Сказки старого пианино

В какой-то момент Фассбендер отстранился. Он был весь мокрый от дождя, а в вечно льдистых глазах теперь будто бы наступил май. Бернхард не анализировал и не думал. Просто любовался самым прекрасным человеком на свете. Этим странным русским. — Вот смотришь так, и я невольно начинаю сомневаться, что все нацисты — безбожные твари, — прошептал Вадим резковато и глухо. Он развернулся спиной к немцу, сделал шаг, и… вышел из пелены дождя. Вокруг возникли стены с тёмно-коричневыми обоями, к которым прислонялись книжные дубовые шкафы. В камине уютно потрескивал огонь. Вадим устало опустился в кресло неподалёку от источника тепла. Странно: он был сухим, словно и не было дождя, но ужасно холодным. — Я постараюсь сделать то, что обещал, — негромко отозвался Бернхард, опускаясь в соседнее кресло и вглядываясь в блики огня, — постараюсь узнать, как нам вернуться домой. — Будь добр. Ведь мы по твоей милости в этом проклятом месте, — злобно ответил Тальков и прикрыл глаза. — Кто твои родители? Где они сейчас? — доставая сигарету из серебряного портсигара, поинтересовался немец. — Они были дворянского происхождения. Оба пострадали после революции. И я не знаю ничего об их дальнейшей судьбе, нас разлучили в детстве. Я узнал, что у меня ещё была сестра, о существовании которой я и не догадывался. Все мои поиски пока что не увенчались успехом, — Вадим слабо улыбнулся на последних словах. — Ты можешь увидеться со своими близкими, если, конечно, не испугаешься, — вытянув ноги, пафосно отозвался Фассбендер, делая смачную затяжку. — Как это? — распахнув глаза, с удивлением спросил русский. Бернхард выглядел ужасно довольным, что смог заинтересовать строптивого Талькова. — А ты ещё способен чему-то удивляться, находясь в этом месте? Да ну? — Что я должен сделать, чтобы увидеть их? — прищурив блестящие серые глаза, с хрипотцой спросил Вадим. — Дашь мне — увидишь их. — Дам? Что дам? — тупо спросил русский, а заметив насмешливый взгляд немца, густо покраснел и вскочил, — да пошёл ты! — А что такого? Уж лучше по своей воле, чем насильно, согласись… — Бернхард зажал сигарету в тонких губах и медленно поднялся, — подумай, даю тебе время. С этими словами он покинул гостиную, оставляя после себя ароматы одеколона и сигарет. Тальков поспешил в ту комнату, что уже начал считать своей. Заперевшись там, он упал на кровать. Господи, как он в тот момент ненавидел этого проклятого нациста. Мало того, что он поимел его, как женщину, так ещё и постоянно болтает о любви, смотрит томно, хищно… Тьфу! Резко перевернувшись на спину, Вадим поморщился от боли: анус всё ещё не до конца восстановился после грубого проникновения. Какое-то время мужчина смотрел в потолок, стараясь унять ярость, а потом уснул. При этом ему казалось, что он осознаёт, что видит сновидения. Ему снилась мать, лицо которой он стал забывать. Ему снилась сестра, которую он никогда не видел. Ему снился отец. Отца арестовали за год до того, как пришли за матерью. Наверное, его давно нет в живых… В комнате что-то зашумело. Мужчина открыл глаза и ахнул, не веря самому себе: он лежал на поляне, залитой солнечным светом, а на соседнем холме возвышалась старая церквушка Ведяново. Она находилась в Архангельской области и давно обросла всевозможными слухами и легендами. Вадим встал на ноги и его белую рубаху тут же затрепал весёлый порыв июльского ветра. Какое же блаженство… Возможность наблюдать за тем, как белоснежные облака плывут в далёкие края, как солнце заливает лимонным вином зелень лесов, как бабочки садятся на ярко-желтые одуванчики и шаловливо взмахивают пёстрыми крыльями — счастье, истинное и простое счастье! У Талькова закружилась голова от бесконечной радости. Он сбежал с холма, взбежал на соседней и остановился перед старенькой, заброшенной бело-зелёной церквушкой. Ему казалось, внутри никого и ничего нет, только манящая прохлада, приглашающая отдохнуть в этот жаркий денёк. Но вдруг из темноты появилась светлая фигура. Незнакомая женщина вышла на крыльцо церкви и нежно улыбнулась Вадиму. Это была русоволосая славянка лет тридцати пяти. На правой щеке виднелась большая родинка. Выразительные синие глаза были мудры и добры. На ней было простое синее платье старинного крестьянского покроя. На плечах покоился пёстрый фиолетово-зелёный платок. — Братец, я знала, что мы встретимся, — мягко молвила женщина. — Кто ты? — удивлённо прошептал Тальков. — Сестра твоя. Звать меня Антониной. — Я совсем ничего не знаю о тебе… Как ты здесь оказалась? А я? Господи, сколько странностей! — рассмеявшись, Вадим встревоженно огляделся и поднялся на крыльцо. Он протянул руку к сестре, но в эту же секунду она исчезла. Сон, мираж… Что это было? Тальков сидел на кровати в запертой комнате и потирал сонные глаза. — Приснится же такое, — пробормотал он и тихо вышел в коридор. Ему ужасно не хотелось сталкиваться с немцем, но голод уже давал о себе знать. Каким же было удивление, когда, спустившись на кухню, он обнаружил на столе ужин на двоих: мясо, картошка, салаты, вино… — Что замер? Садись, — улыбнувшись, произнёс Фассбендер, проходя на кухню следом и закрывая дверь.