Поцелуй дьявола

Следующие два дня Криденс большей частью спал. После ночной прогулки его состояние ухудшилось, но вскоре простуда понемногу стала отступать. Честити заходила к нему в комнату, приносила куриный бульон и таблетки, но поболтать не задерживалась. Модести один раз зашла с просьбой помочь с домашним заданием по математике, но она всегда была умницей ‒ одного объяснения ей хватило, чтобы всё понять и справиться с работой за пятнадцать минут. После этого она ушла, и Криденс опять остался наедине с одним собой. Мать к нему в комнату не заходила. В пятницу в гости снова заявился Ньют, на этот раз под руку с Джейкобом Ковальски. Мать была на работе, так что Криденс их впустил. Они сели за стол на кухне. ‒ Зачем вы пришли? ‒ спросил Криденс. Может, это было и грубо, но он действительно не понимал. Ньют ещё ладно, а Джейкоб-то что здесь забыл? ‒ Ты на звонки не отвечаешь, ‒ сказал Ньют. ‒ Мы хотели убедиться, что ты ещё жив. ‒ Я жив, ‒ сказал Криденс, и Ньют расплылся в улыбке. ‒ Оно и видно, жив-здоров! Согласен, Джей-мэн? ‒ Не перегибай палку, Скамандер, никто на самом деле так не разговаривает, ‒ Джейкоб усмехнулся в ответ на демонстративно-оскорблённый возглас Ньюта. ‒ Эй, Криденс, мы тут тебе кой-чего принесли. Он вытащил картонную коробку из пластикового пакета и поставил её на стол. С любопытством приподняв крышку, Криденс обнаружил внутри шеренгу небольших чайных кексов, украшенных кремом и радужной посыпкой. ‒ Мама испекла, ‒ с неожиданной застенчивостью пояснил Джейкоб. ‒ Мы с Ньютом подумали, что тебе пригодится сладкое в качестве моральной поддержки. ‒ О... ‒ Криденс растерянно моргнул. ‒ Спасибо большое. Угощайтесь сами. Может, вам чаю? ‒ Нет, не надо! ‒ Джейкоб аж со стула подскочил. ‒ Мы уже... то есть, это для тебя. Ньют сказал, что ты любишь сладкое, так что я решил испечь ‒ то есть, моя мама... ой, да к чёрту, ты надёжный парень. В общем, не рассказывай в школе, но я учусь кондитерскому делу. Так что вот, мы с Ньютом решили испечь тебе кексы. Только первые две партии не удались, и нам пришлось их съесть самим. Все двенадцать. Меня уже от одного вида кексов тошнит. Ньют рассмеялся. ‒ Он заливает, все кексы были очень вкусные. Это просто я пытался нарисовать на них собачек из крема. Результат выглядел как дитя любви Цербера и целого семейства инфузорий-туфелек. ‒ Звучит здорово... ‒ Было круто, ‒ Ньют горделиво вздёрнул подбородок. ‒ Я так с летних каникул не веселился! Надо нам всем как-нибудь собраться и попробовать снова. ‒ Обязательно, ‒ поддержал его Джейкоб. ‒ Я вам покажу, как надо печь и украшать правильно. Криденс улыбнулся, но ничего не сказал. Странное это было ощущение ‒ быть принятым в компанию. Возможно, отчасти потому, что он знал: интерес Джейкоба распространялся только на Ньюта, и Криденса включили исключительно из вежливости. Не то, чтобы они с Джейкобом не ладили или враждовали, просто им было друг с другом неинтересно. Не считая школы, у Криденса не было ничего общего с одноклассниками. Даже с Ньютом, вдруг понял Криденс за разглядыванием радужных кексов, общих интересов у них практически нет. Он тотчас себя одёрнул. Что за подлые, неблагодарные мысли! Ньют и Джейкоб сделали для него что-то хорошее, потратили время и деньги; неважно, побудила их жалость или скука, они вложили в это усилия ‒ Криденс должен был их поблагодарить. ‒ Большое спасибо вам обоим, ‒ сказал он тихо. Джейкоб кивнул. Уперевшись локтями о стол, Ньют наклонился вперёд. ‒ Кстати! Как твоё самочувствие? С виду вроде лучше, чем во вторник. Пойдёшь на вечеринку к Голдштейнам? Она сегодня, если ты забыл. Не забыл. Криденс уставился на собственные носки. После разговора по телефону с мистером Грейвсом... мысль о вечеринке уже не так сильно претила, но всё-таки ‒ всё это казалось бессмысленной затеей. Тем более, он обещал матери никуда не ходить, и если она узнает ‒ ему не поздоровится. ‒ Даже не знаю, ‒ сказал Криденс. ‒ Я ещё не совсем выздоровел. И моя мать ненавидит Хэллоуин. ‒ Ты всю жизнь по её правилам играть будешь? Нельзя же так, ‒ стал подзуживать Ньют, и Джейкоб принялся ему вторить. ‒ Давай, чувак, пойдём. Всё-таки последний год в школе! Нельзя из-за вредных родителей всё веселье упускать. Ну, что мать тебе сделает, голову снесёт? Забей на неё. Пошли. ‒ Ага, пошли! ‒ Ньют поддакнул с улыбкой. ‒ Там все будут. Девчонки, пацаны... книги... ‒ Только выпивки не будет. Их дядя обещал зайти с проверкой, у него какое-то шило в заднице насчёт правопорядка, так что всё по закону. ‒ Вот как? ‒ несмотря на волну внезапного жара, Криденс приложил все усилия, чтобы не выдать свой интерес. Получилось: голос звучал ровно. ‒ Ньют, ты же вроде говорил, что вечеринка без надзирателей. Ньют ухмыльнулся. ‒ Не всю же ночь он там будет. Да и что он сделает, в наших рюкзаках полезет рыться? Права не имеет. Если постараться, можно что-нибудь протащить. ‒ Звучит опасно... ‒ Да ладно тебе, ‒ Джейкоб покачал головой. ‒ Это же Хэллоуин, а не День Независимости. Не будет никто пить. Так, сладости поедим да ужастики посмотрим. Может, страшилки порассказываем. И всё, ничего такого. ‒ Ах, да, и девчонки будут в костюмах! ‒ восторженно добавил Ньют. ‒ Тина обещала нарядиться ведьмой! ‒ А Куинни будет ангелом... ‒ Джейкоб улыбнулся. ‒ Хотя ей для этого костюм не нужен. ‒ Их дядя тоже будет в костюме? ‒ спросил Криденс. Ньют и Джейкоб расхохотались ‒ подумали, наверное, что он шутит. ‒ Ну что, айда? ‒ сказал Ньют. Внезапно Криденс осознал, что они не отступятся и будут уговаривать, пока он не согласится. Потому что эти двое уже всё между собой обсудили и решили; искреннее нежелание Криденса участвовать в шумных сборищах они в своём плане не учли, даже возможность такую не предусмотрели. Вообще. Им это и в голову не пришло. Что ж... в конце концов, разве вечеринки ‒ это настолько плохо? Всё-таки ребята от чистого сердца пытаются его приободрить, даже вот кексы самодельные принесли. Может, друзья его и не понимали, но намерения у них были добрые. И за это Криденс был искренне им благодарен. Так почему бы и не пойти на вечеринку? Ну да, мать рассердится, если узнает. Но откуда ей знать? У неё сегодня благотворительный банкет со сбором пожертвований; подсчёты, инвентаризация, уборка ‒ вряд ли мать вернётся домой раньше полуночи. И что бы Криденс ни делал, это не имеет значения: в плохом настроении мать всё равно найдёт повод придраться, а в хорошем ‒ ей будет не до него. Кроме того, поход на вечеринку сулил досрочную встречу с мистером Грейвсом ‒ пусть и короткую. Кто знает... возможно, им снова удастся уединиться, как в прошлый раз. Только стоит ли рисковать навлечь на себя гнев матери ради этого призрачного шанса? ‒ Да, ‒ Криденс кивнул. ‒ Идёмте. Кексы были отправлены в холодильник, и Криденс пошёл обуваться следом за друзьями. До квартиры, где жили сёстры Голдштейн, они добрались около пяти вечера. Их встретила Куинни, прекрасная и беззаботная, светлые локоны струятся по плечам, переливчатое жемчужно-белое платье украшено кружевными крылышками за спиной. Если бы религиозная мать Криденса увидела это платье, она бы до хрипоты ругала Куинни за богохульство. Криденс считал, что Куинни выглядит чудесно. ‒ Ты выглядишь чудесно, ‒ сказал он. ‒ Спасибо, я старалась, ‒ Куинни улыбнулась ему, затем повернулась к Ньюту и Джейкобу. ‒ Серафина с ребятами ещё не пришли, ждём их. А пока ‒ кто хочет помочь мне выбрать фильм? ‒ Ну уж нет, фильм сегодня выбираю я! ‒ Тина появилась из-за угла. На ней было короткое чёрное платье, полосатые чёрно-белые гольфы и даже маленькая остроконечная шляпка. ‒ Ты вечно выбираешь такую жуть, что мне потом кошмары снятся. В прошлый раз я всю ночь уснуть не могла! Куинни надулась, будто её оскорбили в лучших чувствах. ‒ Разве смысл ужастика не в том, чтобы было страшно? Тина вздохнула. Ньют и Джейкоб, притихшие, помалкивали ‒ очевидно, боялись встревать между сёстрами. Криденсу тоже было не по себе. ‒ Ладно, ‒ уступила Куинни. ‒ Сегодня фильм выбираешь ты. Джейкоб, пойдём на кухню ‒ мне нужна помощь с шоколадными лягушками. ‒ Я всегда рад помочь! Куинни подхватила Джейкоба под локоть, и они скрылись на кухне; Тина взяла за руку Ньюта, и эта парочка тоже испарилась. Криденс остался в прихожей совершенно один. Из гостиной слышался смех и голоса. Заглянув туда, Криденс увидел несколько ребят из параллельного класса ‒ знакомые лица, незнакомые люди. Ни с кем из них он не был дружен ни в коей мере, кого-то и по имени не знал ‒ и вряд ли они знали его. Проводить вечер с ними Криденс точно не хотел. Вспомнив, что в прошлый раз нашёл мистера Грейвса на балконе, Криденс отправился в хозяйскую спальню. К сожалению, и комната, и балкон пустовали. Ничего ‒ никого ‒ интересного. В течение нескольких минут Криденс слонялся по квартире. В комнате девочек Тина и Ньют обсуждали BluRay диски; на кухне Джейкоб и Куинни покрывали печенья шоколадом. Мистера Грейвса нигде не было. Криденс пожалел, что у него нет с собой телефона. Что толку с того, что он запомнил номер мистера Грейвса, если домашним телефоном он воспользоваться всё равно не мог... Во-первых, звонки на мобильный с городского номера ‒ дорого, а во-вторых ‒ вдруг кто-нибудь услышит их разговор? Если бы только Криденс мог написать ему сообщение... Внезапная идея пришла ему в голову, и Криденс вернулся на кухню. ‒ Эй, Куинни... ‒ Да? ‒ она подняла взгляд. Джейкоб, полностью поглощённый процессом украшения печений, даже не моргнул. ‒ Что-нибудь случилось? Ты какой-то бледный, Криденс. ‒ Нет, всё в порядке, ‒ он сделал глубокий вздох. ‒ Я хотел попросить у тебя одолжить сотовый телефон. Можно? У моего батарейка села, а моя мать ужасно беспокоится, если не знает, где я. Она сейчас на работе, так что звонить нельзя, чтобы не отвлекать. Нужно написать ей сообщение. Склонив голову к плечу, Куинни посмотрела ему в глаза. Криденс сглотнул нервный комок в горле. На мгновение он почувствовал себя разоблачённым, будто Куинни сразу обо всём догадалась и вот-вот уличит его во лжи. Но Куинни улыбнулась. ‒ Конечно, бери. Кажется, я оставила телефон в ванной, когда переодевалась... Посмотри на верхней полке. Сиреневый чехол. ‒ Спасибо. Я верну тебе стоимость сообщения. ‒ Ой, да не волнуйся, у меня безлимитка! ‒ Куинни рассмеялась, и Криденс прикусил губу. Несмотря на то, что Куинни проявила доброту, Криденс не мог не ощутить укол зависти: сёстрам Голдштейн не было нужды считать символы и отмерять каждое сообщение на вес драгметаллов. ‒ Спасибо, ‒ повторил Криденс. Он пошёл в ванную. Телефон обнаружился именно там, где Куинни указала; он лежал в открытом доступе без всякого защитного кода или пароля. Будто потеря телефона для хозяйки была чем-то несущественным. Будто она всегда могла позволить себе новый. Ну что ж... по крайней мере ‒ не придётся просить разблокировать.       “Мистер Грейвс, это Криденс. Я вам пишу с телефона Куинни. У них тут вечеринка намечается. Вы где?” Ответ пришёл быстро, но как будто ни о чём.       “Геллерт.”       “Звучит как название турфирмы или парфюмерного магазина...”       “Ха.” Криденс ждал дальнейших объяснений, но телефон молчал. Ну, и что теперь? Криденс не знал. Он смотрел на сообщения, силясь вытащить какой-то скрытый смысл. Возможно, мистер Грейвс осторожничал, опасаясь шутки или подставы? Или снова был слишком занят, чтобы тратить время на посторонних... Криденс как раз удалял сообщения из истории, когда ‒ вдруг ‒ телефон зазвонил. На экране отобразилась фотография мистера Грейвса, и от неожиданности Криденс чуть не уронил жужжащий телефон. На фото мистер Грейвс выглядел моложе, да и в целом ‒ живее, энергичнее. Он улыбался, нет, даже смеялся; белая рубашка, галстук, ручка в руках ‒ будто собирается что-то подписать. Интересно, пару лет назад, когда была сделана эта фотография, был ли мистер Грейвс таким же сдержанным и уклончиво-неприступным, каким проявлял себя в общении с Криденсом? ‒ Алло, ‒ наконец Криденс ответил на звонок. ‒ Привет, ‒ тон у мистера Грейвса был весёлый, хоть и с ноткой сочувствия. ‒ Что, никак не починишь собственный телефон? ‒ Да. Мне как-то... не до того пока, ‒ Криденс надеялся, что в его голосе не осталось простуженной хрипоты. ‒ Так вы придёте? На вечеринку? ‒ Если честно, я не собирался. Впрочем, мои планы на вечер всё равно полетели к чертям, ‒ мистер Грейвс вздохнул. ‒ Думаю, я могу зайти, если ты этого хочешь. ‒ Я?.. ‒ на мгновение Криденс чуть не разучился дышать. ‒ А как же ваши племянницы, разве не ради них вы собирались зайти? Мистер Грейвс рассмеялся. ‒ Поверь мне, Криденс, эти юные дамы и о себе позаботятся, и всех остальных на уши поставят. Мне лучше не путаться у них под ногами. Ради моей собственной безопасности. ‒ То есть... вы не придёте? ‒ Если ты попросишь, приду. Криденс замер, разглядывая своё отражение в зеркальном шкафчике над раковиной. Отражение в ответ уставилось на него, странное до неузнаваемости ‒ лихорадочный блеск в глазах, красные пятна проступают на лице ‒ не мягкий градиент румянца, а именно этот нервный, отчаянный узор с резкими краями, заплатки алого на мертвенно-бледной бескровной коже. Он ощущал себя красно-белой шахматной доской, на которой мистер Грейвс вот-вот поставит мат. ‒ Я... думаю, что вам лучше прийти, ‒ прошептал Криденс. ‒ На всякий случай. Кое-кто из ребят упоминал алкоголь. ‒ Алкоголь. Вот оно что, ‒ мистер Грейвс помолчал пару секунд. ‒ Что ж. Это, конечно, недопустимо. После предоставленных тобою сведений... у меня нет выбора, кроме как явиться незваным гостем и всем испортить праздник. ‒ Вы их вышвырнете на улицу и оставите без ужина? ‒ Вряд ли. Но, возможно, после разбирательства я приглашу кое-кого поужинать со мной. Тон у мистера Грейвса был серьёзный донельзя, почти мрачный. Криденс хихикнул; в устах матери подобный тон его бы напугал, но с мистером Грейвсом ‒ так странно! ‒ всё было совершенно иначе. ‒ Или, если хочешь, можно сразу перейти к ужину, ‒ мистер Грейвс добавил уже мягче. ‒ Пускай народ веселится, я им не тюремщик. Тина и Куинни ‒ девочки умные, самостоятельные. Они знают, что делают. Я сильно сомневаюсь, что они стали бы звать в гости и дружить с кем-то недостойным. ‒ Ну... да, верно. ‒ Итак, Криденс, поскольку ты ‒ мой источник информации, оценку ситуации и принятие решения я доверяю тебе. Ты предпочтёшь, чтобы я пришёл на вечеринку приглядывать за твоими друзьями? Или ты хочешь, чтобы я взял тебя и отвёл в место поинтереснее? ‒ Возьмите меня. Он не мог поверить, что решился это сказать. Скорее, он ляпнул это, не задумываясь о подтексте и последствиях; последствия, сомнения, за и против, вопросы и страхи, и надежды ‒ всё это не имело значения. Он точно знал, что хочет увидеться с мистером Грейвсом ‒ ради него, собственно, Криденс и пришёл на эту дурацкую вечеринку. И даже если сказать “да” ощущалось как прыгнуть с высотного моста без страховочной верёвки, Криденс хотел и был готов совершить этот прыжок. Может быть, в этой похожей на сон реальности он наконец научится летать. Они встретились на парковочной площадке около шести вечера. Машина мистера Грейвса выглядела так, будто сошла с обложки журнала. Чёрная, блестящая и стильная, она отлично ему подходила. Криденс обычно не обращал внимания на автомобили ‒ у них в семье машины не было, потому что школа близко, а в отдалённые места на метро быстрее и дешевле; кроме того, Криденс терпеть не мог запах бензина. Но даже он не стал бы спорить, что авто мистера Грейвса в отличном состоянии и выглядит как новое. Впрочем, возможно, оно и было новое. ‒ Рад видеть тебя, Криденс, ‒ мистер Грейвс открыл ему дверь, и Криденс устроился на пассажирском сидении. ‒ Итак? Куда отправимся? Внутри салона оказалось уютно, хоть и пустовато ‒ никаких украшений, фотографий и личных вещей, не считая чёрного кожаного портфеля профессионального вида на заднем сидении. Криденс пристегнулся ремнём безопасности. ‒ Я думал, что у вас есть план, ‒ сказал он. ‒ Мои планы имеют свойство заканчиваться катастрофой, ‒ усмехнулся мистер Грейвс. ‒ Впрочем, может быть, это связано с Геллертом. ‒ Кто такой Геллерт? ‒ Человек, которого я считал близким одно время, ‒ мистер Грейвс, замерев неподвижно, посмотрел на собственную руку, покоящуюся на руле. ‒ Пять лет, если быть точным. ‒ Немало. ‒ Разве? Иногда кажется, что вечность, а иногда... как если бы его совсем не было, ‒ мистер Грейвс пожал плечами, сбрасывая оцепенение словно полусон. ‒ Неважно. Это не имеет отношения к тебе и к сегодняшнему вечеру. Скажи, Криденс, чего бы тебе хотелось? Криденс нахмурился. ‒ Мне бы хотелось послушать про Геллерта. Он... ваш партнёр? ‒ Бывший, да. Но я не хочу о нём говорить, ‒ мистер Грейвс покачал головой. ‒ Как насчёт похода за конфетами? Всё-таки Хэллоуин. ‒ Я давно не ребёнок, мистер Грейвс. ‒ При чём здесь возраст? Тина и Куинни до сих пор наряжаются. Я с ними в прошлом году ходил, весело было. ‒ Моя мать не одобряет Хэллоуин. ‒ Но твоей матери здесь нет, верно? Криденс вздохнул. ‒ Ладно, если честно ‒ я просто не хочу. Идти куда-то, тревожить кого-то... у меня даже костюма нет, ‒ он сделал ещё один глубокий вдох ‒ и посмел добавить: ‒ Я хочу провести вечер с вами, мистер Грейвс. Наедине. ‒ Ну вот. Говорить, чего хочется, вовсе не так сложно, верно? ‒ мистер Грейвс улыбнулся. ‒ Мне нравится, когда ты говоришь, что у тебя на уме. Делай это чаще. Не прячься от своих желаний ‒ требуй их исполнения. ‒ Если я потребую, чтобы вы рассказали, что случилось с Геллертом, вы расскажете? Мистер Грейвс рассмеялся. ‒ Хорошо, расскажу. Обещаю. Только не сегодня. Давай лучше займёмся чем-нибудь приятным. Как насчёт чашки горячего шоколада? В конце улицы недавно открылась новая кофейня, я всё хочу туда зайти. Или, если хочешь, можно съездить в кафе, где мы были в прошлый раз. Если не ошибаюсь, их клубничные пирожные тебе понравились. Криденс улыбался, слушая мистера Грейвса. Потому что “только не сегодня” означало “сегодняшняя встреча ‒ не последняя”. И пока ‒ для начала ‒ Криденса это вполне устраивало. ‒ Давайте попробуем новое, ‒ сказал он, и мистер Грейвс улыбнулся ему в ответ. ‒ Как пожелаешь. Кофейня оказалась украшена декорациями в виде тыкв и скелетов, и даже часть ассортимента была на тему Хэллоуина: печенья в форме гробиков, зомби-торт и пирожные, зефир в форме костей, “ведьмины пальчики”... некоторые из сладостей были столь искусно украшены, что их было жалко есть. Они устроились за маленьким столиком в углу: мистер Грейвс, как обычно, с горьким кофе, Криденс ‒ с огромной кружкой горячего шоколада. Поднос со сладостями стоял на столе между ними. ‒ Вам всё ещё нельзя сладкое? ‒ спросил Криденс, и мистер Грейвс кивнул. ‒ Такие вещи не лечатся. Увы ‒ раз появилось, то навсегда. ‒ Звучит как любовь... ‒ О, разумеется, ‒ мистера Грейвса позабавила его ремарка. ‒ Покуда смерть не разлучит нас! Налетай. Они оба сделали по глотку, каждый из своей чашки. Шоколад, терпкий и тягучий, оказался поразительно вкусным; от тепла и сладости Криденс чувствовал себя головокружительно хорошо. ‒ Мне нравится ваш зажим для галстука, ‒ сказал он. Вещица действительно была занимательная. Украшенная фигуркой скорпиона с крошками прозрачного зелёного камня в качестве глаз, она с виду казалась тонкой и хрупкой, но, приглядевшись, легко было заметить, что каждая пластинка ‒ острая, с шипом на конце. Такой наверняка можно оцарапать или проколоть кожу до крови. Мистер Грейвс нахмурился. ‒ Это... мне подарили. Не знаю, зачем я его сегодня надел. ‒ Он красивый, ‒ сказал Криденс. Не надо было и гадать, кто был автором подарка. ‒ Разве не вы говорили, что красоту следует ценить, даже если она найдена среди руин? ‒ Не думаю, что это точная цитата, ‒ но мистер Грейвс улыбнулся, смягчившись, и тревожная складка меж его бровей разгладилась. ‒ Любопытно, что ты именно так запомнил мои слова. ‒ Неужели? ‒ Криденс хлопнул ресницами, изобразив невинность. ‒ Вы бы предпочли, чтобы я запомнил, как вы хвалите красоту моих частей? ‒ У меня нет привычки делить человека на части. Либо ты кем-то являешься, либо не являешься, но лишь как единое целое. ‒ То есть, когда вы назвали моё воображение красивым... ‒ Я сказал то, что думал. Ты волен принять это, как тебе нравится. Они поглядели друг другу в глаза. Криденс не был уверен, что ему хоть сколько-нибудь нравится услышанное, но в одном он был уверен ‒ он хотел продолжить этот разговор. ‒ Разве это не упрощение, смотреть на людей в чёрно-белой градации? ‒ спросил он. ‒ Люди ‒ сложные создания с множеством качеств. ‒ Возможно, ‒ мистер Грейвс пожал плечами. ‒ Но разделение ‒ одна из техник манипуляции. Человек утверждает, что любит тебя, вот только тут изменить и там подправить, и ты сразу станешь красивым ‒ просто смени стрижку и оденься по-другому, и веди себя соответственно образу, а иначе ‒ иначе ты не достоин его внимания. И ты обманываешь сам себя, поддаёшься на его уговоры по той же самой причине ‒ ты думаешь, что он тебя любит и хочет как лучше, что он ‒ хороший человек, вот только если бы он перестал говорить то и делать это... Меч с обоюдоострым лезвием, эта техника, и всё же ‒ она служит тому, кто держит рукоять. Опустив взгляд, Криденс молча глядел на зефирки, тающие в чашке горячего шоколада; крохотные белые крапинки, поглощаемые липкой тёмной массой. Почему-то в голову пришёл образ матери. Как она называла Криденса хорошим набожным мальчиком, и как её ногти впивались в кожу, когда она хватала его за запястье, чтобы в очередной раз что-нибудь отнять. Как в среду Криденс обнаружил, что у его компьютера исчезли мышь и клавиатура, и тот, хоть и рабочий, стоял бесполезно, отрезанный от осмысленных взаимодействий, изолированный, изуродованный. Как и сам Криденс. ‒ У меня нет терпения на изучение оттенков серого, если их цель ‒ стереть грань между терпимым и неприемлемым, ‒ сказал мистер Грейвс. ‒ Но что, если они помогают сделать неприемлемое терпимым? ‒ спросил Криденс вполголоса. ‒ Что, если вокруг тебя одна тьма, и внутри тоже, и больше ничего нет? Что, если воображая тёмное светлым, ты пытаешься спастись, потому что иначе... у тебя совсем ничего не останется? Его руки лежали поверх стола ладонями вниз, пальцы тесно сжаты и согнуты, как если бы он пытался уцепиться за скользкую, гладкую столешницу. Криденс делал это бессознательно ‒ и ужасно удивился, когда мистер Грейвс взял его за руку. ‒ Темнота как таковая, сама по себе, не уродлива и не опасна. Подумай сам ‒ луч ослепительного света жжётся до боли. Настырный, непреклонный, свет лезет всюду и не идёт на компромиссы. А темнота... это неизвестность. Тайна, полная бессчётных возможностей. Не нужно её бояться ‒ нужно её исследовать. Криденс моргнул. ‒ Бессмыслица какая-то. То вы поддерживаете чёрно-белое мышление, то вдруг говорите об исследовании возможностей. ‒ Не вижу здесь противоречия, ‒ мистер Грейвс улыбнулся. ‒ Я не верю в высшие силы, Криденс. С моей точки зрения, каждый сам себе судья. И лишь приняв себя как единое целое, ты можешь перестать мучить себя постоянными проверками на чистоту помыслов. Хороший ли я, правильно ли я поступаю, достоин ли я любви и внимания... Все эти вопросы становятся неважными. Ты есть кто ты есть, и ты свободен это исследовать. ‒ А если я пойму, что я плохой? ‒ Тогда тебе лучше принять это как можно скорее и приступить к изучению самоконтроля. Отказываясь от своей сути, ты лишь вызываешь страдания, ‒ мистер Грейвс погладил его по тыльной стороне ладони. ‒ Но я не думаю, что ты плохой, Криденс. Ты вдумчивый, вежливый, внимательный молодой человек. С отличным вкусом в отношении сладостей, должен заметить. Неожиданно игривая похвала заставила Криденса хихикнуть. ‒ Вы хвалите мой вкус только потому, что он соответствует вашему, ‒ возразил он. ‒ Разве у меня плохой вкус? ‒ мистер Грейвс поднял брови. ‒ Сударь, я оскорблён до глубины души. Вы и половины моих вкусовых предпочтений не знаете. Я требую дозволения взять вас в поход по всем моим любимым заведениям, чтобы вы могли составить обоснованное мнение. Криденс откинулся на спинку стула; сердце дико стучало в груди. Он сам не знал, отчего вдруг ему стало легко и весело, откуда взялась эта уверенность, но напряжение моментально спало, и Криденс рассмеялся. ‒ Возьмите меня, ‒ сказал он. И, осознав, что это второй раз за вечер, он снова расхохотался. ‒ Я смотрю, горячий шоколад творит чудеса с твоим настроением, ‒ мистер Грейвс тоже улыбнулся. ‒ Дело не в угощении, дело в компании. И Криденс знал, что говорить такие вещи ‒ храбрость, граничащая с наглостью. И он не мог не вжаться в сидение, не опустить голову; но взгляд он не отвёл. Сгорая от смущения, и при этом без всякого стыда, он исподлобья глядел мистеру Грейвсу в глаза, ‒ этому мужчине, который хотел знать, что у Криденса на уме, который назвал его красивым, который был добр и терпелив и не боялся удушающей тьмы, ‒ и в этот момент, когда они переглянулись, ‒ лента чёрного шёлка, зрачок в зрачок, петля вокруг шеи затягивается галстуком, сама душа переливается через край словно кровь из открытой раны, ‒ он был открыт и уязвим, и он хотел, чтобы это никогда не кончалось. ‒ Проводите меня до дома, ‒ попросил Криденс. ‒ Только пешком, я не люблю машины. Пойдёмте? Мистер Грейвс смерил его оценивающим взглядом, затем кивнул. ‒ Доедай пирожное, и после этого ‒ я сделаю всё, что пожелаешь. На улице уже стемнело; мокрый асфальт был расцвечен рыжими отсветами фонарей, и было холодно ‒ слишком холодно даже для поздней осени. Какое-то время они шли в молчании. Криденс знал, что мистер Грейвс его изучает, равно как и он сам изучал мистера Грейвса. Вроде соревнования на то, кто первым отведёт взгляд, только сейчас они бросали друг другу вызов одним своим присутствием. Криденс, конечно, проиграл. ‒ Куда вы пойдёте потом? ‒ спросил он. ‒ Полагаю, обратно. Нужно забрать машину, ‒ а мистер Грейвс, по всей видимости, не меньше его жаждал продолжения разговора. ‒ Не могу же я бросить её и пойти домой. ‒ Почему вы вообще на машине? Вы далеко живёте? ‒ Да нет, я просто... совершил ошибку. Поехал, куда не следовало. ‒ К Геллерту? Мистер Грейвс вздохнул. ‒ Криденс, послушай... всё сложно. Я не хочу вываливать на тебя всю свою стирку. Скажем так: эти отношения закончились, и слава богу. ‒ Тина говорила, что вы живёте вместе. ‒ Жили одно время, ‒ мистер Грейвс снова вздохнул. ‒ Теперь всё кончено. Криденс нахмурился. Отчасти ему хотелось узнать историю в подробностях, хоть от расспросов и возникало ощущение, будто он тащит сломанную конечность по битому стеклу; и отчасти ему хотелось никогда в жизни больше не слышать ни про какого Геллерта. Он решил принять сторону второго “отчасти”. На время. ‒ Когда мы встретимся в следующий раз? ‒ спросил он. Мистер Грейвс улыбнулся. ‒ Когда тебе угодно. Звони, и я найду время. ‒ Не знаю, получится ли. Телефон не работает, а компьютер... тоже. ‒ Это плохо, ‒ мистер Грейвс задумался. ‒ Если хочешь, я могу купить тебе новый телефон. Сейчас магазины, наверное, уже закрыты, но завтра с утра... ‒ Нет, не надо! ‒ испугался Криденс. ‒ Как я матери объясню, откуда он взялся? Она подумает, что я его украл! Пожалуйста, мистер Грейвс, не нужно... Я что-нибудь придумаю, честное слово. ‒ Ладно. Я всего лишь предложил идею. Они пошли дальше. За пару кварталов до места назначения Криденс замедлил шаг, и вскоре они оба остановились. ‒ Почти пришли, ‒ сказал Криденс. ‒ Лучше попрощаться, пока нас кто-нибудь не поймал. ‒ Твоя мать дома? ‒ Вряд ли, но я не хочу рисковать. ‒ Понимаю. Хоть они оба и прибыли к решению, что пора разойтись, мистер Грейвс не двинулся с места; и, если Криденс был честен перед собой, ему тоже не хотелось, чтобы тот уходил. Так они и стояли рядом, у поворота на пустой плохо освещённый переулок, и лишь редкий заблудший автомобиль изредка нарушал тишину, пролетая по улице куда-то мимо. Криденс запрокинул голову, разглядывая небо в надежде увидеть звёзды, но над городом клубились мутно-тяжёлые, беспросветные тучи. ‒ Канун дня всех святых, ‒ пробормотал он. ‒ Оставляет чувство пустоты, когда молиться некому, и беспомощным нет помощи. ‒ Ты о себе говоришь? ‒ Нет. Он говорил не о себе и ни о ком; ночь окружила их, готовясь утопить во тьме, и он поддался этому странному ощущению. Мокрый воздух, пропитанный обещанием дождя; призрачный шёпот зыбких теней, что ждут полуночи; неверный оранжевый свет мерцающего за углом фонаря; далёкий гул машин и людских голосов ‒ всё смешалось в потустороннюю, сюрреалистичную картину, и холод, размытый космическим безразличием, нещадно кусался. А мужчина перед ним был тёплым и живым, твёрдо стоял на ногах и, согревая, держал заледеневшие руки Криденса в своих. ‒ Криденс, с тобой всё в порядке? ‒ Нет, ‒ признался он. ‒ Кажется... кажется, у меня жар. ‒ Может, всё-таки проводить тебя до двери? Криденс покачал головой. ‒ Я сам дойду, ‒ но расставаться не хотелось. ‒ Вы обещаете, что мы снова увидимся? ‒ Разумеется. Откуда такие вопросы? ‒ Просто я очень хочу снова вас увидеть. Слова простые, а смысл за ними прячется огромный, и сила собственных желаний Криденса почти пугала. Он боялся даже не столько отказа ‒ мистер Грейвс вполне однозначно дал ему понять, что тоже в нём заинтересован; скорее, Криденс боялся собственной зависимости от этих встреч, боялся скорости развития событий и отчаянной нужды во внимании и ласке человека, который, по сути, всё ещё оставался незнакомцем. Он боялся потому, что не боялся. Зная, что следует опасаться незнакомцев, он совершенно не испытывал страха. Наоборот, к мистеру Грейвсу он испытывал... влечение. Боже. Кажется, он влюбился. ‒ Господи помилуй... ‒ Что? ‒ мистер Грейвс переспросил, не разобрав его растерянное бормотание, и за это Криденс мысленно возблагодарил всех пустых святых. ‒ Ты что-то сказал? ‒ Я сказал, осторожно на обратном пути. Дорога неровная. ‒ Ах. Что ж, спасибо за предупреждение. Ты тоже будь осторожен. Криденс ожидал, что после этого мистер Грейвс попрощается и уйдёт; или, в лучшем случае, напоследок пожмёт ему руку, и затем уйдёт. Вместо этого мистер Грейвс его обнял. Небрежно, одной рукой, без всякого романтического подтекста; скорее, это ощущалось чем-то машинальным. Вот только длилось объятие десять секунд. Секунда, две. Криденс обратил внимание на запах одеколона ‒ свежий, древесный, приятный. Три, четыре; под ласковым прикосновением так легко согреться и расслабиться. Пять, шесть ‒ Криденс решился обнять мистера Грейвса в ответ и ощутил шероховатую поверхность одежды под пальцами, сквозь которую пробивалось тепло тела, горячего как до предела загруженный компьютер. Семь. Восемь. Девять. Угол челюсти мимолётным прикосновением царапает нежную кожу шеи щекотливой щетиной ‒ случайность? Или нет. Десять. ‒ Спокойной ночи, Криденс. Он едва сдержал протестующий всхлип, когда мистер Грейвс отстранился, но цепляться и удерживать его не стал. Они всё-таки находились на улице, хоть и в укромном тёмном переулке; их могли увидеть. Более того, Криденсу нужно было хорошенько всё обдумать и навести порядок в собственных мыслях. Потому что в данный момент в голове у него царил бардак, и температура здесь была ни при чём. ‒ Спокойной ночи, мистер Грейвс, ‒ сказал он. Затем он развернулся и поспешил прочь, бегом, как только ноги несли быстро. Назад он не оборачивался, потому что знал ‒ если обернётся, всё пропало: вместо дома он побежит следом за мистером Грейвсом и, догнав, станет просить обнять его ещё раз. Или даже о чём-то большем.