Не имеет названия

После долгого отсутствия, я, наконец, оказался дома. Здесь я был уже неделю и за это время успел познать все прелести и тяготы жизни в одиночку. Хотя, уверен, тяготы – это лишь моё литературное преувеличение. Я не чувствовал никакого дискомфорта и проблем. В принципе, жил так же, как раньше, только теперь никто не трепал мне нервы и не требовал денег. Великолепная хозяйка, кулинар, уборщица, львица в постели – всё это мои руки. Независимая ритмика – великолепная вещь. В общем мало что изменилось за это время. Разве что только я всё-таки притащил в дом грушу и повесил в гостиной, проводя там большую часть времени. На ночь специально перенёс телевизор в спальню. Вот, собственно, все мои преображения. Где-то отдалённо зазвенел телефон. Я выплюнул в раковину воду, закрутил вентили и бросил зубную щётку, направившись в гостиную. Подойдя к телефону, я снял трубку и услышал голос Миллера: - Алан, сегодня мы официально выпустили альбом. Я сел в кресло и намотал на палец провод, ответив без особых эмоций: - Круто. Поздравляю. - Я это к тому, что завтра ты должен быть возле главного входа в Хитроу. - Опять? - А ты что хотел? Ты теперь звезда. - Лично я хотел бы немного отдохнуть, Дэн. - Понимаю. Мы все хотели бы. Но факт остаётся фактом. Послезавтра первый концерт тура в Манчестере. - И сколько тур продлится? - Больше года. Я запрокинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. - Алан? Ты ещё там? - Да. - Не опаздывай, – щелчок и гудки. Я положил трубку. На диван запрыгнул Рич и, забравшись ко мне на колени, мяукнул и лёг. Я потрепал его шерсть. - Ты, наверное, загрызёшь меня, когда узнаешь, что мне придётся снова тебя отдать, – я посмотрел на него и нагнулся, ткнувшись лицом в его загривок. – Прости меня. Надо было думать, прежде чем тебя заводить, – я выпрямился и задумался, уставившись куда-то в сторону шкафа. – Хотя, с другой стороны, ты был совсем маленьким и мог погибнуть. Кот мяукнул снова. - Да. А теперь огромный жирдяй. На диету бы тебя, брат. Я просидел с ним ещё несколько минут, после чего прогнал и пошёл собирать вещи. 25 сентября 1984 года. Я всегда ценил в людях пунктуальность. Все ведь наперебой говорят, что англичане крайне пунктуальны. Поэтому я, как всегда, пришёл последним и получил подзатыльников от Миллера. В самолёте я сел с Дэйвом. Выслушав долгий и унылый инструктаж о плане дальнейшей работы и прочем, прочем, прочем, я обратился к нему: - Как провёл эти дни? Он пожал плечами: - Неплохо. Вместе с Джо. Погуляли, посидели дома. Но времени было мало. Я отвернулся в сторону прохода и вздохнул: - И не говори. - А ты как? - В частности нормально, а в общем опять всё плохо. Гаан неоднозначно хмыкнул, и я повернулся к нему. - Ты как всегда в своём репертуаре. - Нет, правда. - Нашёл девушку? – он спросил это так, будто точно знал, что это – моя главная цель в жизни, чему я и удивился. - Нет, а надо было? - А как без неё? - Вполне нормально. А на что она мне? - Готовить еду, секс. - Дэйв, девушки не созданы для приготовления еды и секса. Он медленно повернулся ко мне и облизнул губы: - А разве я такое говорил? - Я спросил, зачем мне девушка. Ты сказал, чтобы готовить и заниматься сексом. - Я не имею в виду, что это – обязанности любой девушки. - А что же тогда? - Хочешь поговорить о моих гендерных взглядах? - Да хоть так. - Будете что-нибудь заказывать? – стюардесса с подносом и списком в руках, внимательно смотрела на нас. Дэйв, не поворачиваясь, проговорил: - Чай. - Два чая. - Два чая, всё ясно. Ждите, – девушка записала что-то в своём листе и ушла. Я вернулся к Дэйву: - Так что? - Что ты хочешь узнать от меня? - Ты говорил о гендере. - Положение в мире женщины и мужчины, разделение труда и тому подобное. - Именно. Он заёрзал на своём месте, в итоге яростно убрав подлокотник между нами: - Я не сексист, Алан. - Я не обвинял тебя в этом. Рассказывай, всё равно скучно. - Я не поддерживаю дискриминацию по половому признаку, ни в коем случае. Наоборот, я за равенство, но относительное. Стюардесса, снова появившаяся в проходе, протянула нам два стакана с ложками и два пакетика сахара. Я сделал глоток и поставил стакан на маленький столик сиденья передо мной: - Относительное равенство значит? - Да. - Поясни. - Ну вот все говорят, что мы живём в современном обществе, и теперь мужчина и женщина должны быть абсолютно равны во всём, так? – он размешал сахар и положил ложку на край столика, естественно её уронив и махнув на это рукой. - Так. - Вот я против. - Вот как? - Да. Вот смотри. Получается, если так, если мы абсолютно равны, мы можем обращаться друг с другом на равных? - Вроде того. - Я всегда волен ударить мужчину. В любом случае, если найду это нужным. Нас ставят на одну ступень, и теперь каждый может сказать: «А мы равны. Почему я не могу её ударить, если могу ударить мужика?» Я задумался над его словами и, как ни странно, нашёл их весьма мудрыми: - Да. Получается так. - Это первая причина. Я против этого. Женщина не должна быть равна мужчине. Она слабее, и никто из сильных не имеет права её ударить. Такого быть не должно. И вообще все тяготы жизни должны нести на себе мы. Потому что мы сильнее. А им нужно наслаждаться жизнью. Вот это будет справедливо. Мартин потянулся ко мне через проход и передал печенье, которое я попросил у него во время пылкой речи моего соседа. - Продолжай, пожалуйста. Он посмотрел на половину печенья у меня в руке и возмутился: - А мне? - Попроси у Мартина. Гор минуту назад с горящими глазами и превеликим удовольствием достал эту коробку из сумки, но, по доброте своей душевной, к настоящему моменту он уже всё раздал. Обнаружил только сейчас и горько вздохнул, осознав свою оплошность. Дэйв вытер руки о джинсы, отпил ещё чая и продолжил: - Так вот. - Ага. - Во-вторых, я не против уравнения прав. Я за. Но я думаю, что просто каждому что-то удаётся лучше или хуже. Допустим я в упор не вижу женщину на грязной и тяжёлой работе. - Мытьё тарелок – та ещё грязная и тяжёлая работа. По себе знаю. - А мы с Джо по очереди их моем. По дням. - Тогда хорошо. - И вообще я не думаю, что женщина обязана работать. То есть если она хочет, то пожалуйста. Но если основная прибыль в семье от неё, стоит задуматься о своём достоинстве. - Какие однако у тебя высокие моральные ценности. На улице научили? Он осёкся и замолчал. Ты дебил или кто? Что ты сморозил-то вообще? Я промолчу. - Чёрт. Ляпнул, не подумав. Прости. Не хотел тебя задеть. - Ничего. Я привык, – он смотрел в маленькое окошко, за которым тянулось голубое небо. Я положил руку на его плечо и тихо проговорил: - Дэйв, ну прости. Честно не хотел. Даже в мыслях не было оскорбить. Прости. - Да успокойся. Я просто задумался, – он повернулся ко мне и выдавил кривую улыбку. – Всё хорошо. Я итак уже ходил по острию ножа и решил просто молчать остаток времени. Мой язык начал меня капитально подставлять.