*Шестнадцать лет спустя*
Руманчек носится по гостиной, натягивая юбку на себя. Откусывает яблоко и кладёт его обратно на стол, застёгивая рубашку. — Надя, мать моя женщина! — А? — доносится из соседней комнаты, из которой вышла русоволосая девушка невысокого роста с сонными голубыми глазами. — О бох ты мой. — тёмноволосая садится на стул, одевая каблуки. — К тебе сейчас учитель придёт, а ты даже зубы не почистила. — А ты куда собралась? — Как куда? На работу. — встала и упрёла руки в бока, смотря на резко засмеявшуюся Годфри. — Сегодня воскресенье, ма. — Как это? — включает телефон и смотрит на дисплей, на котором высветилось 19 апреля, воскресенье. — Слава богу. Сколько Надя не наблюдала за Т/и, замечает лишь одно: она не меняется во внешности, кроме её прямых волос, что отросли ниже пояса и снова были отстрижены на 7 сантиметров. Все те же тёмно-карие глаза, добрая и тёплая улыбка, невысокий рост и бледная кожа. Руманчек походила на подростка, а не на человека, которому уже 34 года. В отличии от неё, Годфри больше походила на человека. — Будешь что-нибудь кушать? — Что-нибудь буду. — Отлично. Через пару минут, на столе стоят две большие кружки кофе с молоком и бутерброды. Обе молчат, запивая корячим напитком сухое, смотрят в одну точку. — Расскажи мне про родителей. — Про родителей? — Руманчек ставит кружку на стол и прочищает горло кашлем, поднимает взгляд на Годфри. — Твоя мама была отзывчивым человеком. Мы с ней познакомились, когда я только приехала в их городок. В новой школе она была моим первым знакомым и то, как она меня встретила… — девушка усмехается, опуская взгляд. — Я вхожу в класс и она прикрикивает «Хеллоу новеньким». Её серо-голубые глаза… Были полны оптимизма. — А папа? Я толком его и не помню. — Ну, он был придурком ещё тем. — девушки улыбаются, попивая кофе смотрят друг другу в глаза. — В редких случаях, конечно. Он человек настроения. Манеры никогда свои не показывал, хотя был воспитан хорошо. Не любил это. Зато прямой. Если ему кто-то не нравился — хамство в ход. Вспыльчивость всё портила, но, а на самом деле таких искренних людей я ещё не находила. Правда иногда бурчал как злопамятный дед. — морщит нос и кладёт руку на тыльную сторону ладони девушки. — Я обещала тебя защищать как только смогу, но ты не ты если не увидишь его фотографии. — В каком смысле? — В таком. Встречаемся у машины через 15 минут. — Руманчек встала с места и направилась в свою комнату, слыша за спиной радостное бурчание. Меняет строгий , на джинсы и майку с кофтой, кладя в сумку свёрток, свечу, травы и нож.***
Т/и вместе с Надей запели их любимую песню, переглядываясь друг с другом и улыбаясь. Кареглаза берёт в руки бутылку, отпускает руль и быстро её открыв, снова ведёт машину. — Хочешь? — отрываясь от бутылки с кровью, протянула её русоволосой. — Не откажусь. — она принимает питание девушки и запрокинув голову, быстро делает несколько глотков. — Как они познакомились? — Эта тема не из лучших, так что просто тебе лучше знать что они были замечательными людьми. — Т/и… — тянет Годфри, прожигая Руманчек взглядом. — Тебе вряд ли ли понравится. — Т/и. — Ладно. — выдыхает, заправляя прядь волос за ухо и поглядывая в боковое зеркало. — Они не знакомились, а были братом и сестрой. Лита говорила, что к ней ночью приходил ангел, но это был далеко не он. Твоя пиздопротивная бабка, Оливия, толкнула Романа на это. — пробурчала она, тяжело дыша. Вопросы Нади загоняют в угол всё дальше и дальше, но она обязана знать правду, хотя Т/и не знает кое-какой правды о себе. Парень не удосужился сказать её. — В любом случае, я увижу их на фото. И всё же, спасибо. — голубоглаза улыбается, погладив кареглазую по плечу. — За что благодарность? — Ты мне рассказала правду. И у меня осталась лишь ты. — Ну, не только я. — В каком смысле? — хмуриться и замечает ухмылку опекуна. — Как приедем, ты кусочек мяса кинь в лесу, тогда увидишь волосатого парня своей мамы. — Оборотень? — В Интернете вычитала? — Да. — Да. Улыбаюсь и делают музыку погромче, снова подпевая артисту. Сказать то, что действительно волновало несовершенно летнюю дочь — было сложно. Ощущение, будто если бы она пересказала всё от начала и до конца, Надя бы возненавидела Т/и и сломалась. Её светлый мирок пошатнулся бы и кто-нибудь когда-нибудь разрушил её. Руманчек справилась с ролью мамы, которой как таковой не является. Было действительно сложно воспитывать столь шустрого ребёнка, но и в то же время легко из-за того, что эта девочка слушала всегда всё с первого раза. После 13 лет, она сдуржилась с девочками из соседних домов и с ними же росла, но училась дома в целях безопасности. Сложно было уследить за ней в переходном возрасте, но она сумела. Привычкой Годфри являлось называть Т/и мамой, хотя обе прекрасно понимали что она ею не является. Она дала обещание защищать Надю, чего бы это не стоило. И она сдержала обещание. Воспитала и защитила. — А куда мы едем? — русоволосая перевела взгляд на Т/и, вопросительно выгнув бровь. Так же делал её отец. — В Хемлок Гроув.