Сказки старого пианино

Облако сиреней заглянуло в окно. Закатный свет, пробивающийся сквозь маленькие сиреневые цветы, яркими бликами полз по подоконнику и стенам. Тальков видел, что в дверном проёме стоит чья-то фигура, но не мог пошевелиться, чтобы рассмотреть этого человека. Его тело будто бы приковало к тёплой постели. Всё, что ему оставалось — это смотреть на сиреневое облако за полутёмными стёклами, и ожидать наступление ночи. ...Он открыл глаза и судорожно выдохнул. «Сон, просто сон». Вадим привстал на локтях и сонно осмотрелся. Он всё ещё находился в проклятом доме, в той комнате, где они несколько часов назад разговаривали с Фассбендером о сотворении мира, мистицизме и подобных странных вещах. Встав с кровати, Вадим потёр лицо, стараясь отогнать сон, и вышел в коридор. В доме стояла жутковатая тишина. Тальков вдруг подумал, что Бернхард мог пойти на поиски выхода и не вернуться. Эта мысль заставила русского содрогнуться. Сейчас меньше всего на свете он хотел остаться здесь в одиночестве. Вадим повернулся к лестнице, намереваясь спуститься вниз, и вздрогнул от неожиданности — прямо позади него стоял немец. Его лицо было бледнее обычного, светлые глаза одержимо блестели. — Оно там, — тихо произнёс он. — Оно? — растерялся русский. — То, что держит нас в этом доме. Там, — Фассбендер поднял прямую руку и указал пальцем на дальнюю дверь в конце коридора. Вадим встревоженно проследил за его рукой и ощутил неприятный холод, бегущий по спине. Коридор утопал во тьме, и коричневые двери казались мрачными порталами, ведущими в другие измерения. — Откуда ты узнал? — прошептал Вадим, снова поворачиваясь к немцу. — Я провёл ритуал, и получил кое-какие ответы, — зачарованно глядя на дверь, отозвался Бернхард. — Какие же? — нетерпеливо спросил Вадим, потирая бороду. Он изо всех сил старался не пустить в свою душу страх. — Оно непобедимо. Ему удавалось прятаться от нас, а теперь мы знаем, где его убежище. Но мы ничего не можем сделать, только принять это. Иначе нас ожидает смерть… — голос Бернхарда звучал спокойно и нерасторопно, словно он уже смирился с их участью. — Ты сошёл с ума? Мы не можем принять это, — хрипло воскликнул Тальков, хватая Фассбендера за плечи. — Можем, — уверенно отозвался тот, не глядя на русского. За спиной Вадима тихо заскрипела дверь. Послышались невесомые шаги, заставляющие волосы на его затылке шевелиться. Тальков медленно обернулся и увидел женщину в длинном чёрном платье с рюшами. Такие наряды вышли из моды в начале века. Глаза незнакомки горели нехорошим огнём, её белая кожа казалась почти прозрачной. — Иди ко мне! Немедленно! — рявкнула она, с ненавистью глядя на немца. — Кто это? — шёпотом спросил Тальков. Бернхард сморгнул и сделал шаг по направлению к матери. Русский резко схватил его за запястье. — Это какая-то ловушка! Не ходи! — Ты был очень плохим. И достоин самого жестокого наказания. Посмотри на себя! Ты же тряпка и слабак! Позволяешь этому грязному русскому вертеть собой! — голос фрау Фассбендер звучал, как голос судьи, зачитывающий приговор. Бернхард дёрнул рукой, вырываясь из хватки, и продолжил свой путь. Зачарованно глядя на мать, он совершал один шаг за другим, ступая очень тяжело. Вадим растерянно посмотрел на свои ладони, словно на них мог быть написан ответ. Решение пришло само. Перепрыгивая через ступеньки, Тальков спустился на первый этаж и выбежал из дома. Оказываясь в призрачных объятиях густого молочного тумана, мужчина побежал вперёд. Чем дальше он убегал от дома, тем тяжелее ему становилось. Дыхание сделалось неровным, воздуха катастрофически не хватало; Вадиму начало казаться, что к его конечностям привязаны гири. Неожиданно где-то совсем близко прозвенел детский смех. Тальков остановился и, вытирая пот со лба, осмотрелся. Из пелены тумана выскочил мальчишка в сером пиджаке, таких же шортах, белых носках и старомодных коричневых ботинках. Через секунду он снова скрылся в тумане, и его смех растаял. Вадим, дрожа от липкого страха, сделал ещё несколько шагов. Он чувствовал, как смерть касается его спины холодными руками, пробираясь сквозь одежду. Упав на землю, мужчина прикрыл глаза, стараясь хоть как-нибудь справиться с болью. Его душу медленно, но верно заполняло отчаяние. Словно неожиданно кто-то погасил весь свет, оставив его в полнейшей темноте. Тальков не помнил, что такое счастье и радость. Его душа мучилась, боль становилась невыносимой. Хотелось встать на колени и выблевать её, но и это не принесло бы облегчения. Вадим вспоминал свой город, оккупированный немцами. Мёртвые тела на улицах, голод, холодная скрипучая постель, запах хлорки и одинокие осенние вечера с синей хрустальной дымкой за окнами. На Талькова обрушилась боль всех умерших в этой войне и тех, кто потерял в ней любимых. В его ушах звенели тысячи голосов: люди кричали, умирая в плену и под бомбёжками; люди рыдали от горя, получая похоронки на родных… Вадим заорал и схватился за голову. Безумная какофония становилась всё сильнее, грозя расколоть его черепную коробку. — Что ты… сделал?! — орал кто-то особенно громко. Окровавленные руки солдат трогали его, им нужна была его душа, разрывающаяся от боли. Тальков не мог открыть глаза, хотя безумно хотел этого. Его утаскивали в ад, а он не находил в себе сил, чтобы подать признаки жизни и сказать, что он ещё жив. Но вот что-то щёлкнуло, и боль начала отпускать. Сперва совсем немного, потом ещё и ещё… Вадим был уверен, что, наконец, умирает, но глаза открылись сами собой. Сквозь мутную пелену он увидел знакомое белое лицо. Фассбендер выглядел осунувшимся и напуганным. — Зачем ты это сделал?! — орал он. — Чтобы ты… пошёл за… мной… — прохрипел Тальков, ощущая влагу на своих губах. — Тебя звала та… женщина… — Моя мать, — мрачно ответил немец и смахнул с глаз скупые слёзы. — Я думал, что умру от боли, когда ты ушёл. Очнулся на пороге комнаты и побежал за тобой. Мне без тебя никак. Совсем. — Что… в той… комнате? — с трудом прошептал Вадим. Повернув голову в сторону, он закашлялся, сплёвывая сгустки крови. — Я проводил ритуал, призывал Сатану, чтобы узнать, что здесь творится. Он не пришёл. Не знаю, что это было. Возможно, это всё игра этого дома, а в той комнате нет ничего особенного. Ничего, кроме призраков прошлого, которые здесь были с самого начала. — Значит, ты думаешь, что дело в доме, а не в том, что в нём обитает? — шёпотом спросил Тальков, с трудом приподнимая голову и внимательно глядя в лицо немца. — Да. Из-за ритуала он овладел моим разумом и хотел сожрать. Ты спас меня, — Фассбендер встал с крыльца и поднял русского на руки. Войдя в дом, он отнёс его на диван в гостиной и накрыл пледом. Сев на пол около любимого, Бернхард взял его руку и трепетно коснулся кисти губами: — Я так тебя люблю. — Что нам делать? Ты ведь даже больше не можешь провести ритуал… — ощущая стоящий в горле ком, Вадим судорожно сглотнул. Какое-то время Бернхард молчал, потом вдруг слегка встрепенулся и вышел из гостиной. Вернувшись со стаканом воды, он приподнял голову Талькова, и дал ему напиться. — Сейчас принесу записи того человека. Изучим их ещё раз, — сказал он, отставляя стакан на столик. — Хорошо. Они оба понимали, что едва ли найдут там что-то новое, ведь в прошлый раз досконально изучили их, но в сложившейся ситуации нельзя было пренебрегать никакими идеями. Когда немец вернулся, на его лице отражалось какое-то странное чувство, напоминающее смесь смятения и гнева. — Они пусты! Записи исчезли! — с трудом произнёс он, протягивая русскому пустой дневник в толстой зелёной обложке. Тот взял его и полистал. Болезненно улыбнувшись, бросил ненужную вещь на пол и откинулся на диванную подушку. — Это конец, — пробормотал он.  — Нет, должен быть выход! — упрямо заявил Фассбендер и сел на край дивана, беря руку любимого в свою. — Мы что-нибудь придумаем. — Что, например? Мы даже умереть не можем, не можем убить друг друга или покончить с собой, — грустно улыбнулся Вадим. — Может, мы уже сдохли и попали в ад? — Помнишь, как одна из дверей вывела нас в бар? — помолчав, глухо спросил Бернхард. Тальков медленно кивнул. — Мы должны ждать, когда это повторится. Быть может, таким образом нам получится уйти. — Но разве тот бар не был частью этого дома? Очередной иллюзией? — нахмурился русский, вспоминая подробности их посещения того места. Он пытался сбежать от немца и не исключено, что тем самым вернул их сюда. — Не знаю. Может, был. Но нельзя исключать того, что в этом измерении есть дыры, поэтому нас выкидывало в бар, поэтому здесь появились те двое… — задумчиво отозвался Фассбендер и потёр щёку. — Звучит логично. Значит, будем ждать появление очередной дыры, — тихо ответил русский. Бернхард кивнул и встал: — Сделаю нам что-нибудь поесть. И кофе. Тальков отбросил плед и принял сидячее положение. Какое-то время он просто сидел, обводя рассеянным взглядом гостиную, освещённую уютным светом торшера, стоящего у окна. В памяти всколыхнулись недавние крики, разрывающие его голову, и мужчина вздрогнул. Кажется, сейчас ему мог помочь только прохладный душ.

***

Дни медленно сменяли друг друга. Утрами свет в окнах был белёсым, словно за ними всегда царил пасмурный день. Небо было не видно и Тальков всё острее ощущал желание узреть солнце, звёзды, луну, голубой небосвод. Он старался отвлекаться на книги и разговоры с Фассбендером, но это было лишь обезболивающим, которое действовало определённое время. И вот однажды то, чего он так ждал, свершилось. Вадим стоял в ванной и умывался. Мельком взглянув на своё отражение, он увидел спальню и открытую дверь, ведущую в коридор. Вот только вместо знакомых коричневых стен, его взгляду предстали серебристые обои, ободранные в некоторых местах. Тальков вздрогнул и, бросив зубную щётку в раковину, прошёл в спальню. Приблизившись к порогу, он с изумлением и волнением увидел незнакомую комнату, в которой не было ничего, кроме железной кровати. Оконные стёкла были заклеены белыми крестами. — Бернхард! — взволнованно вскричал Тальков, бросаясь к кровати и начиная трясти за плечи спящего немца. — Русский, какого хера… — сердито произнёс тот, разлепляя глаза. — Дверь! Портал открыт! Фассбендер вмиг проснулся и повернул голову вправо. Какое-то время он изучал странную комнату, куда их любезно приглашала дверь, после чего кивнул и встал. Второпях натянув рубашку, брюки и ботинки, он крепко сжал руку русского в своей: — Ты готов? — Да, — взволнованно облизав губы, Тальков застёгивал свободной рукой пуговицы на бежевой рубашке. Они вместе перешагнули порог. Дверь за их спинами с грохотом захлопнулась и исчезла. Вадим подошёл к окну и улыбнулся, с наслаждением глядя на блеклое небо. Пусть оно было затянуто смогом и облаками, главное, что оно было настоящим! — Где мы? — нервно спросил немец, останавливаясь рядом с мужчиной. Тальков посмотрел вниз и улыбка медленно сползла с его лица. Мёртвые воды Невы, пустой Невский проспект, разрушенные дома дореволюционной эпохи, пустые глазницы окон, мёртвая тишина в городе, упорно не желающем погибать. — В Ленинграде, — хрипло ответил он и посмотрел на Бернхарда.