Поцелуй дьявола

Здание, где жил мистер Грейвс, располагалось дальше от зала собраний, чем Криденс ожидал, в районе значительно более приличном. Чисто убранные улицы, ровный свет фонарей, с домов не осыпается облицовка... он словно попал в совершенно другой город. Квартира мистера Грейвса тоже производила впечатление. Как сцена мистического триллера или страшной сказки, она была окутана дымкой тайны, полная сиреневой звенящей тишины; место, готовое к происшествию. Кирпичная арка вела из сумрачной прихожей в тёмную гостиную, соединённую с ослепительно-светлой кухней. Зеркальная плита и посудомоечная машина под стать, белоснежный остов кухонной стойки, полка с кристально-чистой стеклянной посудой — всё это усиливало контраст стерильной белизны современного столового уголка и беспросветной жилой области с тяжёлыми занавесками, большим кожаным диваном и старинным столом чёрного дерева. Повсюду лежали книги, старые и новые; двухсторонний книжный шкаф был забит под завязку различными томами, в основном — в твёрдых обложках с тиснением, но было и несколько потрёпанных карманных справочников. Книги лежали и на столе, между письменными принадлежностями и тонким серебристым ноутбуком. В целом, это место казалось скорее миражом или призрачным сновидением, нежели явью. — Значит, вот где вы живёте, — Криденс улыбнулся, оглядываясь. — Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда говорили про непреклонный свет и скрытые в темноте возможности. Мистер Грейвс поднял бровь. — Не нравится обстановка? — Не знаю. Просто я не так себе это представлял, ваш дом. Хоть я и сам не знаю, как... — Криденс пожал плечами. И тотчас он пожалел об этом, поскольку неосторожное движение потревожило саднящую кожу на спине. Разумеется, мистер Грейвс заметил. — Иди сюда, — он поманил Криденса в сторону дивана. — Снимай одежду. Даже сквозь сжатые от боли зубы Криденс не мог не рассмеяться. — Что, вот так запросто? Никаких ужинов и танцев, сразу раздевайся? — Ты голоден? — Ну... так. Правда, сейчас ему хотелось отнюдь не еды. — Я закажу что-нибудь на ужин. Повар из меня, мягко скажем... — покачав головой, мистер Грейвс закатал рукава собственной рубашки. — Но сначала — нужно заняться твоей спиной. — Да мне и не больно почти совсем, — соврал Криденс. Ему не хотелось тратить время на бесполезные процедуры: опыт подсказывал, что синяки, раз уж появились, ничем не сведёшь, а ссадины и порезы лучше вообще не трогать — быстрее заживут. — Как раз и обработаем, чтобы не заболело. Согласен? — мистер Грейвс улыбнулся. — Позволь мне о тебе позаботиться. От такого предложения Криденс, конечно, отказаться не мог. Процедура оказалась на удивление быстрой и безболезненной. Лёжа лицом вниз, он едва ощущал лёгкие, осторожные прикосновения мистера Грейвса; средство, что тот использовал, совершенно не жглось и не щипалось. Странно даже. Затем, когда с первой помощью было закончено, мистер Грейвс предложил ему переодеться в мягкую домашнюю одежду, чтобы не тревожить и без того нежную кожу грубой тканью. Полосатые пижамные штаны и свободного покроя хлопковая футболка с рисунком на груди (чёрно-белый котёнок в остроконечной шляпе, на фоне радуги) — не самый стильный комплект, зато удобно. И, господи, ткань действительно оказалась воздушно-мягкой. Должно быть, мистер Грейвс использовал кондиционер при стирке; очевидно, он мог себе позволить траты на излишества. Хотя, возможно, не такими уж лишними были эти излишества. До чего же приятно было избавиться от тяжёлых, кусачих твидовых штанов и надеть что-то лёгкое, шелковистое... Стыдно, конечно, полагаться на подачки, и всё-таки — ощущение было приятное. Возможно, потому, что забота мистера Грейвса не ощущалась как подачка. Может быть, вопреки утверждениям матери, аскетизм не вёл к просветлению. Может быть, мистер Грейвс был прав, и темнота была гостеприимнее бескомпромиссного света. Может быть, всё это не имело никакого значения. Переодевшись в ванной, Криденс вышел обратно. Мистер Грейвс ждал его на кухне. Он опирался на кухонную стойку обеими руками, о чём-то размышляя; его рукава так и остались закатанными, обнажая руки по локоть, кроме того — он снял галстук и расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. Ключицы и предплечья, ничего непристойного, и всё же Криденс поймал себя на том, что, как завороженный, не может отвести взгляд. Заметив его, мистер Грейвс выпрямился. — Чай или кофе? — Без разницы. — Тогда чай. Лучше спаться будет. Криденс молча наблюдал за процессом заварки. Вскипятив воду, мистер Грейвс засыпал листовой чай из стеклянной баночки с хитрым зажимом в заварочный чайник, после чего залил их кипятком. Чай получился золотисто-солнечным, с нежным цветочным ароматом мёда и ромашки — или, может быть, липового цвета. Так или иначе, напиток выглядел и пах восхитительно. — Сегодня вечером... ночью. Что будет этой ночью? — тихо спросил Криденс, когда мистер Грейвс принялся разливать чай по чашкам. — В смысле? — мистер Грейвс отставил чайник прочь. — Зависит от твоих ожиданий, полагаю. Чего ты ждёшь от сегодняшней ночи? Криденс пожал плечами. Поразительно, теперь это действительно было совсем не больно. — Не знаю, — признался он. Ну, разумеется, он не знал! В доме с картонными стенами и любопытными родственниками особо не развернёшь исследования и эксперименты, так что вместо опыта у него были одни фантазии, и те — бестолковые и смутные. — А... где я буду спать? — Кровать у меня одна, — мистер Грейвс кивнул в сторону двери в спальню. — Спи там. Меня и диван устроит. — Так, может, мы могли бы... ну... вместе? — Криденс спешно подхватил чашку с чаем, чтобы спрятать за ней своё разгоревшееся лицо. — То есть, я хочу сказать... это как-то неправильно! Мне неловко вас обременять. Выгонять человека из его собственной постели... это грубо. То есть, я не жалуюсь. Дело не в том, что я не хочу спать в вашей постели, просто рядом с вами — то есть, я не в том смысле. То есть, не подумайте, что я не хочу... Просто так не делается! Верно? Но... если мы... вместе, то это — это не будет слишком нагло. Верно? Мистер Грейвс рассмеялся. — Не переживай. Ты — мой гость, и предложить тебе лучшее — мой долг как гостеприимного хозяина. Особенно с учётом твоего состояния. — О. Ясно, — ну что ж. Криденс не так уж и надеялся, что из этой затеи что-то выйдет. Всё впереди, спешить некуда и огорчаться не из-за чего. Абсолютно не из-за чего. — Спасибо. Они стали пить чай. Мистер Грейвс поглядывал на него искоса изучающим взглядом, но ничего не говорил. Криденс решил перебраться в гостиную. Он сел на диван, удерживая полупустую кружку с медленно остывающим чаем обеими руками, зажатыми между коленями. Всё было бы замечательно, подумалось ему, если бы не острая неловкость, сковывающая его при мысли о... возможностях. Вечер, тихий и приятный, помогал успокоиться после тяжёлого дня — последние сутки выдались на редкость напряжёнными. Обычно после ссор с матерью Криденс замыкался в себе, уходя от реальности, мечтал исчезнуть; но сейчас, рядом с мистером Грейвсом, он чувствовал себя... хорошо. Спокойно. Он не хотел никуда исчезать. Он хотел быть здесь, с этим мужчиной — так долго, как мистер Грейвс позволит. — Мистер Грейвс... — позвал Криденс. — Да? — тот как раз взялся было за телефон, но отложил его по зову Криденса. — Я думал заказать ужин. Китайская кухня тебя устроит? Криденс улыбнулся. — Спасибо, но мне всё равно. У меня немного другое на уме. — Ты же говорил, что голодный. — Я говорил не о еде, — ну, вот. Он решился сказать это вслух. Мистер Грейвс, оставив свой чай и телефон на кухонном столе, присоединился к Криденсу в сумрачной гостиной. Криденс ожидал, что он сядет рядом с ним на диван, но мистер Грейвс, приблизившись, остановился; его пояс оказался у Криденса перед глазами, и Криденсу стало немного не по себе... но, пожалуй, не в плохом смысле. Он сглотнул. — Криденс... — мистер Грейвс положил руку ему на плечо. Криденс глядел на него снизу вверх, едва смея дышать. — Ты играешь в шахматы? — Что? — Криденс моргнул. Это ещё к чему вопрос. — Нет. То есть, я знаю правила, но... это не моё. А что? Вы играете? — Время от времени, — мистер Грейвс кивнул. — Значит, шахматы тебе в принципе не нравятся? — Да нет, просто... у нас дома нет фигур, одна доска. Раньше были, но потом... — мать заметила, как Криденс играет с сёстрами в “театр”, где доска была сценой, а фигуры — актёрами. Она выбросила все фигуры до последней пешки, заявив, что лицедейство — для язычников и еретиков. — ...потерялись. — Жаль. Компьютерные симуляторы ни в какое сравнение не идут с игрой против живого противника. Криденс не нашёлся с ответом. Рука мистера Грейвса так и лежала у него на плече, более того — тот принялся поглаживать его шею большим пальцем. Медленно, осознанно. Думать о каких-то там шахматах в такой момент... было невозможно. Мистер Грейвс смерил Криденса долгим, пристальным взглядом. Его глаза потемнели, и Криденс невольно замер в ожидании. Мистер Грейвс разглядывал его так, будто... ох. Неужели мистер Грейвс собирается его поцеловать?! Боже... а что, если да. Криденс чистил зубы утром, но с тех пор прошло несколько часов. Что, если они поцелуются, мистеру Грейвсу не понравится, и он больше никогда не захочет его целовать? Но если Криденс откажется, то мистер Грейвс может подумать, что он не хочет, чтобы мистер Грейвс его целовал, и тогда уж точно не видать ему никаких поцелуев! Всё ужасно, катастрофа неизбежна, и Криденсу нужно срочно успокоиться, пока он всё не испортил. Срочно. Сию же секунду. — Шахматы — чудесная игра. Поединок разума и воли, чем-то похожий на покер... только изящнее, — мистер Грейвс сделал шаг назад, и его рука скользнула прочь с плеча Криденса. Не сдержавшись, Криденс невольно подался вперёд в надежде на продолжение ласки, но мистер Грейвс уже был вне досягаемости. — Можем сыграть партию-другую, если тебе не претит эта идея. Подавив разочарованный вздох, Криденс кивнул. — С удовольствием. Если вам, конечно, не претит идея научить меня... манёврам. — Не думаю, что тебе понравится мой преподавательский метод, — мистер Грейвс усмехнулся. — Кроме того, в шахматах... знания возможных тактик и комбинаций ходов не достаточно. Для победы нужна стратегия, нужно чутьё — без него, как ни старайся, ты в проигрышной позиции. Такое стратегическое мышление приходит лишь с опытом. Криденс чуть рот не разинул от возмущения. — Это же вы предложили мне сыграть! — Часть меня ожидала, что ты откажешься. — Ну, не надо предлагать, если не готовы к согласию! — он понимал, что реагирует по-детски, но ведь нечестно — дразнить и отказывать в последний момент. — И потом, разве не вы мне вчера говорили, что не верите в деление себя на части? Или вы хотите со мной играть, или не хотите. Я знаю, чего хочу. А вы? Мистер Грейвс улыбнулся острой, опасной улыбкой. — Какой ты памятливый. Что ж... сыграем. Подожди, я принесу набор из спальни. Криденс проводил мистера Грейвса взглядом, пока тот не скрылся за дверью. Затем он вздохнул. Мистер Грейвс своим странным поведением совершенно сбивал его с толку. Криденса расстраивали эти перепады горячо-холодно; он не понимал, чего мистер Грейвс добивается. Даже убеждая себя, что ничего не ждёт от сегодняшней ночи, он не мог не ждать... хоть чего-нибудь! Всё-таки мистер Грейвс пригласил его остаться, уступил собственную постель — такая доброта не для первых встречных. Криденс что-то значил для мистера Грейвса, был важен для него — иначе стал бы он тратить время и деньги, стал бы приглашать в свой дом и свою постель? Нет, конечно. Тогда почему мистер Грейвс медлил? Будто... сомневался. В Криденсе? В себе? Возможно, дело было в возрасте. Раз уж мистер Грейвс переход дороги в неположенном месте считал ужасным преступлением, то и на связь с несовершеннолетним едва ли глядел благосклонно — вне зависимости от взаимности симпатии. Или ему казалось, что Криденс не испытывает ответных чувств? Возможно, его смущали их частые расхождения во мнениях? Что ж, если так — жаль. Криденс от своих мыслей отказываться не собирался, ни ради мистера Грейвса, ни ради кого другого. Либо у них получится, либо нет, а врать и притворяться Криденс не хотел. В его жизни и так хватало танцев лимбо, и ещё одна ограничительная планка, чтобы под неё прогибаться, ему не нужна. Правда, был ещё один возможный повод для сомнений. Геллерт. Мистер Грейвс упоминал, что их отношения закончились не лучшим образом, верно? Возможно, проблема вовсе не в Криденсе, и боится мистер Грейвс не столько отказа, сколько согласия. Может быть, он не готов к новым отношениям. Может быть, они оба ещё не готовы. Потому что, будучи честным перед самим собой, Криденс тоже не был уверен, чего именно хочет от мистера Грейвса. Близости, да, но... то, что у них было — тайные встречи, недоговорки, прятки от близких и знакомых — сейчас это казалось чем-то волнительным, кусочком волшебной сказки, внутри которой можно забыть о жестокой повседневности. Но такие отношения не жизнеспособны, и это не могло длиться вечно; не говоря уже о том, что врать — плохо и неправильно. У Криденса уже начались проблемы из-за этой связи, у мистера Грейвса — наверняка тоже. Нет, если сегодня ночью между ними что-то произойдёт, это всё только усложнит. Пожалуй, им действительно стоит подождать. Узнать друг друга лучше, свыкнуться с мыслью... и дело не в том, что Криденс трусит! Он просто... не хочет навязываться. Мистер Грейвс до сих пор оправляется после тяжёлого расставания, давить на него сейчас — бессердечно. Криденс подождёт. Ну, хотя бы до дня рождения, когда ему исполнится восемнадцать. Одной заботой и то меньше. — Шахматы нашлись, — объявил мистер Грейвс, выходя из спальни со сложенной доской в руках. — Раз уж мы с тобой играем впервые, выбирай цвет: белые или чёрные? Белые начинают, так что преимущество за ними... если ты, конечно, знаешь, что делаешь. — Чёрные. Я предпочту оставить инициативу за вами. Мистер Грейвс поднял брови, но кивнул. — Как угодно. Играть решили за кухонным столом. Мистер Грейвс подвинул стулья, чтобы сидеть ровно друг напротив друга; Криденс расставил фигуры. И началась игра. — E2-E4. — Классика. Даже я знаю этот ход. — Он потому и классический, что хороший. Твой ход? — D7-D6. Вы боитесь новшеств, мистер Грейвс? — Ничуть. D2-D4. — Открываете мне своего короля? Смело. Конь на F6. — Конь на C3. Может быть, я заманиваю тебя в ловушку. — Может быть, я сначала хочу заняться вашим слоном. — Для этого понадобится фигура посерьёзнее, чем твой маленький конь. — Мой конь ничуть не меньше вашего, мистер Грейвс. G8-G6. — Ах, вот как. Ну, раз тебе настолько приглянулся мой слон... приди и возьми. Слон на E3. — Может быть, для начала вы возьмёте моего? Слон на G7. — Может быть, я так и поступлю. Ферзь на D2. — C7-C6. — F2-F3. Любишь играть пешками, да, Криденс? — B7-B5... — Конь на E2. — Конь на D7. — Слон на H6. Ну что, готов? Бери, раз он тебе так нравится. Мой слон в обмен на твоего. — С удовольствием. Слон на H6. — Ферзь на H6. Мистер Грейвс снял с доски две побитых фигуры. Криденс усмехнулся — всё только начиналось, и сдаваться он не собирался. — Слон на B7, — раз уж они начали о слонах... — A2-A3. — И кто из нас теперь пешками играет, мистер Грейвс? E7-E5. — Очевидно, оба. Лучше я сделаю рокировку, пока не поздно. — Что же вы, мистер Грейвс, решили спрятать своего короля? От моего маленького конька и осиротевшего слоника?.. Правильно делаете. Мой слон только что потерял брата-близнеца, так что он вышел на тропу войны. Он жаждет крови! — Нельзя ли его жажду утолить чем-нибудь другим? У нас ещё остался медовый чай... — Нет! Мы требуем крови вашего короля! — Тогда, боюсь, ваша жажда неутолима. Видишь ли, Криденс, мой король — нежить. Посмотри, какой он белый! От него давно остались одни кости, а кровь иссохла, и плоть истлела. Криденс ахнул в притворном ужасе. — Не может быть! Как же так вышло? Кто посмел так надругаться над телом вашего несчастного короля? — Увы, это был его доверенный генерал и возлюбленный супруг — ферзь. Ферзь — некромант, — мистер Грейвс кивнул с совершенно серьёзным видом. — Разве ты не видел, как он только что лишил жизни твоего бедного слона? Настоящий злодей. Самое ужасное — он умеет читать мысли и подчинять другие фигуры своей воле. Он поработил всех в белом шахматном королевстве — и не успокоится, пока не сведёт их всех в могилу. — Ужасно, — Криденс хихикнул. — Неужели никто не может его остановить? — Наши слоны пытались, как видишь. Они хотели заключить перемирие и развеять злую магию ферзя-некроманта, но тот проведал об их планах... и заставил их сражаться друг против друга. Они погибли, и вместе с ними — надежда на примирение народов шахматных земель. Мой король сидит, запертый в темнице, а ферзь ведёт армию под его знамёнами, сея смерть и разруху на своём пути. — О, нет. Что же делать? — Мы должны продолжить бой. Мои войска не в силах противостоять контролю разума... Лишь твоя победа может всех спасти. Ты — наша последняя надежда. — Придумал! — Криденс хлопнул в ладоши. — Единственный, кто может остановить злого ферзя-некроманта... Это ферзь-вулкан! Его так прозвали за то, что он владеет стихиями огня и земли. Все мёртвые должны быть сожжены или похоронены... Узрите же! Возрождение спящего Вулкана. Ферзь на E7. Мистер Грейвс засмеялся, и у Криденса разом потеплело на душе. Разговор, нарочито нелепый, складывался сам собой, и выдумывать наигранные объяснения, обмениваться шутками и шахматными ходами — всё это было... весело. Веселье витало в воздухе будто дымка ароматической свечи, и даже просто находиться рядом с мистером Грейвсом было легко и приятно. Рядом с ним Криденс мог быть самим собой, не прячась; мог сочинять чепуху, как с Ньютом, мог доверять секреты, как сёстрам, мог положиться на него... как на мать. В чём-то даже больше. А ещё... его тянуло к мистеру Грейвсу совершенно по-особенному. И сердце замирало, и лицо горело, и в голову лезли мысли... разные. Спихнуть со стола эти несчастные шахматы, и пусть фигурки чёрно-белой россыпью катятся по полу к чертям! Схватить мистера Грейвса за плечи, уложить спиной на стол, расстегнуть рубашку до конца... а потом... ещё что-нибудь. Поцеловать его? Возможно. А что дальше? Расстегнуть штаны и трогать дрожащей неуверенной рукой, как жалкий девственник? Мистер Грейвс не станет поднимать его на смех, нет, мистер Грейвс добрый. Но и удовольствия ему Криденс подобным образом не доставит. Скорее, мистеру Грейвсу бы понравилось, если бы Криденс... сделал это ртом... но как это вообще делается?! Криденс не имел ни малейшего понятия о деталях. Что, если он сделает что-нибудь не так? Что, если... Нет, нет. Что за мысли? Плохие мысли. Нельзя вообще о таком думать. Стыдоба. Нельзя! — Мистер Грейвс, — очнувшись от наваждения, Криденс вспомнил о чуть не позабытой игре. — Ваш ход. — А? Да, точно, — мистер Грейвс тоже опустил взгляд на шахматную доску. — Гм... Пожалуй, мне лучше защитить своего короля. Король на B1. Но тут — вдруг — прежде чем он успел передвинуть фигуру, раздался звонок в дверь. Настолько неожиданный, что оба вздрогнули. — Вы кого-то звали? — спросил Криденс тихо. — Нет, — мистер Грейвс нахмурился. — Доставку я не стал заказывать, раз ты не хочешь. Может, кто-то из жильцов... Звонок в дверь повторился. Вздохнув, мистер Грейвс поднялся на ноги. — Я верю в твою честность, — он глянул на Криденса весело, — так что не буду просить не изменять положение фигур, пока я разбираюсь с гостями. — Разумеется, мистер Грейвс, — Криденс улыбнулся. — Я бы не стал изменять. — Повезло мне с тобой, — мистер Грейвс усмехнулся в ответ. — Пойду открою, пока они не выломали дверь. Криденс отвесил шуточный салют, чем заслужил ещё один смешок мистера Грейвса, на этот раз в сочетании с ещё более ласковой улыбкой. Мистер Грейвс ушёл в прихожую, и Криденс решил подогреть чай. Он как раз поднялся со стула, когда услышал щелчок открываемой двери, а затем — голос: — Дядя Перси! Бросив всё, быстрый как молния, Криденс скользнул за ближайшую дверь — в ванную — и заперся изнутри. Прислонившись к двери, прислушиваясь, он замер; сердце перепуганно колотилось, и руки тряслись. Этот голос... неужели это... — Тина? О, нет. Это действительно она. — Привет! — голос у неё был весёлый и подозрительно энергичный для вечернего часа. — Я тут принесла обратно твою коллекцию фильмов. Держи. Спасибо, что одолжил. Раздался шелест пластикового пакета. — Что ж... спасибо, что принесла, — сказал мистер Грейвс. — Но ведь дорога не близкая. Тебе не следует ходить одной среди ночи. — Да какая ночь, всего девять. Детское время, — Тина хихикнула. — И потом, я не одна. Меня внизу Ньют ждёт с собаками. Мы их вместе выгуливаем! Нам просто по дороге было, вот и я решила зайти поздоро... стой, это ещё что такое? Криденс вцепился в ручку двери как проклятый, лбом упираясь в деревянную верхнюю панель; от страха подгибались ноги. Что Тина могла увидеть? Его вещи? Ботинки, пиджак? Он не мог вспомнить, где что оставил. Что, если Тина увидит раскиданную одежду? Вряд ли она с первого взгляда узнает, чья это, но вдруг. А уж если Ньют решит подняться... — Это что, аптечка? О, слава богу. Она не про одежду. — Дядя, что случилось? К тебе Геллерт приходил? Секунду... что? Почему Тина связала открытую аптечку с визитом бывшего партнёра мистера Грейвса? — Нет, — тон у мистера Грейвса был спокойный, почти небрежный. — У меня просто разболелась голова. Давление. Кровь из носа пошла... пришлось искать таблетки. Но, как видишь, всё уже в порядке. Несколько мгновений было тихо, а потом... — Почему на столе две кружки? — Тина, я — холостяк с клинической депрессией. Иногда я по два-три дня не мою посуду. Пара кружек ничего не значит. — А шахматная доска с расставленной партией? Тоже ничего не значит? — Тина, солнышко, я восхищён твоей наблюдательностью, но — не зацикливайся на мелочах, ладно? Геллерта здесь нет. И никто ко мне в гости, кроме вас, не ходит. Я живу один в своей холостяцкой берлоге, я играю в шахматы сам с собой и пью вчерашний чай из немытой кружки. Не веришь — воля твоя, можешь поиграть в сыщика и обыскать “место преступления”. Ты знаешь, что я поддерживаю твою мечту стать следователем. Вот только, боюсь, ничего нового ты здесь не найдёшь. — Я тоже боюсь именно этого, — Тина вздохнула. Громко — Криденс отчётливо расслышал её вздох даже сквозь плотно закрытую дверь. — Не надо с ним мириться, ладно? Обещай. Не загоняй себя снова в ловушку, дядя, пожалуйста. Он — плохой человек. — Тина, клянусь: я не виделся с Геллертом уже... не помню, давно. Не надо за меня беспокоиться и приходить проверять. Тина фыркнула. — Ну да. Ещё бы ты приходил наши дела проверять, как ты маме обещал. — Я приходил, в том числе — сегодня. А на вашей вчерашней вечеринке мне делать было нечего — я бы только испортил вам всё веселье. — Да, но... ай, ладно. Только не давай больше Куинни свою коллекцию ужастиков, хорошо? Я знаю, что они не просто так зовутся “фильмами ужасов”, что они и должны быть страшными, но всё равно — некоторые из этих фильмов серьёзно жуткие. В том смысле, что скорее мерзкие, чем страшные. Я начинаю беспокоиться из-за того, что ты вообще купил... подобное. — Прости. Ты же знаешь, я вечно покупаю всё подряд и забываю посмотреть половину. — Только не говори, что эта дрянь тебе от Геллерта досталась. — Возможно... — Я так и знала! Дядя, ну серьёзно — зачем ты хранишь его вещи? Если он их не забрал, когда съезжал, значит, они ему не нужны. Собери всё, что осталось, и вынеси на мусорку. Его подаркам там самое место. — Тина — тебя, кажется, твой парень ждёт внизу? — Ньют не мой парень, — она тотчас смутилась. — То есть... не знаю, может быть? Он странный. Он мне нравится, но... иногда мне кажется, что он... ну, вроде тебя. Гей, то есть. Стоп, что? — Вот как. И почему ты так думаешь? — Ну... мы уже почти месяц встречаемся, и он ни разу даже не пытался меня поцеловать. А ещё у нас в классе есть один мальчик, Криденс, и Ньют его постоянно везде таскает за собой. Я уже не знаю, что думать. Иногда мне кажется, что они хотят использовать меня в качестве прикрытия. Стоп, стоп... что?! — Интересно, — голос у мистера Грейвса стал холодный и сдержанный, и Криденсу хотелось завопить. Какого чёрта Тина сочиняет! — Что ж, если эти молодые люди обманом пытаются тебя использовать... с их стороны это весьма бесчестно. — Да нет, я их не виню. Мне их жаль. У Криденса строгая мать, религиознутая на всю голову... Говорят, они сектанты. — Неужели. — Не знаю, правда или нет, но слухи ходят. — А спросить правду у своего... кавалера... ты пробовала? — У Ньюта? Нет, мы об этом не говорили. Как-то не до того, ну и вообще... — Тина хихикнула. — Ты не подумай ничего такого, дядя, Ньют хороший. — Хороший, да? Может, пригласишь его подняться? — что мистер Грейвс такое говорит? — Посидим, поговорим... — О, боже! Нет! Знаешь, дядя — уже поздно, мне пора, — ах, так он специально, чтобы спугнуть её. — Нам ещё с собаками гулять, они заждались уже. — Уверена? Если хочешь, я могу вас проводить. Заодно познакомимся... — Нет!!! Я пошла, до встречи! Тотчас застучали удаляющиеся шаги. Хлопнула дверь, щёлкнул замок, и наконец — после долгого тяжёлого вздоха — всё стихло. — Тина ушла. Можешь выходить. Криденс перевёл дыхание. Голова шла кругом от того, что он только что услышал. Словно гонка в замедленной съёмке, перемежаемая моментами ускоренных взрывных столкновений, боязливые вопросы смешивались с воображаемыми сценариями развития событий. Неужели Тина действительно думала, что Криденс и Ньют... неужели мистер Грейвс ей поверил?.. Взгляд упал на зеркало, и Криденс уставился на собственное отражение — бледное, взъерошенное. Одолженная футболка была ему велика и болталась как платье, доходя почти до середины бедра. Криденс нахмурился: он выглядел как маленький мальчик, из шалости стащивший одежду отца. — Криденс? — Иду! Он снял футболку, не колеблясь, и оставил на тумбочке в ванной. Уж кем, а маленьким мальчиком он точно мистеру Грейвсу казаться не хотел. Когда Криденс вышел в комнату, мистер Грейвс встретил его странным взглядом, который Криденс не смог расшифровать. — Почему ты спрятался? — спросил мистер Грейвс. — А что, не надо было? — удивился Криденс. — Мы с Тиной вместе учимся, она меня знает. Если бы она меня здесь увидела... она бы точно что-нибудь не то подумала. — И была бы права, — мистер Грейвс поморщился. — Я... не должен был приводить тебя к себе. Вменяемый профессионал на моём месте позвонил бы в полицию — даже против твоей воли. Сам факт того, что я тебя послушал, пригласил к себе домой... — Признак непрофессионализма? — Криденс приблизился, чтобы заглянуть мистеру Грейвсу в глаза. Мистер Грейвс кивнул. — Тогда почему вы предложили мне остаться? — Потому что твоя мать жестоко с тобой обращается. Я не мог позволить, чтобы она снова наказала тебя за встречу со мной. Я хотел тебя защитить. Криденс усмехнулся. — За ночёвку вне дома мне влетит сильнее, чем за прогулку без разрешения. Гораздо. — Тогда... почему ты согласился? — Я хотел провести эту ночь с вами. Опасное признание. Слишком смелое, слишком откровенное. Слишком многое стояло за этими словами — например, факт того, что Криденс не боялся гнева матери: если такова была цена времени, проведённого с мистером Грейвсом, оно того стоило. — Понятно, — мистер Грейвс отвёл взгляд. — Будем доигрывать партию? Он указал в сторону шахматной доски. — Давайте в другой раз, — сказал Криденс. Хоть играть с мистером Грейвсом и оказалось весело, сейчас у него совсем другое было на уме. — Я потерял ход мысли. — Я тоже, — мистер Грейвс подошёл к столу и принялся собирать фигурки. — Спасибо, что сыграл со мной. Было интересно. — Да... Пока мистер Грейвс убирал доску, Криденс налил им разогретого чаю. — Насчёт того, что Тина вам сказала... — начал было он, но мистер Грейвс отмахнулся. — Можешь не объяснять. — Но это неправда! — настойчиво сказал Криденс. — Мы с Ньютом просто друзья. — Да, я догадался. После того, как Тина упомянула секту, — мистер Грейвс усмехнулся. — Ты же не сектант, верно, Криденс? — Будь я сектантом, вряд ли бы я сам себя так называл, — Криденс взял свою чашку в руки. — Многие не сразу понимают, что попали в секту. Мистер Грейвс пожал плечами. — Думаю, ты бы понял. Ты — сообразительный молодой человек. — Вы мне льстите. — Это не лесть, это правда. Поверь, Криденс, недостатков у меня превеликое множество, но подхалимство и двуличность в их число не входят. Я не лжец. Я говорю то, что думаю. — Значит, вы считаете меня умным? — Среди всего прочего. Смутившись под внимательным, тёплым взглядом мистера Грейвса, Криденс уткнулся в чашку. — Вы пять минут назад солгали своей племяннице, — напомнил он. — Я ничего о вас не знаю. Вы можете без зазрения совести врать мне в лицо, и я ни о чём не догадаюсь. — Не устраивают банальные комплименты? — Криденс хотел было запротестовать, что речь не о том, но мистер Грейвс непринуждённо улыбнулся. — Придётся мне быть изобретательнее. Как насчёт комплимента твоей шахматной смекалке? Ты не просто справился с дебютом — ты играл наравне со мной, ни в чём не уступая. Ни одной ошибки, ни одного плохого хода — ты захватывал центр пешками, вовремя вывел в бой лёгкие фигуры, даже совершил размен без потерь. Кроме того, ты скрасил монотонную игру красочной историей. По сути, твой разум работал в двух направлениях — и в обоих преуспел. Если это не признак ума, то зови меня безумцем. — Да вы п-первый начали. Я просто п-подыграл. — И, как видишь, игрок из тебя отличный. Я с нетерпением жду нашей следующей игры. О, да. Миллион раз да. — Что до сегодняшнего вечера, — продолжил мистер Грейвс, — спать ложиться ещё рано, а раз шахматы тебя утомили, я предлагаю посмотреть кино. Криденс глянул в сторону пластикового пакета, который белым пятном выделялся на фоне чёрного кожаного дивана. Очевидно, именно его принесла Тина. — Не знаю, мистер Грейвс. Я не очень люблю фильмы ужасов. — Могу себе представить, — мистер Грейвс кивнул. — Там не только ужасы, не переживай. Есть исторические фильмы — античность, гражданская война... Есть про волшебников. Или вот мультфильм есть — я купил пару лет назад, хотел посмотреть с племянницами, но всё не до того... как же его? Забыл. Но, говорят, хороший. Криденс улыбнулся. — Ладно. Давайте посмотрим мультфильм. Большая ошибка. “Мультфильм” оказался кукольной мультипликацией про монстра, который порабощал людей, зашивая им глаза. Кошмарное потустороннее создание с длинными стальными когтями, оно кормилось душами детей, сначала приманивая их сластями, играми и подарками, а затем открывая свою истинную суть — беспощадную, безумную, люто голодную. К концу проклятого фильма Криденс дрожал, чуть не плача. Вопли и визги монстра, запертого во тьме бездонного колодца, скрежет когтей по камню, настойчивые удары в крышку — всё это эхом стучало в ушах даже после “счастливой” концовки. И то, что монстр притворялся матерью главной героини, а потом попытался её убить, ничуть не помогало. — Не буду я больше с вами кино смотреть... — прошептал Криденс. Мистер Грейвс сидел рядом, и Криденс уткнулся лицом в его плечо. — Ну, ну, — мистер Грейвс осторожно обнял его в ответ, гладя по голове. — Это же просто фильм. — Я знаю. Но всё равно страшно. И эта... мать... она страшная. Очень. — Кого-то тебе напоминает? Криденс мог бы сказать, что сюжет фильма — “злая мама всё запрещает, и ребёнок сбегает от неё к монстру, который приманивает того притворной добротой, но на самом деле хочет его съесть” — лучше не применять к их ситуации, и напугало его вовсе не сходство его матери с чудовищем. Но не сказал. — Прости, — мистер Грейвс вздохнул. — Я увлёкся... Надо было сразу выключить, как появились эти пуговицы в глазницах. — Нет, так было бы хуже, — Криденс помотал головой. — Если не досмотреть до конца, то чудовище так и останется непобеждённым. Непобедимым. — И то верно, — мистер Грейвс ласково провёл ладонью по его щеке. — В следующий раз кино выбираешь ты. Ладно? И, знаешь, мне тоже было страшно. По-своему... Но фильм был хороший. Познавательный. — Да, — признал Криденс, потому что фильм действительно был интересный. Ему не хотелось отстраняться, потому что в объятиях мистера Грейвса было тепло и уютно. Но мистер Грейвс отстранился первым, опустив руки, и Криденс был вынужден отодвинуться — не продолжать же цепляться после столь явного сигнала о желании мистера Грейвса прервать физический контакт. Так что Криденс сначала отодвинулся, а потом и вовсе поднялся с дивана. — Уже поздно, — сказал он, глянув на часы. — Полночь доходит. — Да... — мистер Грейвс потянулся, и его рубашка задралась, открыв на обозрение полоску кожи внизу живота. Криденс заставил себя срочно отвести взгляд, пока не натворил глупостей. Например, он мог бы опуститься на колени перед мистером Грейвсом, развести ему ноги в стороны, расстегнуть ширинку и... ох, ну сколько можно? Бесстыдник. Нельзя о таком думать. — Ты, должно быть, устал. Иди спать. Мне ещё нужно разобраться с бумажной работой. — За полчаса до полуночи? Так поздно? Мистер Грейвс ухмыльнулся. — Скорее, рано. Обычно я берусь за это дело не раньше часа. — Часа ночи? — изумился Криденс. — Когда же вы спать ложитесь? — Три, иногда четыре утра, — мистер Грейвс пожал плечами. — Знаю, не самый здоровый образ жизни, но тут ничего не поделаешь. Бессонница — верный спутник нервных расстройств. Криденс нахмурился. — Так вы... серьёзно говорили насчёт депрессии? — Криденс, у меня нет привычки врать. Кажется, я уже не раз это говорил. — Извините. Я почему-то подумал, что вы не всерьёз. Ну, про холостяцкую берлогу и всё такое. — Не извиняйся, ты ни в чём не виноват. Ты прав, я не выгляжу больным — по крайней мере, стараюсь. Я ношу чистую одежду, брею бороду, работаю... я слежу за собой. Приходится. Криденс неловко переступил с ноги на ногу. — Это у вас... из-за Геллерта? — Нет. Просто мой мозг не производит необходимые ему нейромедиаторы. Это физиология, не более того — от событий моей жизни это никак не зависит. — О. Ясно. Поднявшись с дивана, мистер Грейвс подошёл к письменному столу. — Не засиживайся со мной допоздна, — сказал он. — Иди умойся и ложись спать. В ванной за зеркалом была пара нераспакованных зубных щёток, я недавно покупал набор... можешь одну взять. Полотенце тебе принести? — Не надо. Спасибо. — Хорошо, тогда — спокойной ночи. Криденс вздохнул. Не так он себе представлял завершение сегодняшнего вечера, но, в конце концов, по здравому рассуждению — чего он вообще мог ожидать? Одно дело — мечты, где мистер Грейвс хотел разделить с ним постель, и ничто им не мешало... другое дело — реальность со всеми её сложностями. Мечты Криденса и так редко сбывались наяву, а эта уже сбылась наполовину — мистер Грейвс пригласил его в гости, мистер Грейвс обнимал его и хвалил, и обещал новые встречи, обещал снова сыграть с ним в шахматы и посмотреть ещё один фильм... и мистер Грейвс доверил ему правду о своём душевном состоянии. Жаловаться не на что. Совсем наоборот. — Спокойной ночи, мистер Грейвс. Это тоже была ошибка. Как только Криденс оказался один в огромной тёмной спальне, ему сразу стало не по себе. Слишком тихо было в незнакомой комнате; по углам клубилась тьма, полная безвестных тайн и беззвучных стонов застрявших на границе реальности потерянных душ. Постель была слишком большой и мягкой, шёлковые простыни липли к телу и душили в своих эфемерных объятиях... без привычной деревянной спинки узкой кровати, без шероховатой поверхности грубой льняной простыни — Криденс словно очутился в вакууме без опоры, без ощущений. Он не мог заснуть. А потом за окном хлынул ливень. Сначала забарабанили по стеклу лёгкие капли, всё чаще и чаще, а через минуту грянул гром — близко, громко, рёвом небес наполняя всю комнату; сверкнула молния, острая как колотая рана в теле ночи. Криденс поднялся и на цыпочках подошёл выглянуть в окно. На улице творился первозданный хаос: порывы ветра, казалось, неслись во все стороны сразу, и сумрак бурлил как ведьмин котёл, будто сама ночь ожила и бесновалась диким зверем, заключённым в темницу из пластика, бетона и стали. Сквозняк лизнул кожу, и Криденс вздрогнул от очередного удара молнии. Он больше не мог быть один в этой бессонной комнате. Когда Криденс выглянул в гостиную, он ожидал увидеть мистера Грейвса задремавшим на диване — настенные часы показывали, что время подбиралось к трём. Оказалось, он ошибся, но не совсем: мистер Грейвс заснул прямо за письменным столом. Он сидел, опираясь о столешницу, голова свешена на грудь; экран компьютера ещё горел, показывая какую-то таблицу с числами. Похоже, мистер Грейвс так и заснул за работой. Приблизившись, Криденс осторожно коснулся его плеча. — Мистер Грейвс... — Не подходи! Криденс вздрогнул и тотчас отдёрнул руку. Мистер Грейвс дёрнулся, резко пробуждаясь, и потёр лицо ладонями. — Что... Криденс? — пробормотал он спросонья, отнимая руки от лица. — Ох, прости. Я заработался и отключился... Что случилось? Тебе что-то нужно? — Нет, ничего... Извините, я не хотел вас напугать, — но почему мистер Грейвс испугался? Криденс едва до него дотронулся. Неужели он подумал, что Криденс хочет сделать с ним что-то плохое? Или... — Вам снилось что-то неприятное? — А... да, вроде того. Мистер Грейвс встал со стула. Ровно в тот же момент за окном сверкнуло, и тотчас последовал раскат грома. Грохот, а не гром! Жуткий! Инстинктивно Криденс схватился за мистера Грейвса. Тот посмотрел на него озадаченно. — В чём дело? Ты боишься грозы? Криденс помотал головой. — Нет, не боюсь. То есть... просто тут всё сразу навалилось. Постель незнакомая, и стены рядом нет, и потом ещё мультфильм тот, про монстра в тёмном колодце, и темно, и гроза, и... — он смутился, осознав, как нелепо всё это звучит. — Извините, что я вас потревожил. Я пойду, постараюсь уснуть. Тут снова сверкнула молния, и Криденс невольно вздрогнул, крепче вцепившись в рубашку мистера Грейвса. Мистер Грейвс накрыл его руку своими. — Всё хорошо. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться грозы. Это совершенно обоснованный страх — удары молнии смертельны, да и сильный ветер может быть опасен. Вспомни античные религии — сколько грозных грозовых божеств держали в страхе весь свой пантеон? Не просто же так. Согласен? Криденс кивнул. Мистер Грейвс, протянув руку, погладил его по щеке. — Ну, вот. Но нам с тобой бояться нечего. Я лично убедился в том, что в моём здании стоят громоотводы. Всё хорошо, ладно? Не бойся. Иди спать. — А вы? — прошептал Криденс, не решаясь говорить в полный голос. — Можно... можно, вы пойдёте со мной? Пожалуйста... Хмуро глянув на свой ноутбук, мистер Грейвс пожал плечами. — Я могу побыть с тобой, если тебе не помешает, что я печатаю. Мне нужно закончить эти расчёты. — Едва ли ваш ноутбук шумит сильнее, чем гроза, — Криденс улыбнулся. — Твоя правда. Так что мистер Грейвс взял свой ноутбук, и они отправились в спальню. Вместе. И... ничего этой ночью не было. Не воплощения фантазий, ни слёзных разочарований, ни геенны огненной. Это была ночь забытья, ночь без сновидений. Ни обмена словами и ласками, ни разделённого на двоих дыхания — губы к губам — ничего. Они просто лежали рядом, каждый занят своими мыслями, а за окном бушевала буря. Потом Криденс заснул. В свете раннего утра всё выглядело иначе, серо и как-то холодно. Видневшийся в окно краешек неба, затянутого тучами, походил на грязные клочья мокрой ваты. Криденс проснулся один в остывшей постели; лилово-серые простыни не согревали, а паркетный пол казался ледяным под босыми ногами. Таинственный вечерний сумрак растаял, и теперь вся квартира вызывала скорее чувство грусти и одиночества, чем неразгаданной загадки. Мистер Грейвс нашёлся на кухне — готовил кофе. — Доброе утро, — он подвинул Криденсу дымящуюся чашку. Обхватив чашку обеими руками, чтобы согреться, Криденс забрался на высокий табурет у кухонной стойки. — Что теперь? — спросил он. — Моя мать, наверное, сходит с ума. Мистер Грейвс пожал плечами. — Пускай сходит. — Вы же сами понимаете, что так нельзя, — кофе был ароматный и вкусный, а мистер Грейвс был серьёзный и внимательный, и больше всего на свете Криденс хотел остаться здесь, с ним. Провести весь день в постели, зарывшись в одеяла и подушки, с кофе и приключенческой книгой в руках, рядом с мистером Грейвсом — даже если тот опять будет работать, не отрываясь от ноутбука, неважно. Лишь бы рядом. — Я должен вернуться домой. — Не обязательно. — Нет, но мне хочется, — это даже не было ложью. Он действительно хотел убедиться, что дома всё в порядке — с сёстрами, да и с матерью; с её переменчивым настроением — нельзя оставлять их надолго. Мистер Грейвс взялся за собственную чашку кофе. Сделав несколько глотков, он вздохнул. — Что ж, раз ты решил... я не имею права тебя держать, — сказал он наконец. — Хорошо. Я отвезу тебя домой. Только давай договоримся: если что-то случится, и если даже ничего не случится... обращайся ко мне. Приходи, звони — в любое время. Ладно? Я всегда тебе рад. — Осторожно, мистер Грейвс, — Криденс улыбнулся. — Я ведь могу поймать вас на слове. Что, если я снова заявлюсь к вам ночевать? — Пожалуйста, я только за. Мистер Грейвс настоял на том, чтобы накормить его завтраком, — клубничные блинчики в ближайшей круглосуточной забегаловке, ничего шикарного, но было вкусно, — и, наконец, пришла пора возвращаться домой. Поднимаясь по тёмной лестнице (должно быть, в подъезде опять перегорела лампочка, или вчерашняя гроза повредила проводку), Криденс мысленно готовился к тому, что ждало его дома. Дверь открыла, конечно, мать. — Криденс! Съёжившись, он замер в ожидании удара... и вдруг очутился в объятиях. — Слава Богу, ты живой, — стоп, что? Мать... плакала? — Ох, ты меня в гроб сведёшь своими выходками. Где ты был? Я всех обзвонилась, Скамандерам звонила, Голдштейнам, никто ничего не знает... Я уже не знала, что и думать. Я думала, с тобой что-то случилось! Ох, сынок... Сынок. Она назвала его сынок. — Не смей меня больше так пугать! — столь же внезапно, как объятие началось, оно закончилось: мать оттолкнула Криденса, хмурясь. — У меня чуть инфаркт не случился. Негодник! О чём ты вообще думал? Шатаешься по ночам неизвестно где, а о семье и не вспомнишь. Эгоист! Весь в отца. Это был удар ниже пояса. — Мама... — Хочешь кончить, как он? — мать его не слушала. Разумеется; она никогда не слушала. — Забыл, каково нам с ним было? Так я тебе напомню! Серёжки мои с рубинами, дорогие, красивые — он их в ломбард снёс. Компьютер твой первый — он его за наркоту отдал. Ты тоже скоро из дома вещи понесёшь? Воровать начнёшь? В тюрьму захотел? В тюрьму, а потом под кайфом из окошка ласточкой! Этого ты хочешь, да, Криденс? Кайфовать? Поверить не могу, во что ты превратился... — Мама, да что ты собираешь? — возмутился Криденс, потому что терпеть это было невозможно. — При чём тут наркотики? Я же говорил, что ничего не принимаю! Я просто гулял. — Гулял он! Посреди ночи! Так теперь это называется? Я из тебя что, профурсетку вырастила? Криденс аж рот разинул. — Что?.. — Ну, а что мне ещё остаётся думать?! — мать всплеснула руками. — Ты пропадаешь ночами, с кем-то переписываешься тайком, ходишь по вечеринкам и звонишь какой-то другой “матери”... Как мне всё это понимать, Криденс? Как?.. — Никак! Я просто гулял! — сердце загнанно частило, и дурацкие беспричинные слёзы душили, сжимая горло. — У меня всё болело, и я хотел побыть один. Вот и всё. — Ах, у тебя всё болело, — мать презрительно фыркнула. — Давай-ка жертву из себя не строй. Нашёлся неженка! По-хорошему ты не понимаешь, как мне ещё тебя воспитывать? — Можешь попробовать оставить меня в покое! Она залепила ему пощёчину. Он знал, что так и будет; знал, что сам её провоцирует. Спорить с разъярённой матерью шло вразрез со здравым смыслом, и всё же — Криденс не мог больше сдерживаться. Злость переполняла его, кипела под кожей, беспросветно-чёрная как бурлящий котёл нефти, чьи едкие испарения застилали глаза и мешали дышать. Он должен был её выплеснуть. Может быть, именно так себя чувствовала и мать. — Не смей разговаривать со мной в подобном тоне! — прикрикнула она, замахиваясь, и Криденс сжался. — Ты... бессовестный, бессердечный, противный мальчишка... Ох, нет. Вместо удара мать закрыла лицо руками и зашлась слезами. — Мам... — тотчас Криденс почувствовал себя виноватым, и весь его гнев растворился без следа. — Мам, ну не плачь. Прости, я больше не буду. Пожалуйста, не плачь. Мам, ну правда... — Сколько раз я тебе говорила не звать меня так! Боже, за что мне всё это? — она всхлипнула. — Гадкий мальчишка. Весь в отца. Вздохнув, Криденс неуверенно потянулся взять её за руку, но мать его оттолкнула. — Не смей ко мне прикасаться. Что за ты за гадкий, бессовестный эгоист? И зачем я платила за твой телефон, спрашивается! Хоть бы позвонил, так нет... Ты же у нас особенный! Гордость взыграла, даже телефон с собой не взял. Ищи-свищи! Неблагодарный мальчишка. Марш в свою комнату! Видеть тебя не хочу. — Мама... — Живо! Спорить дальше не имело смысла. Замка на двери в его комнату не было, так что Криденс пристроил стул под ручкой двери в качестве баррикады — преграда скорее символическая, но всё лучше, чем ничего. Затем он сел на кровать и уставился на собственные руки, сложенные на коленях. Мать плакала на кухне. Её всхлипы отчётливо слышались сквозь бумажно-тонкие стены. Дважды Криденс хотел подняться, выйти, извиниться... дважды он оставался сидеть на своём месте. Наконец, всхлипы стихли. Он поставил телефон на зарядку. Проверив баланс, он обнаружил, что между бессвязными обвинениями мать сказала правду: счёт был оплачен, и связь работала. Криденсу почти хотелось, чтобы это оказалось неправдой. Совесть мучительно саднила. Самое странное — спина совсем не болела. Зеркала у него в комнате не было, так что оценить визуально своё состояние он не мог, но на ощупь кожа была мягкой и гладкой. Загадочная заживляющая мазь мистера Грейвса оказалась поразительно эффективной. Это... если честно, это немного пугало. Сам факт того, что мистер Грейвс знал и хранил в домашней аптечке подобные средства, мог означать лишь одно: мистер Грейвс нуждался в таких средствах. В сочетании с его неопровержимым молчанием в ответ на вопросы о прошлом, с его резким пробуждением из-за прикосновения, а также с тем, что первым вопросом увидевшей аптечку Тины был вопрос о присутствии Геллерта... Картина, что вырисовывалась из всех этих мелких штрихов, Криденсу совсем не нравилась. Ну что ж. По крайней мере, у него снова был рабочий телефон, а это значит — он снова сможет разговаривать с мистером Грейвсом. Одно это уже стоило любых переживаний.