Не имеет названия

Это был первый день в нашем новом доме. Он достроился и высился один в радиусе многих миль. Возможно, в этом переезде было много недостатков: отдалённость от города, одиночество и отсутствие каких-либо развлечений, незаконченность интерьера. Но, наверное ввиду нашей максималистичности, что свойственна молодым людям, нас всё устраивало. И мы жили тихо втроём. Дэйв после развода переехал в Лос-Анджелес к Терезе и не высовывался. А я не пытался связаться. Странная находка в доме родителей не давала мне покоя день за днём, но я молчал. Хотел позвонить им, спросить. Не мог говорить глаза в глаза. Но оттягивал и это, сам не до конца понимая, почему. Здесь обострялись чувства и обострялись эмоции, когда холодными вечерами мы смотрели на заснеженный лес за большими окнами, сидя под пледом у камина. Здесь пахло деревом, и каждый шаг отдавался чистым эхом, разлетаясь по всем этажам. А утром, когда зимнее солнце накрывало моё лицо своей ладонью, я чувствовал, как дерево смешивается с горькостью кофе. Здесь Ариана смеялась, пытаясь поймать солнечных зайчиков, которые яркими отблесками стекла разбегались по полу. И дом подхватывал этот звонкий добрый смех и пропитывал им всё, что попадалось. Здесь было тепло, даже когда на улице бушевала метель. Здесь раздавался весёлый хохот, и лучшие в мире запахи собирались вместе. Здесь жили. И дом жил вместе с нами. Он очень быстро обзавёлся собственной душой. Такой же любящей и большой. Здесь нет теперь ничего. Всё осталось на своих местах, да. Вот тот самый камин, то самое кресло. Уверен, если поискать, найдётся и плед. Оболочка ничуть не изменилась. Может, я бы мог найти в себе силы действительно стереть всё это к чертям и начать заново. Но уж нет, я слишком слабый. Или, может, просто мазохист. Может, мне нравится вариться во всей этой боли. Здесь всё осталось на своих местах, но ни смеха, ни запахов, ни тепла. Здесь нет теперь ничего. Только я. Я и мои тараканы, скрежещущие в голове с каждым днём всё неистовее и неистовее. 10 апреля 1989 года. Violator. Мне нечего сказать о нём. Это просто пик всего и вся. Это первый раз, когда мы не собирались, чтобы обсудить грядущую работу, а просто пришли в студию и начали записывать. Практически никогда до этого не было так легко. Во многом потому, что мы уже и правда не были мальчишками, которые с блестящими глазами и открытыми ртами рассматривали аппаратуру. Нет, мы знали и умели. Посмею сказать, что к тому моменту за нашими плечами уже начала образовываться скала величия, что иногда давила на того или иного участника. Но на меня редко. Я чувствовал себя странно и не понимал. Ничего не понимал. Помимо нас самих, такая личность, как Флад, несомненно повлияла на эту запись.