Снова дорога. И с силой магической Всё это вновь охватило меня: Грохот, носильщики, свет электрический, Крики, прощанья, свистки, суетня… ©
***
Вагон метро тряс задумчивого мальчишку, нет, он не зажрался, просто уже отвык ездить в лоховозке, — общественный транспорт грозил массовым удушьем, кругом стояла потовая вонь, люди неприятно напирали с разных сторон, а кто-то вообще чуть не сел на клетку с северной совушкой. Завуч отдала абитуриенту билет до Хогвартса и распрощалась, не тая нотки облегчения в голосе. По возвращению в гостиницу Берджи, перевозбужденный обилием безумия в своей новой жизни, Гарри бодрехонько умял порцию сытного ужина и закусил жвачкой. В дальнейшем ему предстояло вести основательный разговор за покерным столом, куда мальца необузданного допустили только с целью высокопарных терок, а не для шулерства гаерного. Но с некоторых пор Гарри и самому надоело менять позиции фокусами доморощенными, ибо он хотел покорить игорное ремесло пользуясь собственным умом. За шуточным «техасским холдемом» (1) юный волшебник все рассказал, как было, потому что слежка велась за ним вплоть до «Дырявого котла», потом все датчики забарахлили и утратили след. — Учебка, где со всех радаров учат исчезать, эта само в себе уже козырь шаховый, — прохрипел Касьяно, сверкнув алмазным зубом. — А прибыль падальная, куда ее теперь, груда золота на шее, что ярмо, повисла и не телится… — Шиш с прицепом, — утвердительно мотнул непричесанной головою наследник магического состояния, и наклонился к расположившемуся справа от него Фреддо, шепнув тому: — червонец баксов займи по-братски? — Погоди, отыграемся, — ответили ему. — Ставлю вторую бутылку пива. — Так твоих и пришили, на паперть они кого-то кинули, — Карлитто подкурил сигарету марки «Dunhill», взяв роликовую зажигалку, которую минуту назад поставил на торги. — Вряд ли, — отказался Гарри, не отображая никаких эмоций. В том, как обналичивать чеки номиналом восемьдесят тысяч долларов, Гарри был средней паршивости знатоком, — именно столько лежало в его сейфе. Он сказал, что располагает средствами в половину меньше, он беззаветно обожал свою семью, но почему-то солгал. Еще вчера у него не было ни роду, ни племени, он плыл за семь морей, чтоб обрести кров, когда клад все это время пылился у него под подошвой, а сегодня он думал, — пусть чекань полежит в казне. Конечно, Гарри мог вложиться в общее дело, у Крестного отца была строительная компания, парочка заводов по производству оливкового масла на родине с налаженным экспортом в Штаты, но основной доход Вито Корлеоне получал от казино. Мальчишка знал также семейства, держащие теневую сферу за океаном — Таталья жила с проституции, Солоццо — с наркотиков. В обращении с финансами Гарри был отнюдь не бубновый валет и не дупель доминошный, хотя поперек горла могучему колдуну однажды встал, — он сомневался, что деньги там имели значение. Именно поэтому Гарри не спешил пустить «шальные» в оборот, казалось, они еще пригодятся в мире, куда он отправится вскоре. Ко всему прочему, дон Корлеоне являлся представителем той вымирающей породы криминальных старшин, кто в первую очередь возвышал свои принципы. Он бы никогда не принял гарриных денег за приют и пищу, даже коль воспитанник ужасно разбогател. На принципах базировалась вековая культура. Безопасность семьи превыше любого достатка. Принципы дона многие не разделяли, считая, что мафия и мораль — несовместимые звенья. — Повышаю до совы, — наконец, сказал Гарри, положив, что «ривером» будет туз, а это значит «флэш» теперь маловероятен, учитывая две семерки и две двойки, покоящиеся поверх скользкой столешницы. — Прыткий ух какой! — прыснул Касьяно. — Энри? И сдалась нам твоя примороженная? — Это Беретта. Самозарядная пернатая девятого калибра, принята на вооружение по принуждению, патрон парабеллум, стреляет письмами, — Гарри скосил взгляд на крылатого почтальона, сидевшего в клетке на трюмо и мирно клацающего клювом соленые орешки. — Скорострельность… э, не знаю, пока не проверял. Компания компарэ разразилась лающим хохотом. Гарри припас «каре», поскольку Касьяно поставил свой медный кастет и партия внезапно приобрела резонность, пару чужих «карманок» он видел абсолютно ясно. Карлитто вытянул туза и тут же бросил на стол с криком: — Шлак фекальный! — Да ладно, мог бы еще подержать меня на взводе, — Касьяно поглядел на случайный набор карт, прихлебывая скотч со льдом. — Что-то нет азарта сегодня, — просопел Фреддо, только сняли провальную карту: — вскрываюсь… Энри себе по-любому удачу наплутовал. — Да лучше заткнись от греха, иди погуляй. Касьяно не спешил сдавать, он улыбался одной половиной лица, которую не покалечили о рифленую жаровню, но не раз мотавший срок, повращавшийся рэкетир, не парился по поводу внешности. Эдакий мачо был классическим хамом с видом намекающим на насилие, и все время подчеркивал, что дон слишком разбаловал малыша-Энри. — Эй, я нутром чую, — у него «каре», из «уток» или «топоров», — оповестил Фредерико. — А у тебя масть не прет? Правильно. Всегда делай вид, что твои карты круче, чем у соперника, ясно? Даже если ты на бочке пороха сидишь, — разбрасывался компетентностью один из Берджи, что ни впрыск, то гений острого словца. — У меня в натуре ссаные карты, — Гарри отпил лимонад из стакана, комбинация его скорее называлась «сними последние трусы», если бы он не преобразовал ее немного. — Сученыш, — Касьяно щедро развернув свой «сет», одна из семерок все же торчала в его скромном веере. — На кастет глаз положил, а? Понравилась погремушка? — хлопнул он Гарри по плечу. — Ну, — Гарри развернул лицом вверх свое «каре», выкладывая рядом с двумя семерками. — Знаешь же, что бывает, когда мне что-то понравилось… — Ты выгребаешь пиздюлей? — Нет, я это беру. — А я-то думаю, с чего знатный киллер тебя такого маленького упыря защемить рыпнулись, понимаю, — с глухим стоном утерся блатной. — Попроще, Касо, — насупился Фреддо. — С чего? Не слишком ли ребятенку позволено? Жируешь впрок, а? — бравый бандит говорил так слащаво, что вроде и не предъявишь за поношение. — Отчалишь в свою шарашку, в фокусах надрочишься, один «стрит-флеш» будет из-под руки вылетать! — На подмостках засветишься. Будешь, как Джонни Фонтейн, — звездой. Карлитто отчего-то поддержал эту ревностную песню, но Гарри было в сущности на это наплевать, — он откинулся на спинку кресла и принялся накручивать на палец свою жевательную резинку, чувствуя как накатывает сонливость. — Не думаю, что дон-рара готовит меня для сцены. Но я попрактикуюсь в школе. Я там, кажись… знаменитость и впрямь, благодаря этому… Неназываемому. Естественно, хоть для Гарри не прозвучало никакой внятной формулировки об убийстве, решившем его судьбу, он уже догадывался, что ввяжется в более опасную игру, нежели покер, где ставки станут безбожно высоки. От реплики сироты, вновь обретшего корни, все за столом вдруг отчаянно опечалились и принялись крыть ругательствами: — Закатаем в цементном слое нелегального выродка, Эрни! Ты, малый, не дрейф! Кто враг Корлеоне — наш враг. Только если не из пушки он твоих уложил, то как же? — в ярости вопил маггл, обращая внимание ночных официантов. — При помощи заклинания, — широко зевнул Гарри. — Типа «пиф-паф» заклинание? Может, все-таки чикнул? Тебя коцнул слегка, — того и шрам. На перо натянуть годовалого — яиц не хватило или побоялся, что престижу повредит. — Не знаю я, — приемыш скорчил пантомиму: — они даже имя его вслух не сказали… И через минуту, Гарри чуть носом карты не клюнул, подумав — маг ли он либо муляж ошибочный, а спать хочется одинаково. Впервые грозные мужчины проводили его стоя, как взрослого, ощущение единства могло быть жутко приятным, однако он здраво понимал, что это — жест жалости. В спальне своего номера, единственное, чего он желал и тут же отнекивался мысленно — увидеть во сне светловолосого милаху, с коим познакомился в Косой аллее. Он даже представлял, как дон-рара покарает подобный срам и будет своим упущением воспитанника считать, и Гарри старательно пресекал фантазии о едва ли зарождающемся аспекте человеческой личности, о нормах, о запретах и позволениях, кружащих голову похлеще ромовых горшочков. В ту ночь Гарри по-прежнему снилась Ривьера, где воздух рябит жаркое марево, а южные ветры колышут мальву… Только в зарослях цветущего растения проплывал не Драко Малфой, а тюлень в тюрбане. Профессор с мешком на башке скользил средь длинных вертикальных стеблей, облитых красными колокольчиками, и они моментально увядали. Тогда Квирелл дотягивался до него и сипел что-то типа: «П-потер, п-позвольте вас п-прикончить… я за-авершу н-начатое…», и Гарри замечал нож в руке заики, и дальше следовал удар ножом. Вот только… боль. Почему-то боль неизменно отдавала в шрам на лбу. И Гарри подпрыгивал на кровати, просыпаясь уже поутру. Понеслись дни в обратном отсчете до неизбежного. Вопрос о Неназываемом, стержневым рефреном повторяясь в промежутках торгов, оглашал ежевечерние раунды «холдема» или «стада на семь карт». Гарри не мог растолковать самому себе, ни то что другим, каким образом устроена волшебная палочка, и, что закосить врага с вертушки, словно невъебенно крутому парню из голливудского боевика, у него точно не получится. Странные сны начали буквально преследовать теперь дитя-со-шрамом, он постоянно просыпал утреннюю пробежку, если Берджи не пускали шумовые сигналы из стартового пистолета в холле гостиницы. Раньше Гарри бегал по дикому пляжу частного сектора Лонг-бич, но в Лондоне приходилось пересекать близлежащий парк. Он так старательно вглядывался в лица, мелькающие мимо него, что голова шла кругом, и в общем-то, совершенно напрасно — позади мелкой трусцой всегда бежали братья Берджи, к тому же… Гарри все равно не удалось бы узнать убийцу своих родителей. — Слушай, может ну его этот презент? — митинговал Гарри, пытаясь сварганить заточку в домашних условиях, когда притащился с Берджи в ремонтную в Хаммерсмите. Незадолго до отбытия, состоялись генеральные сборы баула, — как любили шутить уголовники, — поклажи арестанта. К личным вещам «осужденного к знаниям» добавилась бандероль для босса школы. То было роскошное подношение: белуга — серебряный портсигар с инкрустированным гербом Итальянской Республики в виде звезды, окаймленной дубовой и оливковой ветвями и кубинские сигары, наполненные двенадцатилетним доминиканским табаком; трубка из красного дерева в комплекте с брикетом прессованного премиум табака фирмы «Richmond tobacco» с примесью очень расслабляющих трав; эбонитовый мундштук для тонких папирос ручной работы. — Нельзя с пустыми руками, малый, — отрезал Карлитто. — Тот, кто Хогвартс держит, должен увидеть, что мы чтим его услугу. Он дает тебе образование — дон говорит «спасибо». Знак уважения с нашей стороны. — А если директор не курит? — Ему придется закурить, — усмехнулся Касьяно. — Он унизит семью своим отказом, ясно? Пусть он презирает курильщиков, но принять дареное он обязан с поклоном, слышь? — Ага, — кивнул Гарри, прилепливая к маленькому деревянному футляру, взятому за основу, напильник и кусачки, из центра же выдавался штихель от старой отвертки, получалось нечто универсальнее швейцарского ножичка. — По-любому, даже коли тот магический авторитет придурком окажется — подмазать учебку надо. Коли буром попрет — у нас это тактическим ходом называется «подружись с врагом сперва», усыпи бдительность, атакуй любезностью, сечешь? Сечешь, спрашиваю? — Секу, — ответил будущий студент. Вскоре Гарри отправился собирать манатки: квадратный кейс из коричневой кожи для директора, чемодан с одеждой, под дно клетки с совой мальчик подсунул огнестрел — беретта к Беретте, как говорится, во внутренние карманы пиджака — самодельную заточку и кулачный кастет. Гарри с тяжестью понимал, что не чувствует безопасности, даже со всем этим багажом, ведь он едет в мир, где жил Неназываемый. Намедни было высказано ключевое предположение — кровная месть. Причина, по которой киллер по кличке Неназываемый покусился на ребенка — это вендетта. Вендетта — древнейший принцип осуществления правосудия, а исходя из этого, — Гарри может оказаться в огромной жопе. Воспитанник надеялся, что кто-нибудь еще проводит его до станции Кингс-Кросс, но это были все те же Берджи и Корлеоне-средний, так как все остальные занимались неотложными делами в Штатах. Гарри говорил об этом с Конни по телефону гостиничному почти каждый день, а теперь он несся в одно из тех мест, кое-уже успел люто возненавидеть. Вокзалы и аэропорты тревожили паренька своими обыскными мерами. — Ты не мог одеться как ребенок? — Фреддо гневно вызырился на гаррин пепельно-серый стретч-костюм, когда прохожие в зале ожидания сворачивали головы, дабы осмотреть группу людей, сопровождающих мальчика с белой совой в клетке. — А дети костюмы не носят? — переадресовал Гарри. — Сardellino, (2) — зло бросил брат и зашагал на перрон, впереди всех. — Короче, малый, — грамотно повел Карло, лавируя меж встречных толп. — Не менжуйся, главное. Ружье на затвор и в дозор! Святого Николса тебе в помощь, благодать пусть ниспошлет на своих подручных. Взведенную фигу всегда в кармане держи, от сглаза и порчи. Подкрепление будет, как только свои координаты отсигналишь. — Ух, ханыга! — гордо усмехнулся Касо: — пистолет прихватил… Не успел Гарри насладиться похвалой, как Фреддо подбежал к ним, с кипяченым видом и ярой жестикуляцией доказывая, что здесь нет загадочной платформы девять и три четверти. И тут случилось ужасное недоразумение! Малолетний волшебник чуть было сам в панику не ударился — как же так его подставили, надули? — Это что за геморрой почечный? — Тормози наезды, — пугающим тоном бухнул Касьяно Берджи. — Не маячь! Опечатка вышла, походу! С девятой платформы сядет, а там спросит у кого-нибудь. Ношу сбагрим на худой конец, да домой отвалим, — наметил Карлитто. — Так мы не груженые, — сказал Фредерико. — Малого провожаем, niente di vietato. (3) — Так малой же игрушки прихватил с собой в загашнике! — Сhe cazzo? (4) — развел ладонями средний из Корлеоне, обращаясь к приемышу. — А что? — выпучил глаза Гарри. — Я без волыны счахну… Внезапно, мужской спор прервал многоголосый хор — рядом с провожающими пронеслось рыжекудрое семейство из шестерых человек, увешанных туристическими котомками и авоськами, щебечущее что-то попутно о нужной Гарри платформе. — Эй, уважаемая! — несколько дерзко окликнул Касьяно пышную женщину с рыжими волосами. — Сеньора милейшая, — пресек Фреддо. — Позвольте предложить вам помощь, — схватив ее сумку и ее саму под руку: — окажите-ка любезность! — Да, конечно… — перепугано сказала она, оправляя потрепанную шаль, и заорала на своего отпрыска. — Ронни, держись около меня! — Мы граждане не местные, мало чего в заграницах кнокаем. Это мои друзья, — указал Фреддо на Берджи, а дама, в свою очередь, окинула взором близнецов, точь-в-точь похожих на нее. — А это мой малолетний братишка, которому треба возникла на вашу станцию заехать. Как бы нам с маршрутом разобраться, чтоб впросак не попасть? — О, так у нас тут юный волшебник? — обратилась тетушка-чародейка к Гарри, и он быстро кивнул. — Конечно, я помогу! Тут все очень просто, — в попытках объяснения она продолжала сравнивать сицилийских сынов со своими, один из коих не выдержал и пожурил мать: — Да, мам, у магглов тоже иногда рождаются близнецы! Ты разве об этом не знала? — Простите, простите, что так рассматриваю, — ойкнула дама, отмахнувшись, Берджи пожали плечами. — Так вот, здесь нужно пройти между платформами девять и десять… Гарри и компаре безмолвно застыли, когда один из рыжих ребятишек разбежался, чтобы вмазаться в кирпичную стену, но вместо фееричного фиаско — куда-то испарился. — Блядь! Он же исчез! — выразил недоумение Фреддо Корлеоне. — Он хоть живой? — Конечно, живой, — заверила тетка-магичка. — А даже если и нет, — сказал Касо для братвы, ткнув в сторону других рыжих: — у нее их еще дохрена. — Да если в твоей учебке вот так исчезать за секунду учат, — с ликованием произнес Карло: — то нет ей цены! Так в цирке, видал, иллюзионисты исполняют? Это же в нашем бизнесе… — Поутихни, — предупредил Фреддо от лишнего трезвона, а потом еще уточнил безопасен ли данный путь, тонко намекнув женщине, что врать нехорошо, когда у тебя столько спиногрызов желторотых. Пока она клятвенно убеждала бандитов, что с Гарри все будет в порядке, мальчик задумался, — что ежели как-то так и исчез Неназываемый? Выяснить этот феномен предстояло ему одному, но явно не сейчас и не здесь, на платформе. Теперь для жаждущего ответов существовал только единственный выход — в стену. — Ладно, я пошел, — обратился Гарри к своим. Путешествие в мир непознанного не сулило привлекательных перспектив, пока отрок не вспомнил о кое-каких вещах. В порядке убывающей значимости: он хотел снова встретиться с тем блондинчиком из рода чинных политиков, или кем они там были; завязать знакомства, которые помогут в расследовании вендетты; сколотить средства на карточных играх, как это сделал дон; и уж где-то позже, возможно, всерьез обзавестись своей иерархией на манер Нашего Дела. Обычно, Гарри не сильно задумывался о планах, но теперь, мир, где убивают безнаказанно, будь ты маньяком либо мстителем — не важно, где нет никаких суровых федералов, а вместо оружия — волшебными палочками грозят, воспринимался им не иначе, как хлебным краем, где абсолютно точно есть, чем поживиться. Гарри казалось, что он вернулся в то раннее детство, где люди вокруг него предавались темным утехам, азарту, вражде, однако теперь у него в распоряжении достаточно ресурсов, чтоб самому нажиться на чужих пороках и добиться почета, такого как дон Корлеоне добился в мире без магии. — Ладно, давай топи, — с сомнением в голосе сказал Фреддо. — Ждите Беретту с письмом о прибытии. — Пиши на адрес Лонг-бич. Гарри ринулся в стену, вслед за рыжей пацанвой и их мамашей. Упреки взрослой волшебницы своей однотипной детворе, мол, взорвавшей туалет в школе в прошлом году, лишь подтвердили, что Гарри попал в царство разбоя, а тут-то он не мог позволить себе сплоховать. Постояв с разинутым ртом, от того, что он все-таки вышел в правильном месте, на нужной платформе, где пассажиров принимал доисторический паровоз с красными вагонами, Гарри поспешил на посадку за шансом мирно схорониться в купе. Снова дорога, — обреченно хмыкнул он, заняв свободное место возле окна, как вдруг, кто-то затискал дверь снаружи. — Не возражаешь, если я присяду? — спросил бомжеватого типа, долговязый юнец из рыжей своры с вокзала Кингс-Кросс. — А какие возражения? Брось! Присаживайся, пожалуйста, — Гарри встал, чтоб подчеркнуть свое радушие, смутив тем самым мальчишку. — Ты, кажись, Ронни? Прости, я запомнил, когда мамка на тебя шипела на перроне. — Да, я… Рон Уизли… — А я Энри Корлеоне, — с теми словами поезд тронулся, и оба плюхнулись на сидения. Гарри прекрасно впитал азы уникальной итальянской приветливости. Вообще-то паренек, выглядевший весьма нищебродом, явственно ничем не был выгоден для товарищества, но социальные рамки не ограничивали собеседника. Гарри всегда нравилась та искренность, с которой un rispettato (5) сеньоре отметал условности репутаций, потому что, даже видя человека впервые в жизни, настоящий итальянец начнет травить анекдоты, шутить, как с лучшим другом, советы давать, горести выслушивать и даже денег в займы даст. Но, если тот несчастный не окажется «лучшим другом»… что ж, как выяснилось от Берджи, — с врагами тоже нужно быть на короткой ноге. — Никогда не слышал такой волшебной фамилии, — признался Рон, распечатывая кулечные бутерброды. — Спасибо, — улыбнулся Гарри, вмиг спохватившись: — а, черт, это же не комплимент! Ну, фамилия неволшебная, зато я волшебник. У меня семья приемная. — Ты сирота, значит, — соболезнующий взгляд Рона задержался на гаррином лице. — Нет же! Просто приемный. — Извини, — опустил голову рыжий. — Все нормально. — Говорят, с нами в одном потоке будет учиться Гарри Поттер. Представляешь? Тот самый! Мальчик, который Того-Кого-Называть-Нельзя победил… — Охренеть-не-встать, — по-доброму пробормотал Гарри. — Чего? — стушевался Рон. — Вот он действительно сирота… Тот-Кого-Не-Называют убил его родителей. — Можешь подробней рассказать? Неназываемый правдиво серьезный перец или то, что твердят лишь флер для образности? Я об этом мало что слышал. — И Рон Уизли рассказал, и Гарри чуть на глазах парнишки не поседел, пытаясь представить колдуна, развязавшего войну среди магов. — Я сначала подумал, что это ты Гарри Поттер. Вот он поистине бедолага, — подытожил Рон, а после попытался порассуждать: — хотя… могло быть, что его, как тебя, усыновили… — Фамилия моих родных родителей — Поттеры, — выдавило дитя организованной преступности. — Что? — Не обижайся, — железным тоном сказал Гарри, ибо откачивать рыжего в купе ему как-то не хотелось. — Мне нужно было больше информации о Неназываемом, а когда я спрашивал, люди почему-то молчали. — Выходит ты… — Только не называй меня «бедолагой» больше никогда. — Гарри Поттер? Гарри Поттер со мной в одном купе? Гнома мне за шиворот! Что? — Мгу, — ответил с ироничной миной объект вопросительных воплей. — Так значит… — Рон застеснялся спросить: — у тебя есть отметина на лбу? — Так и знал, что это опознавательный знак, — устало отозвался мальчишка-со-шрамом. — А можно мне… посмотреть? Одним глазком… немного… какой он? — Слушай, прости. Я свой чуб битый час набок зачесывал, чтоб особых примет видно не было. Лак для волос у горничной украл, знаешь, как с моей прической сложно совладать? Я понимаю, что шрамы — это модная штука, особенно шрамы, оставленные Неназываемым, но… прости. В другой раз. Гарри случайно заметил, как кто-то давит ливер из окошка коридора, затем кто-то еще из подростков принялся усиленно наблюдать за ним, затем еще и еще… Повсюду в вагоне слышались перешептывания — «Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил»…