Не имеет названия

Я предполагал как всегда чудом очутиться в тёплой мягкой постели, но пришёл в себя под той же стойкой с раскалывающейся головой, внутри которой плавали резкие обрывки вчерашнего. Всё что я чувствовал, основываясь на этих воспоминаниях, – дикий стыд. Стыд перед Джерри в первую очередь. Моя жена, человек, которого что бы то ни было я люблю безгранично, мать моей дочери к тому же носящая моего ребёнка. И я так обошёлся с ней. Я очень боялся последствий, но, как бы себя не чувствовал, знал одно – нужно срочно вернуться домой и извиниться. Это точно было неправильно, но я всё равно продолжал дико колотить дверь с требованием меня впустить. Так прошло минут десять, я сел на порог дома и осмотрелся. Славный день: тепло, солнечно, тихий ветер срывал золотые листья с деревьев. Прямо картина. Дверь открылась, больно ударив меня по спине. Я поднял голову, но девушка уже сидела рядом. - Здесь холодно, не стоит. - Плевать. Я посмотрел на неё и стыдливо опустил взгляд: - Прости меня за вчерашнее. Я не хотел тебя обидеть. Психанул и наговорил дури. - Ты вчера был единственным человеком, который дури не говорил. Не знаю, что на меня нашло, Алан. Такого раньше не было. Я уже сразу после твоего ухода ужаснулась тому, что сказала. Это так… отвратительно. И Дэйв. Он ведь ушёл, да? - Да. Она схватилась руками за голову и выдохнула: - Чёрт. Где же он теперь… - Режется где-нибудь. Или уже в отключке. - Что же я натворила? Он ведь хороший. Он всегда мне нравился, что же я сделала… - Ничего. Мы его найдём. Давай, пойдём в дом, – я обнял её и помог встать, открыв дверь.        Дэйв так и не нашёлся, и я всё это время просто молился, чтобы к началу гастролей он пришёл живой. Хоть так. Хоть просто живой.        Меня крайне радовал тот факт, что в течение всей беременности я, наконец, могу быть рядом с женой. Так я не чувствовал себя бесполезным и занимал себя то тем, то другим, не впуская ненужные мысли. И не волновался за неё, держа под присмотром.        Но от Дэйва ничего. 2 мая 1993 года. Я просидел в коридоре всю ночь, и к утру этого дня мне вручили орущего сына. Всё прошло без сложностей, ребёнок родился крепким. Недолго думая, его нарекли Стэном. Мне так хотелось провести с ним как можно больше времени, не упуская ни одной минуты, особенно после того, как я коснулся его впервые. Но гастроли начинались совсем скоро, и я не мог от них отказаться. Я застиг всего пару недель бессонных от плача ночей и радости от любой ухмылки. 16 мая 1993 года. Мы сидели в самолёте, ожидая окончания посадки. Ожидая одного Дэйва. После довольно длительного отпуска все делились друг с другом впечатлениями и чудесными рассказами. Никто не разговаривал только со мной. То есть Энди и знающие меня люди из персонала хотя бы поздоровались. Мартин, проходя мимо, достоверно сделал вид, что моё сиденье пустеет. За бортом со стороны полосы послышался знакомый приятный смех, отвратительный и ненавистный. Секунду спустя, в самолёте появилась Тереза в наряде страдающей вдовы: чёрная блузка в сетку, чёрная накидка, чёрная юбка, чёрная шляпа, чёрные туфли на шпильках. Она была явно в приподнятом настроении – не затыкалась, приставая к инженеру. Следом за ней прошёл, а скорее проплыл, Миллер с видом человека убитого жизнью и заваленного проблемами. - Дэн! Он вздрогнул и обернулся на меня: - Привет, Алан. Прости, что не заметил. Задумался, – Дэн пожал мне руку и сел рядом. – Как жизнь? Слышал, у тебя второй? - Откуда? - Ну, вы теперь такие люди, о которых все знают всё, как бы вы не хотели это скрыть. - Да. Стэн. - Славно, – сейчас он должен был продолжить заваливать вопросами, но промолчал, что говорило только об одном – у этого парня проблем не меньше, чем у всех остальных здесь. И я понимал его. - Что, совсем завал? - Дикий ужас. Я обернулся в поисках Терезы и, удовлетворившись результатом, всё равно понизил голос: - Знаешь о Дэйве? Он отреагировал так, будто это был его главный нарыв: - Кто теперь о нём не знает? Пресса давно всё растащила. - Долбаные шакалы. В проходе между рядами показался Дэйв, довольно адекватный и даже улыбающийся. Многие увидели его впервые после долго перерыва: - Эй, решил закосплеить Иисуса?! – послышался общий ржач, но Гаан проигнорировал окружающих и прошёл мимо нас, сев рядом с женой. Дэн, даже не смотря на меня, тихо сказал: - Его сторонятся самые отбитые наркоманы Штатов. А в их доме устраиваются такие оргии, что волосы дыбом встают. Можно было бы спросить, откуда он всё это знает, но никакого смысла в этом не было. Миллер всё равно говорил правду. Я за весь наш полёт так и не смог поговорить с ним вплоть до приезда в гостиницу фактически на следующий день. 17 мая 1993 года. Дэйв открыл дверь номера и впустил меня внутрь. Я остановился в маленьком коридоре, выходящем в большую комнату. Работал телевизор, на кровати валялся вокалист, шлёпая пультом о простыню. Рядом с постелью за тумбочкой была ещё одна дверь, запертая. - Ты не один? - Тереза в душе. Я сделал шаг в комнату и встал на месте под его вопросом: - Что тебе нужно? - Извиниться для начала. И поговорить. Мы не очень хорошо расстались в прошлый раз. - Тебе не нужно со мной разговаривать. Общаться. Не нужно. Уходи. - Дэйв, правда я… - Уходи. - Давай спустимся вниз или выйдем на улицу. Нужно поговорить. За всё это время он ни разу не посмотрел хотя-бы в мою сторону: - Сколько раз мне стоит повторить требование, чтобы оно до тебя дошло? Побесить его? Зато он не выгнал Терезу. Побеси. Дверь ванной открылась и голая девушка как ни в чём не бывало пересекла комнату в сторону шкафа, заметив меня: - Проблемы, Алан? – достав пару тряпок, Тереза вернулась к другой стене, пройдя мимо телевизора. - Не мельтеши, – Дэйв, наконец, бросил пульт, найдя старую трансляцию матча Челси. Я не уходил, смотря за ними обоими. Внутри почему-то образовывалось предвкушение чего-то нехорошего. Но Конрой, точнее Гаан, набросив на себя безразмерную футболку, которая ещё в девяностом принадлежала Дэйву, снова вернулась к шкафу. Хотя она не дошла до него – огребла на полпути крепким ударом тяжёлой подушки: - Я сказал тебе, не подходи к телевизору, сука! - Охуел?! - Рот закрой блять! В тот же миг она подлетела к нему и набросилась сверху, превратив семейную пару в сцепку бешеных дерущихся котов. Я не стал их разнимать. Закрыл за собой дверь и решил проветриться, вспомнив улицы Берлина.