Сказки старого пианино

— Расскажи мне о своём детстве, — сделав глоток кофе, тихо попросил Вадим. Кухня утопала в тёмно-жёлтом электрическом свете, располагая к задушевному разговору. Конечно, русский бы предпочёл видеть на месте нациста кого-нибудь другого, например, Стёпу Щеглова, но это были мечты… — У меня было двое братьев. Старшего звали Готтифом, младшего Клосом. Мы жили в пригороде Мюнхена. — Ты был богат? — Именно. А ты? — медленно покручивая в руке чашку, немец как-то странно взглянул на Талькова. — Мой отец был из столбовых дворян, он имел большие средства. После революции его имущество арестовали, мы жили впроголодь. Вскоре его забрали, а потом и мать. Меня отправили в детский дом. Благодаря твоим магическим штучкам я узнал, что у меня была сестра Антонина. Ничего о ней не слышал, — отставив чашку, Вадим исподлобья посмотрел на Бернхарда. — Ты… будешь пытаться вытащить нас отсюда? Иногда мне кажется, что тебе здесь нравится. — Буду, — ворчливо ответил немец, опасно блеснув глазами. — Ещё скажи, что я в восторге от того, что ты меня приворожил. — Я ничего не делал. Возможно, это твой ритуал дал такой… побочный эффект. — Так вот, как это называется… «Побочный эффект», — язвительно отозвался Фассбендер и замер. За окном виднелся призрачный силуэт. Прищурившись, Бернхард с ужасом узнал в нём свою мать. Ингрид смотрела на сына с нескрываемым презрением, поджав губы и прищурившись. — Глянь туда… ты тоже её видишь? Вадим проследил за взглядом немца и посмотрел в окно, за которым не было ничего, кроме пугающего синего сумрака. — Там никого нет. — Это дьявольское место играет с нами в игры… Тальков покачал головой и ничего не ответил. Тошнота отступила, но слабость всё ещё давала о себе знать. Поднявшись из-за стола, он вышел из кухни и направился на второй этаж. Пройдя в первую попавшуюся комнату, русский запер дверь и лёг на кровать. Почти сразу же на его веки опустился тяжёлый сон. Бернхард пришёл в себя, когда кофе уже совершенно остыл. Проморгавшись, он встал и подошёл к окну, чтобы убедиться, что призрак матери исчез. Тихо выругавшись, он направился в комнату, которую отвёл под свой «кабинет». На столе лежала старинная колдовская книга в чёрном переплёте, на котором были изображены знаки Сатаны. Фассбендер сел на скрипучий стул и открыл её. Он добился неплохих успехов в оккультизме. И стоило признать, что он действительно гордился этим. Пусть заточение в доме было своеобразной тюрьмой, зато здесь они с Вадимом могли быть вдвоём, им никто не сможет помешать. А там? Фассбендер тяжело вздохнул и стал перечитывать правила ритуала, который был проведён здесь до того, как они оказались в заточении. Выходит, всё было совершенно верно. И к утру уставший от чтения Бернхард уже был уверен, что дело не в ритуале, а этом доме… И это делало его совершенно беспомощным перед появившейся проблемой. Шли дни, превращаясь в недели. Между Вадимом и Бернхардом установилось более-менее приемлемое общение. Казалось, градус ненависти со стороны русского немного снизился. Всё чаще его беспокоили головные боли и тошнота. И однажды утром Тальков проснулся со вполне ощутимо округлым животом. Во все глаза глядя на своё отражение, он трогал его, а в голове тем временем метались самые ужасные мысли. Он уже давно чувствовал, что его состояние вызвано не отравлением, а чем-то другим. И теперь получалось, что в его животе кто-то был… Тальков ворвался в гостиную, где сидел Фассбендер, читающий у камина роман Виктора Гюго. В серых глазах плескались страх и ужас. Он поджимал тонкие губы, сжимая-разжимая кулаки. — Я, кажется, беременный. Как это возможно?! — хрипло выпалил русский. — Что-что? — изогнув бровь, Бернхард оторвался от чтения. — Беременный? Ты же мужчина. — Смотри! — рявкнул Тальков и приподнял ткань рубашки. В эту секунду на коже возникла выпуклость, словно кто-то внутри дал о себе знать. — Толкается… — зачарованно пробормотал немец и отложил книгу. Поднявшись, он упал на колени перед любимым и погладил его живот. Сомнений не оставалось, что внутри Вадима действительно росла жизнь. Русский ощутил, как земля буквально уходит из-под ног. Он выбежал из гостиной и ударил кулаком по стене. Разъярённый взгляд блуждал по коридору. Тальков был готов кого-нибудь убить. — Тебе нельзя так дёргаться! Ты можешь навредить нашему ребёнку, — заметил Бернхард, подходя к Вадиму сзади. От этого спокойного и уверенного тона русский взбесился ещё сильнее. Развернувшись, он сжал руки в кулаки и практически выплюнул немцу в лицо: — Это всё ты! Твоя вина! Если бы не ты, я бы не оказался здесь! Не стал подстилкой для проклятого фашиста! Не превратился бы в какую-то… Да у меня даже слов нет, чтобы описать то, что я теперь беременный! — Успокойся! — хрипло выкрикнул Фассбендер и отвесил любовнику звонкую пощёчину. Голова того резко дёрнулась в сторону, волосы взметнулись. Широко раздувая ноздри, Тальков медленно заехал кулаком в скулу Бернхарда, нанося мощный удар. Тот зарычал и грубо сжал запястья русского. Не церемонясь, запихнул его в ближайшую комнату. Эта потасовка бы непременно продолжилась, но неожиданно помещение залил голубой свет, словно кто-то зажёг ёлочные гирлянды. Мужчины замерли, пытаясь понять, откуда брезжит этот дивный свет. — Кажется, мы здесь никогда не были, — тихо проговорил Тальков. Увлечённые намечающейся дракой, они даже не заметили, что в стене возникла дверь, которой раньше не было. За всё время нахождения в этом доме русский успел побывать во всех комнатах особняка. Это было мрачное и величественное здание, выстроенное в первой половине девятнадцатого века. В каждой комнате находилась добротная мебель из вишнёвого дерева, зеркала, картины кистей импрессионистов. Подобные особняки Вадим видел только на иллюстрациях в книгах, поэтому до сих пор ощущал себя чужим в этом величественном месте. И теперь, щурясь от голубоватого свечения, он думал о том, что точно не видел этой комнаты раньше. Она отличалась от остальных. Здесь были чёрные обои с красными вензелями, белый буфет и два глубоких кожаных кресла. У заложенного кирпичами окна находился небольшой шкафчик, забитый книгами. — Чёрт возьми, кажется, эта комната не так проста… — пробормотал Фассбендер. Стоило ему произнести эту фразу, как голубой свет погас и помещение погрузилось в полумрак. Тальков медленно приблизился к шкафу и провёл ладонью по стеклянной дверце, на которой виднелась толстая трещина. — Дверь исчезла… — пробормотал Бернхард, подходя к тому месту, где был выход ещё несколько минут назад. — Видимо, комната хочет нам что-то сказать, — тихо отозвался русский и отворил дверцу шкафа. Взяв первую попавшуюся книгу, он открыл её на середине и невольно напрягся: всю страницу занимала большая чёрно-белая фотокарточка, на которой была запечатлена худосочная женщина, злобно поджимающая губы. Внезапно она зашевелилась и иллюстрация пришла в движение. Жуткая дама подняла руки, взялась за края страницы и начала вылезать из книги. Тальков выронил её и в ужасе отшатнулся. Фассбендер обернулся на звук и стал свидетелем того, как из книги вылезла его собственная мать. Она напоминала серого призрака, нарисованного карандашом… У Бернхарда перехватило дыхание. — Добро пожаловать в комнату желаний! — грубоватым тоном произнесла Ингрид, и её голос эхом разлетался по комнате. — Это моя мать… — хрипло прошептал Фассбендер, медленно приближаясь к русскому и хватая его за руку. — Призрак? — спросил Тальков громким шёпотом. — Похоже на то… — Вы останетесь в этой комнате навечно, если не загадаете по одному желанию, — произнесла Ингрид, взлетая к потолку и жутковато улыбаясь. — Загадаем и сможем выйти? В чём подвох? — раздражённо спросил Фассбендер. — Я выполню любое ваше желание, но цена может быть велика, — нараспев ответила женщина. — Что это за место? Как нам выбраться из этого дома? — голос Бернхарда подрагивал от гнева. — Никак. Но вы можете выйти из комнаты. Загадайте свои желания, — Ингрид неспешно поползла по потолку, жутко выворачивая голову. — Мы согласны, — не глядя на немца, ответил Тальков. — Прекрасно! Тогда возьмите по листу из чёрной папки и напишите свои желания, а затем отдайте их мне, — указав взглядом на шкаф, прошептала женщина. Вадим и Бернхард последовали её совету. Немец вдруг ощутил прилив адреналина: он сможет загадать то, о чём мечтает днём и ночью. Он сможет заставить русского безумно полюбить его и быть всегда рядом. Через несколько мгновений записки были вложены в призрачные ладони Ингрид. «Я хочу выбраться отсюда». «Я хочу, чтобы Вадим полюбил меня и никогда не оставлял». Получив желания, женщина вскинула руки к потолку и разлетелась на тысячи серебристых бликов. Мужчины зажмурились, синхронно делая шаг назад. Вскоре наступила кромешная тьма. ...Тальков открыл глаза и впервые за долгое время почувствовал себя счастливейшим человеком. По его лицу скользил блеклый луч зимнего солнца, заставляя слегка жмуриться. Постель пахла свежестью и одеколоном Бернхарда. Вадим сладко улыбнулся и провёл ладонью по тёплой простыне, после чего встал и, накинув на плечи синий махровый халат, прошёл на кухню. Стояла середина декабря. Их дом, находящийся в пригороде Ленинграда, был выстроен на совесть в начале прошлого столетия. В его архитектуре отчётливо замечались элементы древнерусского зодчества. Вадим, казалось, всегда любил этот великолепный и исконно-русский особняк. Бернхард сидел в гостиной и слушал радио. Бодрый голос диктора рассказывал о том, что славный город Комсомольск-на-Амуре приглашает молодых специалистов на работу на новом рыбоконсервном заводе имени Ленина. Фассбендер водил кончиками пальцев по щеке, склонив голову набок. Тальков приблизился к возлюбленному и погладил его по волосам. — Ты прекрасен. Бернхард улыбнулся и, вынырнув из пучины своих мыслей, обнял мужчину, усаживая себе на колени. Он поглаживал большой круглый живот Вадима, касался губами его шеи. Это распалило обоих. Судорожно дыша, Тальков накрыл ладонью член немца и принялся нежно его мять. Фассбендер настойчиво поцеловал любовника в губы и проник языком в его рот. Забыв обо всём, они сладострастно целовались какое-то время, затем Вадим привстал и стянул с себя брюки и бельё. Оседлав Бернхарда, он завёл руку назад и начал вводить его твёрдый член в свой анус. Фассбендер хрипло застонал, стоило головке оказаться в узкой раскалённой дырочке. Откинувшись назад, он лапал беременный живот Вадима, начиная резко двигать бёдрами. Головка таранила простату. Было по-звериному быстро и больно. Тальков постанывал и ритмично приподнимался на члене, тут же усаживаясь на него во всю длину. В эти мгновения другого мира попросту не существовало. В какой-то момент Фассбендер не выдержал и начал бурно кончать в дырку, пропадая губами к соску русского. Тот дёргался на органе и запрокидывал голову, вскрикивая. Белые капли спермы разлетались в стороны, подобно фейерверку.