Ритм

      В этот раз Антону не удаётся откосить от больничного из-за высокой температуры, которую сложно было сбить даже жаропонижающими средствами. Ему пришлось вызвать доктора, который назначил несколько препаратов, облегчающие общее симптомы гриппа. Антон, когда ему становилось легче, и он не стонал в подушку, находил силы, чтобы доползти до компьютера и посмотреть любимые каналы на youtube. Он редко позволял себе такое удовольствие в учебное время, исключением были разве что больничный или каникулы. У него была такая особенность — если он не занят делом, то стресс, перенесённый, как казалось бы, давно, обволакивал его существо, и он непременно начинал хандрить. А когда в плейлисте включалась очередная песня из старых времён, в груди предательски что-то сжималась, не давая юноше покоя. Но, как только воспоминания катились снежным комом, он закрывался от них, полностью погружаясь в себя, пытаясь контролировать подступающую депрессию. Нет, ему не было грустно. Просто моментами накатывали странные чувства и ощущения, часто локализующиеся в теле тошнотой или головной болью, но Антон так долго испытывал их, что иногда ему даже казалось, что всё абсолютно нормально и движется своим чередом.       В этот вечер ему особенно нездоровилось. Лёжа на кровати, он сумел найти телефон и набрать маму, находящуюся в соседней комнате, потому что сил открывать рот не было. Да и горло воспалилось настолько, что туда вряд ли бы пролезла еда. В этот раз от скорой помощи откосить не удалось, он и говорить то толком не мог. На удивление, врачи приехали быстро. Осмотрев полу-живого юношу они единогласно пришли к вердикту, что у Антона уже не просто грипп, а что-то посерьёзнее, но вот что — выяснять будут уже в больнице. В первый раз в жизни Антон ехал в скорой. Сирена завывала громко и очень раздражала. А его самочувствие с каждой минутой становилось всё хуже и хуже. Антону казалось, что он как-то странно видит, будто всё плывёт и кружится. Он отключается, благо, уже на медицинской кушетке. Антону ставят капельницу, втыкая длинный катетер около запястья, чтобы он не мешал сгибать руку в дальнейшем, так как с ним придется походить ещё несколько дней. Если бы он видел эту жуткую длинную иглу, то и так бы упал в обморок. Ночью он почти ничего не соображает, в палату на две койки его везут в кресле-каталке. Утром Антона будят, берут много крови на различные анализы, делают укол, проводят осмотр и разрешают спать дальше. Он всё ещё сильно подавлен болезнью, поэтому особо не сопротивляется, проваливаясь в сон от вколотых снотворных средств. На следующий день он уже сам может пить бульон, принесённый медсестрой прямо в палату. Придя в себя, он понимает, что одет в уродливую больничную пижаму, которая, к слову, оказывается очень удобной, а на руке обнаруживает красный браслет с номером отделения, похожий на тот, что надевают на входе в клубы. К восемнадцати часам приходит лечащий врач. Им оказывается мужчина лет сорока, с приятными и тёплыми руками, которые бережно поднимают больничное одеяние Антона, чтобы прослушать лёгкие. От добродушного тона доктора Антону хочется разрыдаться прямо здесь и сейчас. Конечно, сказывалась температура, но ему хочется сказать «спасибо» как-нибудь по-особенному, например, обнять. Он сам удивлялся таким сильным эмоциям, но прогонять их не намеревается. Доктор, проникаясь настроением пациента, по отцовски треплет Антона за волосы. Так проходит второй вечер в больнице. Соседа по палате, кажется, выписывают, и Антон остается один, чему он очень радуется. Следующим днём его будят уже в шесть, заставляя идти на осмотр самому. На посте медсестры лежат маленькие контейнеры для таблеток. У каждого пациента свой контейнер под таблетки. «Утро, день, вечер, ночь» — гласят надписи на маленьких отсеках. В таблетнице с его фамилией по две таблетки в «утро» и «ночь», и по одной в «день» и «вечер». — Это можно с собой забрать? — спрашивает Антон у главной медсестры. — Лучше просто подходить и брать лекарства, — обывательским тоном отвечает ему тучная женщина, — Вы Антон Шастун, да? Антон кивает. — Вам звонили и спрашивали, можно ли навестить. Мужчина представился вашим учителем и сказал, что придёт сегодня после четырёх часов,— договорив, женщина уткнулась в газету. Антон говорит что-то вроде «спасибо» и отправляется на завтрак. Весь день он гадает, кто же это такой. В уме настойчиво крутилось: «А вдруг Арсений Сергеевич? Хотя, с чему бы ему это.». В четыре, как и обещала медсестра, в палату учтиво постучали и вошли. Павел Александрович. Антон поник, изъеденный ожиданием, представлениями и оказавшейся реальностью: «Да и с чего вообще я решил, что это будет он?», — подумал он и плюнул на все мысли об Арсении Сергеевиче. Его преподаватель приносит с собой пакет с различными вкусностями. Такими как морс, маленькую шоколадку, немного апельсинов и даже клубничное чудо. — Только пей сейчас, пока не испортилось, — говорит Павел Александрович, замечая, как радуется такой мелочи его подопечный. Антон так и поступает, быстро опустошая коробочку с его любимым клубничным молоком. Дальше всё идёт по давно начертанной схеме: учитель рассказывает, как дела в академии, спрашивает, как дела у самого Антона и интересуется диагнозом. По истечению полу часа Павел Александрович вынужден уйти под строгим наставлением медсестры. — Ему нужен покой! — говорит та самая тучная женщина с поста. И преподаватель не смеет перечить, желая здоровья и скорейшего выздоровления, уходит из больницы. Антон чувствует, что ему становится лучше от такого интенсивного лечения, и он впервые за эти дни спокойно засыпает, а не болезненно проваливается в сон. В 19:54 его телефон, лежащий под подушкой, вибрирует, сообщая о поступившей смс. «Я слышал, что ты в больнице. Поправляйся и приходи на занятия.» Содержал в себе сухой текст уже занесённого в список контактов Арсения Сергеевича.