Поцелуй дьявола

В пятницу утром Криденс проснулся до звонка будильника, сам. На часах было 6:39 — безбожная рань. Он по-тихому умылся, пока все спали, оделся — и ускользнул из дома незамеченным. Он шёл по улице, всё вперёд и вперёд, без особого пункта назначения на уме. Даже в столь ранний час город дышал жизнью; люди копошились кругом, будто личинки в гниющем яблоке — самовоспроизводимая эпидемия. Криденс их всех ненавидел — не каждого лично, а всех сразу и ни за что в особенности. Просто потому, что они попадались на пути. Утро было сырое, холодное. Криденс пожалел бы, что не надел свитер под пиджак... если бы ему не было всё равно. Но ему было плевать; в каком-то роде ему даже нравилось мёрзнуть. У холода был любопытный эффект — расползаясь от рук и ног, он забирался выше и охватывал тело почти ласковым, хоть и колюче-неприятным, объятием. Холод пробирал до костей, и Криденсу казалось, что он мог бы раствориться в этом ласково-радушном ледяном тумане и рассеяться вместе с ним под лучами равнодушного солнца, исчезнуть и пропасть навсегда. Жаль, что он был не призрачным облаком, а обыкновенным несчастным человеком из плоти и крови. В конце концов Криденс отправился в парк. Тот самый парк, где он когда-то проторчал пять часов подряд в ожидании ответа от мистера Грейвса, его вердикта относительно удалённой фальшивой страницы на сайте свиданий. В тот раз мистер Грейвс ему написал, хоть и поздно; в этот раз не напишет. Потому что Криденс велел оставить его в покое. Ну, вот он и остался в покое. Один. Когда в девять утра — ровно — вдруг зазвонил сотовый телефон, Криденс сперва подумал, что это мать его потеряла. Или, может быть, Ньют. Чьего звонка он точно не ожидал, так это Тины Гольдштейн. — Алло, Криденс? Криденс Бэрбоун? — её голос звучал неуверенно, будто ей и самой не верилось, что она ему звонит. Где она и номер-то его взяла? — Привет, это Тина... мы в одном классе учимся, помнишь, пару раз вместе гуляли? — Да, я тебя узнал по голосу, — Криденс нахмурился. — Почему ты мне звонишь? Тина нервно рассмеялась. — Да, тут такое дело... Разговор есть. Можешь сегодня со мной встретиться? — Зачем? — жуткое подозрение закралось в душу, но Криденс решительно его отмёл. Тина никак не могла знать правду. Они всегда были осторожны. — Это из-за Ньюта? Или какие-то школьные дела? — Нет, не совсем. Мне нужно тебе кое-что показать. Или, точнее, кое-что спросить... В общем, это не телефонный разговор, — ещё один нервный смешок. — Пожалуйста, давай встретимся. Сегодня на школьном стадионе. Сможешь? Озадаченный, Криденс не знал, соглашаться или нет. — Тебя что, кто-то подговорил надо мной подшутить? — спросил он на всякий случай. — Ньют об этом знает? — Нет! — по голосу было слышно, как она вздрогнула. — Нет, не рассказывай Ньюту... Или он уже знает? Не знаю. Ты ему говорил? — О чём? — нет, она никак не могла иметь в виду мистера Грейвса, ей просто неоткуда было об этом узнать. — Ой, ладно, неважно. Просто приходи на стадион как можно скорее, хорошо? Я сейчас туда собираюсь, так что приходи обязательно. Это важно. Я буду ждать. Ладно, до встречи, пока! И Тина повесила трубку, оставив Криденса совершенно сбитым с толку. Пару мгновений Криденс тупо глядел на потухший телефон, затем пожал плечами. Что бы Тина ни задумала... делать ему всё равно было нечего. Уж точно ему не хотелось возвращаться домой, чтобы мать повела его устраиваться на работу уборщиком. Так что... может, это была и плохая идея, и его ждала разборка в духе “не лезь к моему парню”, но... Он решил пойти. Над школой стояла угрюмая тишина, ничто не шелохнётся; в холодном свете утра всё как будто вымерло. На футбольном поле тоже было тихо и пусто, будто привычная реальность схлестнулась с каким-то потусторонним миром, где всё пустынно и безлюдно — царство вечной тишины. Как будто Криденс пересёк запретную границу... хотя, вообще-то, действительно пересёк. Во время праздничных дней ученикам нельзя было находиться в школе, и если бы не дыра в поломанном заборе — ни Криденс, ни Тина сюда бы не попали. Но школьная ограда была сломана, и встреча состоялась. Тина ждала его на дальней скамейке. Криденс пошёл к ней напрямик через поле, не по круговой дорожке. Приметив его, Тина поднялась и помахала; она была одна, что странно — сёстры Гольдштейн обычно держались вместе. Но в этот раз Куинни нигде не было видно. — Привет, — ещё одна странная вещь: Тина улыбнулась. Она редко улыбалась, особенно в присутствии Криденса, и никогда — лично ему. — Спасибо, что пришёл. — Зачем ты меня сюда позвала? — опустить любезности и перейти сразу к делу было грубовато, но Криденсу и так было не по себе. Всё в этой ситуации настораживало. — Что тебе нужно? Тина вздохнула. — Ладно... Может, так и лучше. По-хорошему такое не спросишь, так что я спрошу как есть. Что у вас за дела с моим дядей? Ох. Окаменев от ужаса, Криденс распахнул глаза. Он не мог пошевелиться, не мог вздохнуть; он словно прирос к месту, остолбенел. Как... откуда Тина узнала? Она не могла знать. Когда Криденс просил телефон у Куинни, он удалил сообщение мистеру Грейвсу сразу после отправки; когда Тина приходила к мистеру Грейвсу, она не видела Криденса — он успел спрятаться в ванной; и когда Криденс рассказывал Ньюту про встречу с мужчиной, он и словом не обмолвился о его имени или связи с Гольдштейнами. Тогда... как? Как Тина могла обо всём догадаться? Она не могла. Если только... единственный, кто мог ей рассказать... — Он пришёл вчера поздно вечером, — Тина нахмурилась. — Курил на балконе до полуночи, потом они о чём-то говорили с мамой, и он остался ночевать. Он два месяца к сигаретам не притрагивался... Я никогда его таким не видела. Сначала подумала, что он снова с Геллертом сошёлся — это его бывший, он ужасный. В общем... дядя Перси был сам не свой, и... я за него беспокоилась. Так что я взяла его телефон... и увидела переписку. С тобой. Нет. Нет, нет, нет, невозможно, не может быть. — Я даже не поняла сначала, что это ты. Ты у него как “КБ” записан — мне и в голову не пришло, что это ты. С чего бы? А потом я прочла про сэндвичи и вспомнила, что ты в ту ночь уходил. А потом я увидела фотографии... Криденс, я уже не знаю, что думать. Мой дядя... он действительно тебя так?.. Или это фотошоп? Может, грим на Хэллоуин? Криденс моргнул. — Постой. О чём ты? Какие фотографии? Вытащив смартфон из кармана, Тина разблокировала его и протянула Криденсу. — Эти фотографии, — сказала она. — Я их скопировала, чтобы тебе показать. Чтобы ты мне объяснил, что происходит. Почему ты голый в кровати моего дяди, и почему у тебя вся спина... вот такая? Безмолвно уставившись на фото, Криденс и сам не знал, как это можно объяснить. Да, на фото несомненно был он, и он лежал на животе в постели мистера Грейвса — спал, повернув голову набок, так что даже не отпереться, мол, не я. И да, он был обнажён по пояс. И да, его спина была покрыта красными полосами, синяками и ссадинами от ремня. Получается, мистер Грейвс сфотографировал его той ночью, когда Криденс оставался у него дома. Зачем?.. — Так... — Тина переступила с ноги на ногу. — Эти фото — настоящие? Мой дядя действительно это сделал? — Нет, — Криденс нахмурился. — То есть, да, он меня сфотографировал. Но это не то, о чём ты думаешь. Ты всё не так поняла. — Да как это ещё понимать? — возмутилась Тина. — Боже. Я не знаю, что делать... Дядя Перси всегда был добрым, всегда о нас заботился и поддерживал. Неужели он способен на такое? Как он мог с тобой так поступить? Криденс — это же ужасно. Это действительно ужасно. Как долго это продолжается? Как часто он тебя... — Это не он! — перебил Криденс, возвращая Тине её телефон. — Ты всё неправильно поняла. Да, он меня сфотографировал, но он меня не бил. И эти фотографии... то, что ты на них видела... можешь поблагодарить мою мать. — Твою мать? — Ну да. Её работа. Тина ахнула. — Это бывает иногда. Не часто, — Криденс пожал плечами. — Твой дядя... он узнал и хотел мне помочь. Предложил остаться на ночь, уговаривал позвонить в полицию. — Так и надо! Боже, Криденс... эти фотографии... тебе же серьёзно досталось. — Ха, ну да. Как твой дядя виноват, так ты не знаешь, что делать, а как моя мать — так я её сразу должен сдать без колебаний, — Криденс фыркнул. — Нет, Тина, я не пойду в полицию. А ты лучше сотри эти фото — они тебе ни к чему. Тебя это не касается. Крепче сжав телефон в руках, Тина прикусила губу. На её лице отразилась внутренняя борьба. — Что за... неприятная ситуация, — пробормотала она. — Кажется, я тебя поняла. Но — Криденс, я же не могу закрыть глаза и притвориться, что ничего не видела. — Да что ты видела? — Криденс скрестил руки на груди. — Я всю жизнь так живу, и ничего. Ничего нового не случилось, а что для тебя это в новинку — не моя проблема. Я знаю, что делаю, и я знаю, что могу с этим справиться без посторонней помощи. Так что скажи своему дяде, чтобы он почистил телефон от старых сообщений и фотографий. Мне его помощь и сочувствие не нужны. И твои тоже. Глаза Тины заблестели, нижняя губа задрожала. — Но... Криденс, это же... ужасно, — прошептала она на грани слёз. — Это ужасно. — Ох, Тина, вечно ты лезешь не в своё дело, — он знал, что безжалостно грубит ей, но это был единственный способ заставить её отступиться: придушить в зародыше её жалость к нему. — У меня всё было нормально, пока вы с вашим дядей не стали вмешиваться в мои дела. Оставь меня в покое, ясно? Иди лучше со своим бойфрендом милуйся, он о тебе не затыкается. Тина вздрогнула, явно задетая, но не отступилась. — Кстати, о Ньюте. Он обо всём этом знает? — спросила она. — Может, догадывается, но я ему не говорил. Ты же знаешь — узнай он наверняка, он бы выкинул какую-нибудь глупость. — По-моему, звонок в полицию — не глупость. — Ты серьёзно считаешь, что Ньют позвонил бы в полицию? Ты забыла, как он ввязался в драку с веганкой, которая морила голодом свою кошку? Или тот раз, когда досталось его любимому псу, он же до сих пор по вечерам патрулирует округу. Тина... если ты до сих пор не поняла, что Ньют за самоуправство, ты его плохо знаешь. Не говори ему про меня, ладно? Вообще никому не говори. Вы не можете мне помочь, да мне и не нужна ваша помощь. Просто... оставьте меня в покое. Это моя жизнь, и вас это всё не касается. И вдруг Тина выпрямилась. Её взгляд стал решительным, и она перестала дрожать. — Нет, — сказала она c неожиданной силой в голосе. — Если я буду бездействовать, когда у меня под носом творится несправедливость, я всё равно что потворствую как соучастник. Я не могу позволить этому продолжаться. Я отказываюсь! Застигнутый врасплох такой реакцией, Криденс молча уставился на Тину. — Ты пойдёшь со мной. Сейчас же, — сказала Тина. — Раз не хочешь в полицию, то мы пойдём к дяде Перси. Он — волонтёр в группе помощи жертвам домашнего насилия, у них есть ресурсы для помощи нуждающимся. Уверена, он что-нибудь придумает. — Нет! — запротестовал Криденс, но Тина схватила его за руку. Он попытался вырваться — и не смог, хватка у Тины оказалась не по-девичьи сильной. — Отпусти, я никуда с тобой не пойду! Сказал же, мне не нужна ваша помощь... Фыркнув, Тина поставила ультиматум: — Или ты идёшь со мной к дяде Перси, или я иду в полицию и показываю им фотографии. — Ты с ним так не поступишь, — прошептал Криденс. — Они же тоже сразу на мистера Грейвса подумают, что это он меня отхлестал. Они его арестуют! — Нет, они проведут расследование и выяснят истину. Если дядя Перси не сделал ничего плохого, ему нечего бояться. Конечно, если он всё-таки что-то с тобой сделал, и ты поэтому не хочешь к нему идти... — Нет, он ничего со мной не делал. — Точно? Что случилось вчера вечером? Почему он снова стал курить? — Я откуда знаю... — Ты с ним встречался. Я видела сообщения, вы договаривались о встрече. Что за “большие планы” у него на тебя были? Криденс снова попытался вырваться, но Тина держала крепко. — Это не то, о чём ты думаешь! — воскликнул он в отчаянии. — Да, мы виделись вчера вечером... Он просто хотел убедиться, что со мной всё в порядке. Он угостил меня ужином, мы поговорили о моей семье, потом я ушёл. И всё! Что с ним потом было, я не знаю. При мне он не курил ещё с октября, и сигарет я у него не видел. И вообще, я за ним не слежу. Чем твой дядя занимается в свободное время, не моё дело. Хватка Тины ослабла, и Криденс тотчас высвободил руку. Пришлось потереть запястье и тряхнуть пару раз онемевшей кистью. Ух... да, Криденс и забыл, что Тина занимается борьбой и сопротивляться ей бесполезно. — Ладно, я тебе верю, — сказала Тина, и Криденс перевёл дух. — Но просто так я тебя не отпущу. Мы пойдём к дяде Перси, и он придумает, как тебе помочь. Криденс попытался воззвать к её милосердию: — Твой дядя наверняка не выспался, если поздно лёг. Зачем беспокоить его с самого утра? Давай в другой раз... — Нет, пойдём сейчас. Он как раз домой уехал, самое то — никто не помешает. Что ж. Попытка не выгорела, но попытаться стоило. Признавая поражение, Криденс вздохнул. — Ты совершаешь ошибку, — сказал он. — Но — ладно. Пойдём к твоему дяде. Может быть, он убедит тебя оставить меня в покое. Тина хмыкнула. — Ты явно плохо знаешь моего дядю. — Да, — Криденс тоже хмыкнул. — Это точно. — Пошли, — Тина потянула его за рукав. — Чем скорее мы с этим разберёмся, тем лучше, верно? Ну да. Всё равно это всё уже не имело значения — им было нечего скрывать. Потому что весь “тайный роман” существовал исключительно у Криденса в воображении, а мистер Грейвс... даже сообщения не удалял с телефона, потому что не боялся. Потому что считал Криденса кем-то вроде третьей племянницы. Чёрт. Тина права: чем скорее они всё выяснят, тем скорее Криденс сможет вернуться к своему ненавистному, неизбежному одиночеству. — Пойдём. Дорога домой к мистеру Грейвсу занимала около получаса. Криденс спросил, не лучше ли позвонить и предупредить о визите, но Тина только рассмеялась в ответ. — Не волнуйся, он дома. Он почти всегда дома, только на встречи свои ходит. — А на работу? — спросил Криденс. — Он же работает, верно? — Можно и так сказать, — Тина пожала плечами. — Он — арендодатель, ему всё здание принадлежит. Это, конечно, дело хлопотное — ремонт, профилактика, налоги, регламенты, расчёты... ну, сам понимаешь. Но это не карьера, понимаешь? Он учился на юриста. Он был адвокатом по криминальным делам, настоящим... пока Геллерта не встретил. Геллерт, кстати, его клиентом был. Он убедил дядю Перси, что невиновен, и дядя Перси ему поверил. И его помиловали. А потом они друг с другом стали миловаться... Криденса передёрнуло. — Пожалуйста, давай без подробностей. — Ну, в общем, дело было плохо. Этот Геллерт — ты не представляешь, какой он был. Настоящий психопат. С виду весь такой обходительный, а внутри... Уж не знаю, невиновен он был на самом деле или всё-таки виновен, но я рада, что дядя Перси завязал с этим опасным типом. — Подожди, — Криденс попытался переварить новую информацию. — В чём его вообще обвиняли? Этот Геллерт... он кого-то убил? — Его оправдали. Дядя Перси доказал, что жертва совершила самоубийство. Это не значит, что Геллерт был ни при чём, — Тина вздохнула. — Извини... Зря я тебе об этом рассказала. У тебя своих проблем навалом. Криденс прикусил губу. — Я... не возражаю. Рассказывай дальше про дядю, если хочешь. — Да я просто не знаю, о чём ещё говорить. Можно о школе, но... как-то странно в таких обстоятельствах математику обсуждать, — Тина усмехнулась. — Кстати, про обстоятельства — как ты вообще с моим дядей познакомился? — Э-э... — Криденс сглотнул. — У вас в октябре вечеринка была, помнишь? Он тогда за вами приглядывал ещё, когда у вас родители уезжали. Вот, на той вечеринке мы и столкнулись. Твой дядя... заметил следы у меня на руках. Рассказал про группу поддержки, предложил сходить. Я согласился. На этом всё. — А в кровати ты как у него оказался? — Поругался с матерью. Ты видела, что она со мной сделала... естественно, я не хотел ночевать дома. Мистер Грейвс предложил мне остаться у него. — Вот как. Ты не забыл, что он — владелец многоквартирного здания? Не может быть, чтобы во всём доме не нашлось ни одной пустой квартиры. Он бы наверняка нашёл для тебя место, если бы искал. — Место на полу пустующей квартиры? Я был не в том состоянии, чтобы спать где попало. Мне нужна была медицинская помощь, еда... мистер Грейвс обо мне позаботился. — А потом сфотографировал тебя голым. — Не меня, а следы побоев! Чтобы обратиться в полицию, — логично. Тина упомянула, что мистер Грейвс — юрист; естественно, он стал собирать доказательства. И вчера, все эти речи о том, что законно и что правильно... мистер Грейвс явно не сразу принял решение согласиться с Криденсом и не звонить в полицию. — Кроме того, я там не полностью голый, а только по пояс. Мистер Грейвс дал мне пижамные штаны и футболку, но я футболку не стал надевать. — Почему? — Не хотел испачкать кровью. Она красивая была, с радугой и котёнком. — Да, помню такую. Он её давно не носил, — Тина нахмурилась. — Ох, Криденс... У тебя на все мои вопросы найдётся объяснение. Знаешь, я ведь хочу тебе поверить. Очень хочу. Я хочу верить, что ты говоришь правду и что мой дядя — хороший человек. Но после того, как я увидела вашу переписку... О, господи. Если она прочла всё, что они друг другу писали... Нет, мистеру Грейвсу бояться нечего — он не писал Криденсу ничего непристойного, и теперь было понятно, почему: он просто-напросто Криденса не хотел. Но вот Криденс... хотел мистера Грейвса. И писал... всякое. Не напрямую, конечно, но... О, господи! Они же обсуждали фальшивый профиль “Тины” на сайте свиданий! — Ты всё не так поняла, — прошептал Криденс, чуть не онемев от ужаса. — Ладно, как скажешь. Но... слушай, если это всё-таки он с тобой сделал — я не буду его покрывать. — Да с чего ты взяла? Ты же читала переписку. Неужели по сообщениям не ясно, что... ничего такого не было, и он просто... проявлял дружелюбие? Тина кивнула. — Вот именно, он слишком дружелюбный. Он ни с кем другим так не носится. Естественно, я не стала всё читать... — о, слава богу. — Но сам факт! Он тебе сообщения пачками пишет, неужели не настораживает? — Я... не считал. — Я тоже, их слишком много! Он никому столько не пишет, даже нам с Куинни. Чёрт, даже Ньют и Джейкоб вместе взятые столько нам обеим не пишут, сколько дядя Перси — одному тебе! Кто вообще столько переписывается? Он на тебе как будто помешался. — Он просто проверял, что я в порядке. Помогал мне. — Ох... Я очень на это надеюсь. — Это правда. — И я хочу тебе верить, Криденс. Очень хочу. — Мы не делали ничего предосудительного. — Я тебя и не осуждаю. — Это разговор или допрос? Я же сказал, между нами ничего не было! Ни той ночью, ни прошлой, ни любой другой... никогда. — Тебя это огорчает? У тебя разочарованный тон. — Меня огорчает, что ты меня не слушаешь! — и почему эта девчонка такая проницательная, чёрт побери. — Я сказал тебе правду. Хочешь — верь, хочешь — не верь, факты от этого не изменятся. И ничего нового я тебе не скажу. Так что хватит на меня давить, ладно? Она посмотрела на него долгим, подозрительным взглядом. Но затем — наконец — смягчилась. — Ты прав. Извини за настойчивость... Не знаю, откуда у меня эта привычка принимать самый худший вариант за самый верный. Криденс не знал, что на это ответить. Самый худший вариант... ха. Будто их текущая ситуация была чем-то лучше. Зашибись, а не ситуация. Секса ж не было, всё супер. Всё по закону. Всё правильно. Тина больше ничего не сказала, и конец пути они прошли в неловком молчании. Наконец, они добрались до здания, где жил мистер Грейвс. Которое, по словам Тины, ему же и принадлежало; забавно — как мало Криденс на самом деле знал о мужчине, которого полюбил. Почему он раньше не спросил его о работе? Это было бы “взрослой” темой для разговора: род занятий, уровень дохода, бухгалтерия... не то, что дурацкие сказки, игры и стишки. Естественно, мистер Грейвс считает его ребёнком! Почему он не спросил его о работе? У них было столько шансов... А сейчас — нет и быть не может. Ничего. Тина позвонила в дверь. Чтобы собраться и морально подготовиться, Криденс втянул воздух ртом и медленно выдохнул через нос. Когда дверь отворилась, Криденс ожидал чего угодно, — мистера Грейвса в строгом костюме или смешной домашней футболке, взъерошенного или идеально причёсанного, сердитого или весёлого, — но только не то, что увидел. Перед ними стояла неизвестная женщина. Низкого роста, широкоплечая, с длинным лицом и выдающимся носом, она смотрела на Криденса своими льдисто-голубыми глазами. На ней были сапоги по колено, тёмные джинсы, клетчатая рубашка и вязаный кардиган. В её чертах было что-то знакомое, но Криденс никак не мог её узнать. Зато она узнала его. — Криденс! Боже, какой ты высокий... — затем она перевела взгляд на Тину. — А это кто? Не может быть, чтобы одна из малышек. — Никакая я вам не малышка, — нахмурилась Тина, выступая вперёд. — Вы кто такая? Где дядя Перси? — Сейчас вернётся, там с почтальоном какая-то проблема, жильцы жалуются... Гм. Ты, должно быть, одна из его племянниц. Та бойкая, напористая... Тина, верно? Тина вспыхнула. — И вовсе я не напористая... — Ах, прости, — женщина улыбнулась, и вдруг Криденс понял, кто перед ними. — Я — Батильда, тётя Криденса. Рада знакомству, мисс Гольдштейн! Твой дядя говорил, что вы с нашим Криденсом дружны. Пока Тина смущённо бормотала в ответ что-то неразборчивое и пожимала Батильде руку, Криденс хлопнул себя по лбу. Ну, конечно! Ведь мистер Грейвс ещё вчера говорил, что она приедет в город, что они договорились о встрече... а Криденс напрочь об этом забыл из-за того, что случилось — точнее, не случилось — потом. Он был настолько ослеплён горем и болью от сердечной раны, что всё остальное совершенно вылетело у него из головы. Значит... тётя Батильда действительно жива. Вот она, стоит перед ним, улыбается. Мать соврала. — Мисс Бэгшот! Прошу прощения, что задержался, это-- Криденс. Зачарованный с первого же звука этого дивного, мучительно-волшебного голоса, Криденс обернулся — медленно — и всё вокруг затихло, и дыхание перехватило, потому что — перед ним был мистер Грейвс, который так и стоял, замерев на пороге — рука на ручке растворённой двери — и глядел на Криденса, на него одного. Он был потрясён — и, между прочим, потрясающ в своей белоснежной рубашке и угольно-чёрных брюках. Они смотрели друг другу в глаза, и Криденс не знал, что сказать. — Дядя! — позвала Тина. Её голос доносился как будто из другого мира; Криденс едва разобрал её слова. — Привет, прости, что без предупреждения, но дело срочное. Нам нужно поговорить. — Да... — мистер Грейвс быстро оправился, и лишь бескровная бледность лица выдавала его волнение. А ещё он так и не сводил с Криденса глаз. — Ты совершенно права. Нам действительно нужно поговорить. — Прошу прощения, мистер Грейвс, — вмешалась Батильда. — Вы не упоминали, что ваша племянница и мой племянник дружны настолько, чтобы обсуждать совместное будущее. Или какое отношение она имеет к данной ситуации? Мистер Грейвс нахмурился. — Хороший вопрос. Тина, что ты здесь делаешь? — Я здесь потому, что моему другу нужна помощь и защита, — Тина упрямо вздёрнула подбородок. — И я пока не знаю, от кого. Дядя Перси... я видела его фотографии у тебя на телефоне. Пожалуйста, объясни, зачем они тебе. — Ты взяла мой телефон без разрешения? Тина, по-моему, это ты должна передо мной объясняться. — Ты вчера странно себя вёл! Я подумала, что ты снова связался с Геллертом. — Это не даёт тебе права брать и досматривать мои личные вещи. Как ты вообще умудрилась его разблокировать? У меня же сканер отпечатка пальца... ах, ясно. Ты моей же рукой его и разблокировала, пока я у вас ночевал. Не слишком благородно, дорогая племянница. Сердитая и раскрасневшаяся, Тина с видимым трудом проглотила досаду. — Я за тебя волновалась, — сказала она. Мистер Грейвс улыбнулся ей в ответ — добрый, терпеливый, ласковый, бессовестный лжец. — Тина, я ценю твою заботу, но в этот раз твоя подозрительность тебя подвела. Думаю, Криденс уже объяснил тебе, что ситуация деликатная. И, прости за прямоту, но это тебя не касается. Как видишь, мы с мисс Бэгшот пытаемся решить их семейный конфликт. Уверен, Криденс благодарен тебе за поддержку, но разговор предстоит долгий, и... тебе лучше уйти. — Но... — начала было возражать Тина, но мистер Грейвс поднял руку. — Тише. Не спорь, пожалуйста. Обещаю, я отвечу на все твои вопросы, но в другой раз. Ты ведь привела своего друга ко мне, чтобы я ему помог? Я этим и занимаюсь. Пожалуйста, не мешай. Тина раздосадованно посмотрела на Криденса, будто искала у него подсказки. Криденс пожал плечами. — Иди, — сказал он. — Я ведь говорил, что всё в порядке и твоя помощь не требуется. Тина выпрямилась. — Ладно. Тогда увидимся в школе, — сказала она, затем перевела взгляд на мистера Грейвса. — Спасибо, что помогаешь, дядя Перси. Надеюсь, у вас получится найти выход. — Получится. Ты же знаешь, я держу слово и начатое не бросаю, — заверил её мистер Грейвс, снова улыбнувшись примиряющей, умопомрачительной, обманчивой улыбкой, и Криденс едва сдержал горькую усмешку. Не бросает, как же. Смешно. Точнее, не смешно совсем. Всё ещё хмурая, Тина попрощалась и ушла. Мистер Грейвс запер за ней дверь; при этом он медлил, задержав руку на ручке двери, будто и сам подумывал сбежать. — Мистер Грейвс, — позвал его Криденс. — Да, — отозвался тот и, наконец отойдя от двери, повернулся к нему лицом. — Нам нужно поговорить. Тётя Батильда, до сих пор вежливо молчавшая, выступила вперёд. — Извините, мистер Грейвс — мне неловко вас обременять, но... дорога до города не близкая. Мне бы не помешал кофе. — Разумеется. Прошу прощения, что не предложил сразу, — мистер Грейвс указал в сторону кухни. — Пожалуйста, проходите... Криденс, сделаешь кофе? Мне нужно найти папку с документами. Ты же помнишь, где кофе, верно? — Да. Я всё помню. У меня хорошая память, мистер Грейвс. Они переглянулись, и мистер Грейвс кашлянул. — Гм, да. Хорошо. Я... я сейчас вернусь. Не уходи, ладно? Пожалуйста. И, пройдя мимо них, он скрылся в спальне. Криденс поглядел на свою тётю. Та действительно выглядела усталой, с залёгшей под глазами бессонной тенью; Криденс невольно задумался, как рано она встала, чтобы добраться до города до полудня. — Пойдёмте, тётя Тильда. Я сделаю вам кофе. Он направился к кухонному уголку, и тётя последовала за ним. — Ты, кажется, неплохо знаком с обстановкой, — остро, хоть и беззлобно подметила она, когда Криденс принялся готовить кофе, как показывал мистер Грейвс. Тётя изучала его, понял он вдруг. — Я был здесь ровно один раз, — сказал Криденс, отвечая на её молчаливый вопрос. — Не понимаю, почему все сразу начинают что-то додумывать. Мистер Грейвс — хороший человек. И я уже устал постоянно объясняться. Тётя Батильда усмехнулась. — Успокойся, у меня нет привычки совать нос в чужую личную жизнь. Это твоя мать каждое дело своим считает... Как у неё, кстати, дела? Судя по рассказам мистера Грейвса, с головой у Мэри Лу лучше не стало. Кофе был готов, и Криденс стал осторожно наливать его в чашку. — Мама сказала, что ты умерла, — вымолвил он наконец. — Зачем ей врать о таком, тётя Тильда? И почему... почему ты ей позволила? Вздохнув, Батильда опустилась на высокий стул за кухонной стойкой. — Вот как, — сказала она. — Что ж... Мы с ней разошлись во мнениях. Мэри Лу нашла веру, а я... нашла женщину. Мэри Лу, разумеется, возмутилась — чему ты детей учишь, ведьма, и так далее. Она яростно не одобряла наш образ жизни. — Образ ж... с же... Тётя Тильда, ты лесбиянка?! Криденс выронил чашку кофе, которую как раз собирался протянуть тёте. На удачу, чашка не разбилась — только с глухим ударом стукнулась о кухонную стойку, расплескав половину жидкости. — Ох, осторожнее! — Батильда вздрогнула. К счастью, рядом стоял свёрток бумажных полотенец, и тётя принялась помогать Криденсу вытирать пахучую чёрную лужу. — Да, Криденс, я лесбиянка. Что тебя так удивляет? Ты думал, по какой причине Мэри Лу считает, что лучше бы я умерла? Да, тётя была права... это многое объясняло. — Надеюсь, для тебя моя ориентация — не проблема? — тётя Батильда нахмурилась. — Или ты разделяешь предрассудки матери? — Нет, вовсе нет, — заверил её Криденс. — То есть... я понимаю. Тебя, не маму. В том смысле, что... что касается девочек. То есть, наоборот, мальчиков. То есть, я тоже... как ты. Только наоборот. — А. Вот оно что, — возникла неловкая пауза. Затем тётя снова нахмурилась. — Она тебя поэтому бьёт? — Нет! — испугался Криденс. — Нет, что ты, она не знает... Она бы выгнала меня из дома, если бы узнала. Тётя кивнула. — Ясно. Сочувствую. Криденс не знал, что ответить, так что просто пожал плечами. В кофеварке ещё оставался кофе, и он наполнил им чистую чашку для тёти Батильды. Полупустую он взял себе. Они молча пили кофе, когда появился мистер Грейвс. — Я нашёл нужные бумаги, — сообщил он, продемонстрировав папку в плотной чёрной обложке. Но Криденс ощутил на нём привкус табачного дыма и догадался, что мистера Грейвса так долго не было вовсе не из-за пропавших бумаг. — Давайте... обсудим возможные варианты. Батильда поставила свою чашку на кухонную стойку. — Признаться, я не совсем понимаю, что именно вы хотите обсудить, мистер Грейвс. Мне казалось, мы уже обо всём договорились по телефону. — Мы с вами разговаривали позавчера. С тех пор, — мистер Грейвс взглянул в сторону Криденса, — обстоятельства... могли измениться. — Боюсь, мои обстоятельства не изменились, — тётя покачала головой. — Я не в состоянии содержать троих детей. Я могу приютить двух младших, или я могу послать в колледж старшего, но не то и другое сразу. Криденс — прости, я хочу вам помочь, но... я не вытяну всех трёх. Криденс промолчал. Он никогда и не надеялся, что из этой затеи что-то выйдет. — Сейчас речь не о нём, — мистер Грейвс приблизился, и его рука будто невзначай скользнула рядом, чуть не задев край рукава Криденса. Случайно... или нет. — Переезд на последнем году обучения — неразумно, я не спорю, напротив — я совершенно согласен. Но вы сказали, что сможете взять на себя заботу о сёстрах Криденса. — Да, я могу их удочерить, — тётя кивнула. — Если, конечно, Честити и Модести сами захотят переезжать. Сомневаюсь, что они вообще меня помнят, не говоря уже об “увлекательной” перспективе жизни на ферме... — Вам придётся обсудить это с ними, мисс Бэгшот. Но, полагаю, им будет достаточно того, что вы — не Мэри Лу Бэрбоун. — К слову о Мэри Лу, что за способ воздействия вы упоминали? Криденс поднял брови. — Постойте, — вмешался он. — Мистер Грейвс, что вы задумали? Что вы хотите сделать с моей матерью? Мистер Грейвс посмотрел на него. — Если она беспрепятственно позволит твоим сёстрам переехать к мисс Бэгшот, то я ничего не буду с ней делать. Они оба знали, что вероятность такого исхода стремится к нулю, так что Криденс хмыкнул. — Неужели. А если она воспротивится? — Тогда мы воспользуемся этим. Мистер Грейвс слегка встряхнул свою чёрную папку, затем положил её на кухонный стол. — В ту же ночь, когда ты рассказал мне правду, я стал собирать доказательства. Всё в этой папке — фотографии, справки, выписки, рецепты врачей... Не спрашивай, как я всё это собрал. Я чудом не лишился лицензии, а связей, которых мне это стоило, хватило бы на верёвку для виселицы. Половину этих материалов не приняли бы в суде... но дело не дойдёт до суда. Надеюсь. Криденс моргнул. — Вы собираетесь шантажировать мою мать? — Вовсе нет. Какое некрасивое слово, — мистер Грейвс улыбнулся, и — боже, до чего же Криденс любил его улыбку, изгиб этих губ и проблеск острых белых зубов, опасный и бесстыдно очаровательный. — Мы всего лишь предложим твоей матери записаться к хорошему врачу. Я с ним лично знаком — я помог ему с одним неприятным делом, так что он с радостью сделает скидку твоей матери. И, если она будет регулярно ходить к нему на приём, а также не будет мешать жить тебе, твоей тёте и сёстрам, то... нет нужды обращаться в правоохранительные органы и вовлекать нас всех в утомительный и дорогостоящий судебный процесс. Внимательно слушавшая тётя Батильда усмехнулась. — Мистер Грейвс, это игра в русскую рулетку. Полагаться на вменяемость Мэри Лу... — Я с ней разговаривал, мисс Бэгшот. Не скажу, что она — образец рационального мышления, но она достаточно вменяема, чтобы понимать причинно-следственные связи. Батильда хмыкнула. — Что ж, ладно, попытка — не пытка. Я попробую с ней поговорить... терять нам нечего, даже если проиграем. — Мы не проиграем. Я давно не брал дел, и я мало занимался семейным правом, но все необходимые документы у меня есть. Не примите за хвастовство или самоуверенность, но я искренне сомневаюсь, что миссис Бэрбоун в состоянии нанять лучшего адвоката. У нас есть свидетели, есть доказательства — что есть у неё, долги? Если дело дойдёт до суда, мы выиграем. Её лишат родительских прав. Она должна быть в состоянии это понять. Взяв со стола таинственную папку с компроматом, тётя Батильда кивнула. — Хорошо. Я позабочусь о том, чтобы всё ей объяснить, как следует... Благодарю за помощь, мистер Грейвс. — Не благодарите. Помогать в подобных ситуациях — мой служебный долг. Пока они рассыпались в любезностях, Криденс только головой покачал. Затем он взмахнул рукой, чтобы привлечь к себе внимание. — Эй! Вы ни о чём не забыли? Они посмотрели на него. — Тётя Тильда, это здорово, что ты можешь забрать сестрёнок к себе. Я рад, что они будут в безопасности, — сказал Криденс. — Но... что будет со мной? Мистер Грейвс! Как я вписываюсь в ваш план? — Ну... — мистер Грейвс замялся. — Полагаю, в ходе вчерашней... беседы... мы с тобой установили, что ты — самостоятельный взрослый человек и в состоянии сам принимать решения. — Ах, так мы это установили? — Криденс поднял брови. Невероятно. — Надо же, я запомнил вчерашнюю беседу несколько иначе. — Потому что мы не договорили. — Не договорили? Разве? — Ты меня не выслушал... — Да вы бы сами себя послушали!.. Деликатно кашлянув, тётя Батильда сделала шажок в сторону. — Кхм... прошу прощения, что прерываю. Если не ошибаюсь, вам и без меня есть, что обсудить, и мне лучше не вмешиваться в вашу... беседу. И, поскольку меня ещё ждут дела, то позвольте откланяться. Мистер Грейвс кивнул ей. — Конечно. Благодарю, что пришли на встречу, мисс Бэгшот. Нам с Криденсом действительно нужно обсудить... возможности. Трудоустройство, жильё... придётся заполнить пару бумаг для получения документов. Не волнуйтесь, мы с вами свяжемся, как только разберёмся со всеми юридическими тонкостями. Тётя Батильда откровенно ухмыльнулась. — Да, конечно, как скажете. Криденс, запиши мой номер телефона — на всякий случай. И звони немедленно, если что не так. Я позвоню, когда договорюсь с твоей матерью... Или, если не хочешь разговаривать с мистером Грейвсом наедине, ты можешь сейчас же уйти со мной — поговорим с Мэри Лу вместе. — Мисс Бэгшот! Думаю, Криденсу лучше остаться здесь. На случай, если миссис Бэрбоун всё-таки окажется... несговорчивой, — начал было мистер Грейвс, но тётя Батильда одарила его резким ледяным взглядом. — Помолчите, мистер Грейвс. Вопрос адресован не вам. Криденс! Ты хочешь остаться, или ты хочешь уйти? Криденс моргнул. — Я... нет, всё в порядке. Я хочу остаться и послушать, что скажет мистер Грейвс. — Хорошо, — тётя тотчас смягчилась, даже улыбнулась. — Тогда созвонимся через пару часов. Она продиктовала ему свой номер телефона, и Криденс записал его в свой список контактов. Потом тётя обняла его на прощание, пожала руку мистеру Грейвсу — и ушла. Криденс и мистер Грейвс остались наедине. Они стояли на кухне. На встроенных в духовку часах отображалось время — двенадцать минут первого. За окном угрюмый полдень нависал над городом, свинцово-тяжёлые осенние тучи и шепеляво-деловитые, мельтешащие улицы. В помещении стояла почти сверхъестественная тишина. Ни Криденс, ни мистер Грейвс не проронили ни слова после того, как распрощались с Батильдой. Криденс наполовину ожидал, что мистер Грейвс притворится, что всё в порядке и вчера между ними ничего не было (что, с одной стороны, так и есть, но с другой стороны — наглая ложь!), что он действительно заведёт разговор о каких-то документах... но мистер Грейвс молчал. Наконец, Криденсу надоело это молчание, и он скрестил руки на груди. — Мистер Грейвс... Вы сказали, что хотите со мной поговорить. — Да, — тот посмотрел на него. — Хочу. — О документах на трудоустройство? — Разумеется, не об этом. Я сказал это, чтобы отвязаться от твоей тёти. — То есть, вы соврали. — Нет, у меня действительно есть список вакансий. Если хочешь, можем поговорить о трудоустройстве. — Не хочу. — Я так и подумал. Снова повисла тишина. Криденс раздражённо вздохнул. — Зачем вы вообще позвали мою тётю? — спросил он. — Почему вы не отменили встречу? Вы же не знали, что Тина меня сюда притащит. Зачем вы всё это делаете, мистер Грейвс? — Я же сказал тебе звать меня по имени. — Вы много чего мне говорили. — Криденс... — Хватит уже мне голову морочить, Персиваль, — Криденс подошёл ближе, остановившись на расстоянии вытянутой руки от мистера Грейвса. — Ради чего вы всё это затеяли? Чего вы добиваетесь? Только не говорите, что сами не знаете. Вы же шахматист, стратег, взрослый. Вы должны знать, чего хотите. И не говорите, что просто хотите помочь! Тина права, такое “дружелюбием” не объяснишь. Вы тысячу раз могли решить, что сделали достаточно, но вы рисковали ради меня карьерой, семьёй, свободой... всем. Такое ради помощи случайным знакомым не делают. Ну, вот. Он сказал, что сказал, и будь, что будет. Может, всё это был очередной самообман, и он цепляется за пустую несбыточную мечту; может быть, он сошёл с ума. Но сдаться, не выяснив всё до конца, он просто не мог. Так что... ещё раз. Последняя попытка. — Я просто хочу знать правду, — сказал Криденс. — Просто скажите мне правду. — Криденс... — мистер Грейвс коротко вздохнул. — Я никогда тебе не лгал. Всё, что я тебе говорил, правда. Я действительно хочу тебе помочь. Я хочу сделать тебя счастливым, и я не хочу делать тебе больно. — Вы уже сделали. И продолжаете. — Ну, как мне тебя утешить — поцеловать, и боль пройдёт? — А? — Криденс не поверил собственным ушам. Мистер Грейвс смотрел на него, не моргая. — Вы это серьёзно? Или вы просто говорите то, что я хочу услышать? — Разве одно противоречит другому? — Да! Мне не нужно, чтобы вы меня жалели и утешали! Мне нужна честность — скажите, что вы на самом деле думаете. Если я вам действительно не нравлюсь, то ладно! Так и скажите: ты мне не нравишься. Я знаю, что я — странный и неловкий, и нелюдимый, и некрасиво одет, и вообще — насильно мил не будешь. Я пойму! Но то, что вы мне вчера говорили, что вы только что сказали... это бред. Я вас не понимаю. — Что тут непонятного? Одним движением, быстрым и грациозным как танцевальный шаг, мистер Грейвс преодолел разделявшее их расстояние и приблизился близко-близко — и Криденс вдруг обнаружил себя припёртым к стенке. В буквальном смысле, но в переносном тоже, потому что тотчас осознал: плевать ему на честность и на все вчерашние обиды, лишь бы мистер Грейвс вот так держал его и не отпускал. — Я хочу тебя поцеловать, — сказал мистер Грейвс. Криденс приоткрыл рот, чуть не задохнувшись от нахлынувшего желания, а мистер Грейвс склонился так, что его горячее дыхание провокационно щекотало кожу, и зашептал Криденсу на ухо. — Если честно, я хочу тебя всего покрыть поцелуями. Прямо сейчас я хочу прижать тебя к этой стене, стянуть с тебя штаны и отсосать тебе. Ещё я хочу нагнуть и отыметь тебя на кухонном столе. Потом я хочу взять тебя на руки и отнести в спальню, и там — оттрахать на кровати, чтобы ты стонал и просил ещё. Закинуть твои ноги себе на плечи... или, может быть, я буду внизу, а ты на мне верхом, и одновременно я буду ласкать тебя рукой. Так или иначе — хочу видеть твоё лицо, когда ты кончишь. И потом поцеловать тебя ещё раз. Серьёзно, Криденс, я много чего хочу... У Криденса все мысли спутались в бессвязную кучку после такой речи, и когда мистер Грейвс провёл ладонью по его груди, он только и смог, что жалобно захныкать в нетерпении. Но мистер Грейвс отстранился. — Это всего лишь фантазии. Плотские желания, поддающиеся контролю, — сказал он. Криденс чуть не ахнул от негодования. — Разумеется, я о тебе думал. Не мог не думать. Ты — красивый, привлекательный парень, и я очень тебя хочу. Но это не значит, что я на тебя наброшусь. Криденс прикусил губу. Все эти “фантазии” мистера Грейвса, его свободный, почти небрежный тон — это напомнило Криденсу о том, насколько он сам неопытен в сравнении с желанным мужчиной; но в то же время... от всех этих речей ему стало жарко. — Так... почему бы и нет? — прошептал Криденс. — Потому что я не педофил, — сказал мистер Грейвс. Криденс возразил: — Но и я не ребёнок! — Ты школьник. Неважно, сколько тебе лет, — мистер Грейвс вздохнул, будто объяснял что-то болезненно очевидное. — Ну, допустим, мы сейчас займёмся сексом. И что дальше? Мы станем встречаться, и все вокруг как по мановению волшебной палочки нас поддержат? Я тебя на двадцать лет старше. Даже если, например, твоя мать побоится обращаться в полицию... даже если никто нас не осудит и не станет мешать... через год, через пять лет, через десять — как ты себе видишь наши отношения? Рано или поздно ты поймёшь, что связался со стариком. Тебе это станет в тягость. Я не хочу ломать тебе жизнь и делать тебя несчастным. Поразившись, Криденс разинул рот. — Серьёзно? Вот вас что беспокоит? — не аргумент, а салат с тёртым хреном. Нелепица. — Вас настолько пугает какой-то гипотетический сценарий нашего воображаемого расставания в мнимом будущем, что вы отказываетесь даже попытаться быть со мной в настоящем? — Знаю, у меня проблемы с головой, — мистер Грейвс пожал плечами. — Я ведь говорил, что сам с собой не дружу и хорошим партнёром тебе не стану. И то, что меня к тебе тянет... потому что ты юный и невинный, с тобой безопасно. Ты не причинишь мне вреда, потому что я сильнее и опытнее, ты от меня зависишь и во всём доверяешь. Потому что для тебя это в новинку и ты не знаешь, что может быть иначе. Это нездоровые отношения, Криденс. Ты не будешь со мной счастлив. — Да хватит за меня всё решать, наконец! Что вы, в самом деле, со мной как с ребёнком. Вы понятия не имеете, что я знаю и что думаю. И весь этот ваш психоанализ — очередная куча фальшивых оправданий. Вы минуту назад сказали, что у вас из-за меня могут быть неприятности — мы оба в состоянии друг другу навредить, понимаете? Да, мы оба друг для друга опасны. Ну и что? Все люди друг для друга опасны, идеально “равных” отношений не бывает. Ну и что?! Отношения — не соревнование, кто кого равнее! И да, может быть, мы с вами и не равны, но почему для вас всё превращается в борьбу за власть? — Потому что я не хочу быть таким, как он! Криденс, пойми, мне было очень плохо с Геллертом. Я не хочу, чтобы тебе было настолько плохо со мной. Я ни за что не хочу пользоваться твоей доверчивостью... я не хочу причинять тебе боль. Ты — лучшее, что случалось со мной за последние несколько лет. Может, даже за всю жизнь. Ты вернул мне надежду, радость, желание жить... благодаря тебе я увидел свет, который и не надеялся увидеть. Мне никогда, ни с кем не было настолько хорошо. И я боюсь... я безумно боюсь всё испортить и разрушить. Я боюсь... потерять тебя. Криденс положил руки на плечи мистеру Грейвсу — не для того, чтобы оттолкнуть; наоборот, чтобы тот не сбежал. Но тот и не пытался сбежать — он тоже поднял руки и обхватил запястья Криденса. Так они и стояли, удерживая друг друга. — Неужели вы не видите, что нам нечего терять? — спросил Криденс тихо. — Мы оба... сломаны, но не разбиты. У меня свои шрамы, у вас — свои. И мы оба не умеем “правильно”. Но мы делаем друг друга лучше, счастливее — неужели вы не видите? Не замечаете?.. — Вижу. Это меня и пугает, — мистер Грейвс посмотрел ему в глаза. — Криденс... мне кажется, я в тебя влюбился. По-настоящему. Сам не знаю, как это возможно. Я тебя всего пару месяцев знаю, тебе едва исполнилось восемнадцать — буквально вчера. И я знаю, что так нельзя, что это плохо, и я не должен... но я не могу. Не могу перестать думать о тебе, не могу прекратить на тебя смотреть или прикасаться к тебе... Криденс остановил его, приложив пальцы к его губам. — Не прекращайте. Я тоже этого хочу, — сказал Криденс. И продолжил говорить вдруг пришедшими в голову словами. — Не думайте о будущем, для смертных вечности не существует. И жизнь — не сказка, и время на месте не буксует. Но у меня нет сомнений. Рано или поздно всё придёт к завершению, и вы, возможно, пожалеете об этом раньше меня, но это не имеет значения. Меня не волнуют долгосрочные решения. У нас есть здесь и сейчас, и это не фантазия, это не иллюзия — это по-настоящему. Помогите мне, помогите себе, и поверьте в нас. В этом нет ничего страшного. Губы мистера Грейвса были тёплыми и мягкими под подушечками пальцев, а потом — мгновение, и мистер Грейвс перехватил его руку и стал целовать открытую ладонь. Криденс не дрогнул, не издал ни звука; он стоял прямо, хоть у него от желания и подгибались колени. Он не хотел спугнуть мистера Грейвса. — Ты меня с ума сводишь своими словами, — пробормотал мистер Грейвс между короткими поцелуями, слегка прикусывая нежную кожу внутренней стороны запястья. Боже, это было настолько приятно. — С тобой я начинаю верить... во что угодно. В удачу, в чудеса, в господа чёртова бога... — Тогда поверьте вот во что, — прошептал Криденс, дрожа и задыхаясь. Сил держать себя в руках больше не было, и он вцепился в мистера Грейвса. — Я не боюсь никаких разрушений. И я хочу, чтобы вы на меня набросились. Сейчас же. Так всё и случилось. Издав тихий стон, почти всхлип, мистер Грейвс притянул его к себе и, наконец, поцеловал в губы. Поцелуй был настойчивый и отчаянный, и он горчил привкусом сигарет; но затем был второй поцелуй, нежный и сладкий, словно благоговейный. Криденс приоткрыл рот, чтобы ускорить процесс, и мистер Грейвс принял приглашение. Требовательный, почти агрессивный, он взял инициативу на себя — но Криденс был счастлив поддаться. Они целовались снова и снова, и это было даже слишком — много или мало, или много и мало одновременно, Криденс не мог решить. И разделённое на двоих рваное дыхание, и сила и жар стремящихся друг к другу тел — всё это кружило голову, сводило с ума, и всё это было именно так, как Криденс себе воображал, только ещё лучше. Наконец, они оказались в спальне. — Так... — Криденс замялся, когда мистер Грейвс стал снимать с него рубашку. — Как именно мы будем... это делать? — Что? — мистер Грейвс притормозил. Глаза у него были тёмные и слегка ошалелые. — Ты что, хочешь быть сверху? Я не против, если ты знаешь, как это делается. Криденс моргнул. — Я... нет, то есть — может быть? Не сейчас, в другой раз. Если можно? Не знаю. Я вообще ничего не знаю, у нас дома дверь даже в ванную не запирается! Я никогда... не заходил так далеко. Мистер Грейвс склонил голову к плечу. — Если тебе не нравится, что я делаю, говори. Мы в любой момент можем остановиться или что-то поменять. — Нет, наоборот! Мне всё очень нравится. Просто... вы сказали, что в спальне... что вы хотите видеть моё лицо, когда... в общем — что мне делать? — Ложись на спину, расслабься и получай удовольствие. Смотри и учись, — мистер Грейвс ухмыльнулся. — На первый раз я всё сделаю сам, но в следующий — я буду рассчитывать на твою помощь и поддержку. Криденса даже мысль о возможности следующего раза — точнее, уверенность, с которой мистер Грейвс обещал этот следующий раз — взволновала невероятно. Возражать он, конечно, не стал. Раздевшись до белья, он сел на кровать. Мистер Грейвс наблюдал за ним с каким-то странным выражением лица. — Что? — смутился Криденс. — Ты — самый красивый человек на свете, — сказал мистер Грейвс, и Криденс наконец распознал это незнакомое выражение — нежность. Мечтательность. — Я в жизни не видел никого красивее тебя. — Правда? Как же вы тогда бреетесь, раз в зеркало не смотритесь? Усмехнувшись, мистер Грейвс подошёл ближе. Уже полураздетый, в расстёгнутой рубашке, он был великолепен — подтянутый, явно гибкий, хоть и с парой мягких складок; Криденс прикусил губу, разглядывая открывшееся зрелище — податливую гладкую кожу, которой так и хотелось коснуться, и поднимающийся внизу живота, над поясом штанов, бесстыдный след тёмных волос... когда он уже снимет эти чёртовы штаны?.. — У тебя самые неожиданные комплименты, ты никогда не говоришь напрямик, — мистер Грейвс улыбнулся. — Я люблю эту твою манеру. Хоть иногда и чувствую себя неуклюжим старым дураком в сравнении. — Можем мериться не остроумием, а чем-нибудь другим... — Криденс облизнулся. Он честно старался не смотреть на выпирающий бугор у мистера Грейвса в штанах, но отвести взгляд было тяжело. Мистер Грейвс поморщился. — Боже... ты всё-таки школьник. — Я могу бросить школу и пойти работать, — напомнил Криденс. — Думать об этом забудь. Я этого не допущу, — мистер Грейвс положил руку ему на плечо. — Ты окончишь школу, как положено, и потом получишь высшее образование. Я обо всём позабочусь. Ясно? А теперь снимай трусы, я хочу сделать тебе минет. Эта последовательность фраз прозвучала столь безумно, что Криденс расхохотался. — Вы ненормальный, — сказал он, но послушно приподнялся и стянул с себя последний клочок одежды. Это было не так-то просто с учётом того, что мистер Грейвс всё ещё держал его за плечо, но Криденсу слишком нравилось прикосновение, чтобы оттолкнуть его руку. — Вы так всегда в постели разговариваете? — Нет. Ты просил меня быть честным, так что я стараюсь быть честным. Хочешь чего-то поэротичнее? — М-м... не знаю. А вы хотите? — Признаться, я бы вовсе отложил разговоры на потом. Мне есть, чем занять рот. Хихикнув, Криденс великодушно кивнул. — Пожалуйста, весь ваш... Он знал, что всё это жутко неловко, и что мистер Грейвс тоже нервничает — у того дрожали руки; но его прикосновения были уверенными, настойчивыми, а откровенно голодный взгляд чистой страсти, которым он окинул Криденса, когда повалил его на постель, был полон желания… и да, всё это было страшно стыдно — и восхитительно, и прекрасно. А потом мистер Грейвс склонился и стал целовать его, сначала шею вдоль ключицы, затем всё ниже и ниже с каждым прикосновением губ — неторопливо, с почти мучительным тщанием, не обойдя вниманием и соски, и нежно-щекотливую кожу в районе пупка; когда же он наконец опустился вниз до самого конца и обхватил головку его члена губами, Криденс забыл обо всём на свете и потерял способность мыслить связно. Это было лучшее возможное забытьё на все моменты вечности. Потом они лежали в постели. Не совсем измотанный, но выдохшийся и удовлетворённый настолько, что тело ныло от непривычного удовольствия, Криденс ощущал себя поразительно легко. Даже голова шла кругом. Бесстыдно прижавшись к мистеру Грейвсу, он устроил голову на его груди. Это оказалось не слишком удобно с учётом того, что роста они были примерно одинакового, но смысл физической близости сейчас был не в телесном удобстве. Мистер Грейвс осторожно, кончиками пальцев гладил его по спине. Криденс надеялся, что вычерчиваемый им узор был бездумным, обыкновенная ласка, но в то же время понимал, что вряд ли: он знал, что его спина уже покрыта “узорами”. Большая часть следов ремня заживала бесследно… но не все. Криденса это не сильно мучило, не в плане внешности — его вообще мало волновала собственная внешность до встречи с мистером Грейвсом, и шрамы он прятал в основном из-за нежелания что-то объяснять посторонним; кроме того, шрамы были метками стыда и слабости. Может быть, другие люди — вроде Ньюта и его брата — носили свои шрамы с гордостью, но Криденс предпочитал не делиться своей болью с миром. Впрочем… мужчина, гладивший его по спине, Персиваль Грейвс — мужчина, которого Криденс полюбил… он не был посторонним. Ему было дозволено и видеть, и прикасаться. — Персиваль… — позвал Криденс. Имя всё ещё звучало непривычно, с запинкой скатываясь с языка. — Да? — мистер Грейвс замер, внимательно глядя на Криденса. — О чём ты задумался? — О вас, — Криденс хихикнул. — А ещё… я немножко хочу есть. — Хм. В холодильнике валяются какие-то продукты, но, если честно, я бы не рискнул к ним прикасаться, — мистер Грейвс поморщился. — Подозреваю, в них уже могла завестись разумная жизнь. Я всё время собираюсь его вычистить, но “завтра" становится “вчера”, а холодильник так и стоит… ох, ладно. Хочешь выбраться в кафе, или закажем пиццу? Поразмыслив, Криденс решил, что обе идеи ему не очень нравятся. — Я не хочу шевелиться, — признался он, уткнувшись носом в ключицу мистеру Грейвсу. — Не хочу никуда идти. И не хочу, чтобы вы уходили. Я хочу быть с вами, хочу остаться с вами навсегда. — Оставайся, — сказал мистер Грейвс. Отодвинувшись, Криденс приподнялся на локтях. — Вы серьёзно? — Да, — мистер Грейвс посмотрел ему в глаза. — Переезжай ко мне. Я куплю тебе всё необходимое — компьютер, одежду… всё, что пожелаешь. Я обо всём позабочусь. Ты сможешь спокойно учиться, заниматься творчеством, писать стихи… — Я удалил все свои стихи. Криденс сел. Мистер Грейвс, хмурясь, тоже. — Вчера, — пояснил Криденс. — Я стёр с телефона все свои заметки, и с компьютера потом тоже. Я хотел их все уничтожить. — Почему? — Потому что вы говорили, что они вам нравятся, хвалили меня за них… я хотел уничтожить напоминания, — вздохнув, Криденс поглядел на собственные руки. — Знаете, наверное, вчера я понял, почему мама меня ненавидит. Она бьёт меня не потому, что я — мальчик или что я старше и выносливее сестёр. Она ненавидит меня за то, что я больше всех похож на отца. Она даже как-то сказала, что у меня его глаза. Мистер Грейвс взял Криденса за руку. — Криденс… действиям твоей матери нет и не может быть оправданий. Ничто не оправдывает насилие. Неважно, на кого ты похож. Неважно, что у неё за психическая болезнь — на свете полно психически уязвимых людей, которые и мухи не обидят. Насилие — это намеренный выбор. Твоя мать в своём уме, и она прекрасно понимает, что делает. И она продолжит это делать, пока ты не уйдёшь. Его рука, тёплая и шероховатая, держала руку Криденса крепко, но осторожно. Криденс мог высвободиться в любой момент, но он не хотел — он сжал руку мистера Грейвса в ответ. Их пальцы переплелись. — Криденс… пожалуйста, — мистер Грейвс снова посмотрел ему в глаза. — Я расчистил дорогу. Твоя тётя позаботится о твоих сёстрах. Я даже согласен платить за сеансы терапии для твоей матери, раз ты так за неё беспокоишься. Если ты не готов или не хочешь жить со мной, ничего страшного — я обставлю для тебя одну из пустых квартир в этом здании, у тебя будет собственное личное пространство. Я буду оплачивать счета, я найду для тебя хорошую работу на полставки, чтобы у тебя был свой источник дохода, чтобы ты мог учиться и работать по вечерам… Я всё устрою. Только, умоляю, не оставайся с женщиной, которая тебя избивает. Пожалуйста. Криденс улыбнулся. — Ну да, а своей семье вы что скажете? Как вы всё объясните Тине и Куинни — мы с ними в одном классе учимся, вы не забыли? То есть, не поймите меня неправильно, я хочу остаться и жить с вами. Но я не хочу доставлять вам неприятности. Как мы объяснимся перед вашими близкими? Нельзя же прятаться вечно. — Нельзя, — согласился мистер Грейвс. — Если честно, я не знаю. Может быть, нам удастся протянуть до конца года. Там у вас экзамены, выпускной, поступление в колледж… моим племянницам будет не до того, чтобы за кем-то следить. А потом, когда ты уже будешь в колледже, можно рассказать им правду. Скажем, что это недавно началось. Смотреться будет, конечно, подозрительно… но лучшего выхода я не вижу. И, если честно, мне уже всё равно. — Час назад вам не было всё равно. — Ладно, ты прав, мне не всё равно. Но твоя безопасность и благополучие волнуют меня больше, чем мнение моей родни. Ты не должен возвращаться к матери, Криденс. — Нет, я и не хочу, — Криденс вздохнул. — Ладно. Я останусь с вами… Посмотрим, как долго протянется наше “всегда”. Мистер Грейвс поцеловал его, и решение было принято.