Чудовищами не рождаются

Прошло еще какое-то время, которому Тридцать Девятый давно потерял счет. Впрочем, если сравнивать с прежними злоключениями, его положение было не столь плохо. Лара занималась им в основном по ночам и не подолгу, а все остальное время он лежал, привязанный к кушетке или обездвиженный, когда совсем уж доставал Эарну полетом своей фантазии. Он стал деталью интерьера, на которую редко обращали внимание, и часто последним, с кем говорили пленные навы перед тем, как перестать быть собой. Кто-то называл имена — свои или родных — кто-то просто желал удачи, но после очередного «сеанса» у Лары, Тридцать Девятый с трудом мог вспомнить эти короткие разговоры. Память постепенно окутывалась дымкой, туманом, сквозь который все тяжелее было продраться. Нав видел странные сны, перетекающие в явь, и явь, похожую на сон. После каждого сна он вспоминал свою жизнь, усилием воскрешал в памяти все, что с ним было раньше, чтобы не потеряться в бесконечном бреду, в который превращалось его существование. Память таяла, образы и лица стирались, но он повторял и повторял, отчасти уже бездумно, словно заученный текст. Но так ему еще было за что цепляться, хотя от многого оставались только сухие, пустые слова. Вроде бы было, но как будто бы он сам все придумал. Только несколько лиц каждый раз всплывали явственно, как живые, и он разговаривал с ними, когда никого не было рядом, просил помощи. Арига была давно уже мертва, Тинга и Ханьга — далеко от него, а Ренгу много (или не много?) дней назад бросили в отстойник, и вряд ли у него были шансы отбиться от «зверей». Но в бреду они были рядом, поддерживали и подсказывали. А иногда приходила Мирга и укрывала его крыльями — тогда сознание прояснялось, и даже голод ненадолго отступал. А с голодом бороться становилось все труднее. Лара постоянно резала других навов, совсем рядом с ним, и терпкий, манящий и желанный запах каждый раз ударял в ноздри, заполнял собой все сознание, и Тридцать Девятый на время терял контроль над собой, рычал, словно настоящий зверь, и рвался к пище. Но если асура решала пожертвовать каким-нибудь образцом и тащила его к нему, он успевал совладать с собой и отворачивался. Выл, стенал, стискивал зубы так, что они иногда крошились, но не попробовал ни капли крови. Один раз после такого Лара, с довольной усмешкой стирала с его лица выступившие слезы, которые он даже не заметил. Тогда Тридцать Девятый извернулся и укусил ее за руку. Но долго это продолжаться не могло. Ларга знал, что вариантов у него всего два: загрызть кого-то из сородичей или ослабеть и перестать сопротивляться. Но пить кровь он не собирался, сдаваться — тоже. А значит, стоило попробовать сбежать еще раз. Он был слишком слаб, чтобы драться, как раньше, но попытаться стоило. По крайней мере, у него были шансы умереть в бою и уменьшить поголовье тварей на себя и еще кого-нибудь. Утвердившись в своем решении, Ларга, как и перед первым своим побегом, сделался тих и покорен. Но на этот раз он не пытался изобразить, что сломался и готов слушать хозяев, а вел себя так, как будто у него уже ни на что толком не хватает сил — даже Эарна скучала без его бесконечных историй о расправах над светлыми. Он надеялся, что так они ослабят бдительность — хотя бы немного. — Может, его все-таки разберут на запчасти? — тоскливо спросил Этарн, когда Ларга в очередной раз отказался от еды. — Как было бы хорошо… Маленький Десятый выл на всю Лабораторию, корябал пол, вырываясь, и ужасно действовав на нервы. Пришлось снова тащить его в отстойник, где он тут же спрятался за спиной Первого. А Тридцать Девятый снова гордо замолчал. У него не было сил даже на свои любимые словесные извращения, но к крови он по-прежнему не прикасался. И вот сейчас юный асур понял, что ждать больше нет никаких сил. Достало. До такой степени, что этим он поделился с существом, меньше всего расположенным слушать чужое нытье. — А тебе не жалко? — Гвальма жевала шасские зерна, отгоняя сонную одурь. — Столько возиться, и на запчасти. Лара скорее тебя разберет. «И правильно сделает, » — красноречиво промолчала помощница Лаэрна. — Да сколько можно ждать, ну сколько? Сколько можно возиться с одной тварью? Астэра смеется, говорит, за это время новую можно выносить и родить. — И родили, — Гвальма пожимает плечами. — Семьдесят Вторая отличилась. Но одно другому не мешает. — Тебе хорошо говорить, ты с ним не возишься. — Я вожусь с Семьдесят Второй, — она закатила глаза. — Если мы победим, надо получить от этих уникумов потомство. Интересно, что будет… — А мне не интересно. Сколько можно? Он железный. — Железо подвержено ржавчине, надо только немного подождать или… поторопить события. — Как? — Очень просто, — Гвальма вымыла блюдце и поставила его на место. С хрустом потянулась. — А как Лаэрн испытывал Семьдесят Вторую, помнишь? Ты потом еще Альму долго успокаивал… — Но… — Этарн так и застыл. Как просто. Гениально и просто. — Но он ведь может убежать по-настоящему! — А ты на что? — Гвальма смотрела на это юное наивное существо, и ей хотелось плакать. От смеха, но плакать. — Ладно, я смогу тебя подстраховать. Этарн выбрал время правильно. Лара отправилась испытывать образцы, и они с Эарной остались вдвоем. Формально вдвоем, потому что сестра свернулась калачиком на небольшом диване и крепко спала, обняв подушку. Ларга тоже спал, но скоро должен был проснуться. И Этарн предусмотрительно «забыл» нормально пристегнуть одну его руку, так что при желании можно справиться, а желания этого не занимать… За окном лил дождь. Стеной, как в тропиках, а где-то к югу погромыхивало. Пахнущий влагой ветер шелестел бумажками у Лары на столе. Эарна мирно спала, Альма где-то бродила… Пора. Повесив Серебряные колокольчики вокруг дивана, Этарн вышел в коридор. Как там говорят шасы? Ловись рыбка большая да маленькая? По пробуждении Ларгу ждал приятный сюрприз. Первым, что он почувствовал, был запах дождя и грозы. Свежий, пьяняще-приятный. Разве что степные травы или нагретый солнцем камень и соленые брызги Ларнайских островов пахли бы лучше. Если у свободы и есть запах, то он именно такой. Крупные, прохладные капли долетали до него через раскрытое окно, холодили кожу, стекая вниз. Окно, конечно же, забрано такой решеткой, что он и будучи в форме ее не выломал бы. А жаль. Дальше Тридцать Девятый проделал свой обычный ритуал, без которого не обходилось ни одно пробуждение. Он прокручивал в памяти свою жизнь до Лаборатории и параллельно с этим пытался шевелиться, насколько позволяли ремни, напрягал и расслаблял мышцы, чтобы они не ослабли совсем. На это уходили драгоценные силы — но что толку будет в подвернувшемся шансе, если он не сумеет встать? И тут настало время второго сюрприза: ремни на правом запястье и предплечье были недостаточно затянуты — должно быть Эарна слишком хотела спать и допустила оплошность. Ларга сжал кулаки и скрипнул зубами, не давая выйти наружу волне дикого, яростного восторга, захватившего все его существо, не позволяя себе кричать от радости. Осторожно, не делая слишком резких движений, чтобы не вымотаться слишком рано, он попытался высвободить руку их ремней. Не получилось, но он мог двигать ею из стороны в сторону, постепенно растягивая ремни. На это уходило много сил, крепления подавались с трудом, но в конце концов, провозившись добрых полчаса, он достиг успеха. Вытащил правую руку и тут же зажал себе рот, чтобы снова не заорать. Наконец-то! Наконец-то ему повезло, ну хоть один раз за весь этот непрекращающийся кошмар! Сердце бешено колотилось, дыхание перехватывало, и Тридцать Девятый полежал неподвижно еще немного, заставляя себя успокоиться, направляя свой восторг в нужное русло. Отчаянная надежда придавала сил, и с остальными ремнями он управился очень быстро. Он сел, со второй попытки, потому что его шатало, но это ему удалось. Затем спустил ноги со стола, встал на пол и попробовал сделать несколько шагов. Его мотнуло, и он ухватился за край стола, слишком шумно стукнув по нему ладонью. Замер, выравнивая дыхание и привыкая к стоячему положению. Подождал немного и наконец отлепился от стола, прошелся по кабинету. Теперь нужно было найти оружие. В ящиках обнаружились хирургические инструменты, но они не имели смысла — его когти лучше, а асуры все же не так глупы, чтобы забыть здесь боевой артефакт. Ничего, он справится и так. Или выйдет и погибнет, что тоже было хорошим исходом. Так или иначе, пошарив по ящикам и не найдя ничего путного, Тридцать Девятый подошел к двери и попробовал открыть ее — не заперта. Он замер. Нет, это уже странно. Слишком просто и похоже на ловушку. Хотя кто в здравом уме позволит ему сбежать? Это уж точно бред! Или, может быть, кто-то другой тоже устроил побег и открыл замок? Тоже нет, слишком тихо, и запахи не те. Но во всяком случае, стоять у двери и размышлять над этой загадкой было глупо, а шансом надо было воспользоваться, каким бы образом этот шанс ему ни подвернулся. Ларга открыл дверь, огляделся и принюхался. Коридор был пуст. Насколько быстро, насколько сейчас был способен, нав вышел и прикрыл за собой дверь. Он решил не идти очевидным путем к главному выходу, а подняться на второй этаж по лестнице, которая была неподалеку, оттуда — на крышу, и с этой крыши прыгнуть. Он расшибется, и сильно, а внизу могут быть ловушки, но если светлые и ожидают побега, то не таким почти нереальным способом. И он, бесшумно ступая босыми ногами, побежал в противоположную от выхода сторону. На ходу опирался о стену, чтобы слишком не уставать, но двигался со всей доступной ему сейчас скоростью. Гроза подходила ближе, и теперь коридор то и дело озарялся яркими вспышками. А буйство стихии Ларга любил и безумно по нему соскучился. Гроза, настоящая гроза и ливень! Все вокруг озарялось вспышками молний, вода падала с неба тугими струями. Сейчас бы выбежать на улицу, подставить лицо дождю и смотреть на яркие извилистые разряды в небе… Радостные мысли Тридцать Девятого были прерваны голосами и запахом асуров. Одна из дверей оказалась приоткрыта, и коридор пересекала узкая полоска света. Слышались голоса. — …и больше серий не будет. — Правильно, зачем они нужны? Разве Девяносто всякие… Светлые что-то обсуждали, а Тридцать Девятый был бы не прочь их убить. Но прекрасно осознавал, что не выйдет. Он слишком слаб, и если нападет, то даже не умрет, а вернется на ненавистный стол с ремнями. Нет, нельзя давать волю ненависти, когда она мешает мыслить здраво. Ларга быстро перешагнул полосу света, оставленную приоткрытой дверью и так же бесшумно побежал дальше. Он прошел совсем немного и вскоре уловил запах твари, совсем неподалеку и где-то наверху. От этого скрутило живот, предплечья, там, где был вживлен обсидиан, пронзило болью, а перед глазами на миг возникла черная пелена. Ларга действительно был очень, очень голоден. Но вскоре он справился с собой, а когти, не стесняясь, вытянул, чтобы боль утихла. Но важно было другое: на лестнице его ждали, а значит, придется искать обходные пути. Так что Тридцать Девятый не стал пытаться с боем прорваться через эту лестницу, а пошел к другой, несколькими переходами дальше. Так придется делать крюк, но это было лучше, чем сейчас драться. Он бежал вперед, все так же время от времени опираясь о стены, заставляя себя не смотреть на упоительно пахнущие клетки с его товарищами по несчастью. Теперь он собой не владел и бежал один. Иначе никак. Другая лестница была пуста, и Ларга насколько мог, бодро зашагал по ней наверх, но на миг ему показалось, что он чует запах той же твари, что и в начале. Неужели выследили? Он оглянулся, но никого не увидел. Должно быть, преследователь был еще далеко или за каким-то поворотом. Ларга ускорил шаг, выбиваясь из сил. Скорей бы добраться до крыши… А потом запах усилился, а за спиной послышались шаги. Тихие, но клацанье когтей Шестого невозможно было не узнать. Ларга летел вперед, оказался уже наверху лестницы и припустил дальше по коридору, к выходу на крышу. Только вот сытый и здоровый Шестой бегал быстрее, и Тридцать Девятый уже знал, что его догонят, раз преследователь не отстал. Поняв это, он остановился и развернулся, чтобы принять бой. Как он наделся, последний в своей жизни. Сейчас у него не было шансов, но если каким-то чудом он заберет тварь с собой, это будет уже победой. Разгоряченный погоней Шестой налетел на него, стремясь разорвать обсидиановыми когтями, но Ларге еще хватило скорости и мастерства отойти в сторону и полоснуть его когтями в бок. Пробить толстую чешую оказалось непросто, и рана вышла неглубокой, что только разозлило четырехрукое существо. Шестой развернулся и снова бросился вперед — но Тридцать Девятый снова ушел из-под атаки, на этот раз оставив отметину на морде противника. Однако сил у него было уже немного, и тварь прекрасно это чуяла. Шестой был туп, но тоже был зверем, охотником, и он методично загонял свою жертву. Ларга тоже это видел и решил не достаться ему совсем обессиленным. Не став уворачиваться от очередной атаки, он наоборот прыгнул вперед, и два образца сцепились в ближнем бою, нещадно рвали друг друга когтями. Ларга уже не думал ни о чем, отчаяние и ярость захлестнули его, и он не заботился о собственной защите, стремясь как лишь можно больше достать противника. Ему было уже нечего терять, он хотел лишь умереть не один. Но долго Тридцать Девятый не продержался. Шестой наконец бросил его на пол и навалился сверху. Полоснул когтями по шее, а нижними руками принялся рвать ему грудь и живот, обнажая поблескивающие черной кровью внутренности, чтобы в следующую секунду впиться в них зубами и утолить голод… — Сто-ять! Шестой обмяк, еще не дослушав приказ, если вообще собирался его слушать. Он окончательно придавил Тридцать Девятого, лишая возможности пошевелиться. Над ними обоими стояла Гвальма с пустым шприцем в руке, и вид у нее был скорее заинтересованный, нежели испуганный или раздосадованный. — А ты шустрый мальчик, — оскалившись, она подошла ближе, вытянула из руки скальпель и полоснула Шестого по верхней руке, а потом положила ее Тридцать Девятому на лицо. — Хочешь убить меня? Я даю тебе шанс. Ларга уже ничего не соображал. Сознание возвращалось огненными вспышками боли и снова ныряло в темноту, в которой тоже была боль. И запах, вездесущий, сладчайший запах. Голод, которому невозможно было противиться. А затем боль на время отступила, и по лицу потекла густая жидкость, которая обещала жизнь. И ощутив на губах первые капли, Тридцать Девятый не выдержал и жадно вгрызся в раненую руку Шестого, глотая кровь. Это было невозможным, бесконечным наслаждением, какого он раньше не знал и даже представить не мог. Энергия наконец наполняла его, и не было на свете ничего лучше этой терпкой черной крови. Это было вкуснее самого лучшего угощения, слаще ночи с любимой, упоительней победы в тяжком бою и более захватывающим, чем сам бой, прекраснее неба над новым миром и приятнее наркотического зелья, которое он однажды попробовал. Кровь была жизнью, счастьем, целым миром, и Ларга пил еще и еще, порыкивая от удовольствия. Но счастье быстро кончилось, и скоро Тридцать Девятый уже спал, уколотый тем, чем совсем недавно — Шестой. Теперь можно и на помощь позвать… Когда сознание вернулось, Ларга обнаружил себя на своем «любимом» столе, привязанный как обычно. Дождь прекратился, но из форточки дуло холодом, заставляя кожу покрыться мурашками. — …и ты сделаешь это быстро. Глубокий голос Лаэрна не узнать было невозможно. — Да, — Лара опустила голову, как нашкодившая Альма. — Я сделаю это быстро. — До рассвета. — До рассвета. — А если у тебя не получится… — Если у меня не получится, я отдам его тебе и ты сделаешь из него Девяносто… какого-то. — Умница, прямо как Семьдесят Вторая. А если он еще раз сбежит? — Если он еще раз сбежит, ты отдашь мое тело Гвальме… — А ее тело — тебе. И попробуй, в нем поживи. Ларга молчал, не открывая глаз и не выдавая себя. Мысли текли вяло и неохотно, но главное он понял — сегодня с ним что-то сделают, либо Лара, либо Лаэрн. А когда он попытался все-таки вставить слово, чтобы, как всегда, поддеть светлых, получилось только застонать. Раны вроде бы почти затянулись, но все равно все болело, а еще безумно хотелось жрать. Вроде бы, ничего непривычного, но голод стал иным. Страдания были переплетены с памятью о наслаждении, которое дает жизненная влага его сородичей, и никакая воля не поможет сопротивляться этому. Он понял, что теперь не сможет без крови. Никогда. Нав снова застонал, а затем стон перешел в хриплый, сдавленный крик. Он орал, не пытаясь больше скрыть свое отчаяние и бессильную ярость. Светлые все-таки сделали его настоящей тварью. — Очнулся… Лара смотрела на Лаэрна, изо всех сил пытаясь выдержать его взгляд. — Не смею больше задерживать. Насчет Альмы ты тоже все помнишь? — Да. На крики образца тридцать девять-восемнадцать, они больше не обращали внимания. Зато обратил Этарн. Бесшумно зайдя за ширму, он поднес к его губам носик большого термоса, из которого потекла та самая живительная влага. — Пей давай. Да, мне тоже жаль, что ты не сдох, но что поделать. Тридцать Девятый попытался было мотнуть головой и оттолкнуть от себя носик термоса, но вышло только вяло дернуться, а через несколько секунд он уже жадно пил кровь, и был абсолютно счастлив, пока ее не отняли. Ничего более мерзкого, противоестественного и унизительного с Ларгой еще не случалось, но зато боль прошла, и в голове прояснилось. Он больше не кричал, а молча смотрел в потолок, не показывая своих чувств. Ничего, асуры еще его не сломали. Ренга тоже попробовал кровь, но не стал их ручной зверушкой. И он не станет. — Ну вот, а спасибо сказать? Этарн покачал головой и забрал опустевший термос. — А делом заняться? — Лаэрн ушел, и Ларе нужно было выместить на ком-нибудь свою досаду. Ни разу не повысив голос. Костяная Рука отчитал ее как провинившегося ребенка, оттаскал за шкирку, как котенка, и эти двое все слышали! — Быстро к Астэре, доделывать Девяносто… Шестую? — Седьмую. — Все равно. Одна нога здесь, другая — там. Этарна как ветром сдуло. Ларга, против своего обыкновения, промолчал. Он обдумывал услышанное и подал голос лишь тогда, когда они с Ларой остались одни. — Так значит, я могу обеспечить тебе внезапную смену тела? Как любопытно… — Что же тебе любопытно? — устало спросила асура, привычно моя руки. — У тебя не так уж много времени. — Времени до чего? — До того, как я начну стирать тебе память. Я не хотела этого делать, но увы, меня никто не спросил. — Вот как, — Тридцать Девятый криво и еще немного глупо усмехнулся. Эйфория после крови не до конца прошла, и страшно не было совсем. — Выходит, ты потерпела неудачу. Буду рад увидеть, как проиграешь еще раз. — Не вижу поводов для радости. Для тебя ничего не изменится, разве что риск стать идиотом сильно возрос. Или хочешь, чтобы с тобой возилась Гвальма? — Думаешь, для меня есть разница? — в тон ей отозвался нав. — И отчего же мне не радоваться? Пока тебе еще ничего не удалось. И даже кровью меня напоила не ты. — А кто, если не секрет? Этарн- Эарна получили нагоняй, но асура была уверена, что всему виной их халатность и случайная встреча с Шестым… Который тоже непонятно что делал один наверху. Гвальма сказала, что что-то там проверяла, и измученный бессонницей мозг Лары такое объяснение принял, но сейчас головоломка начала складываться. — Я был немного не в состоянии разглядеть точно, — губы Ларги растянулись в знакомой глумливой ухмылке. — Но так уж и быть, помогу тебе подумать. Эарна слишком труслива и не привязанного меня обходила бы за версту. Этарн мечтает, чтобы я сдох, и скорее уж добил бы, пользуясь случаем. Но кто-то оттащил от меня Шестого, разрезал ему руку и поднес мне ко рту. А поскольку это точно была не ты, то остается только Гвальма. Он помолчал немного, а затем все же не удержался от колкости. — Вот потому я и не боюсь остаться идиотом. На вашем фоне я всегда буду просто гением аналитики. — Значит, будешь анализировать на пару с Шестым, — отмахнулась Лара, не желая вступать в эти почти семейные пререкания. Она думала о своем. — Ну конечно, хоть так нормальное тело получить, хоть на время… Все-таки они с навами до сих пор похожи. Нет-нет, да и вылезет какая-нибудь подлянка. — Какие милые интрижки, — все тем же тоном заметил Ларга. — Сперва вживить себе инструменты в руки, а затем мечтать пожить без них… очаровательно. — Дело не в инструментах, — Лара снова как будто не заметила колкость. — Она их мне вживит, если ей понадобится, ей не привыкать. Если верить слухам, ее тело собрано из кусков, потому что ее собственное уже не регенерировало. Вот уж кого точно не напугать твоими рассказами… Асура потянулась за своими любимыми шасскими зернами. — Никогда ни во что не вселялась, но такое лоскутное одеяло вряд ли кому понравится. Так что ей либо вселяться в тело образца, либо ждать, когда у наших специалистов дойдут руки до создания с нуля тел светлых. А хочется уже сейчас. Ларга хмыкнул. — Еще прекраснее. Как вы вообще выжили такие? Впрочем, ты ведь не лучше. Я давно понял, для чего тебе нужен. Лара не стала объяснять, что есть еще Астэра и Эльгерн, тот мальчик-геомант, который довел ее дочь до Хрустального Замка, да и та же самая Гвальма, которая скоро и правда будет подписывать свои пальцы. Оправдываться перед врагом — последнее дело. — Ну что, поехали? Тонкая узкая ладонь легла на лоб, а пальцы другой сложились для аркана. На несколько мгновений мир перестал существовать для Тридцать Девятого, а потом как будто сузился до размеров Лариного лица, которое только и получалось разглядеть сквозь белесый туман. В этом тумане тонули отец и мать, пустынные волки и посиделки у Ирги, разговоры о новом, лучшем, мире, детские разборки с Тингой и Вельгой, первая встреча с Аригой… Всего этого больше не было, а было… что? Ничего. Пока ничего. Тридцать Девятый пытался оттолкнуть ее, как того светлого, но это не получалось — просто нечего было отталкивать. И тогда он стал использовать свой любимый прием — повторял, повторял и повторял про себя самые значимые события своей жизни. Они бледнели, становясь бессмысленными, пустыми словами, но он твердил снова и снова, пока не отключился. Очнулся Ларга от звука голосов и клацанья когтей по полу — ничего необычного. Шестой привез каталку с какими-то коробками, среди которых удобно устроилась Астэра. — Хороший мальчик, молодец. Легко спрыгнув, асура потрепала монстра за ухом и повернулась к Этарну и Эарне, что как раз начали возиться с коробками. — Ну, что у нас хорошего? Про плохое мне Лара и так расскажет. — Я сделала своего первого Восьмидесятого, — скромно улыбнулась Эарна. — Отлично! Надеюсь, он не путает голову и хвост? — Нет, он даже понял, какого Десятого можно съесть, а какого — нет. — Да ладно! Эарна рассказывала что-то еще о своей работе, сыпала цифрами и терминами, время от времени картинно закатывая глаза и делая обиженное личико, если брат вклинивался и перебивал ее на самом интересном месте. Астэра милостиво взирала на их препирательства, время от времени задавая вопросы или радуясь, что не возится со всеми этими чешуйками и хвостами, и кроме разума подопытных ей ничего и не нужно. Тридцать Девятый не вслушивался в разговор, сосредоточившись на своем обычном ритуале… который получился у него совсем не обычно. Он помнил все, что было с ним в этом мире, а свой родной — не помнил. Он знал имена отца, матери, друзей и наставников лишь потому, что они были частью того заученного текста, что он повторял. То же самое было с детскими увлечениями, с годами учебы, с серым небом родной планеты, с вылазками в пустыню, с Аригиным волчонком… вот, он не стал заучивать, как звали того волчонка, и его имя бесследно исчезло. От его детства и юности остались только короткие, разрозненные вспышки, несколько отдельных картинок, лишенных связи со всем остальным и оттого тоже каких-то плоских. Он действительно забыл. Страх свернулся тугим холодным комком, мешая думать и дышать. Все-таки Лара может заставить его забыть что угодно, и этому он не в силах сопротивляться. Снова хотелось выть и орать, но здесь были асуры, и Ларга взял себя руки. И когда дал понять, что проснулся, вел себя как и обычно. Астэра тем временем по-кошачьи потянулась и не преминула спросить про него — А где у вас герой дня? — Вон лежит. — Я смотрю, у него ничего хорошего пока не случилось? — Ну почему же? — Эарна улыбалась, довольно, хоть и немного нервно. — Ему начали стирать память. Считай, на полпути к счастью… Оглядев присутствующих, Тридцать Девятый остановился на Эарне. Издевательски улыбнулся, и без слов показывая, что предмет разговоров с ней он прекрасно помнит и готов продолжить. Астэру он тоже помнил. И все так же хотел убить больше прочих. Эарна фыркнула как кошка и отвернулась. Когда ей стало известно, что пока она спала, Тридцать Девятый бродил где-то рядом и мог запросто до нее добраться, Эарна перестала ложиться без боевого артефакта. А сегодня ей приснилось, что этот артефакт оказался разряжен и она сама тоже в нуле. Она зовет на помощь, но ее никто не слышит, и Ларга переходит от теории к практике… В итоге она проснулась от собственного крика и первым делом проверила крепления. Только успокоилась и на тебе, опять! — Да ладно тебе, — Астэра сощурила на солнце миндалевидные глаза. — Ты ему нравишься больше всех, прояви понимание. Пробормотав что-то неразборчивое, Эарна скрылась за ширмой. — Ну ладно, хорошо у вас… — Астэра вздохнула. — Но надо идти делать дела. Где Лара, кстати? — У Лаэрна. — Надеюсь, не по той причине, по какой я думаю? — Надеюсь, — эхом отозвался Этарн. Он не предвидел такого поворота событий. — Ладно, разберемся, — она пошла к двери. — Скоро отправлю вам Альму. Она мне очень хорошо помогла. Меньше всего к отношения к дальнейшей его судьбе имела Астэра, но мысли Ларги снова и снова к ней возвращались. Этарн-Эарна бесили его, Лару он ненавидел, как и всех врагов, и даже сильнее — чтобы не позволить себе ее бояться. Но Астэра была другой. Почему-то от мысли от смерти Мирги на душе становилось куда более погано, чем когда он ощущал собственную беспомощность. А еще в этой светлой было нечто, внушавшее уважение более, чем к прочим. А таких врагов нужно уничтожать первыми. — До тебя я все равно доберусь, — пообещал он ей. Асура остановилась в дверях и внимательно посмотрела на Тридцать Девятого. При должном подходе из него получилась бы Третья. При должном подходе он смог бы защищать Лабораторию получше всех этих стен огня. Или не только Лабораторию. Этот нав мог бы горы свернуть, а из него делают собачку-телохранителя. Микроскопом забивают гвозди. Убила бы. — Что ж, тогда я буду ждать. Она поймала себя на том, что говорит безо всякой иронии. Она действительно будет ждать, потому что он может прийти. Не понятно, как, но может. Появится у нее за спиной, когда она успокоится и будет жить чем-то совершенно другим. Вынырнет из тени, как умеют только навы, и улыбнется. — Не будь он темным, я бы сказала, что это он ей нравится, — выдала Эарна, когда Астэра была уже далеко. Тридцать Девятый молчал долго, даже не отпустил колкость, услышав предположение Эарны, и не сразу продолжил их извечный разговор, когда она оказалась рядом. Он понял, что Астэра сейчас смотрела на него не как на тварь. Не как на зверя, который рычит и кидается на прутья клетки, а как на разумного, не пытаясь этого не замечать. Как на воина, который останется таковым, даже если вживить ему когти, клыки или еще Свет знает что. И светлая даже не представляла, насколько это было для него важно — особенно сейчас, когда его все-таки напоили кровью, и когда его память начала таять. Мысленно Ларга поблагодарил ее, но вслух, разумеется, такое никогда не сказал бы, даже не будь здесь Этарна-Эарны. Впрочем, показывать, что этот момент много для него значит, тоже не стоило. А еще, когда страх снова отступил, стало ужасно скучно. — Жаль, что я не нашел тебя, когда сбежал… — обратился он к Эарне, но затем сделал небольшую паузу и перевел взгляд на ее брата. — Кстати, сбежал или выпустили? Ремни всегда застегивали либо ты, либо твоя сестра. Сперва я подумал, будто она не затянула их, но погляди, как она боится… Неудобно вышло, правда? Подставил начальство, а мог ведь и сестры лишиться. Но радуйся, тебе повезло, — нав снова посмотрел на асуру и улыбнулся. — Так на чем мы остановились? Кажется, на том, как правильно выкалывать глаза, чтобы быстро регенерировали, и можно было повторять много раз… — Замолчи, тварь! — Эарна замахнулась было залепить пощечину, но резко обернулась к брату, прямо с занесенной для удара рукой. — Этарн! Ты… О чем он говорит? — Ой, да не слушай ты его, — отмахнулся асур. — Он все время что-нибудь говорит. Чем ему еще заняться? — Не ври, он не будет такое придумывать! Зачем ты это сделал, а? Он же мог убить меня… Уткнувшись лицом ему в грудь, асура беззвучно разрыдалась. Она слишком вымоталась и слишком долго боялась. — Ну все, все… — Этарн гладил ее по голове. — Тебе ничего не грозило, честное слово. Там были Колокольчики и Двадцатый. Он бы не добрался… Скорее уж до меня, чем до тебя, успокойся… За продолжением этой сцены Ларга наблюдал с интересом, не отвлекая. В любой другой ситуации он бы брезгливо скривился на эти сопли и слезы и прошел мимо, но сейчас они были единственным развлечением. А вот у Альмы развлечений выдалось побольше. Наученная горьким опытом, она не стала бродить по коридорам, да и после новой попытки побега возле клеток все время кто-то был, но оставался еще кабинет матери, где часто происходило что-то интересное. Улучив момент, она спряталась за запасную ширму и тихонько стояла там, наблюдая за чужим, незнакомым существом, в которое превращалась мама, когда думала, что ее не видят. Преображение пугало и одновременно завораживало. Альма силилась понять, как оно происходит, и не могла. И в конце концов привыкла, что мать становится монстром и пугает врагов. И так в этом преуспела, что ее побаиваются даже Этарн и Эарна, хотя до Лаэрна и Гвальмы ей все равно далеко. Однажды она спросила Астэру, почему так получается, и та как всегда отнеслась к ее вопросу серьезно. А может, он и ее саму волновал. — Это все навы, — немного подумав, произнесла подруга матери. — Мы делаем монстров из них, а они — из нас. Альма немногое поняла из этого объяснения, но приняла его, хоть и не перестала удивляться. И вот теперь она стояла за ширмой и, белея от стыда, слушала разговор матери и Астэры, которая вдруг решила заглянуть на чашку шасских зерен. У Лары как всегда много работы, но она не против отдохнуть четверть часа — все равно они никого не спасут. — Мне не нравится твоя затея, — голос Астэры звучал глухо. Должно быть, она отвернулась к окну. — Мне тоже, — ответила мать. — Но другой у меня нет. — Отправь детей в одно из убежищ. В Железную Крепость, наконец. Там безопа… Должно быть безопаснее. — Уже не должно. — По-твоему, с навом ей лучше? — Не знаю, — ложка звякнула о прозрачную стенку. — Но убежища обнаруживали, Крепости брали штурмом, а измененная Навь еще ни разу не предавала. — Не стоит мерить всех по Тэльме. — У меня нет другого выбора. — Рискнешь единственным ребенком? Если у тебя не получится, он порвет ее в клочки. Он воин, а не сторожевой пес. Лара покачала головой. Слишком резко для такого нейтрального жеста. — У меня есть способ проверить. — Какой? — Не догадываешься? Совсем-совсем? Если все пойдет как надо, он перестанет меня ненавидеть. Забудет, кто я и кто он сам. Первые часы останутся работать лишь инстинкты, и я буду для него просто красивой женщиной. Или не буду. Астэра присвистнула. — Не ожидала от тебя… Альма затаила дыхание. Она тоже не ожидала. — Я просто поцелую в губы. Что ты как смотришь? — А вдруг он тебе понравится? — Мне?! — Он уже перестанет быть Навью, значит, тошнить от процесса не будет и тебя. — Логично, — Лара подлила себе еще воды. — Спящий, как же все это мерзко… — Хочешь, я проверю вместо тебя? Ему без разницы, а ты своей миной можешь все испортить. — А тебе самой не противно? — Мне интересно, — Альма не могла видеть Астэру, но отчего-то была уверена, что та улыбается. — Интересно, насколько далеко шагнула вперед наша наука. И что чувствуют навьи, глядя на него.