Под сенью сумрачного свода

Вдалеке виднелись крылья мельницы и очертания уже известного читателям замка. Клод Фролло направлялся к городским воротам. Взгляд господина архидьякона бежал вперед, мысленно преодолевая знакомое поле, раскинувшееся в предместье Парижа. Клод торопился. - Ах, мой дорогой и горячо любимый братец! – Жан де Мулен вырос перед священником как из-под земли. Растерянность и досада отразились на лице Клода, которые он тотчас попытался скрыть. -Куда это вы так спешите? Неужели бубнить молитвы многим лучше, чем пообщаться с родным братом? -Жан, меня призвали приходские дела, мне нужно идти. Повеса преградил Клоду дорогу. На нежном нахальном лице студент гордо носил следы недавних славных подвигов, - свежие ссадины и синяк украшали чистую кожу юноши. - Нет, нет! Так не пойдет. Я отправляюсь с вами на богоугодное дело! - Я пойду один, без сопровождения болтливой распутной шарманки, – холодно с расстановкой проговорил архидьякон, смерив нашего друга презрительным взглядом. -Ах, так! - Студент быстро сообразил, какой выгодой для него может обернуться неблагосклонность брата, по-видимому, уже наслышанного о его недавних ночных драках на улице Глатиньи. При таком обороте дел даже не придется оправдываться. Юноша приосанился и жарко выпалил: -Только и слышал: у тебя нет души Жан, ты заблудшая овца, Жан! А сами-то вы, что для меня сделали ? Закрылись в своем монастыре, как моллюск в раковине, откупаясь монетами и меня же коря за мое расточительство. Утешение, поддержка, ласковое слово, задушевные беседы до глубокого вечера. Нет! Вместо подлинного участия этот бесконечный менторский тон, постоянные нравоучения! Студент в точности скопировал излюбленное выражение лица архидьякона, искоса глядя на того. Фролло мрачно стоял, сложив руки на груди, с беспокойством взирая в даль, с полным равнодушием отнесясь к разыгрываемому спектаклю. Выступление повесы не увенчалось успехом. - Ну, хорошо, иного просить у вас бесполезно, - проговорил наш друг, приняв оскорбленный вид,- две чистейшие монеты парижских су, избавят вас, преподобный отец, от клейма лютого братоненавистника. Что же это! Вы даже не смотрите на меня! Прекрасно, я запомню этот день, когда я лишился всех своих иллюзий и родственных привязанностей. «И денег»,- пронеслось печальное в голове студента. - Но раз так, то я позволю себе высказать все, что я держал в себе все эти годы! - Смело выкрикнул Жан, догоняя удаляющегося брата. - Известно ли вам, высокопреподобие, что испытывает сирота, оставленная на произвол судьбы… - Вот же болтун, – от волнения Клод рвал пуговицы своей сутаны, - уходи, твое внимание - пытка для меня! - Так прекратите же ее, дорогой братец! Палач здесь - вы. Архидьякон остановился как вкопанный. Опустив взгляд на мостовую, он тяжело вздохнул и как-то разом сник. - Преподобный отец, вы всегда были так добры ко мне, - робко начал повеса, ощутив перемену в настроении брата, - я прошу деньги в последний раз. В конце – концов, все мы совершаем ошибки и часто их исправление требует денежных вложений. Я решительно и категорично порываю с прошлой жизнью. - Лжешь! – священник резко поднял голову, сверкнув глазами. - Так вы решительно отказываете в помощи собственному брату? – последние слова Жан проговорил с особым нажимом. Студент принял самую боевую и непримиримую позу, готовый с честью выдержать возможную отповедь. Клод терзался. Хотелось хорошенько проучить этого шалопая, но в таком случае было не избежать слежки. Монсеньор Фролло находился в весьма затруднительном положении. Наконец, он метнул на Жана острый взор и нехотя опустил руку на свой пояс. Достав кошелек, он вынул оттуда дюжину крупных монет. Взгляд студента сиял торжеством и плотоядным блеском. Как кот, облизывающийся на сметану, он взирал на широкую ладонь с длинными пальцами, удерживающую монеты. - Жан, ты когда-нибудь видел во мне брата, а не денежный мешок? Жан, что я на самом деле упустил? Отчего все так вышло? Повеса сморщился, словно заглотил кислый лимон. Стараясь уйти от неприятного разговора, он начал быстро вертеть головой, в надежде скорее отыскать, на что можно переключить внимание не на шутку разошедшегося брата. В этот день фортуна благоволила безрассудному юноше. - О, братец, а вот и ваш философ-дурачок, - громко воскликнул студент, энергично указывая куда-то в сторону. На противоположном углу улицы, жадно и пристально разглядывая каменные рельефы здания, стоял молодой человек. Это был Пьер Гренгуар. Клод окликнул его, но философ был так поглощен созерцанием мраморной лестницы, что, по-видимому, его не отвлекли бы от этого приятного занятия даже разверзшиеся небеса. Жан подобрал небольшой камень и ловко метнул в сторону чудака. Тот подпрыгнул и стал озираться по сторонам: -Кто это сделал? – растерянно воскликнул он. - Is fecit cui prodest*, господин философ, – студент глубокомысленно поднял указательный палец, выразительно показывая глазами Гренгуару в сторону старшего брата. - Ах, господин архидьякон, я вас не заметил. Жан весело подмигнув священнику, похлопал его по плечу и, взяв деньги, быстрым беззаботным шагом отправился прочь. - Вот чертенок! - поэт потирал ушибленное место. Архидьякон медленно приблизился к нему. - Как поживаете, мэтр Пьер? - Nihil habeo, nihil curo**, – я наладил свою жизнь. - В самом деле? Стало быть, вы счастливы? - Именно так. Сначала я любил женщин, потом животных, а сейчас отдал свое сердце камню. Посмотрите, эти рельефы не менее интересны и красивы, чем женщины и прехорошенькие звери, но они напрочь лишены того коварства и не столь требовательны. Им достаточно лишь нашего восхищения. Забыв о проделке студента, Гренгуар окинул мечтательным взором искусно оформленную стену особняка, с наслаждением касаясь древнего камня и приглашая своего спутника последовать его примеру. - Все же, Magna res est amor*** - задумчиво произнес Клод, обхватив подбородок. - Не стану возражать, но любовь – привилегия тех, у кого есть силы, время и деньги. У меня, как видите, только пустые карманы и наполненная гениальными мыслями голова. Словно очнувшись, архидьякон порывисто сжал руку философа, пронзая того острым взглядом: - Пьер, я могу вам доверять? – строго спросил он. - Конечно! – растерянно ответил тот, всматриваясь в суровое бледное лицо своего бывшего наставника. Клод указал следовать за ним. Озадаченный поэт даже не подумал перечить Фролло. Личность архидьякона всегда вызывала у нашего героя глубокое почтение. Этот неординарный человек: одновременно пугающий, загадочный и влекущий, действовал на чувствительную философски настроенную натуру Пьера почти гипнотически. Вместе они дошли до одной пустынной улицы. Клод тяжело прислонился спиной к стене одного из домов, спрятав руки в широкие рукава своей сутаны. - В последнее время я терзаюсь тягостным предчувствием, - глухо сказал он, приложив ладонь к широкому лбу. - Вы не одиноки в своих опасениях. Вся Франция замерла в ожидании, - Гренгуар понизил голос до шепота: - говорят, король совсем плох. Плесси-ле-Тур стал капканом для самого охотника. Старик впал в такую подозрительность, что, по слухам, не выходит даже во двор своего замка и ежедневно меняет своих слуг. Вероятно, бедняга сошел с ума. - Это не помешало ему назначить свою дочь регентом для юного Карла – мрачно проговорил священник. Взгляд его при этих словах сделался особенно горьким. Поэт всплеснул руками: - О, я тоже обеспокоен этим обстоятельством, - ведь неизвестно, как отнесется госпожа де Боже к моим вольным сочинениям против проклятого парижского епископа, наставившего своих мельниц на землях, которые… - Пьер, где ваша жена? – архидьякон прервал бурную речь своего бывшего ученика. - Какая жена? - Та, с которой вас обвенчали разбитой кружкой на четыре года. Кажется, тогда она спасла вам жизнь? - Ах, да, - философ озадаченно чесал затылок, - знаете, столько дел, столько мыслей налетели на меня. Наш брак, как вам известно, был чистой фикцией, вероятно поэтому я и позабыл о нем. - Погодите! - Гренгуар хлопнул себя по лбу, - кажется, цыганка нашла убежище в соборе Богоматери! - И вы считаете, что ничем не обязаны бедной девушке? - Мне думается, судьба обошлась с ней весьма сносно. Величественное здание хоть и стало для бедняжки тюрьмой, но все же это лучше, чем свидание с виселицей. Архидьякон вспылил. - Ты неблагодарный дурак, Пьер! Разве ты думаешь, что девчонка может находиться в соборе вечно?! Бедный поэт попятился от взгляда священника, сверкнувшего недобрым огнем. Но тяжелая рука опустилась на его плечо, заставляя остановиться. - Знай, что ты в долгу у меня. Однажды моим участием ты был избавлен от нищеты и голода, а теперь мне приходится спасать твое честное имя. Почему я забочусь о несчастной, невинно осужденной девушке, когда это должен делать ты, Пьер? Ведь ей ты тоже обязан своим жалким существованием. Своей мелкой суетной жизнью, которую ты находишь такой приятной. Без этой плясуньи, где бы ты был? Неужели твой птичий ум этого не понимает? Гренгуар попытался принять независимую и гордую позу, резко контрастирующую с жалким нарядом бедного поэта, что в совокупности породило обратный эффект и придало ситуации комичность. Успокоившийся священник, едва скрывая усмешку, с интересом наблюдал за молодым человеком. Тот с достоинством ответил: - Простите, учитель. Но прежде, чем оскорблять и ставить под сомнение мои умственные способности, которые вы некогда находили весьма воодушевляющими, было бы уместным посвятить меня в детали, мне неизвестные. Быть может, я действительно виновен, но пока не ясно понимаю, что произошло. - Так послушай. История весьма занятная и располагающая к размышлению. Хватит не на одну твою пьесу. Архидьякон, наклонившись к уху поэта, бегло и тихо заговорил. Лицо философа на протяжении всего рассказа Клода отражало весь спектр человеческих чувств, пока не приняло выражение радостного удивления. Было видно – услышанное поразило молодого человека. - Так значит, Эсмераль… Фролло больно встряхнул Гренгуара. - Замолчи! И не смей больше произносить на улице это имя. Агнеса, теперь ее зовут Агнеса. И упаси тебя Бог проболтаться кому-нибудь о том, что я тебе поведал. Я достану тебя даже со дна ада. А теперь, Пьер, если со мной что-то случится, поклянись святым Распятием, что ты позаботишься о бедной девушке! Поэт вырвался из рук священника. Он обиженно разглаживал свой поношенный сюртук, на котором все еще оставались следы от цепких пальцев архидьякона. - Мэтр Клод, - начал он оскорбленным тоном, смешно вскидывая подбородок. - Я не припомню ни одного обстоятельства, которое послужило бы причиной вашего недоверия ко мне. Вы так встревожены, что ваш страх стал заразителен. Он вынуждает меня дать вам мое слово. Да! в конце концов, я ведь философ-скептик, а не киник и принципы Диогена, облюбовавшего бочку, казались мне всегда абсурдными. - Значит, мы договорились, – не дожидаясь ответа, священник пожал поэту руку. Когда архидьякон направился в одну сторону, а Гренгуар в другую, поэт резко остановился, хлопнув ладонью, как человек, вдруг вспомнивший что-то важное. - Мэтр Клод, постойте! Мужчина нехотя развернулся. - А куда девалась цыганская козочка? - Почем я знаю! Быть может она все еще в соборе. - Тогда я заберу ее к себе? - Да делай ты с нею, что хочешь! – крикнул Клод. - Спасибо! - Гренгуар благодарно помахал рукой и, обрадованный, отправился по своим делам, бормоча вполголоса: - Вот так странная штука жизнь. Будущее тревожит нас, а прошлое держит. Вот почему ускользает настоящее! А все же приятно обнаружить в сердце теплые привязанности, о которых позабыл. Надеюсь, милая Джали узнает своего старого друга. *Is fecit cui prodest (лат.) Сделал тот, кому выгодно ** Nihil habeo, nihil curo (лат). Ничего не имею – ни о чем не забочусь ***Magna res est amor (лат). Великая вещь — любовь