ближе и поглаживая широкой ладонью по вздымающейся от всхлипов спине. Был ему вместо семьи. Называть старшего братом не хотелось, так как не родной. Поэтому по приходу домой, ещё с коридора слышится радостное… — Хён, я дома! Старший омега ему как лучший друг, хоть и был старше на несколько лет. Друг, которому можно доверить самое секретное и не постесняться признаться с чем-либо, в чём разным рассказывать стыдно и не хочется. Как друг детства, которого знаешь с ног до головы. Знаешь какое у него настроение, лишь по каким-то еле заметным изменениям в движениях. Кажется, что таких друзей можно назвать братьями. Но Пак не хочет лишний раз вспоминать о семье и о том горе, что с ним произошло четыре года назад. — Ты поздно, — доносится приятный, словно бархатный, голос Туана из глубины кухни. — даже не позвонил мне. Где ты был? Взволнован. В голосе Хёна слышится переживание и нотки обиды. А ведь есть на что обижаться. Чтобы старший не волновался и в его-то 26 на его головушке не появилась ранняя седина, Чим пообещал звонить, или хотя-бы кидать короткие смс с «я всё» или «иду домой», ему каждый раз, как только выходит из университета. А тут он не то что не позвонил, даже не написал Хёну, из-за чего тот начал волноваться, всё ли с Чимином хорошо. — Прости Хён, — вываливается к Марку на кухню Пак, плюхаясь на стул напротив старшего омеги и сложив руки перед собой, уронил туда голову. Улыбка до сих пор сияет на его губах, словно его назвали милым, заставляя смущаться. С чего бы? А он всё ещё витает в воспоминаниях, казалось бы обычного, свидания (если это так можно назвать). Такое простое. Как по канону: кафе, а затем прогулка по ночному парку. Банально, но приятно. Но это же и хорошо, любить такие мелочи. Ведь не в большом количестве счастье. — И с кем уже ты, такой счастливый, ходил на свидание? — ехидно улыбнулся Туан, поиграв бровями и смотря на смущающегося в ладонях омежку. — Помнишь, того парня, который подсел к нам вчера в кафе? — Марк заметно напрягся. Ему сразу не понравился тот альфа. Разбитая губа, еле заметная (но не для Туана) садина на скуле, хитрый лисий взгляд и волосы… Ладно, про волосы он промолчит, хотя бы потому, что у самого волосы не натуральные, а ярко красного цвета. Да этот парень слишком подозрительный. Такому доверить младшего Марк не собирался. А то мало ли обидит или ещё хуже — сделает больно. Уж этого омега не переживет. Чимини и так месяц из комнаты не выходил после известия о смерти родителей, желая побыть одному и успокоиться. Только вот успокаивался он слишком долго. А тут является какой-то подозрительный альфа Мин Юнги и добивает бедного парня? Нет уж, не в этой жизни. — Он всё-таки написал мне сегодня — Сказал что ждёт меня возле университета. Ну я и вышел к нему. Потом он усадил меня в свою машину и мы поехали куда-то. Я у него спрашивал куда мы едем, но он говорил, что секрет, — повествует омега смущаясь, от чего лёгкий румянец ползёт по щекам к кончикам ушей, наливаясь ещё большей краснотой. — Ты же знаешь, как я отношусь к этому альфе — старший омега встал из-за стола убирая за собой пустую, после вечернего зелёного чая кружку в раковину, рассчитывая на то, чтобы завтра утром помыть её, — Разве он не слишком подозрительный? — Хён, он только с виду такой пугающий и плохой, — оправдывает Мина Чим, откинувшись спиной к стенке, запрокинув голову вверх и прикрыв веки. Если Марк-Хёна не убедить, о доброте и искренности альфы, то он на отрез откажется выпускать младшего из дома, не убедившись лично, что это не тот самый альфа Мин Юнги — но на деле он очень добрый и не безразличный… — Чимини~ Все плохие люди пытаются быть нарочитыми* и более дружелюбными, чем есть на самом деле. Они специально носят маски «хороших» чтобы потом сделать больно, очень больно — оторвавшись от столешницы, Марк направился к Паку, беря того плечи в свои руки и сжимая их слегка, — Я просто не хочу чтобы ты потом сломался и страдал — во взгляде старшего ни грамма злости либо чего похожего, лишь волнение и нежность. — Не волнуйся, Хён. Всё будет хорошо — уверяет младший омега старшего, во что последний с большими сомнениями верит. —Я очень на это надеюсь, малыш, — выдавил из себя Туан, стараясь не выдавать нервные нотки за обеспокоенным голосом — всё, иди спать, а то уже поздно — по-заботливому сказал старший, отправляя Пака в ванную комнату. Сняв с себя всю лишнюю одежду, омега, включив теплую воду, залез в душевую кабинку, оставаясь наедине со своими мыслями. И все-же было в этом альфе что-то особенное. Что-то, что заставляло омегу думать и думать о нём. Как о чём-то волшебном, нереальном. Как запретный плод, который всем своим видом показывает свою опасность, но в тоже время и такой привлекательный. Решив не забивать голову на ночь размышлениями, Чимин принялся умываться, после чего переоделся в удобную ночную, безразмерную футболку и лег в кровать, всё никак не выкидывая из головы мысли об Мин Юнги. Что оставило отпечаток в сознании в виде необычного сна… Обычный, обеденный, ничем не отличающийся от других будних, день. Как обычно: первая пара в 8.40 и лектор «как обычно» опаздывает. За окном светлое осеннее солнце, время от времени скрывающееся за серым покрывалом туч. В аудитории как обычно шумно, кто-то что-то обсуждает, а кто-то просто как Чимин сидит на среднем ряду, на своём привычном месте у окна и глядят в него словно зачарованные чем-то. Плавно падающие с деревьев разноцветные листья, словно кружиться в своеобразном вальсе, парят над землей, не желая опускаться на землю. Настроение воистину осеннее: спокойное, не заставляет не о чем беспокоиться… Или же, есть о чём задуматься, хоть и на мгновение. Находясь всё время в своих раздумьях, Пак не обращал внимания на то, что творилось вокруг. Из-за чего и не заметил как к его месту подошел кто-то. Вскинув свой взгляд, омега наткнулся на пару «лисьих» глаз, смотрящих непривычно мягко и нежно. Но всё же было во взгляде Мина что-то ещё. Хитрость, коварность? — Пошли — завёт альфа хватая младшего за запястье, лежащие на столе перекрещенное с другим, и вытаскивает из-за парты и выбегая из аудитории, встречая у дверей недоумевающего профессора, направляясь по прямой к лестничной площадке. — Стой, Хён, подожди, — зовёт Юна Чимин откуда-то позади, едва успевая бежать за старшим вверх по лестнице. — Юнги, куда мы? — уже более умоляюще спрашивает омега. Но старший будто не слышит его. Он быстро бежит по лестнице, минуя один этаж за другим. Пак пытался несколько раз вырвать свою руку из крепкой хватки альфы, но на то хватка и «крепкая», чтобы не убежал и потому омега сдался, как только они преодолели третий этаж. В учебном здании всего этажей пять. Но пробежав их все, Мин бежит дальше, будто хочет попасть на… Крышу! Распахнув тяжелую железную дверь, словно она и не весит столько, альфа пропускает младшего вперёд, дабы тот осмотрелся, налюбовался прекрасным видом, ещё сонного и холодного, Сеула. Лёгкий, прохладный ветерок обдувает лицо, путая пряди волос и создавая на голове Чимина творческий беспорядок, лохматя волосы и запрокидывая их назад. Осенний ветер достаточно холодный, из-за чего даже любимый, тёплый, серый свитер и чёрный джинсы не защищают, в данный момент, особенно чувствительное тело омеги. Чимин заворожен. Казалось бы, он не видел ничего более прекрасного, чем небо, которое раскрывается перед ними. Переплетённые лучи утреннего солнца вместе с пушистыми облаками словно рисуют незамысловатый узор, на просторной холсте Неба. Из этого прекрасного чувства эйфории его вытягивают крепкие, непривычно тёплые руки Юнги. Он нежно, с осторожностью обнимает младшего со спины, разворачивает его в своих руках к себе лицом и заглядывает прямо в глаза. Также, непривычно нежно и тепло. — Хён, что ты… — не договаривается Чимин, сгорая до тла в смолистых глазах старшего. Но не только от этого. Договорить ему не даёт уместившаяся на щеке крупная ладонь и накрывшие пухлые губы чужие, слегка сминая их. Такой тёплый, словно весенний поцелуй. Сладкий, будто спелый персик и тягучий, как сгущёнка. Мин, не спрашивая разрешения проникает языком внутрь рта Пака, переплетая их языки в своеобразном танце. Таком же, своеобразном вальсе. От такого наслаждения, младший прикрывает веки, улетая в какую-то неизвестную вселенную, где есть только он и Юнги. Руки старшего проникают под ткань свитера, разглаживая талию Чимина, проводя подушечками пальцев по рёбрам, как-бы «пересчитывая» их. От такой близости с альфой и его касаниями, по телу проходит целый табун мурашек, а внутри что-то, словно вулкан либо феирверк, ярко взрывается, наполняя парня каким-то особыми, новыми чувствами. Отстранившись от омеги, альфа всё так же заботливо и мягко смотрит на него, ища на дне зрачков его глаз что-то нереальное, на что хочется смотреть снова и снова. Приблизив лицо младшего всё той же рукой, которая до сих пор покоится на скуле Пака, Мин одними лишь губами шепчет в чужие: —Я люблю тебя