Отравленные цветы

– Сынок, ты попал в дурную компанию! – Мама, я ее основал.© Сакура быстро двигается к границе, всего за день пройдя Амэ. Бордовые накидки – главная зацепка; надо найти городок, где есть эти накидки. Ей предстоит исколесить всю границу, обойти все селения в том направлении, в том числе и военные, прежде чем удастся обнаружить бордовые плащи. Каково же ее удивление увидеть на северо-востоке границы, в складках холмов, между водопадом, с грохотом обрушивающимся с высоких гор и широкой рекой, всего одну деревню, довольно большую, на пятнадцать протяженных улиц. Но одну, что облегчает задачу и экономит прорву времени. Сакура мысленно благодарит Хидана – он подчистую сдал местонахождения Сасори. Но вряд ли Сасори или Хидану стоит беспокоиться. Скорее, бояться нужно Сакуре. Зайдя в первую лавку, Вишня покупает подходящую для здешних мест одежду, чтобы не выделяться на фоне жителей. Накинув на голову капюшон – девушка с покрытой головой в начале дождливой осени не вызывает ни у кого подозрения – Сакура пробирается деревенскими улочками, внимательно изучая из недр капюшона людей и дома. День клонится к вечеру; она устала, и ужасно хочет есть, но продолжает блуждать по незнакомой деревне, надеясь найти хоть одну зацепку, указывающую на присутствие здесь Скорпиона или его людей. Стоит передохнуть и выспаться в ближайшем отеле и с новыми силами браться за дело. Она не спала с тех пор, как покинула родной город. Усталая и вымотанная она вряд ли сумеет противостоять Скорпиону. Но она с завидным упорством продолжает шагать вперед, выискивая багровые накидки. Солнце неуклонно прячется за крышами высоких домов, улицы пустеют как по волшебству. Сакура сидит на лавке у палатки с рисовыми лепешками на краю площади. Заказав лепешку и чай, она наблюдает, как редкие прохожие пересекают площадь, спеша домой. Горячий чай согревает озябшее тело, наполняя пальцы гибкостью, наспех съеденная лепешка придает сил. Спать хочется не так сильно. Сакура поднимается, поблагодарив торговца, и стоит, наблюдая за ребенком, перебегающим площадь. Он несется во весь опор, смешно выбрасывает вперед ноги, задирает высоко колени в мешающемся длинном плаще. Бежит так быстро, прижав к груди сверток, что капюшон слетает с его головы, и красновато-коричневые взлохмаченные волосы подпрыгивают и колышутся в такт его бегу. Он останавливается подтянуть повыше тяжелый сверток и беспорядочно разметавшиеся пряди лезут ему в глаза. Мальчуган досадливо смахивает их и снова бежит. Сакура заворожено провожает его взглядом и медленно двигается следом, сначала неспешно, но потом все ускоряя шаг. На повороте мальчишку заносит, он почти падает, сердито фыркнув, и оглядывается лишь на миг, бросив беглый взгляд на спешащую домой девушку в надвинутом на глаза капюшоне. Ему совершенно нет до неё дела, а она вздрагивает, видя его лицо – маленькая копия Сасори. Он выводит ее к одноэтажному дому с круглыми окнами. Сакура следит издали, как мальчишка влетает по высоким ступеням на крыльцо, комично вскидывая ноги, и, в очередной раз сдув челку с темно-карих глаз, скрывается за дверью. Мозг работает стремительно и четко. Нет ни голода, ни усталости. Только привкус от пригоревшей лепешки во рту и дверь под узким входом, за которой (Сакура может поклясться) тот, кого она ищет. Ночь полностью поглощает деревню, опустошив улицы, стерев привычный шум. Сакура ловко и бесшумно взбирается на крышу, откуда отлично виден дом, за которым она наблюдает из своего укрытия до самой непроглядной темноты. Она сидит, привалившись к трубе, не чувствуя ни голода, ни усталости. Сильное чувство захлестнуло ее. Чувство, которое она впервые испытала, познакомившись с Ино. Зависть. Холодная и острая, раздирающая изнутри, заставляющая думать, говорить и делать гадости людям, которые ни в чем перед тобой не виноваты. Их вина лишь том, что им люто завидуют и не могут скрыть этого поганого, липнущего чувства. Она завидовала Ино, потому что думала: Яманака всё достается легко. Стоило только Ино пожелать, и она тут же получала это. Ино всегда опережала Сакуру во всем. Даже в смерти ухитрилась обскакать. Только увидев, как Ино работает на износ, изо дня в день, на грани, и в каком состоянии возвращается с миссий, Сакура поняла, какими усилиями достигалось то сказочное, пресловутое везение Ино, о котором Харуно всегда мечтала и которому так страстно завидовала. И это чувство почти ушло. Осталась лишь кроха к ее смелости, смелости прожить ту жизнь, которую Ино выбрала сама. Теперь оно вспыхивает с новой силой. Она завидует той женщине, с которой у Сасори была та, другая жизнь: с собственным домом, камином в большой комнате, ухоженным двориком и ребенком. Завидует так сильно, что не может смириться, стуча зубами на крыше за трубой то ли от холода, то ли от злости. Ей хочется увидеть ее, и, возможно, тогда это чувство уйдет, если она поймет, что та женщина действительно заслуживает той жизни с Сасори, о которой Сакуре остается только осторожно мечтать. Действительно ли ее зависть к Ино пропала, когда они вместе постигали искусство соблазнять и убивать? Или оно окончательно исчезло лишь когда она водрузила тело подруги на погребальный костер? И что ей нужно сделать, чтобы снова подавить это чувство? Убить ту женщину? Разве она не хочет взять этого мальчика в заложники, чтобы достичь своей цели заставить Сасори под страхом смерти сына вернуть свитки? Разве не закрадывается ей в душу пагубное стремление убить его мать? Убить всех, кто здесь есть. Кроме Сасори… Что ей нужно сделать, чтобы она могла прожить ту, другую жизнь, в которой будет кому-то нужной? Всё, что она сейчас умеет – это соблазнять и убивать. Она смотрит в окно со смешанным чувством досады и сожаления. Свет горит лишь в одной комнате. Проворный мальчуган сам разогревает себе еду, наливает чай и ужинает в одиночестве, сидя на высоком стуле и бойко болтая ногами. Сакура смотрит на мальчика и думает: он бы никогда не позволил им убить себя, потому что в отличие от них, ему действительно есть к кому возвращаться, ради кого драться за свою жизнь. У него была весьма веская причина остаться в живых, но не было ее оставлять в живых их. Сакура закутывается глубже в плащ, ее знобит, но не от холода (она его не ощущает), а от горечи. Поужинав, мальчик выключает свет, и дом окунается во тьму. Теперь самое время. Она крадучись соскальзывает с крыши, двигаясь в ночи синхронно с покачивающимися тенями от высоких деревьев, в несколько прыжков абсолютно бесшумно перемещается на крышу нужного дома и, словно ночная тень, юрко скользит по стене. Добравшись до верхнего окна, виртуозно отворяет его и просачивается в дом. За время своего наблюдения она не видела ни Сасори, ни людей в багровых балахонах. Судя по всему, ребенок в доме один, вероятнее всего, Сасори снова на миссии, и бояться нечего, но осторожность не помешает. Странно, как он может оставлять сына одного? То, что это его сын, не возникает сомнений. В каждом его жесте, в каждой черточке лица, в манерах она видит Скорпиона. Так ведет себя сын, гордящийся своим отцом, мечтающий во всем на него походить, копирующий все его движения и повадки. Она ожидает увидеть дом, полный трофеев: отрубленные руки, головы, вырванные сердца, выколотые глаза. Но этого ничего нет. Она легким ветерком достигает спальни мальчика, не скрипнув ни единой половицей. И останавливается, замирает, точно ее пригвоздили к месту. По спине ползут мурашки, и волосы на загривке встают дыбом. Страшно стоять, смотря в темноту коридора, но еще страшнее обернуться. Мерещится, будто острие катаны чуть втыкается ей меж лопаток. Или то его взгляд. Она прислушивается, но не улавливает даже его дыхания. Отчего же она точно знает, что он там, у нее за спиной? Такой же собранный, усталый и хищный. – Сними плащ, – интонации его голоса не меняются даже теперь, когда он поймал убийцу на пороге комнаты сына. Ничто не способно вывести его из равновесия, нарушить четкий механизм уничтожения врагов. Он был уверен: она придет. Самая, пожалуй, глупая особенность некоторых людей: довести до конца или умереть. Такая вот незаманчивая перспектива, на которую особо ответственные соглашаются без колебаний. Или сумасбродные? Но она не погибла, пока добиралась до своего убежища, что вселяет уважение; ее не убили свои же за провал. И Сасори в какой-то отстраненной мере рад, что она всё еще жива и явилась к нему. Одна. – Я ждал тебя. Сакура горько усмехается, наклоняет вперед голову и медленно тянет с плеча плащ. Снова досмотр? Как у Оота? Снова его руки прикоснуться к ней, чтобы… задушить. Не иначе. Плащ падает позади нее, и Сасори бегло скользит глазами по ее фигуре, зорко выискивая скрытое оружие. Подходит ближе, и, к изумлению Сакуры, кладет тяжелую руку ей на плечо, не сдавливая. – Сасори, – тихо говорит Вишня и еле слышно сглатывает. Она не боится смерти – она готова к ней каждую секунду своей жизни. Становится просто немного жаль, что у нее так и не будет другой жизни. Но она рада, что прошептала его имя, впервые обратившись к нему. Как прощание. Сасори молчит. Дурной знак. Если убийца говорит с тобой, значит, он сомневается, значит, он в чем-то не уверен – в своих поступках или силах – или уверен настолько, что безрассудно медлит, упиваясь превосходством, продляя сладостный миг триумфа, считая, что жертва уже побеждена и сломлена. И в том и в другом случае – это шанс переиграть ситуацию в свою пользу. Можно начать диалог, и ты, вероятно, будешь выслушан, понят, и может случиться так, твой палач заинтересуется, передумает, если подобрать нужные слова. Или же ты сам выторгуешь себе время для маневра. Но если палач молчит, значит, он всё решил. Не сомневающийся человек не станет пускаться в рассуждения. Он легонько толкает дверь и делает резкий жест рукой. Из темноты на них глядят четыре горящие точки. По неясным очертаниям она различает возле кровати, где спит ребенок, два черных валуна со сверкающими глазами. Сасори стоит рядом безмолвно, недвижимо, собаки тоже не трогаются с места, вперив свирепые взгляды, следя за каждым вдохом Сакуры. Она знает: истыканные ядовитыми иглами, покромсанные сюрикены, они всё равно доползут до нее, чтобы разодрать в клочья за маленького хозяина. Но помимо двух псов в комнате есть еще кто-то, кого Харуно не видит, но кто будет пострашнее тех, что лежат у кровати. Этот кто-то не спускает с нее внимательных, ненавидящих, пристальных глаз; бесшумный и верткий, прыгая сверху, он в секунду, в одно глубокое касание вспарывает острыми сильными когтями артерию на шее. Сакура осторожно поднимает взгляд, ища таинственные зеленые огоньки кошачьих глаз. Медленно, точно в раздумьях, закрывается дверь, отпущенная Сасори. Он убирает руку с плеча Сакуры, теперь она может повернуться к нему. Несколько минут они стоят молча в ночной тиши. Сакура разглядывает его силуэт. – На кого ты работаешь? – низким голосом шепчет она. Он, не говоря ни слова, жестом приказывает ей идти к лестнице. Сакура поворачивается к нему спиной, чувствуя, как холодная волна прокатывается между лопаток по позвоночнику к пояснице. Идет вперед, интуитивно обходя попадающиеся на пути предметы мебели. Акасуна идет за ней, смотрит на ее прямую напряженную спину, ждущую удара. Он негласно направляет ее, напирая сзади, держа дистанцию, но Сакуре не перестает чудиться, будто он практически наступает ей на пятки, дышит в затылок. Память услужливо преподносит ей, как она заворожено смотрит в его темные глаза, как сияют его красные волосы с золотистыми искорками на кончиках от капелек воды, в которых отражается свет андона. В душе гнездится промозглость, и мысли о другой жизни навязчиво лезут в голову, выбивая рассудительное обдумывание плана по возвращению свитка. Сасори заводит ее в комнату и усаживает на пол, чуть надавив на плечи. Он действительно был очень близко – это не было игрой ее воображения. Он садится напротив нее. Сакура беглым взглядом окидывает помещение, в которое он привел ее. Здесь пусто, только очертания камина проступают из темного угла. Она изучающе осматривает дощатые голые стены, будто надеется увидеть на них устрашающие трофеи, среди которых найдутся и руки Хинаты. Сасори смотрит только на нее: внимательно, выжидающе. – Где документы? – глухо шепчет Сакура, не найдя в комнате ничего ужасного. – Кому ты их передал? – Мы в расчете, – в тон ей отвечает Сасори. Сакура ждет продолжения, объяснений, но он сказал ей всё, что она должна знать. И она понимает, о чем он говорит: она просила его, и он отпустил их из особняка. Живыми. «Почти всех», – хочется горестно добавить ей. Они сидят друг против друга, молча, точно два монаха, готовящиеся постигнуть мир нирваны. Но Вишне далеко до расслабленной эйфории. Она застыла, обледенев каждой напряженной мышцей. Сасори спокоен; его молчание веет отчужденностью, словно он забыл, что не один в пустой комнате. И Сакура не смеет шелохнуться, зная, что в этом противостоянии двух убийц безоговорочно победит он. Лишь кинув на нее первый взгляд при их первой встрече, Скорпион уже тогда знал, как именно убьет ее, если появится необходимость. Медленно ползущие минуты тянутся в часы: ее тело затекло и одеревенело, уставшие от напряжения мышцы больше не ощущаются. Хватит ли у нее реакции отразить внезапный удар? Но ее ум по-прежнему ясен от неубывающего адреналина. Брезжащий за окнами рассвет осторожно проникает в комнату с повисшим гнетущим молчанием. Лицо Сасори, озаренное серыми лучами только поднимающегося солнца бледно, глаза пронзительны. Сейчас в них еще больше кровавости. Ее тело устало, ее глаза устали, теряя зоркость. Но она слышит топот детских ног: мальчик бежит мимо комнаты, где они сидят, неотрывно глядя друг на друга. Он не ищет и не зовет отца, говорит лишь с кошкой, что наверняка мягко и бесшумно следует за ним попятам. Скорпион не реагирует на звуки. За его спиной становится всё светлее. И Сакуре чудится, что там, за его спиной, в той пустоте, подкрашенной розовыми лентами рассвета, родится та, ее другая жизнь. Как из миража проступает, протягиваясь через середину комнаты, низкий длинный стол, высокие вазы занимают свои места в углах, камин горит весело, призывно потрескивая поленьями, и легкий запах сандала поднимается к высокому балочному потолку. И мальчик с яркими волосами и широкой, по-детски невинной улыбкой вбегает в комнату… Но эта жизнь уже занята кем-то другим. Кто-то другой обнимает похожего на Сасори мальчика, и тот доверчиво жмется теплой щекой к ласковым рукам. Сакура смотрит за спину Сасори воспаленными глазами, боясь отвести взгляд от видения. Ее губы готовы вот-вот предательски дрогнуть, выдав ее чувства. Сасори смотрит на нее изучающе долго; на ее лице смесь горькой безысходности и печальной обреченности. – Акацки, – произносит он одно слово. И картинка за его спиной рушится, растекаясь, как краска на полинявшем холсте, плывет белесым туманом, стелясь по полу. Она чудом не вздрагивает это его голоса. Сасори легко поднимается, как будто не сидел тут несколько часов кряду, и идет к двери. Сакура остается сидеть с остановившимся взглядом. Она не сможет вернуть свиток, она не может вернуться к Матушке Ци. Кто-то должен заплатить за неудачу. – Где их искать? Она заранее знает, что погибнет, если пойдет туда одна, она заранее знает, что ей нет смысла возвращаться в Дом Грез – оттуда она уйдет той же тропой: искать Акацки, чтобы погибнуть. Провал всегда карается одинаково для всех. Свитки навсегда утеряны. Матушке Ци не тягаться с Акацки, и то, что попадает им в руки, навсегда остается у них. Сасори уходит молча, оставляя ее сидеть в звенящей тишине, наполняющейся желтоватым светом. Из-за стены до нее доносится бодрый, радостный голос мальчугана, приветствующего отца. Там, за стеной, убежав от нее, кипит другая жизнь, течет плавно и размеренно, никуда не торопясь уйти от тех, кто ею наслаждается. Вишня делает вдох, собираясь с мыслями: ей надо дожить эту жизнь, что есть у нее, дожить так, как и положено куноичи: умереть в сражении. Она думает, как будет искать одну из самых могущественных организаций Японии. Она поднимается на колени, складывает ладони вместе перед собой и что-то шепчет, отдаленно напоминающее молитву и горячую просьбу. Но Сакура не умеет молиться, слова обрываются, теряясь в мыслях, она поворачивает лицо к окну, поднимает голову и глядит в небо. Нежные лучи солнца, восходящего из-за далекого, незримого океана, путаются в розовых локонах, глаза сияют свежей зеленью молодой листвы, омытой дождем. Ее точеная, жилистая фигурка, обтянутая черным плотным костюмом ниндзя, тонко вырисовывается в блеске нового дня. Сакура думает о другом, ее мысли далеки от этого места, от мальчика с яркими волосами, от Сасори и призрака другой жизни, где есть дом и стол, за которым собирается вся семья. Руки ее опускаются, но она все так же стоит на коленях, вытянувшись темным столбом. Сасори входит в комнату, она слышит его тихие шаги и ждет. Последний удар за ним. Он обходит ее, заглядывает в устремленные в высокое небо глаза, и вдруг бросает к ее ногам багряный балахон. Бросает не как подачку, а как добытый в честном поединке трофей. Трофей, который по праву принадлежит ей, если она примет его. Сакура опускает взгляд, пряча удивление в мягких неизменившихся чертах лица. Капюшон накидки касается ее колен, рука сама тянется к ткани. Сожаление и благодарность. У нее есть шанс остаться в живых. Эта накидка – залог сохраненной ей жизни, которую она теперь должна Сасори. Она поднимает плащ, вертя в руках длинный подол. Одна из его армии. Секрет его алой сотни оказывается так прост. Его армия – те, кому он «подарил» жизнь. Одних он выкупил из долговой ямы, других из рабства, третьих спас в тяжелую минуту. Все они обязаны ему жизнью, все они принадлежат Сасори, как и она теперь.