Если не можешь рассмеяться (ты заплачешь)

      Эдди пошел с ним в продуктовый «Доллиз» после того, как закончились уроки. Он громко ворчал, когда приходилось ехать в гору — Ричи неловко примостился на передней раме велосипеда Эдди. Он слишком вырос, чтобы удобно сидеть.       — А твой велик где? — буркнул Эдди. Ричи, сжалившись, слез с велосипеда и потащил наверх, пока у его друга не отказали астматические легкие.       — Оставил возле библиотеки.       Эдди неверяще фыркнул.       — А вот и неправда. Ты в жизни больше пяти минут в библиотеке не проводил.       — Мне очень нужно было, Эдс. Твоя мама хотела, чтобы я с ней выбрал какую-нибудь книгу из порно-отдела.       Он не смог сдержать ухмылки, когда из Эдди вырвался такой звук, будто он с трудом сдерживал рвоту.       Они добрались до магазина, и Ричи подождал, пока Эдди поставит велосипед на замок. Он направился сразу в фармацевтический отдел, а Ричи, перекинув пластиковую корзинку на руку, сбросил в неё по пути несколько упаковок еды.       — Ох, прекрасно, — пробормотала кассирша с растрепанной завивкой, когда он подошел к ней. — Вот и неприятности.       Ричи решил, что она говорит про него, и расплылся в дерзкой усмешке, но глаза кассирши смотрели мимо него — на улице за окном припарковался очень знакомый голубой Trans Am, и оттуда выпрыгнули четыре подростка. Они направились к магазину, напоминая нескладных прямоходящих волков. О, нет…       Бросив корзинку с покупками, Ричи помчался в конец магазина, схватил Эдди за шиворот и потащил его в туалетную комнату. Аптекарь прокричал в след, что им нельзя забирать неоплаченные лекарства, но на него никто не обратил внимания.       — Ричи, что за хрень… — вскрикнул Эдди, пока Ричи напряженно осматривался. В совмещенном туалете было три кабинки. Он пнул ногой ближайшую, и затащил туда Эдди, несмотря на его протесты. Он подтолкнул его вверх, чтобы тот встал ногами на унитаз, прежде чем набросил маленький замок-крючок в петлю.       — Ричи, это же так мерзко! Что это ты…       Ричи точно также взобрался с ногами на сиденье и закрыл рот Эдди рукой. Он выжидал, он слушал.       Дыхание Эдди, вырывающееся из его носа с ужасно быстрой амплитудой, обжигало пальцы: у него начиналась паника…       Заскрипела дверь.       — Ну, чего теперь, чудило? — прозвучал голос Генри Бауэрса.       Услышав его, Эдди перестал вырываться и замер, как олень в свете фар. Его сердце заколотилось так быстро, что Ричи подумал — оно может взорваться. Он наклонил голову и крепче обнял его свободной рукой, удерживая на месте. Его мягкие коричневые волосы пахли детским шампунем без слез, которым мама все еще заставляла его пользоваться.       — Там разве снаружи не стоит велосипед этого педика Каспбрака? Я подумал, ты захочешь с ним поиграть, вот и всё.       От лукавого голоса Патрика Ричи затошнило, затошнило, затошнило. Он крепко зажмурился.       «Уходи», — подумал он. «Пожалуйста, просто уходи».       Он будто снова ощущал язык Патрика в своём рту и слышал его стоны, когда тот кончил ему на живот. У Ричи не получилось принять нормальный душ после того происшествия — он только стер с кожи всё, что смог водой из садового шланга Билла. Осознание того, что он до сих пор пах Патриком, заставило его захотеть содрать с себя кожу.       — Ну, — это был Генри, и он звучал очень раздраженно, — Его здесь нет, так что: ничего не получится?       Он почти представлял, как Генри в нетерпении обводит рукой, показывая — из кабинок не высовываются ничьи ноги.       Ричи выдохнул — раздался такой звук, будто Генри оттолкнул Патрика с дороги, и тот ударился о стену, а потом дверь опять хлопнула.       Повисла тишина.       — Почему мы с тобой всегда встречаемся в туалете, щеночек? — Медовый голос Патрика, в котором явно слышалась улыбка, звучал так близко, будто он стоял прямо за дверью кабинки. Господи, Господи, Господи… — Мы еще увидимся.       Потом он тоже вышел из туалета.       Ричи выждал еще пару невыносимо длинных минут, убеждаясь, что никто не вернется. Эдди выглядел белее простыни. Когда Ричи спрыгнул с унитаза и протянул руку Эдди, тот её проигнорировал, спрыгнул самостоятельно и наклонился над раковиной. Он тяжело дышал, роясь в поясной сумке — искал ингалятор.       — Что это была за хрень?! — прорычал он, когда смог нормально выговаривать слова.       — В моей культуре стояние на общественном унитазе приравнивается к церемонии обручения. Мы теперь женаты. Мои поздравления.       Эдди не засмеялся. Он ужасно злился на Ричи. Прекрасно.       Они несмело выбрались наружу, только когда точно убедились, что шайка Бауэрса покинула магазин. За кассовой стойкой администратор выговаривал кассирше — что-то про взятое без спросу парнями пиво и сигареты.       — Ага, так я их и остановила, — фыркнула она с иронией. — Ты знаешь этих мальчишек, Кен, они носят с собой ножи. И ты тоже прятался в своем кабинете.       Ричи подошел к ней, радуясь, что его корзинка стояла на месте, и протянул ей смятую долларовую купюру.       — У этих мальчишек на тебя зуб? — спросила она, пристально его осматривая. Он пожал плечами, и она опять фыркнула. — Тогда удачи, малыш.       Эдди был следующим, записывал разномастные лекарства на счет своей мамы. Они вместе вышли из магазина, и Эдди повернулся спиной к Ричи, открывая замок своего велосипеда. Он собирался уехать, не сказав ни слова больше.       — Ой, — что-то, похожее на панику, заскреблось в груди Ричи. Он попытался спрятать её за улыбкой. — Не злись на меня, Эдди-спагетти.       Плечи мальчика замерли, и он, нахмурившись, повернулся. Он обвинительно наставил палец на Ричи:       — Во-первых, — резко начал он. — Не называй меня так. Никогда. Во-вторых, что с тобой происходит? Только второй день учебного года, а ты уже прогуливаешь и заваливаешь домашку?       Ричи удивился тому, как много Эдди замечал. Они ходили вместе только на один урок, в конце концов. Эдди продолжил с прежним пылом.       — На тебе одежда Билла и ты даже не скажешь почему, а Стэн сказал, что у тебя есть девушка, которая оставила твои вещи в твоем же шкафчике, а сейчас… Что это вообще было с Патриком Хокстеттером? Почему он назвал меня «щеночком» таким пугающим голосом?       Что же. Ричи полагал, что у Эдди было полное право злиться на него. Ему самому не нравилось утаивать секреты от своих друзей, но это было для их же блага!       — Я не могу… Не могу ответить тебе почему, Эдди, — сказал он в отчаянии. — Прости меня. Пожалуйста, не злись на меня, пожалуйста.       В уголках его глаз появились слезы. Эдди заметил мгновением раньше, чем он сам, потому что злость на его лице сменилась растерянностью.       — Ричи…       Ричи снял очки и вытер лицо рукавом рубашки Билла, пытаясь взять себя в руки. Он не станет плакать, как ребенок, да еще и на улице перед супермаркетом, где любой может увидеть.       — Я обещаю, я все исправлю. Я буду как раньше — обычным. Обещаю, — сказал он хрипло. — Только не… не уходи от меня…       — Ричи, — позвал Эдди еще раз. Он выглядел потерянно. — Ты меня пугаешь.       Так не пойдёт. Прочистив горло, Ричи нацепил обратно на нос очки и расправил плечи. Он улыбнулся Эдди самой широкой улыбкой из всех возможных, и она вышла чертовски огромной.       — Эдди-спагетти! Твой старый добрый друг Балабол Тозиер никогда бы тебя не напугал. — Он поторопился продолжить в голосе британского джентльмена: — Время подходит к концу! Бип-бип и полный вперед, дружище, твоя мама до смерти взволнована! Беги-ка ты домой и передай ей горячий поцелуй от меня, — он подмигнул с намеком.       — Я… — Эдди продолжал стоять в замешательстве. И Ричи обязан был до конца убедить его в своей нормальности.       — Знаю, знаю. Ты не можешь и нескольких минут вынести без моего присутствия. Не бойся, старина. Что ты скажешь насчет ночи фильмов у меня дома на этих выходных? Только ты и я… и еще может Стэн-супермен и Б-Б-Б-Билли, если они захотят?       Было очень заметно, что Эдди очень, очень хотел верить ему. Он очень хотел, чтобы все было в порядке. Он медленно кивнул.       — Да… Да, наверное…       — Прелестно! А теперь иди, юный Каспбрак! Мне нужно доделать всю домашнюю работу и вернуть Большому Биллу его шмотьё!       Он улыбался всю дорогу, помахивая пакетами с продуктами.       Ричи сначала остановился около библиотеки, где ждал его велосипед. Ни следа от спавшей прошлой ночью здесь Беверли.       До конца комендантского часа было еще далеко, так что он не съезжал с главной дороги и добрался до дома в рекордное время.       У него замерло сердце, когда он увидел, что в доме горят огни, родительская машина аккуратно припаркована на подъездной дорожке, а из открытых теперь окон разносится веселая музыка. Совершенно исключено… Хотя очевидно — совершенно включено. Он слышал, как радостно переговариваются его родители на кухне, а когда он зашел в дом — они позвали его.       — Ричард!       — Иди к нам сюда, сынок!       Затем они оказались повсюду: помадные поцелуи, сердечные похлопывания по спине и всё такое. Пахло просто замечательно — они готовили что-то вроде пасты, приправленной просто миллионом специй и щедро залитой вином, рецепт выученный в одну из многих поездок в Италию.       — Ужин будет готов через…       — Мы так давно тебя не видели…       — Какая интересная рубашка, милый, это я её покупала?..       —… просто прекрасно провели время в Манхэттене…       —… концерт твоего папы прошел крайне успешно…       —… привезли тебе подарков и оставили у тебя на кровати…       —… улетаем в Куперсвилль завтра, на два дня, а потом…       Он долго и безуспешно вырывался из их хватки, пока не выскользнул в прачечную комнату, чтобы снять с себя одежду Билла, бросив её в машинку, и натянуть пижаму.       Несмотря на то, что его родители были всецело поглощены собой, он бы соврал, если бы сказал, что совсем не рад был их видеть, даже просто ради подтверждения того, что они существуют и он их не выдумал.       Затем он присоединился к ужину — залитая соусом орекьетте на вкус была очень хороша — и слушал их болтовню обо всем на свете. Его ответы на их вопросы редко требовали больше чем одно или два слова, так что он постепенно переставал их слушать, пока…       —… слышал о младшем Денбро…       —… печально, просто кошмарно…       — Никогда не садись в машину к незнакомцам, Ричард. Я не знаю, что мы станем делать без нашего любимого мальчика.       Он моргнул в растерянности.       — Просто не представляю, как Захари и Шарон справляются с такой потерей. Как там Уильям, кстати?       Значит, они каким-то образом узнали, что случилось с Джорджи. Удивительно, они ведь находились не в Дэрри, когда всё это случилось.       — Билл держится, как может, — он случайно использовал голос британского джентльмена, потому что тема разговора вызывала у него боль в душе. Его мама нахмурилась.       — Мне бы очень хотелось, чтобы ты перестал говорить таким голосом, дорогой мой. Ты выглядишь глупо.       Они, напоминая щебечущих птичек, мгновенно нашли другую тему для разговора, которая не предполагала участия в ней сына. Едва ли они заметили, как Ричи извинился и вышел из-за стола, возвращаясь в свою спальню. Ему нужно было догнать домашнюю работу за два дня и выглядеть обычным для своих друзей. Плохо учиться в школе было абсолютно ненормальным для умного Ричи.       Позже, когда он уже чистил свои зубы в ванной, он заметил в зеркале с позолотой отражение матери, проходившей мимо в свою комнату.       Он закрыл глаза и вдохнул запах её духов от Шанель — запах еще из раннего детства, тогда, когда она еще держала его на руках и по-настоящему разговаривала с ним. Этот запах заставил его ощутить ложное чувство безопасности.       Мэгги Тозиер теперь стояла позади него. Она нахмурилась и дотронулась до пятна на его шее. С ужасом он осознал, что её глаза прикованы к синяку размером с монету в пятнадцать центов, который оставил Патрик. Раньше его закрывал воротник билловой рубашки, но вот растянутый ворот пижамы лежал гораздо ниже.       На секунду он подумал, что она спросит его. Он почти слышал этот вопрос: «Кто это сделал, Ричард?». Господь правый, он бы рассказал ей. Он бы обхватил её за колени и разревелся бы ей в юбку, выплеснул бы каждое слово, если бы только она спросила.       «Пожалуйста», — подумал он, не смея надеяться по-настоящему. — «Ты ведь знаешь, что это. И я знаю, что ты знаешь, что это».       Но она только наклонилась и поцеловала его в макушку.       Их отражения в зеркале спутались волосами, одинаково жесткими и черными, и Ричи не смог отличить, где были чьи, пока она не отстранилась.       — Люблю тебя, зайчик. Сладких снов, — сказала она, мысленно уже находясь за сотни километров отсюда. Его сердце ухнуло вниз.       — Я тоже тебя люблю, мам, — прошептал он. Его мама вернулась в комнату и закрыла за собой дверь.