Худший репетитор

Мне казалось, что мы с Кайлой всё дальше отдаляемся друг от друга. Может, так оно и было, пока, идя из школы, я не получила от неё звонок. Я удивилась, потому что обычно звонила ей я. Я была морально выжата, и по моему голосу она сразу поняла, что что-то не так. Впрочем, у неё всегда была чуйка на такие вещи. Да и я в последнее время — рухлядь та ещё. — Так и знала, что нельзя оставлять тебя одну, — со вздохом начала Кайла, и её последующие слова утешения действительно вселили в меня надежду. — Уилкер, прекрати страдать хернёй, — сказала она. — Успокойся, остановись. История с ебучим психом и его конкурсом уже позади. Отдохни, проведи это лето так, чтобы у тебя появились силы ебашить и дальше. У тебя будет ещё год, и ты с ним справишься. А я шла с трубкой у уха. В основном молчала, но пыталась ловить каждое слово подруги. Шла по раскалённым от солнца улицам Саут-Сайда, то и дело огибая то примостившегося на земле бомжа, то лужи непонятной мерзкой жидкости, растекающиеся ручейками по тротуарам. Ко всему этому дерьму я уже привыкла. Обычное дело. Рюкзак болтается на плече. События последних дней дают о себе знать: тело ломит от усталости, а голова налита свинцом. Поэтому, когда я подхожу к своему дому и вижу сидящего на пороге Липа, ни один мускул на моём лице не вздрагивает. Прощаюсь с Кайлой и убираю смартфон в задний карман джинсов. Услышав мои шаги, Лип поднимает на меня усталый взгляд. Щурится от яркого солнца и стряхивает пепел с сигареты. Выглядит он помятым. — Выглядишь так, словно тебя только что переехал автобус. — И тебе привет, Уилкер, — отвечает Лип и небрежно стряхивает пепел. — Ага, привет, — говорю я, останавливаясь напротив него. — Тяжёлая ночка? Лип усмехается, опустив голову. Потом делает очередную затяжку. — Понятия не имею. — Он выдыхает кольцо дыма. — Ничего не помню. Я уже давно приняла тот факт, что проиграла сражение. Смирилась, что приму его любым. Сажусь на ступеньку ниже и отбрасываю рюкзак в сторону. Собираю волосы в хвост и говорю: — И несёт от тебя как от пивоварни. — Опохмел. — Он пожимает плечами и пинает стоящую рядом банку из-под пива. Мы смотрим, как она шумно катится по ступенькам, а затем вылетает и на дорогу. По ней проезжает чей-то белый Вольво, и только тогда мы отворачиваемся. — Тебе семнадцать, Лип. — Это всё гены, — усмехается он. — Нет, серьезно. Йен тебе передал, что мы всё уладили? — А как же. Передал конечно. Просто отшучиваюсь как мудак. Ничего нового, Эсси. Я молча киваю, разглядывая дом напротив. Мимо проезжает строительный фургон. Новые соседи с детьми. Может, когда-то этот район и станет благополучным, но что-то они поторопились. — Спасибо, — выдержав паузу, добавляет Лип. — Мне тоже есть за что тебя благодарить. Так что забей. Пытаюсь делать вид, что это пустяки, но после инцидента с мистером Бассом я буду отходить ещё долго. Когда к директору приехал мой отец, он чуть не разнёс всю школу в пух и прах. Мне, конечно, тоже досталось, что я всё от него скрыла. Наверное, это стало переломным моментом в наших с ним отношениях. Если бы я продолжила врать и увиливать, я бы всё разрушила. Но я рассказала и ему, и всем тем, кто собрался в том злополучном кабинете, всё от и до, не скрывая ни вечеринок, ни общения с Галлагером. Всё то, что складывалось в общую картинку в истории с мистером Бассом. И отец нам помог. Уверена, как помог бы, обратись я к нему сразу. — Знаешь, — говорю я, — многие в школе рады, что ты набил рожу Бассу. — Да плевать я на них хотел. — И всё же. — У него биполярка? — Да, — удивляюсь я. — Как ты узнал? — Догадался. У моей матери она. — Мне жаль. — Ага. Надеюсь, мне эта хуйне не передалась. — Он усмехается и выбрасывает сигарету на нашу лужайку. — У него жена умерла около года назад. Суицид. У них были сложные отношения, но вроде как он её любил. — Ох ты ж бля. Теперь мне его почти даже жаль. — Думаю, я ему её напоминала. Я видела её фото у него дома, мы с ней похожи. — Поэтому у него крышак на тебя и сорвало, — кивает Лип. — Теперь ясно. Но это всё равно не отменяет того, что он долбанный мудила. Я усмехаюсь. Но мне действительно грустно, потому что я знаю, какого это — терять близких. — И что, теперь меня реально не выгонят? А то Фиона меня домой из-за этого не пускала. — На этот раз — не выгонят. Я же им всё рассказала. Ну, директору, потом совету. — Что именно? — Говорю же: всё. Поэтому они решили, что у тебя были смягчающие обстоятельства. Тем более были свидетели, что он ударил первым. Ну, точнее у них и выбора особо-то и не было. Отец обещал засудить всю их контору за то, что пустили неадквата к детям. — То есть ничего страшного, что я преподу нос сломал? Вау, круто. — Ты идиот, Галлагер. — Я усмехаюсь, а его глаза радостно сверкают на солнце. — Тебе нужно научиться контролировать себя, ты вспыльчивый. — Я думал, поэтому тебе и нравлюсь. — Он пожимает плечами. — Горячий и всё такое. Лип тянет ко мне руки, чтобы обхватить за талию, но я ловко ускользаю. — Ой, да и пошла ты, — смеётся он. Я закатываю глаза и предлагаю прогуляться, но тут дверь открывается и из-за неё появляется мой отец. Лип поднимается на ноги, отряхивает колени узких джинсов и шутливо отдаёт честь. — Здравствуйте, мистер Уилкер. Отец отмахивается от него, но при этом выглядит дружелюбно. Кажется, и ему наконец-то стало спокойнее. Потому что, некоторое время назад, когда я вернулась домой слишком поздно, он застал меня врасплох. У него всегда была поразительная способность выражать своё недовольство одним-единственным взглядом. — Где ты была, Эсси? — спросил он тогда. — Просто немного прогулялась после школы, — объяснила я прямо с порога. На улице уже стемнело. — Ты изменилась. И мы почти не разговариваем. — У тебя много работы, пап. Ты сам об этом говорил. Уверен, что дело во мне? — Когда моя дочь шляется не пойми где с Галлагером, да, чёрт возьми, я уверен, что дело не в моей работе! — Тогда он впервые за долгое время поднял на меня голос, и я опешила, замерев посреди гостиной. Я заметила тёмные круги под его светлыми глазами, и мне стало стыдно. Я отвела взгляд. Мы и впрямь отдалились. Я совсем перестала интересоваться его жизнью. От этого осознания ком подступил к горлу. Тут о мои ноги стал тереться неожиданно появившийся Кот, и я подняла его на руки. Когда мне было десять, мама нашла его на улице и принесла к нам домой. Имя ему мы так и не придумали, поэтому он так и остался Котом. Он всегда был сам по себе, но при этом являлся важной частью нашей жизни. И тёплым напоминанием о маме. Наверное, тогда мы с отцом подумали об одном и том же, поэтому он молча поцеловал меня в лоб и, не поднимая глаз, ушёл в свою комнату. Сейчас же это напряжение между нами пропало. Чувствовалось, что нам обоим стало легче дышать. И я снова его папина дочка. Впереди лето, и я хочу, чтобы оно было лучшим. — Чтобы вернул мою дочь домой к десяти, Галлагер, — сказал отец нарочито строгим тоном и погрозил ему пальцем. — К десяти? — рассмеялся Лип. — Ей что, восемь? Отец и сам расплылся в улыбке, но лишь махнул на нас рукой и зашёл обратно в дом. Теперь он доверял Липу. Пару часов мы бесцельно слонялись по улицам, и наконец забрели в заброшенный парк при каком-то производстве. Кажется, здесь часто кто-нибудь ошивался — место располагало. Мы разжигаем костёр, садимся рядом на продавленные кресла. Пьём кислое вино из фляжки по очереди. По небу плывут редкие облака, вокруг высушенная солнцем трава. Близится закат. Лип скручивает косяк и медленно раскуривает. Вскоре лицо его становится расслабленным. Он протягивает руку и своими цепкими пальцами находит мои. Так мы и сидим какое-то время, не обронив ни слова. Чувствую, что всё так, как и должно быть. — Помнишь, что я сказал тебе, когда мы были у меня в комнате? — неожиданно спрашивает он. — А? Нет, не помню. Извини. — Ой да не пизди, Уилкер. Конечно, мать твою, я всё помню, чёртов ты придурок. Хотя иногда мне кажется, что всё это мне приснилось. И то, что происходит сейчас, тоже. Не верится, что наконец-то всё спокойно. И впереди нас ждёт целое лето. — Почему ты спрашиваешь? — выдавливаю я, делая вид, что всё это меня не особо тревожит. Получается неубедительно. — Хочу быть уверен, что ты правильно всё поняла. Я хмурюсь. Правильно — это то, что признание в любви было сказано в порыве страсти? Или… — Ну типа кто мы друг другу? — тут же добавляет Лип. — Э, приятели? — Приятели? — смеётся он. — Вот уж пиздец. Имеешь ввиду, у нас был приятельский перепихон, не более, да? Или как это назвать? — Постоянно ты устраиваешь мне какие-то допросы, Галлагер. — Потому что ты скрытная, Уилкер. Что у тебя в голове — одной тебе известно. — Не вижу в этом ничего плохого. — Ну а я бы не хотел, чтобы ты с кем-нибудь трахалась, — честно говорит он. И добавлят: — Помимо меня. — Отвали. И тут же встаю к огню, чтобы он не увидел моего смущения. Подкидываю в огонь сухую ветку. Отмахнуться от воспоминаний не получается. Образы в голове всплывают яркие и отчётливые. Душный летний день, опущенные жалюзи и полумрак тесной комнаты. Обжигающий шёпот, тонкий запах разгорячённых тел. Кажется, тогда мы сказали друг другу непозволительно много. И было странно сейчас, под этот умиротворённый стрекот в траве, снова возвращаться к этому. Уже наяву. Когда же всё это случилось? То, что стало с нами двумя? Время спуталось, и я уже не понимала, что было раньше, что позже, где причины и следствия? Сложно разобрать, когда всё из большой игры с заигрываниями и колкостями превратилось во что-то крепкое и важное. Чёрт, или это только я так думаю? — А ты спал с кем-то? — всё-таки спрашиваю я, не оборачиваясь. — Ну, пока был в загуле и думал, что тебя вышвырнули из школы. — Надеюсь, что нет, — усмехается он, и я кидаю на него растерянный взгляд. Это смешит его ещё больше. — Шучу я. Конечно нет. Лип подходит и обнимает меня сзади. — Как ты? — спрашиваю я. — Если серьёзно. Какое-то время он молчит, но всё-таки отвечает: — Боюсь всё проебать. Свою жизнь, своё будущее, или что там мне от него осталось. Хер его знает. Я молча кладу свою щёку на его руку, и он обнимает меня ещё крепче.