Милосердие

Инквизиция являла собой ужас, произвол и религиозное мракобесие, погубившее сотни невинных душ.

      — Я предупреждал тебя, дочь моя. Предупреждал.       Рукия наблюдала за грозой, расколовшей небосвод сияющей ломаной линией, опустошённым взглядом. Мерзкий дождь лил всю ночь и, казалось, не спешил прекращаться. Кучики сжимала в руке серебряный крестик, ощупывала продрогшими пальцами распятие, ощущала все его выступы и углы, а мысли в голове были заняты одной несчастной рыжеволосой девушкой, что осталась гнить в темнице, по её вине. Да, именно так. Кучики винила себя в случившемся, и даже Ворон с Лисом не были виновны настолько, насколько была Рукия. У девушки сжималось сердце, стоило ей хоть на миг представить дрожащую Орихиме, окружённую вязкой тьмой и грязью. Она ведь там совсем одна...       Холодный белый алтарь, изваяние немого ангела и лик святого на витражном окне испытующе глядели на маленькую девушку своими пустыми, лишёнными сознания глазами.       — ... связалась с ведьмой! Позор для всей нашей семьи!       "Замолчи."       Рукия не могла грубить отцу. Кому угодно, но не ему, даже несмотря на его скверный характер и чрезмерную набожность. Он всегда был таким снобом, а после смерти мамы и сестры и вовсе стал невыносим. Но Кучики терпела, она привыкла справляться с трудностями в одиночку, зная, что никто больше не поможет, не поддержит, что даже её родной отец слишком далёк от неё.       — Что с ней сделают? — мужчина явно передёрнул плечами, Рукия не видела этого, но почувствовала. Он всегда так делал, когда в голосе его грешной и непослушной дочери проскальзывали нотки холодности и упрямства.       — Ведьму продадут одному богатому купцу из соседнего города. Он частенько заглядывает сюда в поисках... диковинных вещиц. Он коллекционер...       — Он старый извращенец, и у него свой бордель, — равнодушно отрезала Рукия. — Богатый подонок хочет надругаться над очередной невинной девушкой. И не лги мне, будто не знал об этом. — Рукия обернулась к отцу, и священника сковал озноб, когда полный отвращения взгляд его же собственной дочери пронзил его, как острая смазанная ядом стрела. — Ты ведь не только главный священник, но и глава города. Так как же ты позволяешь всё это, отец? Где же твоё правосудие? Что говорит тебе Господь?       — Господь твердит всем нам быть милосердными по отношению к тварям земным, — дрожащим голосом выдавил мужчина, и Рукия нахмурилась ещё больше.       — Милосердными?       — Но ведьмы не являются существами земными. Они демоны, вышедшие из Преисподней, и уже само их существование оскверняет нашу землю.       Рукия смотрела на отца своим холодным, разъедающим злобой взглядом, и священник осознал, что перед ним стояла не его дочь и уж точно не создание Всевышнего. Рукия сама сейчас походила на демона, голодного и ужасного, но до простоты невинного и наивного, жаждущего справедливости от людей, населяющих эти грешные земли. Демон, от которого следовало избавиться, пока он не опрыскал ядом правосудия эту церковь и этих людей.       — Будь благоразумна, дочь моя. И тогда Господь будет милостив к тебе.       Священник перекрестился, поклонился святому лику на окне и поспешно покинул церковь, желая избавиться от гнетущего чувства, витающего в воздухе. Желая избавиться от гнева праведной в отличие от него самого дочери.       Ключ в замочной скважине щёлкнул. Рукия осталась одна наедине с немыми ликами. Её заперли в этой погрязшей в грехах своего священника церкви. *       Орихиме не до конца осознавала, что произошло. Она впала в беспамятство на какое-то время, пока темница давила на неё своей темнотой. У неё началась лихорадка, и девушку бросало то в жар, то в холод. Когда пришли стражники, она едва пришла в себя. Её силком вытащили из камеры и поволокли в подвал главного здания инквизиторов. Там не было окон, и ставшая вполне привычной тьма нависла над дрожащей Орихиме. Несколько свечей освещали большой стол с возвышением всередине. Рядом стояли вёдра, наполненные водой, и валялись старые дырявые тряпки.       Иноуэ толкнули в спину, раздели её догола и заставили девушку лечь на стол. Из-за его необычной формы и поднятой средней части Орихиме пришлось выгнуть спину и выпятить живот как можно сильнее, чтобы не ощущать неприятной боли в позвоночнике. Руки и ноги Иноуэ стянули ржавой колючей проволокой, приковав тем самым к столу и лишив возможности двигаться.       — Вы знаете, что нужно делать.       Орихиме повернула голову в сторону бородатого мужчины. Рядом с ним стояли Ворон и Лис, а саму Иноуэ окружили молчаливые инквизиторы в тёмных одеяниях.       — Мы должны убедиться, что она ведьма. Сделайте всё аккуратно и быстро.       — Вряд ли она признается. Господин будет очень недоволен, если мы испортим его товар.       — Господин получит её мёртвой, если вы не постараетесь, — угрожающе рявкнул бородатый мужчина, и остальные поспешно и раболепно принялись за работу.       Один из инквизиторов с силой сдавил Орихиме челюсть, заставив её широко открыть рот. Грубым движением мужчина затолкнул девушке в рот сухую, колючую ветошь. Орихиме замычала от боли и ужаса, испуганно расширив глаза, и яростно замотала головой, пытаясь выбраться. Кто-то навис над ней сверху и крепко зажал своими сильными, намозоленными руками её голову.       — Не вертись.       Когда рот девушки был забит соломой так, что не мог закрываться, ей вставили в рот широкую трубку с воронкой и начали заливать туда воду. Орихиме издала гортанный полувскрик и стала бешено дёргаться, но её крепко прижали к столу, а в запястья и щиколотки впивалась, словно ядовитая змея, проволока. Ледяная колодезная вода обожгла горло и, не прекращая, вливалась в опустевший желудок. Орихиме не оставляла попыток вырваться, однако чувствовала, как силы покидали её. Неимоверное количество воды насильно вливалось в её воспалённое горло. Иноуэ старалась дышать и сосредоточить своё внимание на трещине в потолку, чтобы отвлечься, но тошнота, каждый раз комом подкатывающая к горлу, мешала ей здраво мыслить. Орихиме хотелось вскочить с места и отрыгнуть всю ту воду, что её заставили выпить, но желание вырвать всё время подавлялось очередной порцией заливающейся воды, и девушка уже ничего не видела за пеленой собственных горячих слёз.       — Довольно, — сказал мужчина с бородой и поднял руку.       Инквизиторы прекратили своё издевательство над девушкой. Орихиме захлебывалась и кашляла, но даже не успела прийти в себя, как её ударили по её выгнутому, полному воды животу. Иноуэ взвыла от неприятного, мерзкого ощущения, вода, ещё не успевшая попасть в желудок, застряла в горле комом. Орихиме стошнило, и мужчина, руководивший процессом, с отвращением взглянул на несчастную.       — Иноуэ Орихиме, признайся, что ты ведьма, и, возможно, Господь смилуется над тобой. Если промолчишь или нагрубишь, пытки продолжатся.       Орихиме жалобно всхлипнула, но, кроме поскуливания, не смогла выдавить из себя больше ни звука. Она плакала и мычала от боли и тошноты, ей хотелось избавиться от проглоченной воды, но, будучи привязанной к уже прогнившему от постоянной влаги столу, она не могла ничем облегчить свою участь. У этого специального орудия для пыток была приподнята средняя часть, потому живот жертвы всегда был выгнут. Орихиме повезло, что ей лишь давили на живот и били по нему. В худшем случае, если её захотят убить, главнокомандующий инквизитор отдаст приказ палачу уложить Орихиме на пол и прыгнуть на её раздутый живот.       Бородатый мужчина презрительно цокнул, ему так и не удалось выудить из измученной девушки ни слова. Он кивнул другим инквизиторам, и пытка продолжилась. *       Рукия резко вздрогнула, когда раскат грома сотряс землю. Казалось, будто дождь перешёл в ливень, а тучи на небе стали ещё гуще и тяжелее. Кучики не нравилось то неприятное, колющее ощущение в груди. Что-то случилось, и наверняка это было связано с Иноуэ. Маленькая дочь священника больше не могла ждать.       Немые лики. Холодный алтарь. Серебряное распятие на груди. Рукия тяжело вздохнула и бросила последний не то укорительный, не то сочувствующий взгляд на изображение Господа на стене. В следующее мгновение большое витражное окно с изображёнными на нём румяными ангелами в окружении шипастых роз разбилось вдребезги с оглушительным звоном.       Рукия бежала. Так быстро, насколько позволяли ей силы. Сердце щемило от неприятного чувства, что произошло нечто ужасное, непоправимое, что рыжеволосая девушка по имени Орихиме Иноуэ незаслуженно оказалась в руках тех, кто желал ей смерти.       Кучики обогнула двор и оказалась неподалёку от главного здания инквизиторов. Под навесом, облокотившись о стену, стоял Лис. Рукия подлетела к нему и, не церемонясь, приставила маленький охотничий нож к его длинной жилистой шее.       — Где она?!       — О, крошка Ру... Какая встреча, — протянул Лис, и Кучики едва сдержалась, чтобы не перерезать горло этому негодяю прямо сейчас.       — Говори! Живо! — прорычала Рукия и угрожающе надавила ножом на горло Лиса, отчего тот вытянул шею и вжался в стену.       — Ладно тебе, не надо так злиться... Рыжую ведьму отвели обратно в темницу сразу после пыток.       — Что? — Рукия пошатнулась, почувствовав, как затряслись её колени, грудь сдавило тяжёлое чувство вины и дикого страха. — После... пыток?       — Её пытали водой. Эта пытка, как ты знаешь, считается самой безобидной, поэтому это меньшее, что ей могли уготовить....       Рукия не стала больше слушать, она вообще больше ничего не слышала. Кучики мчалась по узким тёмным улочкам, жадно заглатывая холодный воздух. Под ногами в разные стороны разлетались грязные брызги глубоких луж, колючий ветер нещадно бил в лицо, а Рукия всё продолжала бежать. Бежать к той, чью душу ещё можно было спасти, пусть даже ценой жизни самой Кучики.       Рукии несказанно повезло, когда она нашла у входа в темницу валяющегося на земле пьяного стражника. Впрочем, его можно было понять. В такой холод и ветер ничто не могло согреть лучше, чем бутылка эля, а охранять одну единственную пленницу, которая вряд ли сможет дать тебе отпор, не стоило того, чтобы прозябать под дождём.       Кучики едва не поскользнулась на залитом от дождя полу, когда чуть ли не влетела в коридор и пустилась искать ту самую решётку, за которой сидела Орихиме. Отыскав в тусклом свете факелов злосчастную камеру, Рукия подбежала к ней и громко распахнула дверь. Орихиме вздрогнула от грохота и боязливо обернулась, но в ту же секунду её полный отчаяния взгляд стал осознаннее и живее, а посиневшие от холода губы растянулись в кривой, но по-настоящему счастливой улыбке.       — Т-ты... Ты пришла...       Орихиме не могла поверить своим глазам и теперь уже не сдерживала слёз радости. Да, она действительно стояла перед ней — маленькая отважная дочь священника, добрая и заботливая, искренняя и красивая Рукия... её Рукия.       Кучики тяжело дышала и в оцепенении смотрела на Иноуэ. Всё её тело было покрыто ужасными синяками и отёками, в особенности живот. Мокрые волосы неопрятными морковными локонами прилипли к обнажённой груди, в кварцевых глазах застыл ужас. Совсем, как тогда, когда Рукия впервые увидела её, запуганную, несчастную. Кучики не сразу осознала и почувствовала, что по её щекам тоже катились слёзы, такие горячие и солёные, полные обиды и злости на несправедливость этого мира и населяющих его людей. Кучики плакала. Красиво, по-взрослому, как умела только она. Кучики плакала впервые за долгое время после смерти матери и сестры. Кучики плакала, потому что нежная, ласковая, тёплая девушка по имени Орихиме оказалась жива, потому что сейчас она сидела совсем близко перед ней, потому что сейчас до неё можно было дотянуться рукой и убедиться, что она действительно рядом.       Рукия сделала пару неуверенных шагов и опустилась на колени перед улыбающейся Иноуэ. Тонкие дрожащие пальцы медленно потянулись к рыжим волосам. Орихиме слегка вздрогнула, когда Кучики нежно провела костяшками пальцев по её бледной щеке.       — Ты... цела...       Казалось, Рукия вот-вот задохнётся. Она боялась сделать даже вдох, потому что опасалась, что, стоит ей отвлечься, и Орихиме исчезнет, как мираж, испарится подобно призрачному видению, и Рукия уже никогда не сможет её поймать.       Орихиме коротко кивнула и прижалась щекой к руке Кучики, сжав её своими холодными пальцами.       — Ты вся продрогла, — сочувственно выдавила Рукия и взяла лицо Иноуэ в свои ладони.       — Пустяки, — Орихиме улыбнулась, так лучезарно и по-детски, что Кучики не сдержала нервного смешка и уткнулась в лоб Иноуэ своим.       — Ты заставила меня поволноваться... — нахмурившись, процедила Рукия, страшное чувство вины всё же поглотило её, и она уже вряд ли когда-нибудь сможет себе это простить.       — Теперь всё хорошо, — шепнула Орихиме и потёрлась своим холодным носом о щёку Кучики. — Ты же... теперь здесь.       Рукия шумно вдохнула воздух и уже больше не сдерживалась. Она горячо впилась в припухшие губы Орихиме своими и прижалась своим хрупким тельцем к её мягкой груди. Сейчас для Рукии не существовало никого и ничего, кроме этой прекрасной рыжеволосой девушки. Губы Иноуэ были тёплыми и мягкими, Кучики грубовато сминала их своими, чуть жадно, чтобы поцелуем показать Орихиме, как она скучала, как переживала и боялась, как всё это время у неё разрывалось сердце.       Иноуэ блаженно прикрыла глаза, из её груди вырвался сладкий жалобный полустон. Она с наслаждением втягивала носом приятный цветочный аромат, исходивший от Рукии, желая, чтобы эти мгновения никогда не кончались. Ведь Рукия была такой хрупкой и аккуратной, с тонкими запястьями и длинными изящными пальцами, грустным холодным взглядом и соблазнительными красивыми губами. Тонкая полупрозрачная блуза Кучики приятно касалась обнажённой кожи Орихиме, щекотала живот и внутреннюю часть бедер, слегка касалась нежного незащищённого лона, словно подразнивая, искушая. Иноуэ притянула Рукию ещё ближе и, скользнув под одежду, стала нежно поглаживать её тёплую спину, ощупывая пальцами каждый позвонок, заставляя маленькую дочь священника дрожать от удовольствия. Рукия вымученно застонала Орихиме в губы и зарылась пальцами в её длинные огненные волосы. Низ живота требовательно заныл, тягучее приятное чувство разлилось внутри, заставляя кровь бешено стучать в висках.       Иноуэ уже почти забыла, что ещё какое-то время назад её жестоко пытали, издевались над душой и телом, но теперь девушка была точно уверена, что все эти муки и пройденные ею испытания стоили того, чтобы сейчас податливое и дрожащее тельце Рукии было заключено в её крепких объятиях, чтобы её влажный рот и мягкие губы заставляли весь мир вокруг перевернуться, чтобы прерывистое горячее дыхание и жалобные стоны этой маленькой, но сильной девушки вынуждали Орихиме покрываться мурашками и впервые ощутить себя нужной кому-то.       Но это не могло продолжаться вечно. И Рукия, и Орихиме обе это понимали. Кучики нахмурилась и с неимоверным усилием заставила себя отстраниться от губ Орихиме. Времени было не так много, а если им сейчас удастся сбежать, то потом этого времени хватит с лихвой, и всё окупится, а пока...       — Нам... надо уходить, — переводя дыхание, произнесла Рукия, и Иноуэ понимающе кивнула.       — Они сказали, что продадут меня... — голос Орихиме задрожал, а глаза наполнились слезами. — Они продадут меня, Рукия!       — Нет, они тебя не тронут, — Кучики ласково стёрла подушечками пальцев слезинку с щеки Иноуэ. — Я им не позволю.