Если не можешь рассмеяться (ты заплачешь)

      Ричи едва ли не на час пришлось задержаться после уроков, чтобы написать тест по профильному английскому, который он пропустил накануне. Закончив, он с облегчением отложил карандаш, размял болящую руку, и собрался было уходить, но оказалось, что его поджидали. В коридоре, сгорбившись, стояли три фигуры.       — Ребят? — он поднял голову. Ну, по крайней мере, Билл на него смотрел… правда, Ричи не знал, стоит ли смотреть на него в ответ. Стэн что-то рассказал?       — М-м-мы решили провести тебя домой, Р-Ричи, — голос Билла звучал мягко и спокойно, и лицо Ричи тут же залилось краской. Стэн точно что-то рассказал. Ублюдок. Он же обещал, что не станет!       Ричи гневно глянул на Стэна, сердце в его груди билось как сумасшедшее. Почему-то мысль о том, что Билл — особенно Билл — теперь знал, что с ним случилось, оказалась слишком тяжелой. Они ведь сошлись на том, что Ричи и так сейчас через многое проходит… хотя, его гордость не давала ему согласиться даже с этим. Было так унизительно знать, что Билл теперь видит его таким. Слабым. Трусливым. Жертвой.       — Перестань, — строго сказал Стэн. — Что бы ты себе не надумал, я ничего не сказал. Всего лишь намекнул, что тебе сейчас не помешали бы друзья.       И Билл так легко его простил, без каких-либо вопросов?       Эдди нервно разглядывал всех троих.       — Кто-нибудь расскажет мне, что происходит? — спросил он раздраженно. — А то мама расстроилась, что я поздно приду. Мне пришлось позвонить ей.       — С этого дня, мы будем провожать Ричи домой, — сказал Стэн голосом, не терпящим возражения. Его лицо выражало задумчивость и серьезность взрослого мужчины: преждевременная складка между нахмуренных бровей, крепко стиснутая челюсть. — И сегодня он ночует у Билла.       У Ричи глаза на лоб полезли от такого заявления.       — Да кто дал тебе право?.. — его голос сквозил негодованием. Ричи даже не мог, как обычно, перевести все в шутку. Давно он не был настолько зол; злость плохо сочеталась с его образом дурашливого шутника.       — Ты дал, Ричи, — рявкнул Стэн. — Когда обратился ко мне за помощью. И я помогаю тебе, как только могу.       — Я не просил твоей помощи! Ты сам заставил меня рассказать…       — Что заставил рассказать?! — глаза Эдди горели праведным гневом, когда он попеременно смотрел на своих друзей.       Ричи его проигнорировал, снова обрушив всю свою злость на Стэна.       — Не надо… нянчиться со мной!       — А что, у тебя на сегодня уже есть планы, которые я нарушаю? Должен снова стать его?..       — Х-х-хватит! — Билл успел перебить Стэна до того, как он в запале выдал бы что-то непростительно ужасное. — Давайте п-просто пойдем домой.       Ричи все еще в ужасе пялился на Стэна. Он был уверен, что следующее слово, которое должно было сорваться с его губ, было на букву «ш». И хотя раньше Ричи не особо возражал против этого слова, его затошнило от точности, с которой оно подходило сейчас ему.       Должно быть, Стэн осознал, что перешел невидимую черту, потому что тяжело сглотнул, было заметно, как дрогнул его кадык, и отвел взгляд, уставившись на сереющее за окном небо.       Эдди все еще пялился на Ричи. Ты пугаешь меня.       Стэну не надо было впутывать в это Эдди, но миссис Каспбрак каждый раз, при любой подвернувшейся возможности, напоминала им, что ни при каких условиях Эдди не должен идти домой один. Ричи осторожно обнял Эдди, положив руку на его шею.       — Все хорошо, Эдс, — мягко сказал он, заправляя непослушный коричневый локон, спадающий на лицо Эдди, ему за ухо. — Просто идем уже, хорошо? А по дороге я куплю тебе мороженое.       Эдди все еще прожигал его взглядом, но не отодвинулся и ничего не сказал против дурацкого прозвища.       — Я не хочу мороженое, я хочу…       — Эдди, — Билл не часто говорил таким тоном — Ричи даже не уверен, что он осознавал его силу, — но когда говорил — ни у кого не хватало смелости возразить. Когда он так говорил — он становился Большим Биллом, за которым они последовали бы даже в ад. — Идем.       И они пошли.       В конце концов, их осталось двое (уже почти стемнело, и Стэн должен был остаться у Эдди, пока отец не сможет приехать за ним; Ричи почти восхищался им за его выдержку — не у каждого хватило бы яиц по собственному желанию провести несколько часов под гнетущим, осуждающим взглядом миссис Каспбрак), и Ричи таки оказался там, где больше всего боялся оказаться: наедине с Большим Биллом.       Он как можно дольше делал вид, что увлечен мороженым, которое все-таки купил по дороге. Было на самом деле слишком холодно для фруктового льда, и Ричи весь дрожал, но Билл ничего не сказал, только молча катил свой огромный «Сильвер» в одном темпе со слишком мелким на его фоне велосипедом Ричи. Когда они были детьми, они любили представлять, что это лошади.       — Дома сейчас немного бардак, — извиняясь, предупредил Билл.       Ричи не был уверен, в каком смысле: метафорически или буквально; но когда они оставили велосипеды в гараже и зашли в дом, он понял — в обоих. Когда-то безупречно чистый диван был полностью завален корзинами со стиркой; в раковине скопилась гора грязной посуды; кофейный столик заставлен винными бутылками. Все покрывал слой пыли.       Покраснев, Билл схватил корзину с шелковым нижним бельем — бюстгальтеры, трусы, ночные рубашки — и сунул ее в комнату родителей. Ричи какое-то время раздумывал над тем, чтобы пошутить, что Биллу не обязательно скрывать от лучшего друга свои предпочтения в белье, но отбросил эту мысль. Он слишком устал для посмехушек.       Вместо этого, он отодвинул пижамные штаны мистера Денбро и простыни Билла в дальний угол, и свернулся калачиком на освободившемся месте, прикрыл глаза, вдыхая запах кондиционера для одежды. Из комнаты миссис Денбро слабо доносился голос Билла:       — Т-ты не спишь?       — Уже нет.       — Т-ты сегодня ч-что-нибудь ела?       — …Подай мне сигареты, милый, хорошо?       Миссис Денбро — как Ричи узнал, когда однажды она поймала его с сигаретой и прочитала суровую лекцию о вреде курения — бросила курить еще в колледже. Вероятно, старая привычка снова вернулась.       — Т-тебе не с-стоит курить в постели. Это оп-п-пасно.       — Билл, пожалуйста…       Вздох. Скрип шагов. Чирканье спички.       — Осторожно, л-ладно? У нас Ричи, мы п-приготовим ужин.       — Хорошо, милый.       Билл снова вернулся в комнату. Они оба молча разглядывали друг друга. По тому, как Билл смотрел на него, скрюченного и хмурого, Ричи понял, что Билл видел в нем то же самое, что видел, когда смотрит на свою мать: потрепанную, бездушную оболочку.       Но это не так. Да, Ричи грустил. Конечно, он устал. Но в нем еще была жизнь — достаточно, чтобы быть другом Биллу Денбро. Поэтому он сел и широко улыбнулся:       — Ты, кажется, говорил что-то об ужине?       В общем-то, подумал Ричи, двое мальчишек-подростков, мешавших говяжий фарш, овсяную муку, яйца, кетчуп и разогревавших духовку до ста восьмидесяти градусов, должны казаться забавными, если не странными. Он не мог представить, что кто-нибудь из его одноклассников станет делать это. Но с Биллом это казалось обыденным.       Билл коротко взглянул на израненные костяшки Ричи и передал ему ложку, запрещая перемешивать яично-мясную смесь руками (не успел он повернуться спиной, как Ричи тут же шлепнул его ложкой по заднице; только дайте ему в руки оружие…). Билл сердито вскрикнул, но все же не смог спрятать улыбку.       Он включил маленькое кухонное радио, и теперь уже улыбался Ричи. Играли Guns N’ Roses; какая удача. Ричи подтанцовывал, а затем склонился над уже перемешанным фаршем, продолжая мешать его ложкой так, чтоб она издавала дурацкий, чавкающий звук. Он злобно ухмыльнулся, когда Билл не выдержал и поморщился.       — Перестань, — он отобрал миску из его рук, но у Ричи осталась грязная ложка, и пока Билл выкладывал смесь на противень, Ричи попытался ткнуть ею его в щеку.       — Ты сегодня почти не заикаешься, — заметил Ричи, и улыбка Билла стала еще шире. Он был чертовски красивым, когда улыбался, словно рыцарь из старых сказок. Это было почти отвратительно.       — Ага, я сегодня снова был у логопеда, — он говорил намеренно медленно, останавливался, чтобы почувствовать на языке каждое слово прежде, чем сказать его вслух. Он откровенно хвастался, и Ричи это нравилось. — Выучил пару новых ф-фишек.       Ричи сделал вид, что не заметил заикания на последнем слове.       — Клево! Только не смей бросать нас ради кого-то получше, понял? Ты все еще наш, смирись, — он вроде как шутил, но все же присутствовало некое оправданное беспокойство, которое Стэн и Эдди наверняка с ним разделили бы. Билл был симпатичным; умным; харизматичным. Он привлекал людей. И если бы он не заикался… был бы он вообще все еще Неудачником?       Билл улыбался. Было облегчением видеть его улыбку, после тех холодных взглядов, которыми он награждал Ричи до этого. Ричи никогда больше не хочет подобных взглядов от Билла. Было больно.       — З-значит, мне от т-т-тебя не избавиться, да?       — Помечтай, Денбро, — Ричи осознал, что все еще пританцовывает в такт музыке на радио. — Я, может, слишком нетерпелив, но, сладкая, ты такая порочная! Я видел все мыслимые фантазии…       — Угомонись, Р-Р-Ричи, — рассмеялся Билл. — Т-ты д-дерьмово поешь.       — Не это говорила твоя мамка прошлой ночью.       — И к ч-чему это вообще сейчас было?       После того, как они установили таймер на запекание, они отправились в комнату Билла. В ней был бардак, но ничего особенного, и Ричи тут же уселся за стол Билла, чтобы сунуть нос между прутьями клетки его хомяка Тонто.       — Он укусит т-тебя, — предупредил Билл, но хомяк, как обычно, не обращал на Ричи никакого внимания.       Билл делал домашку, пока Ричи просто слонялся по комнате. Боль снова постепенно возвращалась — время принимать таблетки, — но Ричи веселился: сунул кассету в плеер Билла и исчез под кроватью в поисках его тетради для рисования, чтобы взглянуть на новые рисунки.       Портретов Беверли оказалось меньше, чем обычно, а одного конкретного маленького мальчика — намного больше. Эти Ричи быстро пролистал. Они казались слишком грустными, чересчур личными. Словно снова увидеть слезы Билла во время той ночевки.       — Эй, да это ж я! — он улыбнулся и помахал последней странице. — Красавчик, как обычно.       (Билл фыркнул; на рисунке был изображен почти обнаженный Ричи, обнимающий хмурого Эдди).       Ричи снова взглянул на рисунок и нахмурился. На нарисованной шее Ричи было пятно. Это мог быть случайный штрих карандашом или неаккуратный мазок пальца, испачканного в графите, но Ричи был уверен, что это не так. Это был засос, первый засос, который Патрик на нем оставил.       И он был увековечен в альбоме Билла, где он каждую ночь раскладывал и классифицировал мир вокруг себя, чтобы наконец-то заснуть.       Увиденное сделало всю ситуацию слишком реальной.       Все это время Билл терпеливо ждал, пока Ричи ему расскажет. Может именно поэтому Стэн отправил Ричи к Биллу. Я не расскажу ему твой секрет, но ты сам должен.       Ох, Билл.       Ричи отложил альбом и дождался, пока Билл снова обратит на него свое внимание.       — Прости, что наговорил тебе дерьма по телефону. Я на самом деле так не думаю. Просто не хотел рассказывать правду, — ему захотелось отвернуться. В глазах Билла было слишком много доброты. Ричи не заслуживает этого, и это больно.       — Какую правду, Ричи? — спросил Билл, и отложил карандаш.       Ричи сглотнул, затем поднялся.       — Только не паникуй, — добавил, и потянул вверх полы рубашки, снимая.

***

      Ужин был тихим. И не только потому, что родителей Билла словно заменили на зомби, которые смотрели на слегка подгоревшую еду на их вилках, словно не знали, что с ней делать.       Впервые за несколько дней Ричи чувствовал себя действительно голодным, но в то же время чувствовал за это вину. Он был единственным, кто на самом деле ел. Остальные просто копались вилками в тарелках.       «Ты разочаровал всех своих друзей, — грустно подумал он, едва дыша, и поднес еду ко рту. — Ты всегда попадаешь в неприятности, а им приходится тебя спасать. Им всем будет без тебя лучше. И рано или поздно они это сообразят, и бросят тебя».       Когда они вернулись на кухню, радио не играло. Билл мыл посуду; ей была забита целая раковина. Ричи послушно вытирал ее и ставил на место. Он всего раз попытался поговорить:       — Билл…       Билл окинул его мрачным, серьезным взглядом, и голос Ричи дрогнул. Черт, черт, черт.       Было легче рассказать Биллу, чем Стэну, но в то же время почему-то сложнее. В этот раз сказать правду было осознанным решением, в то время как со Стэном слова просто сорвались с его языка. Может, с каждым разом рассказать будет все легче. По крайней мере, в этот раз он не плакал. Это было бы уж слишком унизительно.       Билл в основном молчал, задал всего несколько заикающихся вопросов, и потянулся к Ричи, словно хотел прикоснуться к глубоким, покрасневшим царапинам от ногтей, что словно кровавые реки струились по его спине — уходили в разрез на плечах и практически соединялись у копчика, — но быстро отдернул руку до того, как его пальцы коснулись кожи.       Десять синяков от пальцев на талии. Два полукруга-укуса: один на груди, прямо над правым соском, еще один — на изгибе выпирающих ребер. И дальше по списку. Он выглядит, словно его чуть не сожрала бешенная рысь.       — Иисусе, Р-Р-Рич, — все, что сказал Билл. — Боже. П-почему… как он з-заставляет тебя д-делать такое?       Этого Ричи сказать не мог. Не сейчас. Вряд ли Билл обрадуется, когда узнает причины всего этого.       К счастью, его спас сигнал таймера отключившейся духовки, он быстро надел рубашку и спустился, чтобы накрыть на стол.       Они снова вернулись в комнату Билла. Билл любил сразу после ужина переодеваться в пижаму, чтобы чувствовать себя комфортно, так что по пути наверх он аккуратно вытащил из стопки стираных вещей две футболки и двое пижамных штанов. Ричи выбрал те, которые больше — слишком большие, но они пахли Биллом и заставляли его чувствовать себя в безопасности.       Билл наблюдал за ним, пока он переодевался, точно надеялся, что раны и синяки исчезли за время, пока они ужинали. Не исчезли. Он тихо выругался, когда заметил отпечатки пальцев и на его бедрах тоже; еще больше царапин от ногтей, которые начинались на середине бедра и тянулись вверх под ткань нижнего белья Ричи.       В конце концов, это нарушило воцарившуюся между ними тишину.       — Не смотри на меня так, словно я сейчас развалюсь, — слегка язвительно заметил Ричи и, похоже, это вернуло Билла в реальность.       — А ч-ч-что мне, п-по твоему, делать, Р-Ричи? — Билл вскинул руками. — М-моего л-л-лучшего д-д-друга из-из-из-из…       — Ладно! — теперь кричал именно Ричи. — Не обязательно так стараться выговорить, Скуби-Ду! Я знаю, что случилось, — он не хотел слышать из уст Билла слово на букву «И» так же, как слово на букву «Ш» от Стэна. — Тебе и не надо ничего делать. Просто… Я не хочу больше врать тебе. Не надо… Я же просил не паниковать.       Билл издал задушенный, расстроенный тихий звук и откинулся на кровать, его кулак врезался в подушку. Ричи действительно расстроил его, он слишком взволнован, чтобы говорить.       — Мне жаль, — тихо сказал Ричи.       Билл ничего не ответил, и Ричи просто уселся на пол, скрестив ноги, и потянулся за рюкзаком. У него полно домашки. Спустя минут двадцать усердного корпения над наукой, он почувствовал, как рука Билла осторожно легла на его голову, а пальцы запутались в его волосах.       — Я тебе не собака, — сказал он, но не грубо. И когда Билл попытался убрать руку, тут же потянул ее обратно. — Я не просил остановиться.       Так и сидели, пока будильник в виде слона не показал половину двенадцатого, а глаза Ричи не стали слипаться от усталости. Когда он начал зевать, Билл взглянул на него поверх комиксов.       — С-спать?       — Ага; будь зайкой, подай подушку.       Билл потянулся за своей второй подушкой, но остановился.       — Т-ты можешь… — он похлопал по матрацу в приглашающем жесте. Ричи склонил голову.       — Билл Денбро! Ты что, пытаешься совратить меня? — Ричи похлопал ресницами, и Билл скорчил смешливую гримасу отвращения (Ричи не повелся; в его голубых-голубых глазах плясали смешинки).       — Уже п-передумал, — хмыкнул он и попытался отвернуться, но Ричи уже успел взобраться на кровать и крепко обнять его за талию.       — Никаких «передумал». Если мне суждено быть всего лишь одним из тысяч в твоей постели, что ж, так тому и быть!       — З-заткнись и с-с-спи уже.       — Слова истинного романтика.       Вот; он добился этого. Билл хихикал (совсем немного). Слишком тихо, почти беззвучно, но его живот дрожал под рукой Ричи. В следующий раз, когда учитель задаст Ричи эссе о том, чем он хочет заниматься до конца своей жизни, он будет настаивать на том, что «Заставлять Билла Денбро смеяться ради удовольствия и корысти» — это приемлемый ответ.       Просто чтобы понадоедать, Ричи ткнулся лицом Биллу в спину и оставался так до тех пор, пока Билл не развернулся, цапнул его за подбородок одной рукой, а другой не укрыл обоих одеялом.       — Р-Ричи, п-прости, что разозлился. Мы ч-что-нибудь п-придумаем. Я п-просто… Я… агх… т-тебя… — он снова запнулся. Вероятно, почувствовал улыбку Ричи у себя на плече.       — Все в порядке, Билл. Я тоже тебя «агх», — Ричи потянулся выключить лампу и положить очки на прикроватный столик. А затем, раз уж уже пошутил, придвинулся вплотную к спине Билла и аккуратно положил руку ему на талию.       («Я не боюсь Билла Денбро», — напомнил он себе, чувствуя зарождающийся крошечный, чуждый ему прежде приступ тревожности).       Билл не был против. Он просто тихо дышал в темноте, и спустя долгое время, его размеренно-бодрствующее дыхание наконец-то стало размеренно-спящим. Ричи слушал его, и подсознательно сам стал дышать спокойно и в одном ритме с Биллом.       С Биллом безопасно. С Биллом всегда безопасно.       Но какой бы приятной ни была эта мысль, это просто не правда. Не может быть правдой. Биллу столько же лет, сколько Ричи. Билл сильный, да, но взрослые сильнее. Кто бы ни убивал тех детей, он все еще сильнее.       — Достаточно сильный, чтобы оторвать ребенку руку, щеночек. Хрусть!       Ричи вздрогнул от знакомого, низкого голоса, который настиг его в самом неожиданном месте.       — Патрик?!       Патрик, почти с три метра ростом, склонился над кроватью, зубасто улыбаясь. Его зубы всегда были такими острыми? Они напомнили Ричи вампирские клыки, вот только заточен был каждый зуб, не только передние.       — Я должен бояться тебя, — сказал ему Ричи, пялясь, и повернулся потрясти Билла за плечо, сказать, что в его комнате сумасшедший, схватить большой, тяжелый снежный шар с ближайшей полки, чтобы его…       — Должен, — Патрик легко согласился, и Ричи вдруг осознал, что Билла здесь больше нет.       Они больше не были на его кровати или даже в его комнате — они были в парке Дерри, на залитой солнцем лужайке под кизиловыми деревьями. Они сидели — ноги Патрика обвивали Ричи с обоих сторон, а руки обнимали со спины, сцепляясь в замок на груди, — словно пара любовников, наслаждающаяся пикником под пушистыми розово-оранжевыми закатными облаками.       — Это все сон, — с облегчением осознал Ричи.       Самый, черт возьми, реалистичный сон: он мог сосчитать каждое пятнышко на мотыльке, что сидел в сочной, густой траве рядом с ними или почувствовать запах соленой воды с близлежащей Пустоши.       — Конечно, малыш, — Патрик откинулся на траву, утягивая Ричи за собой, и теперь Ричи лежал на нем. Прислонившись ухом к груди Патрика, Ричи мог слышать стук его сердца.       — Знаешь, а ты ведь ужасный лгун. Позволил друзьям думать, что тебя изнасиловали, и прочее. Только позволь-ка я расскажу тебе маленький секрет, Ричи: это не изнасилование, если ты хотел этого. Но мы можем сохранить это в тайне. Продолжай делать вид, что все еще заслуживаешь их, если это то, что позволяет тебе мириться с самим собой, — он с укоризной пожурил Ричи пальцем, словно ругал нерадивого щенка.       Ричи уставился на Патрика, слова застряли в горле, как это бывает с Биллом. Патрик поглаживал его волосы длиннющими, словно карандаши, пальцами и смотрел на него по-доброму, понимающе.       — Все нормально, — успокаивающе шептал он. — Хотя Стэн прав: ты шлюха.       Его рука ощутимо легла на задницу Ричи, пальцы точно впились в оставленные накануне синяки. Он вскинул бедрами и вклинился коленом между его ног.       — Я единственный, кто понимает тебя, Ричи. Единственный, кто знает тебя настоящего. Единственный, кто знает, что тебе нужно; кто по-настоящему может любить тебя.       Ричи бы поспорил («Ты не должен перечить мне»). Его бодрствующее «я», может, и боролось бы, но не здесь; и не сейчас.       — Скажи, что хочешь меня, — Патрик забрался рукой к Ричи в пижамные штаны, сжал, медленно двигаясь. Было унизительно осознавать, что член уже безбожно стоял, стоило Патрику его коснуться. — Скажи, и я прощу тебя за то, что соврал.       Ричи чувствовал, как острые клыки впиваются в его ухо, во время того, как Патрик говорил, чувствовал влагу на своих скулах, когда они рассекали кожу. Он открыл рот, чтобы закричать, но вместо этого выдал удушливое:       — Я хочу тебя.       — Хороший мальчик, — прошептал Патрик ему в ухо. — А теперь поцелуй меня.       — Если я это сделаю, твои ебанные зубы порежут меня нахрен, — Ричи с облегчением обнаружил, что голос к нему вернулся. Быть безголосым оказалось страшнее, чем он даже мог объяснить.       — Ну, к этому ты уже должен был привыкнуть. Так что давай, сделай это.       Ричи уместился на груди у Патрика, которая к этому моменту стала размером с дверь.       Голубые глаза с длинными ресницами смотрели на него в ожидании. Ричи вздохнул, неохотно наклонился и поцеловал его. Как и предполагалось, бритвенно острые зубы впились в его губы, щеки и подбородок, разрезая его лицо, словно кусок говядины. Кровь сгустками стекала и капала на траву. Резец пронзил его язык, проколол и потянул через нижнюю челюсть, и теперь он висел, словно рыба на крючке. Ричи изо всех сил боролся с Патриком, руками пытался разжать клыки, стараясь оттащить его от своего лица; его лицо…       Наконец, Патрик отпустил его и Ричи тут же перекатился на спину, в попытке остановить кровотечение. Воздух задувал сквозь дыру в его нижней челюсти, линзы очков измазаны в крови, но он все равно увидел их.       Высоко на дереве — очень высоко — виднелись очертания фигур; намного выше, чем обычно растет кизил. Шесть израненных тел, связанных пыльно-серым шелком. Одно из них дернулась, кружась на солнце…       И Ричи закричал, глотая собственную кровь.       Это был Билл, его Билл, подвешенный за шею на дереве: побелевшие глаза наполовину прикрыты, а синий язык, неконтролируемо скользил по могильно-серому подбородку.       Остальные тела тоже оказались детьми. Его сердце все больше и больше ухало, словно камень в реку, когда он переводил взгляд с одного лица на другое. Там были кудряшки Стэна; бледные губы Эдди; заплетенная коса, цвета пламени, свисающая со спины Беверли. Там так же был тот фермерский мальчишка, что на домашнем обучении… как его звали? Майк вроде бы.       И в самом конце парень, которого Ричи не знал — пока; пока не знал — опухший и такой же мертвый, как и все остальные.       — Оу, ты нашел своих друзей, — пропел Патрик, все еще лежа под Ричи, покрытый кровью, до сих пор стекавшей из его рта. Он снова обнял Ричи, укладывая руку поверх его груди — тонкую, хрупкую, покрытую темными волосами. — Смотри-ка, там даже есть местечко для тебя. Как мило.       Он ткнул вверх изогнутым, блестящим когтем и Ричи неосознанно проследовал глазами в его направлении; под Биллом, рядом с Беверли была пустая ветка, опутанная шелком, готовая к весу еще одного тела.       Патрик обнял Ричи и этой рукой тоже, а потом еще одной — третьей, и четвертой, и пятой, до тех пор, пока Ричи был не обездвижен восьмью волосатыми конечностями; и только его глаза были открыты, чтобы увидеть, как труп Билла широко зевнул, и из его рта вылетел воздушный шар, вздымаясь ввысь.       И словно по команде, из других тел тоже полетели шары, уплывая прочь, прочь, прочь…       Глаза Ричи заслезились, когда он увидел это; логика во сне, которую нельзя было поставить под сомнения, подсказала ему, что эти шары олицетворяли его друзей; во всяком случае, все, что имело для них значение. И без этого больше ничего не осталось. У них были выпотрошены души, и Ричи не мог вернуть их обратно.       — Мы все здесь летаем, — сказало нечто, что когда-то было Патриком, радостно усиливая хватку. — И ты тоже полетишь.       Ричи резко сел, судорожно вздыхая, руки тут же ощупали рот и челюсть. В звенящей темноте он думал, что наткнется на куски плоти, слезы, ожидал почувствовать горячую кровь, впитывающуюся в воротник его футболки.       — Ричи? — пробормотал Билл; его рука, что мирно лежала на груди Ричи, когда они перевернулись, сейчас лежала на его плече, стараясь привести в чувства.       Патрика не было. Монстра тоже. Ричи почувствовал, как капля холодного пота скатилась с его шеи и потекла по спине, пока его сердце постепенно успокаивалось. Всего лишь сон. Всего лишь…       Билл сел; его размытую, серую тень сквозь окно осветил фонарь на крыльце дома Денбро. И это всего лишь причудливый отблеск света, но Ричи показалось, что выбившийся, торчащий не в ту сторону локон у его челюсти выглядит, как клык какого-то зверя.       — Что с-случилось, Ричи?       — Плохой сон, — ответил он, стараясь звучать спокойно, даже немного сконфужено. — Который час? — спросил, протирая свои усталые, опухшие глаза руками.       Это был сумасшедший сон… Еще больше стресса? С удовольствием. Но его суть утекала от Ричи, словно песок сквозь пальцы, и, честно, он даже не пытался ее удержать. Что-то про Патрика? Воздушные шары? Спасибо, нет; он предпочел не вспоминать.       Билл взглянул на часы рядом с ним.       — Д-д-два. Давай спать, Р-Рич, — промямлил он сонно; Билл был уже наполовину во сне, так что Ричи не стал его дергать, позволив снова уснуть.       Ричи же так и не смог отделаться от зловещего чувства, что что-то должно случиться. Он просто лежал в темноте, наблюдая, как вздымается и опускается грудь Билла, и держал дистанцию между их телами до тех пор, пока за окном не начало сереть. В следующий раз, когда Ричи открыл глаза — было семь утра, орал будильник, а Биллова сторона кровати уже успела остыть от его тела.       «Билли в паутине, — эта бессмысленная мысль почему-то была такой правильной и уверенной, в отличие от остальных мыслей Ричи, что он, как и ночью, резко поднялся, шумно вздыхая. — Он в…»       — Воу, — со стороны послышался мягкий голос Билла, и Ричи потянулся за своими очками, чтобы убедиться в реальности лучшего друга, который сидел за столом, освещенный золотым, утренним светом, струящимся в комнату через окно, с альбомом в руках, хомяком и стаканом воды рядом. — Ты там в порядке?       Ричи задыхался — на самом деле задыхался, словно только что пробежал марафон — и таращился на него, открыв рот. Билл был здесь, с его охрипшим ото сна голосом. Билл был настоящим. Билл был в безопасности.       Когда Билл развернулся в кресле, чтобы взглянуть на него, Ричи растянул губы в полуулыбке.       — Конечно, дружище. Мне просто снился эротический сон о миссис Каспбрак.       Билл поморщился, но все равно рассмеялся.       — Фу, б-бип-бип, Р-Ричи.       Ричи вытянул ноги, перекатился на Биллову сторону кровати и отключил-таки звенящий будильник; непроизвольно улыбнулся, когда увидел неаккуратно сложенную стопку собственной одежды на тумбочке — ту самую, в которую был одет, когда последний раз был здесь, только выстиранную и пахнущую Биллом.       — А ты хорошая женушка, Билли-бой.       Не особо отвлекаясь от рисования, Билл вытянул руку за спину и стукнул Ричи; Беверли бы одобрила. Ричи только усмехнулся и начал одеваться. Под сложенными джинсами он увидел небольшой черный спрей, всего чуть больше губной помады.       — Что это? — спросил Ричи, рассматривая штуковину.       — П-п-перцовый баллончик. Я х-хочу, чтоб т-ты все в-время носил его с с-собой.       — Билл…       — Ричи, — и снова этот голос — голос Большого Билла. Ричи вздохнул и сунул баллончик в карман.       — Тебе повезло, что я «агх» тебя, засранец.       Он самодовольно улыбнулся, когда увидел, как покраснели уши Билла от упоминания их ночного разговора, и отправился вниз в поисках хлопьев для завтрака.       Когда пришло время выходить, Билл все еще рисовал, и Ричи пришлось осторожно потрепать его по голове.       — Земля вызывает Билла. Пора выходить. Ты чем так вдохновился? Я думал, ты рисуешь только по ночам.       Он игриво уложил подбородок Биллу на плечо — отчасти потому, что хотел взглянуть, отчасти потому, что Билл выглядел теплым и мягким в этом его сером свитере, — посмотрел на рисунок… и застыл.       Билл использовал гораздо больше графита, чем обычно, и почти все свободное место на рисунке было зарисовано черным. Прямо над широкой, изогнутой, зубастой улыбкой из пронзительной тьмы на него смотрели раскосые желтые глаза.       — Да п-приснилось кое-что, — объяснил Билл, не замечая, как Ричи выпрямился и невольно смял в кулаке мягкую ткань его серого свитера. — Ж-жутковато, да? Никак н-не могу выкинуть это из г-головы.       Ричи пялился на рисунок, словно если отвернется хотя бы на секунду, это нечто тут же выберется за пределы бумаги и…       Билли на дереве.       — О, они уж-же з-здесь.       Борясь с собой, Ричи быстро взглянул в окно, заметив двух мальчишек, что подъехали на велосипедах к крыльцу дома Денбро и остановились в ожидании. Стэн и Эдди: личное сопровождение Ричи уже здесь, чтоб сопроводить его в школу, как гребанную Золушку в чертовой тыквенной карете.       Билл закрыл альбом — Ричи тут же выдохнул, когда это нечто больше не смотрело на него (оно и не смотрело; рисунки не могут смотреть, рисунки не могут видеть…) — и встал, потянувшись за рюкзаком.       — Нам пора, — сказал Билл, улыбаясь, что смог сказать целое предложение, не заикнувшись.       Ричи выдавил из себя ответную улыбку, надеясь, что Билл не заметит наигранности, и подал ему рюкзак, направляясь вниз, встретить своих друзей.       «Друзей, которых я не заслуживаю», — хмуро подумал Ричи, по его коже побежали мурашки. А потом:       «Билли в западне. Мы теперь все в паучьей западне».