Прогулки

Я просыпаюсь, когда на улице ещё темно, а если верить часам в телефоне, в ноль-пять-что-то-там. Без очков цифры смазываются в одно неясное нечто, и я с трудом могу что-то разглядеть. Разбудило меня веселое сонное бормотание, медленное и мирное. «Это что, для меня? Торт? Со свечками?..» Я не сразу понимаю, что не сплю и что хрипловатый махровый голос — не гость сновидений. «Семнадцатую не забудь». Новый шепот, совсем рядом, в макушку, и тяжелая рука ложится мне на сгиб локтя. В волосах путается легкий смешок. Я незаметно засыпаю и открываю глаза только утром, настоящим и пугающе нечетким без пресловутых очков. С удивлением обнаруживаю, что странное «семнадцатую не забудь» вплелось в память, как лента — в волосы. А между тем на календаре — декабрь. Двадцать третье. — Отметим просто в кафе, окей? Я не хочу никого звать. Только ты, я… Человек сорок местных гостей, ещё с десяток персонала… Уединение! — ты смеешься, натягивая шапку мне на очки. Я же мысленно списываю «семнадцатую» на просто-сон. Следующей ночью ты снова что-то говоришь, и я все слышу, потому что еще не успел уснуть. «Я зажгу… Нет, не спалю занавески, не ругайся». Двадцать четвертое. Тридцать свечей, наверное, много будет. Хотя, если торт большой… И после большого торта — вон из большого спорта. Удивляюсь неожиданной рифмовке. Раньше я не замечал за собой поэтических способностей. — Мне тридцать, а ощущаю то ли на семнадцать, то ли на сорок два. — Говоришь ты. — От чего же это зависит? — Не знаю. Вот сейчас мне семнадцать. Наверное, потому что день рождения завтра… — А когда на сорок два? — я отвечаю с некоторой заминкой. «Семнадцатую не забудь». — Остальные дни в году… — ты смотришь на меня и смеешься. — Я что-то шокирующее сказал? — Нет, совсем нет. — Сколько тебе лет? Не так, как в паспорте записано, а как ты сам думаешь? — Много. Я умудрен жизнью. — Говорю я по-английски. Ты скептически осматриваешь меня и отрицательно качаешь головой. — Явно меньше сорока двух. Ночью перед Рождеством ты молчишь, и я, пролежав часов то ли до пяти, то ли до трех, позволяю себе уснуть. Утром иду в магазин и покупаю свечки. Семнадцать. Потом заказываю торт, чтобы его привезли в кафе. Яков нас не простит. В кафе мы сидим у окна, прикрытого прозрачными занавесками. — С днем рождения! — от волнения перехожу на японский, но ты интуитивно догадываешься, что к чему, поэтому я получаю ответное аригато. — У меня есть подарок для тебя. Торт на вид самый обычный, с глазурью и странной «посыпкой» в виде каких-то звездочек и разноцветных сердечек. Кажется, я перепутал и выбрал торт для детей. Впрочем, для тех, кому семнадцать… Семнадцатая свеча, зеленая, закрученная, лежит в моем кармане, и, мне кажется, плавится от того, что я сжимаю ее в руке. Ты, вроде в ступоре, смотришь на торт, как на нечто невероятное, проводишь пальцами по тонким фитилькам и со смехом и неверием в голосе выговариваешь: — Семнадцатую не забудь. Я, хотя и с готовностью, но все равно медленно, протягиваю ее, и ты осторожно ставишь её между синей и красной. — А зажигалка есть? — Не сожги шторы. — Нет, все нормально! — ты улыбаешься и по очереди щелкаешь колесиком зажигалки семнадцать раз. — Я сам! — Ты загадаешь желание? — Да! — ты зажмуриваешься и, не переставая улыбаться, задуваешь огоньки. В воздухе застывает полупрозрачный дымок. — Нельзя говорить, а то не сбудется? — спрашиваю я. — Да. — Ты берешь меня за руку. — Один вопрос только. Откуда ты все это знаешь? Яков рассказал? — Нет. — Я мнусь. — Ты сам… Во сне. Ты смотришь на меня так пристально, будто я переступил некую запретную черту. Я пугаюсь, но вдруг замечаю лукавые огоньки в твоих глазах, словно свечи погасли на торте и загорелись в твоих акварельных радужках. — Всё в порядке? — боясь непонятно чего, спрашиваю я. — Да, само собой! Ты мне одну веселую историю напомнил. Связанную со свечами на торте. Наверное, в связи с этим я и разболтался во сне. — Какую? Ты подпираешь щеку рукой и, улыбаясь, как кот, лениво произносишь: — Когда мне исполнилось семнадцать, мне сделали первый в моей жизни торт со свечами. И принесли их почему-то только шестнадцать. Я распаниковался, в шутку, конечно, но семнадцатую мне принесли. Я зажег их, и они горели, так красиво, я смотрел и смотрел. А потом отвлекся, а я тогда еще волосы не убрал в хвост. Ну, и свечу зацепил… — А как потушили? — я удивляюсь и вмиг ощущаю неловкость. — Водой. Как еще? Волосы потом не отросли. Зато теперь точно не подожгу. Я протягиваю руку и убираю челку с твоего лба, и ты тихо и счастливо смеешься. — Разве это не грустно? — ловлю себя на том, что короткие волосы идут тебе намного больше. Нет, это не грустно. Это смешно. Это ты. — Нет, я как раз хотел тогда подстричься. Время на парикмахере сэкономил. — Ты задерживаешь вторую мою руку. — Спасибо. Семнадцатую не забыл.