Чудовищами не рождаются

Проснулся Ларга от звука шагов и голосов нежно любимых Этарна и Эарны. Юные асуры выглядели так нехарактерно бодро для утра, что можно было сделать лишь один вывод — они не ложились. — Ну что, поехали кататься? — весело спросила Эарна, бросая обездвиживающий аркан. — Соскучился небось без нас! — Перестань разговаривать с подопытными, — наставительно и явно копируя чей-то голос, произнес Этарн. — Они могут привязаться к тебе. Он рассмеялся, отвязывая Ларгу, который сейчас даже не мог достойно ответить. — Хочешь себе ручного образца? — Только этого не хватало! Хотяаа… Что-то в этом есть. Тапочки, кофе в постель, гонять всех, кто не дает поспать… Повезет же кому-то. — Ты давай погромче покричи. — А кто нас услышит? Невидимый шпион Ярги? Ты сам начал. — Я тихо. — Ну да, ну да. Тридцать Девятого переложили на каталку и, взявшись за ручки, повезли по коридорам. Ларга все еще мог воочию увидеть результаты своих трудов: во многих местах стены закоптились, стекла вставили не везде, а персонал выглядел встревоженным и помятым. Этарн и Эарна не разговаривали, лишь изредка раскланиваясь со встречными, если это, разумеется, не готовые образцы, которых было не так уж и много. Проковылял закутанный в крылья Восьмой, и в его взгляде нав даже заметил что-то вроде сочувствия. Шевелить все еще не получалось ничем, кроме глаз, так что только переглянуться с Восьмым Ларга и мог. Впрочем, с этим о чем-то говорить было бесполезно: раз он ходил здесь свободно, значит признал хозяев. Самому же хотелось продолжить ту милую игру, которую он надолго прекратил, когда изображал паиньку перед первым побегом. Обычно персонал Лаборатории не особенно интересовало, о чем болтают пленники, если только они не выдавали какие-нибудь важные сведения или не планировали побег. Но Тридцать Девятый не всегда молча сносил все мучения и порой пытался сказать какую-нибудь гадость, чтобы задеть. Тогда и обнаружил, что этим двоим, а особенно Эарне, очень «нравилось», когда он в красках расписывал, что с ними сделают навы, если захватят живыми. Кажется, последняя такая беседа закончилась на описании подвешивания светлых на из собственных кишках… Но Эарна благоразумно лишила его возможности говорить. Каталка дребезжала по неровному полу, столь нехарактерному для построек светлых, но Этарн и Эарна, конечно же, скорость не сбавляли. Так они добрались до кабинета, который Ларга узнал. Именно здесь из него сделали Тридцать Девятого, и он даже порадовался, что не мог шевелиться — иначе позорно задрожал бы. — Я занята, — раздался из-за ширмы знакомый голос. Эту асуру звали Лара, как Тридцать Девятый теперь знал. — Пусть ждет. Захочет буянить — успокойте его. А лучше заранее, вы мне нужны. Эффект обездвиживающего аркана постепенно спадал, и Ларга почувствовал, что может говорить, хоть и с трудом и не очень внятно. — Сразу меня оставишь? — он глумливо улыбнулся Эарне. — Я ведь тоже соскучился. Та оскалилась, хотя у нее даже это получилось красиво, как и у любой асуры. — Я еще успею тебе надоесть. — Прекрасно, — улыбка Тридцать Девятого стала мечтательной и почти что довольной. Не самое лучшее развлечение, но так страх отступал. — У нас будет много времени. Так на чем мы остановились в прошлый раз? — Заткнись! — Ой, да не обращай ты внимания, — Этарн поморщился. — Лучше помоги мне привязать его. Пускай несет, что хочет, ему больше ничего не остается. Из-за ширмы раздался слабый голос, который тоже показался Ларге знакомым. Говорили очень невнятно, и разобрать слова наверняка было трудно даже Ларе. А еще знакомым был запах. Но виду измененный нав не подал и дальше прислушивался к своим ощущениям, не отвлекаясь от беседы. — Ну, неужели ты забыла? — не унимался Ларга. — Если полностью вытянуть и выпрямить кишечник, он окажется очень длинным и очень прочным. На нем можно подвесить светлого, и он проживет до-олго. А еще очень забавно обмотать кишки вокруг шеи — достаточно туго, чтобы почти невозможно было дышать, и светлый не управлял своей регенерацией — но оставался в сознании. Тогда внутренности будут стремиться вернуться в прежнее положение, и боль станет сильнее. Иногда можно ослаблять петлю на шее, чтобы послушать «музыку»… Не знаю ни одного, кто бы не орал… — Я сейчас у тебя чего-нибудь выпущу! — А я — у тебя, — резко бросила Лара. — Заканчивай там и марш сюда. И дай мне еще ампулу, с одной она не засыпает. Скоро вся Лаборатория будет слушать «музыку»! «Она», — мысленно повторил Тридцать Девятый. Ну конечно, Третья. Тэльма. Самая опасная из тварей. И теперь в ней что-то доделывают и дорабатывают. О Тьма, почему не на пару дней раньше? От досады хотелось орать в голос, но в его планы не входило так развлекать врагов. Лучше и дальше отвлекаться на впечатлительную светлую. Забавно ведь: она так любила поиздеваться над пленными навами, но неизменно бледнела, когда речь заходила о ее сородичах. — Ты так боишься получить по рукам от старших, Эарна. А я, пожалуй, продолжу… Он рассказывал дальше, долго и со смаком, не упуская ни одной детали. Ему нравилось, как асуру чуть ли не тошнит от его описаний, и нравилось смотреть, как она пытается сохранить самообладание, но и движения, и запах выдают ее с головой. А что — тоже способ восстановить душевное равновесие… Эарна в это время ассистировала Ларе, и ей стоило невероятных усилий заставить руки не дрожать. Можно, конечно, еще раз стукнуть нава «молчаливым» арканом, но наставница не любила перерасход энергии и вообще была за силу воли, закаливание и прочее в том же духе. Прямо молочная сестра Третьей, которую язык не поворачивается назвать по имени — Тэльмой. Ни один нав, даже измененный, не заслуживает такого обращения! — Не дергайся, — Лара задумчиво смотрела на еще не законченное дело рук своих. — Не видишь, он боится? Нормальная реакция организма на страх — желание его вытеснить. Лара была права, но не во всем, а Тридцать Девятый, конечно же, ни за что на свете не признал бы этого. Впрочем, оправдываться и спорить было бы просто глупо, и он промолчал. Лара полностью погрузилась в свою работу, тогда как Эарна тихо прошипела что-то сквозь зубы. Ее слова оборвал крик подопытной. — Дай еще одну, живее. — Может, не стоит? Так она хамить меньше будет… Но ампулу, естественно, протянула. — Ах, если бы, ах, если бы… — пробормотала Лара себе под нос. Возились они еще долго. Навья на столе еще несколько раз подавала голос, несмотря на все ухищрения, хотя, может статься, никто больше и не ухищрялся. Время ползло медленно, но когда оно истекло, Ларге показалось, что прошел всего миг, и чем попадать Чайке в когти, лучше было бы еще вот так полежать… Но все кончается. Этарн и Эарна снова обездвижили его и перетащили на освободившийся стол. Тщательно вымыв руки, Лара провела влажными пальцами по векам. Она явно не отдыхала очень давно. — Идите спать. Молодая асура чуть не уронила пустую ампулу. Поспать? В середине рабочей смены?! — Поспите, говорю, мне не нужны ваши кривые руки и чугунные головы. Придете за час до полуночи на нижний уровень. Будете латать Девяносто Третьего. — Хорошо. — Да, перед тем, как уйдешь, Эарна, сделай мне шасских зерен. Все-таки попью. Когда брат и сестра упорхнули за дверь, Лара уселась на стул неподалеку от ширмы и, облокотившись на столешницу, прикрыла глаза. — Чего молчишь? — выдала асура, не открывая глаз. — Опять Эарна постаралась? Совсем испугал бедного ребенка. Она взмахнула пальцами, и голову Тридцать Девятого как будто прижали к столу, но быстро отпустили. Голос вернулся. — А мне тоже есть, что тебе рассказать. Интересно? — Если начнешь рассказывать, что пришьешь мне хвост — не очень интересно, — скучающим тоном ответил Ларга. — Или я не угадал? У него было достаточно времени, чтобы справиться с собой и запретить себе бояться. Или хотя бы никак не показывать своих эмоций. — Хвост? — асура открыла глаза и несколько мгновений удивленно смотрела на него. — Нет, хвост мне тоже неинтересно. Тебе вообще больше ничего пришивать не будут, а вот над реакцией и защитой придется поработать. Как и над… восприятием окружающего мира. Ты лишишься некоторой части воспоминаний, а взамен получишь немного другие. Лаэрн очень хотел, чтобы ты помнил все-все, но увы, третий раз рисковать никто не будет. Ларга понимал, что это действительно может сработать, и его передернуло бы, не будь он снова лишен возможности шевелиться. Но он будет бороться и до последнего цепляться за свою память и свою суть. — Желаю удачи, — повторил он еще более глумливо, чем когда издевался над Эарной. — Я ведь сжег не все ваши архивы, и мне еще есть, куда стремиться. — Конечно, — Лара улыбнулась одними губами, как будто прятала клыки. — Будь ты другим, никто бы и пробовать не стал. Ты похож на нее. Асура указала рукой на застеленную простыней каталку, на которой лежала спящая навья. — Но ты сильнее, и я приспособлю тебя для другого. — Ошибаешься, — отозвался Ларга и добавил весьма нелестное выражение на навском. — Я совсем на нее не похож и не буду. А для чего ты собралась меня приспособить? Охранять бесценную задницу Лаэрна? — Не угадал, — глаза Лары посветлели. — Но мыслишь в правильном направлении. — А кого? — теперь Ларга внимательно вглядывался в ее лицо, даже прищурился. На кого она похожа? Нет, кто на нее похож? — Девчонку? — догадался он. — О да-а, отдай ее мне! Получишь ее по очень мелким фрагментам. Лара посмотрела на него, глаза в глаза, и ничего не сказала. Поднявшись, она подошла к двери и выглянула наружу. Эарна куда-то запропостилась, но это неважно. Вернувшись, светлая достала из шкафчика какой-то пузырек и отпила из него. Постояла так, прикрыв глаза, и только потом подошла к Тридцать Девятому. — Ты мне еще лапу будешь подавать. Что было потом, Ларга если и помнил, то смутно. Память вообще стала вести себя как-то странно, а сознание то гасло, то снова возвращалось. Он плыл во Тьме, и перед внутренним взором появлялись то какие-то моменты из детства, то Большая Дорога, то вообще что-то незнакомое, но кажущееся своим. Терялось ощущение верха и низа, права и лева, своего и чужого. Он чувствовал усталость и хотел спать, но нельзя, нужно пожевать шасских зерен, раз Эарна их так и не заварила. И опять это проклятое зеркало за спиной, надо его снять уже, чтобы не мешало. Чтобы ненароком не посмотреть на эту морду… Вайрен бы не одобрил, и Альма бы не поняла. Она не должна, не должна знать, только бы не догадалась! Тридцать Девятого мутило, голова шла кругом, во всем теле была слабость. Изображения предметов смазывались, и четко видно было только лицо Лары, склонившейся над ним. Ларга тонул в ворохе воспоминаний, давних и недавних, своих и чужих… Чужих?! Неужели опять? Это уже было с ним, проклятые светлые уже пытались влезть в его разум. И он отчаянно не хотел, чтобы это повторилось. Недавнее воспоминание огненной иглой вонзилось в мозг, болезненное даже теперь. И Тридцать Девятый понял, что делать — он не стал отгораживаться от этой боли, позволив ей снова затопить все свое существо, восстановил в памяти, как он отчаянно сопротивлялся, как череп будто взрывался изнутри, как все сознание затопляла чужая стихия, невыносимо давила и обжигала. Это была его память, только его и ничья больше. Но если Лара хочет — пусть смотрит и чувствует, пусть попробует это вынести. Лара попробовала. Прикоснулась на миг к огненному кошмару, каким была для нава ее родная стихия, но надолго там не задержалась. У нее не было задачи ломать, она хотела дополнить. Узкая прохладная ладонь легла на лоб, а другая дотронулась до небольшого темного бруска, совсем недавно вынутого из сейфа. Асура поморщилась, ее передернуло. Но надо, есть такое слово — «надо.» Он должен размякнуть, совсем чуть-чуть расслабиться, а это так легко вблизи его родной стихии. Он уже не может пользоваться магией, но ласковое прикосновение Тьмы почувствует точно. Лару снова передернуло. Знало бы это создание, как давно она взялась изучать Тьму. Как задолго до вторжения посмотрела в глаза своему страху и решила узнать о нем все. Все, что только может быть доступно светлому, и даже больше. Даже больше… Память снова унесла ее в неведомые дали. Она стоит у Врат на Большую Дорогу и смотрит назад, на медленно умирающую планету. Планету, которая больше не ее дом и не дом для ее Семьи. Она смотрит в распахнутые глаза Тридцать Девятого и видит свое отражение, как в зеркале. Что ты знаешь о зеркалах, а, проходимец с Большой Дороги? Что ты знаешь о себе и своем народе? Что ты знаешь о своей планете кроме того, что она наконец издохла? Она и сама знала немногое, но зато наверняка. Родившись слишком давно, в недивном старом мире, она помнила времена, когда ненависть, та самая пресловутая ненависть, еще не въелась в плоть и кровь обоих народов и еще не стала генетической. А в отдельных редких случаях еще не была ненавистью, благодаря чему стало возможно и появление на свет… определенных «генетических казусов». Бывшие вассалы-шасы многое бы отдали за возможность услышать Ларину удивительную историю, но той нечего было рассказать, даже если бы она захотела. Появление маленького плачущего свертка на нейтральной территории идеально подошло бы для концовки шасского сентиментального романа, но кому нужна концовка без начала и середины? Лара много раз придумывала их сама и, хоть ее фантазия сильно уступала шасской, получалось весьма недурно… Для романа, и тайну никак не открывало. — Не думай об этом, — однажды сказал Вайрен, когда они шли по берегу океана, любуясь на последние лучи заходящего солнца. — Просто не думай, и все. Ноги утопают в теплом белом песке, а на душе невероятно легко, ведь с нее только что упал огромный камень. Собираясь создать семью, Лара честно рассказала о темном пятне на своей биографии и уже внутренне была готова к тому, что эта прогулка станет последней. Не потому, что Вайрен побрезгует, вовсе нет. Но он может пожалеть, а Лара с детства не выносила жалости к себе. Не выносила, понимая, что эта черта тоже досталась оттуда. Вайрен слушал внимательно, а потом… пожал плечами. Оказалось, его мало, чем можно удивить, а проявлять жалость без повода он не склонен. А это разве повод? — Вот если б ты знала эту удивительную историю, тогда бы повод был, — заметил он. — Но тебе известен лишь счастливый конец. Для тебя счастливый, — он обнял ее за плечи. — И для меня. А наутро она поняла, что у них будет Альма. И все бы ничего, но случилось вторжение. И Лара возненавидела зеркала. А еще, подняв все материалы на тему подобных генетических казусов, узнала, что на другой стороне в каком-то неведомом арнате служит ее темная половина. Или нянчит маленьких черноглазых деток. Или занимается еще чем-нибудь общественно полезным. Или уже полегла где-нибудь во славу Великой Нави. Но факт остается фактом — она была, потому что в таких странных, а теперь уже и вовсе противоестественных, союзах всегда рождается двое. Наверное, чтоб никому не было обидно, и чтобы смешать, но не взбалтывать… Лара убрала руку со лба Тридцать Девятого. Ну как, нравится? Завтра это покажется тебе бредовым сном, а потом ты и вовсе об этом забудешь. У тебя будет много бредовых снов, отчасти связанных с реальностью, отчасти нет, и однажды ты перестанешь различать, где ложь, где правда, где правда своих, и где — врагов. И можно будет лепить из твоего сознания все, что потребуется. Конечно, ты немножко сойдешь с ума, но это ведь не проблема, правда? Лара и сама рисковала, но это ее не заботило. Альме нужна защита, а ради Альмы она сделает все. Когда Тридцать Девятый наконец потерял сознание, она еще посидела рядом какое-то время, но потом тяжело поднялась. Третья была где-то между сном и явью, распахнув черные глаза и уставившись в потолок. Лара ненавидела ее сильнее прочих образцов. Нужно будет все-таки узнать, сколько ей лет. И либо поспать на радостях лишнюю четверть часа, либо… работать дальше. Один раз вызвав в памяти свой недавний кошмар, Ларга вскоре перестал управлять им. Он сделал свою память вещественной, заново пережил каждый миг, как будто это было наяву, Но Лара не могла на это смотреть и не смотрела. Теперь она оставит его в покое, уйдет, снова не получив от него ничего… Воспоминания о том, как светлый лез ему в голову, уже перестали заслонять собой чужие — чужих просто не было. Отлично, теперь можно прогнать кошмар подальше. Но это у Тридцать Девятого не получалось, он оказался в созданной им самим ловушке и мог только снова увидеть и почувствовать все до конца. А потом неожиданно стало легче. Как будто Тьма коснулась его, облегчая боль и проясняя мысли. И Ларга инстинктивно потянулся к ней, пытаясь взять родную энергию и использовать против светлого… Сложить аркан… какой? Нет! Какой еще аркан? Он ведь давно уже не маг и не может воспринимать энергию Тьмы. И откуда она здесь? Он ведь в Лаборатории, а асуры терпеть не могут Тьму. Или?.. А что для него Тьма сейчас? Кровь? Правильно, кровь? Его пытаются накормить кровью? Он не чувствовал этого физически, но сейчас вообще было трудно что-то ощущать. Ларга поступил так же, как с тем самым светлым: прогнал все мысли кроме одной — яростного желания оттолкнуть, прогнать от себя чуждое. И Свет, и ту Тьму, которая на самом деле обман и ловушка. Сейчас его может спасти лишь та Тьма, что живет в нем самом. Убирайся! Прочь из моей головы! А потом силы оставили его, и он снова плыл в непроглядной черноте. А когда Тридцать Девятый пришел в себя, в кабинете Лары ничего не изменилось. Обездвиживающий аркан давно перестал действовать, так что теперь Ларга был просто привязан, а во всем теле чувствовалась слабость. Лара по-прежнему сидела за столом, но вскоре голова ее легла на записи, а рука безвольно свесилась — асура крепко спала и была абсолютно беззащитной. — Мама, — раздалось с соседней кушетки. — Мама… Лара не шелохнулась. Через некоторое время Третья зашевелилась, а потом, медленно опустив ноги, поднялась и окинула мутным, не вполне вменяемым взглядом, комнату. Однако замотаться в простыню ее соображения хватило. Еще раз оглядевшись, она медленно, шатаясь, направилась к выходу. Будить Лару она не стала, а Тридцать Девятого, похоже, и вовсе не заметила. Больше смотреть было не на что, и Ларга проводил Третью взглядом, а затем снова уставился на спящую Лару. Попытался восстановить в памяти, что она с ним делала. Сперва сказала, что хочет изменить его память, а затем погрузила в сон, тяжелый и бредовый, который он толком не помнил. Разве что еще не забылось, что ему было очень больно — но от его же собственных действий. А самое главное, Ларга не мог сказать, добилась своего светлая или нет, и это пугало больше всего. Но можно было попробовать это выяснить. Нав прикрыл глаза и стал прокручивать в памяти свою жизнь, начиная с самого детства, хотя бы наиболее важные для него моменты, ища нестыковки и противоречия. Но к счастью, ничего такого не обнаружилось, да и ничего существенного он не забыл. Выходит, на этот раз Лара не преуспела — а может быть, чего-то он просто не замечал. От этой последней догадки Тридцать Девятый зябко поежился. Он будет впредь очень внимателен, будет тщательно отслеживать собственные мысли и собственную память, чтобы не дать себя обмануть, как, должно быть, обманули Третью. Лара обещала, что он ей лапу будет подавать. Это мы еще посмотрим… От размышлений его отвлекли движение и запах. Двое светлых зашли в кабинет с каталкой, на которой лежал нав из новеньких. Он пах страхом, хоть и всеми силами стремился казаться спокойным. — Вот, держи пополнение. Лаэрн сказал сделать Девяносто Пятого и побыстрее. — А… — Лара переводила запавший взгляд с каталки на асуров. — Хорошо. Тридцать Девятый оглянулся на новенького, насколько мог повернуть голову. — Не бойся, — коротко бросил он. — Они это любят. Тот оглядел Ларгу, явно выискивая у того шипы, когти и хвост, и коротко кивнул. Измененный нав же получил удар в челюсть и некоторое время ничего не видел, кроме звезд. — Как там Лаэрн? — Лара стояла в дверях, опершись о косяк. — Слегка не в духе, — усмехнулся один из светлых, но быстро посерьезнел. — Поэтому сделай все нормально, хорошо? И выспись. — Да, я знаю. — Нет, ты не поняла, это приказ. — Даже так? — асура подняла бровь. — Даже так. Нам нужны живые и способные образцы, а не мертвые специалисты. Эарна заснула стоя, пока ждала, когда нагреется вода для твоих шасских зерен. — Где она сейчас? — У Астэры. Спит в обнимку с Альминым плюшевым драконом. — О, Спящий… Когда перед глазами перестали плыть цветные круги, Ларга оглянулся и оскалился на светлого, который его ударил. Присмотрелся, вспоминая лицо. — Что-то ты так не дрался, когда я не был привязан. — Ну так восполним упущенное, — асур пожал плечами и ударил его по второй скуле. Лара же молча взялась за каталку и отвезла ее к окну, а потом, немного подумав, отодвинула ширму. — Мешает? — поднял бровь ее собеседник. — Или бесплатное представление? — Второе, — асура уже мыла руки. — К вечеру приходите забирать. Каталку увезли, а Лара наконец завершила свои приготовления и взяла в руки скальпель. — Ну что, Стрела Тьмы, успокоился? Очень хорошо, спокойных резать легче. Обезболивания на тебя нет, так что самое время показать хваленую навскую выдержку… Или не показать. Гарка ничего не ответил, только стиснул зубы. Тридцать Девятый хотел просто отдохнуть, раз уж помочь больше ничем не мог, но это у него не вышло. Запах крови, не безвкусной и пустой крови твари, а наполненной энергией крови нава, распространился по кабинету, и не замечать его просто не получалось. За последнее время Ларга не раз был ранен, и на регенерацию ушло изрядное количество сил. Он не ел ничего много дней, а к крови сородичей не прикасался из принципа. И теперь ему до дрожи, до безумия хотелось жрать. Его изуродованное тело требовало одного: вцепиться в горло наву, разорвать его зубами и когтями на части, выцедить до капли густую черную кровь. Но спустя некоторое время первый приступ голода прошел, а дальше Тридцать Девятый в очередной раз взял себя в руки. С тварями было проще. Но он и это научится терпеть. Будущий Девяносто Пятый тоже терпел, сколько хватило сил, но хватило их ненадолго. Впрочем, некоторые все равно орали громче. Лара не церемонилась и явно торопилась, а еще очень хотела спать. — Мне помочь? В дверях стояла Гвальма. Невысокая светлая с мелкими, кукольными, чертами лица и странными, немного удлиненными ногтями разной формы. — Что? — Лара повернула голову. — А как же… — Он сам отправил меня к тебе. Маленькая асура улыбнулась и стала очень красивой, но от этой улыбки у многих образцов шерсть вставала дыбом. Собственно, у всех тех, у кого она была. Но Лара не была образцом. — Неужто Лаэрн меня пожалел? — ответила она на улыбку. — Можно и так сказать. Ассистентка Лаэрна хитро подмигнула ей и раскинула пальцы веером, демонстрируя полный набор инструментов. — Задействовала еще одну руку? — Лару мало чем можно было удивить, но такой утилитарный подход к своему телу даже ее несколько пугал. Мало, кто из асуров хотел испробовать на себе модификации собственного авторства. Впрочем, у Гвальмы были на то причины. — А чего ей зря пропадать? Вдвоем дело пошло быстро, быстрее, чем с Эарной, которая, несмотря на все свое бахвальство, на самом деле еще боялась причинить боль. Да и опыта ей не хватало, тогда как ассистентка Лаэрна улавливала с полуслова, и ее быстрые, отточенные движения, наводили на мысль о големе. Руки-ножницы мелькали, оказываясь в нужное время в нужном месте часто еще до того, как Лара об этом говорила. Это радовало и одновременно слегка пугало. Чайке еще не доводилось работать с Гвальмой, но о стальных нервах и бешеной работоспособности «образца минус один» была наслышана порядком. Поговаривали, будто бы Лаэрн нашел ее в госпитале для освобожденных пленных. Она была среди тех, чьи тела уже не регенерировали, и глава Лаборатории вдохнул в погибающий обрубок новую жизнь. Впрочем, это могло быть и неправдой, но тогда правду лучше и не знать вовсе. Лара и не интересовалась. — Там еще трое, если что. — Ты ответишь…тварь… — прошипел нав, впервые произнеся что-то осмысленное. — И все ко мне? — И ко мне. Пленный дернулся так, что едва не порвал ремни, но быстро обмяк. По щекам у него текли слезы, но он этого уже не осознавал. «Ты ответишь, тварь», — мысленно повторил Ларга. Говорить это вслух не имело смысла, да его никто бы и не услышал. И Лаэрн, и его помощница, и Лара, и та светлая, что убила Миргу, — все они заплатят сполна за свои опыты. И Тридцать Девятый очень хотел дожить до этого момента и остаться собой. — Теперь немного подлатать и к Астэре… Лара смахнула упавшую на глаза челку, оставив на лбу черную полосу — навская кровь была везде. Гвальма улыбнулась углом рта. — Лаэрн испытывает новую серию, у него пока свободно. Можешь дать мне кого-нибудь, я сделаю. Вот этого хотя бы, — она кивнула на Тридцать Девятого. — Семьдесят Вторых я уже делала… — Нет, — покачала головой Лара. — Я сама, это неликвид. — Когда же? — Гвальма смотрела на нее, склонив голову набок. — Вместо сна? — Да. Это не помешает моей работе. Гвальма молчала. — Прошу тебя… «Стальная» Лара спала с лица. Несколько долгих, невероятно долгих мгновений две асуры смотрели друг на друга. Лара понимала, что попалась, но и отступать с выбранного пути не хотела. Спящий, ну почему здесь именно это создание? Той же Астэре получилось бы объяснить, у нее хотя бы есть дети… — За это время ты могла бы сделать что-нибудь полезное, — глаза Гвальмы не посветлели, а наоборот напоминали два темно-синих омута. — Раз уж все равно собралась геройствовать. А ты хочешь сделать ручную собачку. Для чего? Если на Лабораторию нападут, ни ты, ни я не выйдем отсюда. — Но кто-то выйдет. Мы делаем эти образцы, чтобы помочь своим. Чтобы кто-то выжил и стал счастливее нас. Разве нет? Если б у тебя был кто-то роднее этих «всех,» разве ты бы так не сделала? — А кто тебе сказал, что у меня нет? Не вписывается в образ? Лара вздохнула. Тогда и правда говорить не о чем. — Ну, расскажи Лаэрну, какая я сякая, он оценит. — Да он давно уже знает, — Гвальма вернулась к Девяносто Пятому. — Но было интересно, что скажешь ты сама. — А от этого что-то зависит? — Нет, — криво улыбнулась помощница Лаэрна. — Никого не касается, как ты тратишь время, отведенное на сон, а мое мнение тебе вряд ли важно. Лара медленно кивнула. — Когда спишь ты сама? Можно узнать? Или это тоже не вписывается в образ? — Когда забываю, на какой руке у меня что. — Хм, логично, — Лара потерла виски. Такими темпами она снова увидит Вайрена на подоконнике и тот покачает головой. — Спасибо. — Ммм? — Если бы не ты, тот Шестой бы меня загрыз. «Значит, она и правда хочет, чтобы я охранял Альму», — подумал Тридцать Девятый, когда в голове снова появилось место для чего-то, кроме голода. Ну что же, он разорвет девчонку на части на глазах у Лары, вот этими самыми когтями, с которыми так долго возились Этарн и Эарна, а затем приложила руку она сама. Он снова поймал себя на том, что его мысли во многом повторяют те рассказы, которыми он так легко доводил Эарну почти до истерики — да и остальных светлых заметно передергивало. Раньше ему нужна была только их смерть, и он не придавал значения тому, какой она будет. Ему куда больше была по душе бешеная круговерть боя, чем орущие и сходящие с ума от боли пленники. Но теперь ненависть перешла какую-то грань, стала куда больше, чем генетическая, и куда больше, чем просто ненависть к врагу. Теперь просто смерти казалось мало. Гвальма тем временем ненадолго отвлеклась от работы и обернулась на него, а потом провела уже абсолютно обычной рукой по глазам. — Когда эту тварь тащили, я заметила, что у него сломаны когти, — произнесла она наконец. — Давай, ты сегодня поспишь, а я поставлю ему новые? С его драгоценными мозгами ничего не случится, обещаю. — А как же остальные? — Я успею. И подпишу свои пальцы, на всякий случай. Лара покачала головой. — Я сама. Давай следующего. Кто там дальше? — Пятидесятая. Лара удивленно подняла бровь. — Откуда столько навий? Вчера были… — Взяли одно поселение, — Гвальма улыбнулась. — Они вели себя как дома, обживаться стали, а тут… В общем, мелочь скормили образцам — их тоже вкусным баловать надо — а мамаш с папашами сюда. Тридцать Девятый старался не смотреть на светлых и дышал глубоко и ровно, чтобы унять накатившее бешенство. Не надо им сейчас видеть его с заостренными ушами, но непроизвольную реакцию можно подавить только если действительно успокоиться. Так кончики ушей только начали вытягиваться вверх, но Ларга быстро справился с собой, и они вернулись в прежнее положение. Чем радовать врагов видом своей бессильной ярости, лучше хорошенько все запоминать и думать, как теперь сбежать, и желательно — не в одиночку. Или хотя бы как отомстить. С навьей возились долго и, конечно, для нее тоже не выделили обезболивающее. А потом был аналитик, который станет Десятым, и мастер по навским эскизам, пополнивший ряды Шестых. — Я бы сделала Двадцать Седьмого, — процедила Гвальма. — Шестой — это слишком хорошо. Лара не ответила. Ей не было дела ни до нава, ни до его эскизов. Но было до Тридцать Девятого. Закончив с Шестым, она подошла к Ларге и уколола ему снотворное. Так не страшно поспать самой.