«ПЯТЬ»
29 октября 2017 г. в 20:51
Юнги не знает, когда ещё в жизни так сильно проёбывался. Не знает, как пришёл вообще к такому. И почему, блять, мнётся, как самая последняя школьница, которая всё никак не может отдать своё любовное письмо вон тому красавчику из класса 2-B.
На новом месте некомфортно. Сидя теперь чуть ли не в середине салона, Мину кажется, словно все взгляды устремлены на него, пусть он хоть двадцать раз спрятался под шапкой. В глотке пересыхает с каждым проеханным метром, а в голове почему-то проскальзывает мысль о том, что уж лучше пусть этот школьник сегодня приболеет. Подхватит простуду, сломает ногу, башку себе разобьёт на худой конец, но не войдёт в этот автобус, не сядет на пустующее место у самой двери, слишком близко к которому расположился Юнги. Всё что угодно.
Но разве боги когда-то уступали желаниям Юнги?
Нет. А потому он из-под чёлки смотрит на вошедшего в автобус мальчишку. Как тот, лишь на мгновение отрывая взгляд от экрана телефона, смотрит на как обычно не занятое место и плюхается, чуть ли не задевая сидевшего рядом Мина тощей ногой. Юнги спокоен, хотя чувствует, как сердце медленно подступает к глотке, готовое быть выхаркано прямо на белые кроссовки виновника. Юнги спокоен и невольно отворачивается, понимая, что одно дело продумать свой план, а совсем другое — осуществить его.
Он мог проделать бы всё как обычно. Мог бы вычислить, прихлопнуть этого Чонгука во время занятий физкультуры, по пути домой, в этом же автобусе, в конце концов. Но вся грязь, весь этот гемор казались неуместными. Так он заверял Чимина, так он заверял Сокджина. Так он хотел обмануть самого себя, не желая признавать, что просто тянет время.
Зачем? А чёрт бы его знал.
Повернуть голову Юнги не может одну остановку, вторую. Заговорить с Чонгуком — дело самое сложное. Сложнее, чем в первый раз нажать на курок и выпустить мозги. И пусть в ушах звенит точно так же, глотка пересыхает, заставляя то и дело сглатывать, но в этот раз «нажать» он просто не может. Что-то мешает даже банально повернуть закаменевшую шею и отвести взгляд от пояса стоявшей напротив женщины, которая вошла вместе с Чоном на позапрошлой остановке.
«Вздох». Юнги всё же профессионал, знает, что делать. И решается, поворачивая голову, проигрывая в мыслях диалог, что строил не только прошлый вечер, но и всю ночь, из-за чего благополучно не спал, вновь не выспался, но почти сразу же замирает, вплотную встречаясь с тёмным взглядом. И надо же было этому сосунку повернуться именно в тот момент, когда повернулся сам Мин?
Юнги чувствует себя героем какой-то тупой мелодрамы. Когда и слова сказать не может, а из глотки вырываются лишь нечленораздельные звуки из разряда «а, да» или «привет» на языке, которого ещё не придумали люди. Это вызывает то ли недоумение, то ли удивление на лице Чонгука, который, осторожно кашлянув, тихо говорит:
— Вы ведь обычно... сидите в конце салона? Я не путаю?
Чёрт бы его побрал.
Юнги не знает, что делать, а потому кивает. Он надеется, что это у него просто голова кипит, и на лице данность не отображается, но внутри всё буквально обрывается, когда Его Исключение улыбается: неловко, как-то радостно. А когда выдаёт следующее, кажется, что Мин благополучно давится всё тем же самым сердцем.
— Я часто вас видел. Но не решался подойти. Вы оказались храбрее меня.
— Храбрее? Так ли можно назвать человека, который всё равно молчал?
— Тогда мы друг друга стоим?
Когда Чонгук смеётся, Юнги кажется, словно у него кружится голова. Тело становится лёгким, взгляд расфокусированным, и парню хочется верить, что в этом автобусе кроме них нет к чёртовой матери больше никого.
— Чон Чонгук, — представляется мальчишка, протягивая руку.
— Мин Юнги, — отвечает ему, пожимая руку в ответ.
— Юнги-хён, — по спине того проходят мурашки, — я рад, что мы, наконец, смогли познакомиться.
А, оглянувшись и проверив вид в окне, внезапно заторопился, копошась в рюкзаке и выуживая оттуда небольшой блокнот. Чонгук быстро черкает что-то на листке и протягивает его Юнги прежде чем подняться с места. Глаза его, большие, блестят, а на щеках виднеется еле заметный румянец.
— Это мой номер. Найдите меня в КТ, если вы, конечно... хотите.
— Хорошо. Спасибо, Чонгук-а.
Подросток буквально сияет, озаряясь светлой улыбкой, а затем, стоит дверям автобуса открыться, быстрым шагом скрывается на улице. Юнги невольно поворачивает голову, провожая его взглядом, но, замечая, что и тот смотрит, быстро выпрямляется, будто бы пытается спрятаться. Он опускает голову на листок в своих руках. И разгорается ещё сильнее, скрывая за ладонью по-настоящему глупую улыбку. Он не боится взглядов со стороны — просто не привык улыбаться. От этого ему становится больно, а лицо сводит, но он продолжает вычитывать номер, понимая, что вот оно. Его табу разрушено, покрошено в мелкие щепки. Оставило после себя лишь жалкий пепел.
И до Юнги не сразу доходит, чему то было виной. Парень осознаёт это лишь тогда, когда заходит в офис. Тогда, когда Чимин спрашивает, смог ли он «наладить контакт» с их новой жертвой и выбрал ли путь того, как будет её устранять. Только тогда яркий мир приобрёл тёмные цвета, а контакт в телефоне, подписанный как «Исключение», окрасился в чёрный.
Тянет время. Не для того, чтобы выждать нужной позиции. Для того, чтобы придумать план. А уж чего, решит для себя Юнги чуть позже. Так он уверяет сам себя.
— Рано, — только и говорит Юнги, отчего Чимин надувает губы и заметно расстраивается.
— Вечно ты придумываешь сто и одну причину, чтобы закончить всё в последний момент. Неужели нельзя всё быстренько сделать и замять дело?
— Не бойся, успеется вам ещё съездить в эту Японию.
Чимин почти бесится на подколы Юнги, но мужественно выдерживает, чтобы затем пойти к Сокджину и обвинить своего напарника не только в хамстве, но и халтурщине. И Ким, конечно же, всё выслушает, заодно погладит бедного Пака по голове, успокоит его, обещая, что Юнги справится со своей работой и они непременно смогут уехать от этой суеты, отдохнут, приведут себя в порядок, подальше от этого грязного Сеула.
Мин смотрит на их голубые улюлюканья с неким отвращением, а сам тем временем неуверенно набирает банальное «Привет, это Юнги» и не решается отправить сообщение адресанту. Он смотрит на свой текст минуту, две, а то и все десять, прежде чем отправить его, быстро блокируя телефон и прижимая тот экраном к груди. Сам Юнги смотрит в потресканный и обглоданный временем потолок, пытаясь заинтересовать себя им намного сильнее, чем тем, что происходит в собственной голове.
За доли секунды он жалеет и надеется, что мальчишка обманул его, давая ложный номер. А оттого и вздрагивает, когда менее чем через минуту приходит ответ.
Привет, Юнги-хён! Я рад, что ты всё же написал. ^-^
И разве нет у этого мелкого сейчас занятий? Юнги чуть прыскает себе под нос, совсем по-глупому улыбаясь, но тотчас хмурясь, понимая, что в помещении как-то слишком тихо. Оборачивается на любопытные глаза своих коллег, а затем отворачивается к спинке дивана, агрессивно набирая сообщение. Короткое, бессмысленное — ответ на вопрос, который следом за первым сообщением поступил от Чонгука.
— Это ты чего это там делаешь такого, а? — Чимин кошачьей поступью в миг оказался за спиной своего напарника, укладывая руки ему на плечо и пытаясь заглянуть в экран.
Только вот Юнги его быстро блокирует и поворачивается к Паку с недовольным лицом.
— Не твоего ума дело.
— Мы напарники, а напарники ничего не должны скрывать друг от друга.
— Не слышал о таком.
— Но!..
— Ничего не знаю. Кыш.
— Я тебе животное, что ли?! — возмущается Чимин, резво выпрямляясь в спине. Юнги усмехается, отворачивается, а Пак поворачивает удивлённо-возмущённый взгляд к Сокджину. — Нет, ты видел?
— Ну что ты, котёнок.
— Да пошли вы нахуй!
Юнги ещё с пару минут выслушивает извинения Сокджина и недовольства Чимина, который принимать их не желает. Если раньше Мин воротил нос, кривился и в открытую заявлял, что наблюёт розовой радугой прямо им под ноги, то сейчас он от подобной картины лишь веселится. Просто потому что настроение хорошее. Просто потому что Чонгук предложил ему встретиться после занятий. Просто потому что Исключение заявило, что хотело бы узнать его поближе. И от данности всё внутри Юнги сворачивалось в тонкую трубочку. Ровно до тех пор, пока в голове его не встал чёткий образ размозженных по стене мозгов Чонгука.
Картина эта выбивает Юнги из себя. Он резво поднимается, оборачиваясь. Видит Чимина, который вновь рисует на стенах и напевает какую-то попсовую песню. Видит Сокджина, лениво перелистывающего почту в поисках новых заказов. Ободранная комната в подвале одного из офисов приводит его в реальность, напоминая, что Юнги не простой парень. Он — убийца, за спиной которого не одна жертва, не один заказ. Что и Чимин, и Сокджин увязли в крови, клеймовали себя на всю оставшуюся жизнь и выживают лишь за счёт того, чтобы отнимать чужие жизни.
Мысли о подобном заставляют Юнги мрачнеть на глазах. Ему более не хочется оставаться здесь, не хочется слушать переговоры друзей, не хочется чувствовать запах канализации. Он просто поднимается с места и резвыми движениями накидывает на себя ветровку.
— Ты куда? — спрашивает Чимин, наконец отрывая взгляд от собственных почеркушек.
— Прогуляюсь. Не могу тут сидеть, — отвечает Юнги. И перечить ему никто не хочет.
Юнги закрывает за собой железную дверь и идёт вглубь улиц — туда, где бешеным потоком проносятся мимо него люди. Он вынимает из кармана пачку крепких и закуривает. Вновь кашляет, но в этот раз затяжки даются ему легче, чем вчера. Глаза слезятся, и Мин невольно стряхивает капли с уголков. А затем вновь кашляет, отпугивая от себя случайных прохожих.
Если честно, ему бы хотелось жить спокойно. Он мечтал быть как все: ходить в университет или на какую-нибудь жалкую работу. Не мучиться от кошмаров, иметь друзей и выпивать каждый вечер воскресенья. Он бы хотел завести себе девушку, заиметь семью ближе к тридцати, но понимает, что проебался ещё десять лет назад, когда всадил свою первую пулю в голову одному уроду. Ещё пятнадцать лет назад, когда его к себе подобрал отец Сокджина, воспитавшего его, направившего на путь так называемого убийцы.
Юнги, кажется, проёбывается каждый день своей недолгой жизни ровно с того момента, как первый раз почувствовал ещё неостывшую кровь родных на руках.
Только вот сойти с дорожки у него уже не получится, он понимает. Даже несмотря на то, что отомстил. Даже несмотря на то, что и не нужно ему это; что убивать-то никого ему не хочется. Просто потому что глубоко насрать на всех людей в целом, живы они или мертвы. Может, поэтому он лучший в своём деле. Может, поэтому его не желают отпускать.
Он сплёвывает себе под ноги. Закуривает третью сигарету, и ему вообще поебать, что так много курить не просто вредно — опять может подсесть. Он садится на скамью, упирается локтями в колени и понимает, что пришёл часов на пять раньше назначенного времени. И что ждать Чонгука будет ещё очень и очень долгое время.
Он успевает выкурить две пачки сигарет, понимая, что от зависимости теперь ему точно никуда не уйти и зарплаты будет страшно не хватать.
Он успевает выпить полторы бутылки негазированной воды и сорок раз пожалеть, что вообще ввязывается во всё это.
Тридцать три раза он будет хотеть уйти, но только двенадцать из них действительно встанет и предпримет попытки. Пять из этих раз он дойдёт до остановки, один раз даже сядет на автобус, но выйдет на следующей остановке, возвращаясь обратно.
Шесть раз он будет набирать сообщение о том, что не может прийти, но сотрёт их все к чёртовой матери.
Трижды он пожалеет, что согласился.
Дважды он решит для себя, что закончит с этим всем сегодняшним вечером.
И один раз поймёт, что прошедшие пять часов жизни для него совсем ничего не значили, как не значили ничего эти мысли, решения, надуманности. А стоило всего лишь встретиться с глазу на глаз с Исключением, вставшим перед ним и с улыбкой поздоровавшимся. В третий раз за день.
Чонгук всё в той же школьной форме, немного запыхавшийся, совсем чуть-чуть растрёпанный. Наверняка из-за бега. Шёл мальчишка не со стороны остановки, а это означает лишь то, что транспортом тот не воспользовался — пришёл на своих двоих.
— Долго ждёте? — спрашивает, когда Юнги всё же поднимается с места.
— Нет. Только что пришёл, — врёт Мин, отмечая, что Чон пусть и младше, но уже выше и шире его самого. Слово «Идеальный» теряется между «наследник» и «парень», и оттого Юнги хмурится, отмахиваясь от этого, как от назойливых насекомых.
— Голоден? Пойдём перекусим. Ничерта сегодня в рот не брал.
— Конечно! Вы прямо читаете мои мысли.
— Ты, — поправляет его Юнги.
Мальчишка не сразу понимает. А когда смысл сказанного до него доходит, то улыбается как-то особенно по-мягкому, обрывая последние нити рационального мышления у вроде как бесчувственного киллера.
Юнги с каждой прошедшей минутой, кажется, хочет убивать его всё меньше и меньше.