25 сентября 1998 года. Головной офис «ISS Inc». Токио, Япония
Сознание понимало, что спать нельзя, но глаза были категорически против. Сасори устало потёр их, силясь хотя бы так отсрочить тот момент, когда вырубится прямо на рабочем столе среди сотен бумаг, один вид которых провоцировал рвотные рефлексы. А ведь прошла всего неделя. Адская неделя, за которую Сасори успел уверовать во всех Богов, прося у них помощь, разочароваться, опять стать яростным атеистом, чтобы на следующее утро вновь молиться этим бессердечным персонам. Сегодня утром были cкандинавские, но и они не помогли. Когда-то Сасори казалось, что те нагрузки, которые он переносил в университете, те адские пытки, которым он сам себя подвергал, корпя над учебниками годами и заставляя мозг работать на износ, были самыми страшными. Ох, как же он ошибался. Разумеется, трудно поверить в то, что за неделю действительно можно довести себя до нервоза, но у этой работы получалось с фееричным блеском. Сасори никогда себя дураком не считал, да и никогда им и не был, поэтому был уверен, что справится с чем угодно, но это невозможно. За неделю он спал порядка пяти часов, допингуя организм такими зарядами кофеина в голову, что после такого сердце должно было остановиться после первых четырёх десятков чашек. Было понятно, что придётся поднапрячься, когда начальник выставил условие с тремя неделями. Это ещё тогда показалось странным, но, если быть честным, Сасори это всерьёз не воспринял. Он посчитал это не более чем дополнительной стимуляцией к продуктивной работе, учитывая фразу о доверении важных контрактов. Как бы он хотел, чтобы это была шутка. К сожалению, нет. Уже в тот же день ближе к обеду к Сасори пришла Харада вместе со старшим специалистом юридического отдела − Риючи Такано. Приятный, спокойный японец лет тридцати в очках с толстыми линзами и сером классическом костюме. Это знакомство смутно напоминало то самое закрепление стажёра за более опытным сотрудником, но Такано лишь выдал общую информацию о тех или иных нюансах, рассказывая лишь малую часть из того, что Сасори предстоит узнать. И это заняло четыре часа. Записывать удавалось с трудом. После он лишь поинтересовался, запомнил ли Сасори весь этот пласт информации, но ответа не дождался, сразу же начиная говорить о предстоящей сделке, которую господин Учиха отдал Сасори. Это было неожиданно. В тот момент парень даже обрадовался, понимая, что его ждёт действительно интересная работа. Глупый, наивный дурак. Первое, что смутило, была дата − следующий день. Подготовиться к сделке на сумму, насчитывающую пять нолей в долларовом эквиваленте? Да вы шутите? Ладно. Сасори принял к сведению. Сасори взял себя в руки. Сасори не спал всю ночь, проделывая работу, на которую нужна как минимум неделя. Сасори успешно справился со сделкой и, если быть честным, ожидал похвалы. Не получил. Отчитываясь лично перед Мадарой, он получил лишь кивок, который выдают когда выполняешь то, что и должен был. Без всяких поправок на энергозатратность. Даже несмотря на это, Сасори сам для себя пребывал в гордом расположении духа. Ему льстило, что он смог справиться с такой задачей, льстило, что вытянул уровень международной организации. Но когда на стол упала толстенная папка, которую необходимо было проверить на момент юридических несостыковок, и сделать это необходимо к вечеру, Сасори понял, что ему предстоит продать душу кому угодно, но только так он сможет найти силы работать в таком бешеном режиме. От этого накатывала злость. Он понимал, что это проверка на прочность, понимал, что в конце концов, даже если он справится, он не получит эту обещанную должность. Его просто проверяют. Сжав зубы и отогнав сонливость, Сасори раскрыл папку, принимая вызов. В качестве стимуляции он выбрал ту насмешку в глазах начальника, когда последний говорил о трёх неделях. Тогда он этой эмоции не заметил. Сейчас же был уверен, что так оно и было. На самом деле режим был настолько сложный только потому, что Сасори здесь новенький. Да, горящие сроки редкое явление, когда дело касается юридической стороны, но даже на это можно закрыть глаза и выполнить работу, если работаешь в компании не первый год. Если знаешь устав, базовые контракты, историю сотрудничества с клиентами и многое из того, чего Сасори не знал. Чисто физически не успел узнать. Он и так тратил на это каждую более менее свободную минуту, поглощая информацию как губка, но этого было катастрофически мало. В итоге к концу второй недели Сасори был на грани того, чтобы сдаться.***
2 октября 1998 года. Головной офис «ISS Inc». Токио, Япония
Понедельник всегда крайне тяжёлый день. Его все ненавидят, никто не ждёт, его практически боятся. Но для Сасори он мало чем отличался от минувшего воскресенья. Он даже был рад его наступлению − в офисе работать легче, нет соблазна в виде удобного дивана, кровати или любой другой поверхности, на которой дома можно заснуть. Даже пол бы сгодился. Утром, перед тем как выйти на работу, Сасори кинул в зеркало уставший взгляд поблёкших красивых глаз. Вид не годился даже для третьесортного места работы, не говоря уже о крупнейшей корпорации − под глазами опухшие, уже даже не фиолетовые, а чёрные синяки, цвет кожи близился к мертвенному, лицо осунулось, а волосы не уложены. Количество выпитого кофе и выкуренных сигарет явственно прослеживалось в каждой чёрточке. Не было желания даже есть. Если выдавалась такая возможность, Сасори предпочитал выпить кофе или в идеале подремать. Сейчас же, сидя за ненавистным рабочим местом и немного присвистывая, Акасуна бездумно смотрел на своих коллег и в сотый раз задавался вопросом, откуда они черпают энергию. Несмотря на подобный, как он считал, строго индивидуальный график, парень видел, что все сотрудники здесь работают на совесть − много и постоянно. Корпорация напоминала улей, наполненный пчёлами-труженниками, которые из кожи вон лезут, чтобы заслужить расположение королевы. Кстати говоря, о ней. Мадару за это время удалось увидеть всего дважды − при первом отчёте и случайно выходя из офиса поздно ночью. Они даже не обмолвились и парой слов. Это почему-то бесило. Он же наверняка знал о той громадной работе, которую Сасори проделывал хоть и с кровью и потом, но всегда идеально. В этом он был мастер. Взявшись за что-то, он не мог позволить себе сделать это посредственно, из-за чего часто страдал, отдавая уйму сил на то, что, по сути, этого не требовало. Не в этом, конечно, случае, но всё-таки. В общем, в качестве похвалы он получил лишь острый секундный взгляд. Это было около четырёх дней назад, и больше они не виделись. До сегодняшнего дня. Сасори как-то замедленно осознал услышанное. Начальник его вызывает к себе. Учитывая его скупость на похвалу, тут явно больше шансов попасть под разнос. Да вот только с чего бы? У Сасори всё было чисто, идеально сверено и подано точно в срок. Уже знакомый кабинет встретил его в полумраке. Мадара, по обыкновению, сидел за рабочим столом и разговаривал по телефону. Сасори хотел было выйти, но его остановили хлёсткий взмах руки и указание сесть. Он подчинился. Всё то время, пока продолжалась беседа, Сасори бегал взглядом по помещению. Он был здесь всего дважды, но каждая деталь запомнилась в совершенстве. Металлический стол, за которым он сидел и который стоял поперёк деревянного стола начальника, отдавал холодом, обмораживая и без того ледяные пальцы. Пришлось опустить руки на колени. В этом кабинете, кстати, сочетание металла и дерева прослеживалось в каждой детали, и если Мадара сам выбирал интерьер, то это многое говорило о нём как о человеке. Как минимум сочетание чёрного и белого, спокойного дерева и холодной стали, разная выделка в разных частях кабинета − одна стена белая, другая чёрная, а та, которая простиралась по правую сторону от входной двери и огибала угол, в котором располагалось непосредственно рабочее место, была деревянной. Полностью белый потолок с необычным решением освещения − две угловые перекладины в центре комнаты, одна чёрная с люстрами в виде прожекторов, другая застеклённая, с лампами внутри, немного ассиметричные, но, видимо, так было и задумано. Странный дизайн, но назвать его некрасивым язык бы не повернулся. Наиболее интересным элементом Сасори казалась та область, вдоль окон. Тёмно-сиреневый диван, бросившийся в глаза самым первым, рядом стоящий низкий белый стол и ковровое покрытие с длинным ворсом. Удивительное сочетание строгости рабочего кабинета и уюта личной квартиры. Сасори задумался о том, как спроецировать это на характер его начальника, и если с первой частью проблем не возникало, то вторая никак не хотела сочетаться. Да, он практически не знал своего начальника, сделав выводы о том, что этот человек крайне жёсткий, строгий, почти деспотичный, но чтобы в нём ещё уживался любитель домашнего уюта? Это в голове не укладывалось. Сасори как раз успел прийти к выводу о том, что это лишь для красоты и обманчивого представления, как Мадара попрощался с неизвестным собеседником, отложил телефон и перевёл взгляд на визитёра. Снова эти леденящие душу глаза. Начинается. − Итак, − Мадара перевёл руки в любимое положение, слегка нависая над столом, не расслабляя спину ни на миг, − расскажи мне, Сасори, как продвигаются твои успехи? − Полагаю, замечательно, если Вам не поступали жалобы. − Не поступали. − Значит, так и есть. − А что насчёт твоего личного впечатления? Всё устраивает? − Более чем. − А если честно? − Простите? − спросил Сасори, делая как можно более удивлённую интонацию. − Твой внешний вид говорит об обратном. Я не терплю лжи, поэтому и позвал тебя сюда, чтобы ты рассказал своё настоящее впечатление о двух неделях работы у меня. Итак? − Меня правда всё устраивает, господин Учиха. Не понимаю, с чего бы мне быть недовольным. − Даже так? Я полагал, что тот объём работы, который был возложен по моей личной просьбе на твои молодые, ещё не окрепшие в профессиональном плане плечи смог бы немного поумерить твой пыл. − А Вы преследуете эту цель? − спросил Сасори, под столом сжимая кулаки. Так всё-таки это была проверка. Более того, специально ужесточённая, потому что его начальнику захотелось... А чего, собственно, ему хочется? − Ни в коей мере. Однако пылкость молодого характера сильна, но так скоротечна. − Вы думаете, я не справлюсь? − Я крайне заинтересован в том, чтобы ты справился. Как я тебе уже говорил, я возлагаю на тебя большие надежды, и их наиболее продуктивная реализация возможна только занимай ты хорошую должность. Собственно, поэтому сейчас ты проходишь, так сказать, усиленный курс подготовки. − И проверки. − И проверки, − подтвердил Мадара, и в концах губ мелькнула улыбка. − Что ж. Тогда я полагаю, у меня нет выбора. Через неделю я приду к Вам в кабинет, чтобы Вы лично утвердили меня на обещанную должность. − Всенепременно. Финишная прямая, хоть и такой короткой дистанции, может оказаться самой сложной. Не разочаруй меня. Сасори на это лишь кивнул, но внутри всё сжалось. Сам он не был уверен в своих словах. Однако, вопреки собственным прогнозам, он справился.***
10 октября 1998 года.
Итальянская забегаловка, расположившаяся за углом офиса, приглянулась Сасори чуть ли не в первый день, когда он, выйдя из метро, прошёл мимо неё. Он долго откладывал поход туда, погружённый в работу настолько, что думать об отдыхе было некогда. Сейчас же, по истечению суток окончания непосильного забега, желание зайти сюда оказалось даже сильнее, чем нормально выспаться. Поэтому, закончив рабочий день, Сасори переступил порог. Заведение было маленькое, но достаточно уютное, чтобы прийтись по вкусу. Более того, именно такие места западают в душу, даже не имея возможности сравниться по качеству с роскошными ресторанами, кишащими в мегаполисе на каждом шагу. Несмотря на это, обычно именно в таких кафе подавались вкуснейшие блюда по низкой цене, но высокого качества, играла приятная музыка, зачастую старый рок-н-ролл, интерьер приятно баловал глаза своей схожестью с маленькими закусочными Италии, точно передавая атмосферу неповторимых сочных красок. Переступив порог, можно ненадолго покинуть холодный, дождливый Токио и позволить душе пропитаться теплом живописного уголка Адриатического моря. Сасори, заняв круглый плетённый столик в углу, рассматривал меню, прикидывая, что хотелось бы съесть первым. Казалось, он не ел нормальную пищу целую вечность, поэтому голодные глаза с жадностью намекали хозяину о том, чтобы заказать если не всё, то половину точно. Выбор, однако, был сделан в пользу равиоли со шпинатом и рикоттой, каннеллони с мясным фаршем и стакана воды. От алкоголя пришлось отказаться по причине глубокой усталости и раннего подъёма на работу. Утомлённый разум быстро развезёт, и завтра будут проблемы в виде свинцовой головы. Хотя бокал вина не сулит бед, но, учитывая желание напиться, им явно дело не ограничится. Официантом оказался смуглый парнишка лет восемнадцати, если не меньше. Думается, закусочную держит итальянская семья в качестве домашнего бизнеса. Быстро продиктовав заказ, Сасори краем глаза рассмотрел почти что мальчика − натуральный бронзовый оттенок кожи, большие, свойственные лишь латиноамериканской нации, чёрные глаза, подтянутая фигура, что так хорошо прослеживалась по оголённым рукам, высокий рост и широкая, искренняя улыбка. Очень красивый парень, жаль, не во вкусе Сасори. Вообще, Акасуна редко задумывался о природе своей ориентации, в принципе мало заботясь о личной жизни. Серьёзных отношений к почти двадцати двум годам не было, лишь кратковременные связи с несколькими девушками. Несмотря на это, он давно признал, что способен оценить мужскую красоту и даже часто это делал. Можно даже сказать, что с чисто эстетической точки зрения, и это было почти правдой. Но на самом деле если говорить о личном вкусе, то Сасори и сам себе не смог бы сформировать ответ. Смотря на людей, он просто полагался на внутренние ощущения, не деля по цвету кожи, волос, глаз, росту и даже полу. «Либо нравится, либо нет». Слова, сказанные три недели назад, так отчётливо пронеслись в мыслях, с завидной точностью копируя проникновенный голос, что Сасори от неожиданности подавился воздухом. Почему-то в мысленной прокрутке эти слова показались с двойным дном, говоря о слишком многом. Сознание, почувствовав слабину хозяина, как будто на зло принялось прокручивать и другие фразы, искажая голос до уровня соблазнительной хрипотцы и тонн томления. На самом деле Сасори часто думал о своём начальнике, но ещё никогда мысли не перетекали куда-то в сторону от рабочих моментов. Да, разум умеет шутить. Не найдя решения лучше, чем просто усмехнуться глупости хаотичных мыслей, Сасори поднёс стакан с водой к губам, желая увлажнить горло, но тут же сразу закашлялся. Взгляд, который был устремлён к входной двери, моментально заметил вошедшего начальника. Вот кого он не мог себе представить увидеть в дешёвой закусочной, так это генерального директора богатейшей корпорации на поприще инновационных технологий. Сасори отставил стакан. Стоит ли афишировать своё присутствие или просто попытаться сделать вид, что не заметил? Второй вариант казался спасительным. Встреча почему-то хоть и не вызывала неприязни, но казалась очень волнительной. Найдя спасение в буклете меню, парень высоко его поднял, чтобы лицо было полностью скрыто. Он вжался в диван настолько сильно, что голова оказалась чуть ли не на уровне столика. И только спустя долгих десять секунд пришло осознание глупости своего поведения. Даже если господин Учиха его и заметит, то вряд ли даже подойдёт. Максимум − короткий кивок. Действительно, что это он так разволновался? Увидит так увидит, ничего страшного. Но смотреть всё же не стоит. Стоило буклету коснуться поверхности стола, как до слуха долетел утробный голос, который прошёлся электрическим зарядом вдоль позвоночника. − Сасори? Вот чёрт. Акасуна поднял взгляд на стоящего в нескольких метрах человека. Да, это Учиха Мадара во всём своём великолепии, могуществе и власти в дешёвой забегаловке за углом собственной корпорации. Сасори непроизвольно сглотнул, делая лицо более непринуждённым. − Господин Учиха? Не ожидал Вас здесь увидеть. − Зря. Я часто здесь бываю. Тыквенная фриттата с моцареллой в исполении мистера Гарсия лучшая из всех, что мне доводилось пробовать. Настоятельно рекомендую, − спокойно сказал Мадара, подходя ближе, чтобы не пришлось повышать голос, и указал на соседний стул. − Позволите? − Разумеется. − Благодарю, − Мадара занял место, укладывая кожаную барсетку на подоконник. − Надеюсь, ты не ждал кого-то и моя компания не будет обременительна. − Нет, что Вы. Я лишь зашёл поужинать. Давно засматривался на это заведение, но всё никак руки не доходили. − Говори прямо − времени не было, − сказал Мадара с усмешкой, что так не сочеталась с его обычным настроением. Сейчас весь его вид уже не кричал о непоколебимой выдержке, движения стали мягче, как и взгляд, который выглядел больше уставшим, нежели строгим. − Да, и это тоже, − ответил Сасори, немного расслабившись. В конце концов, не стоит забывать, что все, даже самые странные личности, на деле лишь простые люди. Найти подход, помните? К тому же этот человек, сидящий напротив, не вызывает никаких негативных эмоций, лишь небольшое опасение и что-то ещё. − Но теперь-то у тебя будет такая возможность, старший специалист юридического отдела, − сказал Мадара как-то непринуждённо, но в голосе явственно слышался смешок. Да и смотрел он как-то по-другому, мягче что ли. Непонятно, но в любом случае отношение его явно изменилось, но вот чем это было вызвано − прохождением испытательного срока или нерабочей атмосферой? Сасори тонко улыбнулся, облокачиваясь на спинку стула. − Хотелось бы в это верить, но, зная Вас, я полагаю, что эти самые «большие надежды» явно влекут за собой сильнейшие головные боли и недосып, − Сасори иронично отшутился и принял поднесённый заказ. − Да. Недосып уж точно. Сасори, всё ещё улыбаясь, перевёл немного недоумённый взгляд на собеседника, который уже озвучивал заказ, так и не открывая меню. Видимо, правда часто здесь бывает. − И, Фабио, − Мадара окликнул уже поспешившего удалиться парнишку. Тот в миг вернулся, попросил прощения и виновато улыбнулся, − бутылочку домашнего вина. − Конечно, мистер Учиха. Я попрошу отца достать что-нибудь из его личных запасов. Всё-таки впервые Вы посещаете нас с другом, − Фабио лучезарно улыбнулся Сасори и чуть ли не вприпрыжку удалился. − Я посчитал это не лишним, учитывая сложный рабочий день, − пояснил Мадара, не оправдываясь, но ставя перед фактом. Отказывать не представлялось возможным. К удивлению Акасуна, беседа протекала ненапряжно. Мадара оказался приятным собеседником, повествуя спокойной, размеренной речью и внимательно слушая, не стесняясь вдаваться в детали. Давление, которое обычно оказывали его слова, прослеживалось до сих пор, но сейчас оно было такое мягкое, располагающее, даже немного чарующее, что Сасори показалось, будто он может слушать этого человека часами. Редкое явление. Еда оказалась и правда потрясающей. Сасори чуть ли не прикрывал глаза от блаженства, радуясь возможности нормально поесть. Что-то подсказывало ему, что и он станет постоянным посетителем этой ничем не примечательной закусочной. На фоне играла какая-то ритмичная песня годов 70-х, что-то из самого сердца жанра. Несмотря на то, что сам Сасори предпочитал что-то более современное, старые хиты рок-н-ролла обладали неповторимой магией. Такие искренние, заводные, они находили отклик в сердцах каждого, кто умел слушать. − И в итоге нам пришлось с ними сотрудничать. Поэтому, Сасори, будь аккуратен в принятии подобных решений, иначе... − что именно «иначе» Сасори не суждено было узнать − у Мадары зазвонил мобильный телефон. − Тебе не кажется, что звонить в первом часу ночи поздновато? Радость моя, я уже говорил, я свободен только на выходных, но я жду тебя с вечера пятницы. Сасори отвернулся, краем уха отмечая обращение. Он не знал, женат ли его начальник, но такую фразу вряд ли представляется возможным сказать жене. Либо женщина, с которой он в отношениях, либо любовница. Не особо дальше фокусируясь на разговоре, Сасори принялся делать то, что посчитал странным, а именно рассматривание своего неожиданного спутника на сегодняшний вечер. Акасуна знал, что Мадаре тридцать пять лет, видел его на фотографии, но в жизни никогда тщательно не рассматривал. На самом деле парень для себя всё никак не мог решить выглядит ли он на свой возраст или нет. Вроде как на лице хорошо прослеживаются взрослые черты, да и поведение, в купе с сухой мимикой и сдержанными движениями, красноречиво говорят о принадлежности к среднему возрасту. Но было и то, что отвлекало. Например, отсутствие морщин или седины в волосах. Вот, кстати, на них стоит остановиться подробнее. Сасори помнил, как удивился, обратив на них внимание только при второй встрече. Видимо, при первой они были убраны в хвост. Помимо, как уже говорилось, отсутствия седины, а больше наличия живого блеска в переливах смоляных, как крыло ворона или шерсть пантеры, прядях, большое внимание привлекала их длина. Это было необычно, даже немного фривольно, но, чёрт, что уж лукавить, потрясающе красиво. Густые, ухоженные, они опускались до поясницы, чаще всего именно распущенные, с парочкой выведенных вперёд прядей, которые опускались до груди. Таких волос у мужчин Сасори не видел. Об этом можно сказать с уверенностью, ведь длинные волосы всегда вызывали у него волны восхищения. Правда, до этого человека исключительно у женщин. Странным было то, что такая причёска ни сколь не делала мужчину женственнее, лишь элегантнее. В такой длине сразу закрадывались ассоциации с традиционной культурой этой страны, когда феодалы и их самураи носили тугие пучки, предназначенные для сдерживания как раз таких длинных прядей. Правда, вряд ли их волосы были столь же роскошны. Следующим отличительным элементом внешности являлся рост. На него Сасори обратил внимание в тот раз, когда встретился на выходе офиса. Будучи сам не особо высоким, порядка ста семидесяти пяти сантиметров, парень был удивлён тому, как величественно выглядел Мадара со своими, наверное, ста девяноста. Крайне редкий рост для японца. На которого, кстати, мужчина похож не был. Нет, прослеживались определённые характерные черты лица, но вот цвет кожи, который был близок к чисто-белому, что в контрасте с чёрными волосами смотрелось отталкивающе, но по-своему красиво, а также самое главное − форма глаз. Сами они были не сильно большими, глубоко посаженными, что отяжеляло взгляд, делая его пасмурным. Да, специфичный разрез был, но это придавало лишь слегка миндалевидную форму. Дальше глаза уже против воли хозяина стали фокусироваться на частях, которые нет необходимости рассматривать, если речь идёт об общем представлении. Например, длинные, тонкие, с сильно выпирающими фалангами, пальцы, которые сейчас аккуратно держали телефон. Или, к примеру, высокие острые скулы, туго обтянутые матовой кожей; острые брови, которые всегда были расслаблены, ведь хозяин не нуждался в их помощи, если нужно было придать лицу строгости или раздражения. Глаза. Они делали всю мимическую работу. Сасори всё не мог присмотреться к их цвету достаточно, чтобы точно понять. Нет, при разговоре зрительный контакт прослеживался обязательно, просто не получалось подобрать достойного описания. Сталь? Свинец? Серебро? Дым? Пепел? Всё это описывало их с какой-то блёклой стороны, придавая излишнюю мёрзлость. Как-то раз, Сасори прочитал в одной книге, уже точно не вспомнит в какой, что серые глаза никогда не могут быть весёлыми, потому что этот цвет символизирует телесную смерть и духовное бессмертие. Воистину, есть в этих глазах что-то мистическое, что-то непредсказуемое, какая-то недосказанность. Можно пытаться подбирать тысячи сравнений − пасмурное осеннее утро с дождём, неспокойное, штормящее море или его линия на горизонте, хмурые тучи или плотный туман − но в итоге всё равно чего-то будет не хватать. Можно сказать лишь одно. В глаза своего начальника Сасори успел влюбиться, сам того не понимая, и сейчас, задумавшись над их описанием, с запозданием заметил, что они смотрят на него с интересом, будто изучая, анализируя, делая какие-то выводы. Пришлось стремительно отвернуться, хотя это и выглядело глупо. Подтверждением этому была слабая, но очень выразительная улыбка − самодовольная, хищная. Сам же мужчина продолжал разговор. − Что? Ты уже прочитал те книги, которые взял у меня неделю назад? Хорошо. Хорошо, конечно, можешь взять новые. В твоём распоряжении вся моя библиотека. Всё, радость моя, ложись спать. Хорошо. Хорошо, Итачи, я больше не буду тебя так называть. Доброй ночи, жду на выходных. Мадара как-то по-особенному тепло улыбнулся и, нажав кнопку отбоя, отложил телефон. Секундная нежность во взгляде в момент сменилась на привычную суровость, стоило ему вернуть внимание Сасори. Правда, теперь в нём прослеживался нескрываемый интерес. − Извиняюсь, мой племянник, хоть и юн, но уже крайне серьёзен. Даже не знаю, каким он вырастет. − Полагаю, с таким дядей у него не так много вариантов, − сказал Сасори, имея ввиду только положительные моменты. И хорошо, что его поняли верно. − Мне бы не хотелось сильно влиять на него или ограничивать. В любом случае это его жизнь, и к любому его выбору я отнесусь с уважением, − сказал Мадара отстранённо, и они замолчали. Тишина, нарушаемая лишь музыкой, продлилась порядка семи минут, пока мужчины допивали последние бокалы вина. По истечении этого срока Мадара достал из пиджака золотые карманные часы и, посмотрев на время, обратился: − Я полагаю, время уже достаточно позднее, и пора нам прощаться. − Да, пожалуй пора. И без лишних слов мужчины встали из-за стола и направились к выходу, но прежде чем выйти, они подошли к стойке, за которым был тот самый мальчишка официант. Сасори принялся искать по карманам кошелёк, но его опередила рука, которая оставила на столешнице несколько купюр. − Спасибо за прекрасный ужин, Фабио, и передай благодарность отцу и здравие матери. − Всего доброго, господин Учиха, − улыбнулся парень и посмотрел на Сасори. − Всего доброго. − Я мог бы и сам заплатить, − буркнул Сасори с недовольством, стоило мужчинам выйти за порог закусочной. Мадара на это на миг удивлённо вскинул брови. Он даже не подумал об этом. − Приношу свои извинения, если это задело твою гордость, − подобная, казалось бы, чопорная фраза, была сказана с такой долей насмешливости, что челюсть непроизвольно сжалась от раздражения. − В любом случае я получил от нашей беседы массу положительных впечатлений, поэтому... − Я не просил денег за своё общество. Впредь, пожалуйста, будьте так любезны не делать подобных вещей. − Заверение о следующем разе вселяет в меня надежду на успешное продолжение нашего знакомства, − опять этот смешок в голосе. − Всенепременно. Сейчас, я так полагаю, предложение довести тебя до дома или же на крайний случай обеспечить такси будет отвергнуто. Сасори ничего не успел на это ответить, как его собеседник попрощался, пожелав доброй ночи и указав не опаздывать завтра на работу, проследовал до дороги и сел в чёрный Cadillac Escalade, если парень правильно определил модель. Сасори проследил за машиной до тех пор, пока та не скрылась за углом, и направился в сторону метро, непонятно зачем детально прокручивая их беседу. Сегодняшний вечер ознаменовал переходную главу, в которой начнётся основная история его здесь пребывания.***
27 октября 1998 года.
Сасори победоносно нажал на кнопку «отправить» и размял шею, хруст которой разнёсся по пустующему офису. Контракт выполнен в срок, осталось дождаться одобрения экономического отдела, в который и был отправлен файл, и можно вздохнуть спокойно вплоть до понедельника. Взглянув на табло наручных часов, парень чертыхнулся. Опаздывает. Нет, он уже страшно опоздал. Придётся выслушивать неприятные комментарии или же просто терпеть презрительный взгляд на протяжении всего ужина. Сасори оповестил Мадару, что будет сидеть за работой как минимум до одиннадцати, на что получил исчерпывающий ответ: «Значит, жду тебя в одиннадцать десять». Да, десяти минут вполне хватит, чтобы дойти до той самой закусочной, название которой, кстати, оригинальностью не отличалась: «Visiting Garsia» − просто, понятно, легко запомнить, но часы показывали уже семнадцать минут двенадцатого. Он чертовки опаздывает. Выключив компьютер и наспех приведя рабочее место в порядок, Сасори поспешно покинул офис, на ходу думая, что будет заказывать, и попутно прикрываясь воротом пальто от проливного дождя. Итальянская забегаловка запала в душу после первого посещения, и для себя Сасори решил, что неплохо было бы ввести в жизнь привычку всегда после работы ужинать именно здесь. В подобном было что-то атмосферное. Знаете, как в фильмах, где главный герой всегда ходит в один и тот же бар или кафе, но они обязательно должны быть среднего уровня, с дешёвым меню, потрёпанной мебелью, моргающей неоновой вывеской, но хорошей музыкой и расслабляющей атмосферой. «Visiting Garsia» идеально подходила по всем параметрам, предлагая к тому же шикарную еду. В итоге, зачастив туда, Сасори обнаружил что, во-первых, его начальник и правда здесь любимый постоянный посетитель, с щедрыми, к слову, чаевыми, и, во-вторых, по стечению обстоятельств заканчивает работу в одно с ним, Сасори, время. Так и стали пересекаться, каждый раз неожиданно и не сговариваясь. В результате Мадара решил прервать эти незапланированные посиделки, договариваясь ужинать вместе. Сасори не нашёл в этом ничего зазорного, в глубине радуясь такому повороту событий − Мадара с каждой новой минутой казался ему всё более интересной, уникальной личностью. Помимо острого ума и лидерских качеств, он, к удивлению, был поклонником многих вещей, которые Сасори несказанно порадовали. Несмотря на разницу в возрасте, оба понимали, что их интересы лежали в одинаковой плоскости практически во всех областях. Не то чтобы Мадара молодился. Это скорее Сасори предпочитал то, что обычно не вызывает у его ровесников интереса. Например, практически фанатичная любовь к книгам. Это поприще оказалось наиболее плодотворным. У него в голове не укладывалось, как человек вообще способен столько прочитать, но о чём бы парень не говорил, советовал или же просто упоминал, как услышанное и непрочитанное, Мадара уверял, что всё это читал и, более того, мог высказать обширное, комплексное мнение, красиво оперируя словами, умело выставляя ту точку зрения, которую считал правильной. Сасори честно старался возражать, когда был не согласен, но такие ситуации были крайне редко, но даже тогда начальнику удавалось всё выставить так, будто Сасори что-то недопонял. При этом он делал это так, что сомнений не возникало. Акасуна и правда перечитывал дискуссионные моменты, но уже через призму высказанного мнения, и каждый раз убеждался, что был не прав. В теории, признавать данный факт было обидно, это било по гордости, но этого почему-то не происходило. Да, Мадара обладал несокрушимой точкой зрения, казалось бы, по любому вопросу, и когда дело доходило до переубеждения, он делал это непреклонно, со всей свойственной ему несгибаемостью и твёрдостью, местами выражаясь слишком жёстко, но в его словах никогда не чувствовались глумление или насмехательство. Это было больше похоже на то, как мудрецы формируют точку зрения своих подопечных, строго, но безболезненно направляя их сознание в нужное русло. Однако при всём этом ему действительно было увлекательно и даже любопытно выслушать чужую точку зрения, которую он выкручивал со всех сторон, находя несостыковки или же, наоборот, подчёркивая достойные моменты. В общем, этакий диктатор, уважающий чужое мнение, который преследует цель не продемонстрировать своё величие − о нём и так не забываешь ни на секунду − но больше раскрыть глубину своих мыслей, донести её до чужого сознания и, самое главное, увидеть, что её как минимум поняли. В любом случае такие полуночные встречи стали приятнейшей отдушиной в пучине бесконечной работы и гнетущего чужого города. Дверь скрипнула, и Сасори зашёл в тёплое помещение, сразу же скидывая насквозь мокрую верхнюю одежду и оставляя её на вешалке. Летиция, младшая дочь владельца, поприветствовала его согревающей улыбкой, предлагая повесить пальто ближе к батарее. Кивнув, Сасори бросил взгляд в дальний угол. Мадара, разумеется, уже был здесь. Он, по обыкновению, сидел за единственным столиком с диванами вдоль стены, закинув одну руку на спинку, а другой перелистывая книгу на коленях. Он точно заметил приход Сасори, но взгляд не поднял даже когда парень сел напротив, выдав холодное: − Ты опоздал. − Да, извините, заработался. Контракт, кстати, полностью закончен, я уже отправил его экономистам, поэтому, думаю, во вторник можем приглашать клиента на подпись. Кстати, там были пару моментов, которые я поправил, считая... − выразительный взмах кистью означал приказ замолчать, это Сасори запомнил. − Я не желаю разговаривать о делах в нерабочее время, тем более когда они являются не более чем оправданием твоей беспечности. − Да, понимаю, но есть пара вещей, которые я хотел с Вами обсудить. − Обсудим в понедельник. − Будет поздно. − Значит, с работой ты справился не вовремя, раз у тебя не хватило времени обсудить это с мной до того, как я покинул офис. Делая скидку на твой опыт, можешь скинуть мне отчёт на почту или позвонить на личный телефон − рабочий на эти выходные будет выключен. − А если будет что-то важное? − Все вопросы проходят через моего секретаря, − безучастно ответил Мадара, не отрывая взгляд от страниц. − Эти выходные я буду проводить с семьёй, поэтому не намерен отвлекаться на работу. − Хорошо, я Вас понял, − лаконично ответил Сасори, переводя внимание на меню. Можно было подумать, что настроение начальника оставляло желать лучшего, но ему необходимо дать минут десять, пока принесут заказ, он закончит читать главу и полностью снимет маску грозного начальника. Тогда то на сцену выйдет другое амплуа Учиха Мадара − спокойного, рассудительного, способного располагать к себе лучше, чем альтер эго. Правда, ни одна из этих персон с личиной деспота расставаться не хотела, но Сасори как-то подозрительно быстро к этому привык, на интуитивном уровне понимая, как следует сглаживать острые углы. Получалось не так часто, как хотелось, но он работал в этом направлении. Возможно, однажды он сможет понимать своего начальника. Хотя подобная мысль не была озвучена вслух ни разу, но сам для себя Сасори признавал, что шанс того, что он останется в этой стране надолго растёт с колоссальной скоростью. Существовало, правда, то, что признавать не хотелось − существовала огромная вероятность, что причина этому сидит напротив, внимательно читает толстенный том, чуть склоняя голову так, что длинные пряди падали на лицо. Нет, Сасори был уверен, что природа его необъяснимого интереса к этому человеку кроется в чём-то исключительно платоническом, но легче от этого не становилось. Учитывая то, что со стороны начальника периодически стало проскальзывать какое-то странное отношение. Об этом лучше не думать. Но Сасори думал, и пока он это делал, Летиция уже успела принести заказ, пожелать приятного аппетита и удалиться. Мадаре понадобилась ещё минута, чтобы аккуратно закрыть книгу, убрать её в чёрный ручной портфель и наконец перевести взгляд на Сасори. Это каждый раз почему-то было волнительно. Будто очередной раунд несуществующей игры, в которой ты либо проигрываешь, и тебе неприятно, либо проигрываешь, но остаёшься доволен. Сасори мазохистом не был. − На улице дождь? − Да, причём сильный. − К зонтам особенное отношение? − Да, я их не люблю. − Разумеется. Лучше мокнуть, а потом сидеть в таком виде, − сказал Мадара, с недовольством рассматривая собеседника. Причём делал это так пристально, что стало даже неуютно. − В любом случае даже захоти я, чтобы этого не случилось, зонта всё равно нет, − парировал Сасори, приступая к трапезе. Мадара на это лишь хмыкнул, тоже взяв в руки приборы. − Я давно хотел у тебя поинтересоваться, Сасори. Где ты родился? − В Кёльне. − То есть, по рождению ты немец. А по крови? − Тоже. Вернее, во мне есть четверть японской нации, доставшаяся мне от бабушки. Она переехала в Германию ещё в юности, там встретила своего будущего мужа. − Занимательно. Это она научила тебя языку? − Верно. − И всю жизнь ты прожил в Германии? − Да. − Необычная страна. В ней так много той самой формы природного величия, что весь мир регулярно в ней утопает, жаль, правда, что в виде военного огня. − Япония в этом плане тоже недалеко ушла. Мадара на это лишь слегка прихмурился, не скрывая, впрочем, недовольство в голосе: − Лишь бесхребетный сателлит. − Я смотрю, Вы не патриот, − со смешком сказал Сасори, поднося к губам бокал вина. − Патриотизм подразумевает любовь. Сасори ждал продолжения, но так его и не получив, удивлённо вскинул брови: − А Вы, я так полагаю, в неё не верите? − Отнюдь. Верю и даже придаю большое значение. Однако считаю, что любовь не может быть условной. Это чувство, складывающееся исключительно из личных наблюдений, предпочтений, пожеланий, вкусов и ещё парочки факторов. Конечно, можно принимать во внимание и некоторые внешние обстоятельства, которые оказывают на человека сильное влияние, но всё-таки мы не обязаны и не должны любить что-либо, опираясь лишь на заранее установленный факт. Любить по определению − это как надеяться, что, войдя в бассейн с акулами, они тебя не укусят − глупо, бессмысленно и точно разочарует. − То есть, по Вашему, любить родную страну невозможно? − Я такого не говорил. Ты можешь любить страну, если она по какому-то счастливому стечению обстоятельств соответствует твоим вкусам. Отсюда, кстати, вытекает вся абсурдность стремления привить детям чувство патриотизма. Ребенок, беззащитный в своём незнании, будет искренне любить то, чего не знает. Отчасти это даже жестоко, но в первую очередь это ущемляет его право на самостоятельный выбор. − А мнение о том, что любят не за что-то, а вопреки? − Лицемерие. Даже когда люди говорят о том, что они любят не за внешние данные, не за материальное состояние, поступки или слова, а за душу. Всё это не более чем удачное сочетание предпочтений, которое людям не дано выразить в словесной форме. − Да Вы нигилист. Как-то слишком ожидаемо. Думал, Вы сможете меня удивить, но, видимо, не в этот раз, − усмехнулся Сасори, надменно вбрасывая подбородок. Так тщательно сдерживаемая всё это время дерзость решила показаться именно сейчас. Они, как обычно, смотрели друг другу в глаза, словно ведя немой диалог. Что-то заставило парня слегка склонить голову, и это вызвало у Мадары тень улыбки. − Потрясающе. Сасори непонимающе вскинул брови, и собеседник продолжил: − Столь наглые глаза в таком юном возрасте. Природа не скупилась, когда вкладывала красноречивость эмоций. − Думаю, дело во взгляде. − Абсурд. Какой бы ни был взгляд, глаза всё равно останутся такими − нахальные, бесстрашные, они олицетворение пылкости твоего характера. Не пытайся скрывать это. Они честнее тебя, − отчеканил Мадара, смотря уже со смешком. Показался уже знакомый хищный взгляд, но он пропал так же быстро, как и появился. − А что касаемо твоего вывода, то он весьма странный, учитывая тот факт, что я признаю практически магическую силу этого чувства. − Нигилист, верящий в любовь. Звучит даже немного грустно, − ответил Сасори с запозданием, в голове прокручивая возможные варианты природы мелькнувшей эмоции. − Отчасти. Мне доводилось любить, и это самое прекрасное, что способна дать нам жизнь. К сожалению, ровно до того момента, пока смерть всё не отнимает. Несмотря на то, что после такой информации становилось понятно, что этому человеку пришлось пережить потерю любимого человека, его настроение нисколько не изменилось. Он продолжал непринуждённо вести беседу, перетягивая главенство повествования на себя. Сасори внимательно слушал мнение касательно недавно введённого закона, потом о личности одного знакомого политика, недочитанной книге, впечатлении о том или ином городе, последнем фильме знаменитого режиссёра. Слушал и понимал, с насколько поистине глубоким человеком свела его судьба. Понимал и ужасался осознанию того, что к нему влечёт. Влечёт настолько сильно, что глаза невольно ловили каждое движение, сознание запоминало каждое слово, а дыхание непроизвольно замирало, стоило этим глазам на секунду посмотреть как-то иначе, казалось, каждый раз по-новому. Осознание нахлынуло так внезапно и так не вовремя, что оглушило своей силой до звона в ушах. Они покинули закусочную раньше обычного. Мадара сам настоял, отметив отстранённость собеседника. Тот ляпнул что-то о накопившейся за неделю усталости, всё ещё пребывая в рассеянности настолько сильной, что согласился довести себя до дома. Мысли пришли в более-менее порядочное состояние, когда они уже подъехали. Холодный осенний ветер моментально охладил голову, вороша волосы крепкими порывами. Мадара на это лишь улыбнулся кончиками губ и протянул руку к растрёпанной макушке. Пара непринуждённых движений, чтобы уложить непослушные пряди. − Жёсткие. Рука замедлилась, плавно перемещаясь к виску, и почти с нежностью огладила острую скулу тыльной стороной. Жест вышел настолько ненавязчивым и скоротечным, что парень успел лишь пару раз опустошённо хлопнуть ресницами, как увидел, что Мадара уже направляется обратно к машине, на прощание кинув неизменное «доброй ночи». Лязг шин ещё долго эхом отдавался в голове абсолютно растерянного Сасори.