***
— Агх, — тихо застонал Ричи. Поморщился, заставив кусками отпадать подсохшую на лбу кровь. Патрик коротко на него взглянул и снова обратил все внимание на дорогу. Скорее всего, у мелкого сотрясение, — еще бы, схватить его за волосы и трижды прописать лицом об руль, точно повар, разбивающий тонкую скорлупу яйца, — потому что выглядел он контуженным. Не то чтобы это имело значение. Ему больше жалко разбитую тачку — хотя, «жалко» совершенно очевидно неправильное слово; Патрик редко о чем-либо жалел. Он знал, что Рыгало разозлится и это будет утомительно — слушать его нытье по этому поводу. Будет ныть, и ныть, и ныть… А еще он слышал стук отваливающейся фары. Если он поедет по центральной улице, его точно остановят копы. «Ну и хер с ней, с центральной улицей», — подумал Патрик, постукивая пальцами по рулю. — Не против музыки, щеночек? — предложил он, спустя какое-то время. Ричи был не в состоянии отвечать, так что Патрик просто сунул кассету в проигрыватель, его настроение поубавилось. Он ждал, что поездка будет веселее. Гребанные бесячие неудачники все испортили. Ричи снова застонал, когда громкие басы заполнили машину, и попытался закрыть уши руками. Патрик улыбнулся; Ричи был просто милашкой: вся эта кровь и прочее. — Почти приехали, — пообещал он. — Мы едем в твое любимое место. Я же помню, как тебе понравилось в доме на Нейболт. От названия дома, в котором у Ричи почти случился приступ паники, его глаза испуганно распахнулись. Вау, его зрачки просто огромные; удар точно был достаточно сильными, чтобы его мозги пошли набекрень. Это будет забавно. — Нет! — запротестовал Ричи. — Нет, Патрик! Я не хочу туда… Там… В том доме что-то есть. Ну да. В этом он не ошибался. Патрик нашел этот дом несколько месяцев назад — по счастливой случайности, в тот самый день, когда пропал пиздюк Денбро. Из чистого любопытства он влез в дом через окно в подвале, приземлившись на гору обугленного хлама, и решил осмотреться, в надежде найти что-нибудь ценное или интересное. Часто в пустующих домах жило много бездомных кошек, особенно в дождливые месяцы. В этом точно было достаточно крыс, чтобы их прокормить. И обычно, если на нем были перчатки и плотная кофта с длинными рукавами, он мог поймать несколько кошек и повеселиться; никаких проблем. Котов в доме не оказалось (зато было полно крыс), так же, как и чего-то ценного, чтобы украсть. Вместо этого, он нашел высокий, грязный холодильник в подвале, который воскрешал давно забытые воспоминания из детства; старый Фриджидер на городской свалке служил замечательным источником развлечений, когда он был примерно в возрасте Ричи, и этот холодильник… ну, он стал мертвым звоночком по старому-доброму охотнику на животных. Даже ржавчина и пятна на нем казались теми же. Он был в восторге — ностальгия! Это были лучшие моменты его детства; пока Мэнни не разрушил все его веселье, увезя чертову развалюху прочь. И теперь он мог наверстать парочку славных деньков. Он провел добрых сорок пять минут, охотясь на крыс, пока не смог поймать одну особенно медлительную, а затем отнес ее к своей новой игрушке для пыток. Вот только, когда Патрик открыл холодильник, он словно что-то выпустил. Конечно, там было пусто, но в то же время — нет. Будто что-то существовало в этой пустоте. Он закрыл глаза и почувствовал руки, окутавшие его лицо ладонями, и пальцы, гладившие его по волосам. — Добро пожаловать домой, Патрик, — голос — точно шелест сухих осенних листьев — донесся до его ушей; руки сами выпустили из плена позабытую крысу. После этого, что-то стало меняться. Патрик стал меняться. Он поумнел — ну, или, по крайней мере, стал быстрее думать. Стал хитрее. И удачливее — за половину того, что он и его друзья (вместе или по отдельности) творили, раньше они бы уже давно и точно попались. «Я прошу только одного, Патрик, — днем за днем, спокойно и размеренно говорил ему голос из холодильника. — Не дай семерке объединиться». Он не понимал, что это значит — пока не понимал, — но и особо не заморачивался. Придет время, и он это выяснит. Наверное, он уже на верном пути. Не дай семерке объединиться. Какой еще семерке? Был ли Ричи одним из семи? И что вообще голосу из холодильника от него надобно? Внезапно по его спине, словно пот, пробежала дрожь необъяснимого беспокойства — всего на мгновение, но совершенно отчетливо. Это он беззастенчиво пользовался дарами, что голос из холодильника ему предложил… или это оно использовало его? Ричи разглядывал его всего мгновение: трещины на лобовом стекле причудливыми тенями отражались на его бледном лице, делая его похожим на разбитую, фарфоровую куклу. А затем его глаза блеснули уверенностью, он крепко сжал челюсть и решительно опустил оконное стекло. — Что ты… Эй! — Патрик успел ухватить Ричи за ремень, когда он уже наполовину высунулся из окна и поднял колено, готовый прыгать. Прыжок на дорогу на скорости пятьдесят километров в час, скорее всего не убьет его, но… Патрик с силой, на какую только был способен, потянул Ричи обратно в салон, но машина вильнула, и как только он ослабил хватку, Ричи снова попытался сбежать, словно чертова крыса с тонущего корабля. — Я не вернусь в этот дом, Хокстеттер! — прорычал он. — Только через мой труп! — Могу устроить! — прокричал Патрик в ответ, смотря то на дорогу, то снова на Ричи. Хреново. Если кто-то их увидит… Он резко дал по тормозам, останавливаясь, и схватился обеими руками за талию Ричи, окончательно втягивая его обратно в машину. Ричи собирался было закричать, но Патрик крепко зажал ладонью его рот и нос. Долго ждать не пришлось — Ричи потерял сознание.***
Ричи очнулся с ужасной головной болью; отвратительное чувство, заставляющее его живот сотрясаться спазмами. Во рту словно тысяча кошек нагадили — его что, стошнило? — сквозь закрытые веки просачивался неясный свет. — Пришел в себя? — спросил его знакомый голос. Он закрыл глаза руками, полагаясь на остальные чувства. Где бы он ни был, тут несло мускусом и пылью; как из старого мешка со стиркой, найденного на самом дне захламленного шкафа. Поверхность, на которой он лежал, была мягкой, но прогнившей. Под его весом скрипели пружины, и он неосознанно подвинулся, принимая более удобную позу на этом неожиданном источнике тепла. — Ты самая настоящая заноза в заднице, — добродушно заметил Патрик. — Ты и твои друзья. — Мне надо домой, — прохрипел Ричи. — Мои родители… — Ой, даже не начинай, — перебил его Патрик. — Твоим родителям плевать на тебя. Я провел кое-какое исследование, пока ты избегал меня; никто не появляется дома неделями. Они вообще замечают, что ты не ночуешь дома? Ох, Патрик, снующий вокруг его пустого дома, — совсем не то, о чем Ричи сейчас надо думать. Не только сейчас. И это еще хорошо, что Патрик не встретил там Беверли. — Тогда мои друзья, — сказал Ричи. — Они знают, что ты увез меня. — Да? И что кучка малолеток мне сделает? — Ну, с машиной у них получилось сделать многое. Патрик насмешливо-утешительно погладил его по лодыжке. — Ох, бедняжка. До тебя так и не дошло, да? Город на моей стороне. В Дерри что-то происходит, малыш; большое что-то. И я на стороне победителя. Никто не остановит меня. Ричи надолго замолчал. Даже думать было больно. А потом, настолько жалостно и жалко — он возненавидел себя еще и за это — попросил: — Можно воды? Патрик слез с матраца — Ричи был уверен, что это матрац — и вернулся уже спустя мгновение. Послышался тихий «пшик», когда он отвинтил крышку с пластиковой бутылки; да он подготовился. Все это было запланировано. Ричи не знал для чего, но парочка догадок у него все же была. Вряд ли его ждет что-то хорошее после того, что было в машине. — Давай. Садись. Патрик помог ему привстать и прижал к своему боку — Ричи тут же стиснул зубы, потому что от малейшего движения его голова начинала болеть еще сильнее, — прислоняя горлышко бутылки к его рту. Он глотал теплую воду, проливая, и покорно откинулся назад, когда Патрик подушечкой большого пальца утер лишнюю влагу с его губ. Что еще оставалось делать? Он пережил слишком многое, чтобы сейчас лезть в драку. — Ты собираешься меня трахнуть? — устало спросил он, укладывая голову на плече Патрика. — Потому что я чувствую себя едва живым, и скорее всего блевану на тебя, если ты попытаешься. — Не блеванешь, — Патрик подвинулся, роясь в кармане своей куртки, и достал оттуда тюбик вазелина; точно такой же Ричи хранил на полке в ванной на случай небольших ожогов и обветренных губ. Ричи неуверенно взглянул на размытую этикетку — блять; он же потерял свои очки. Дома, в ящике стола у него есть старая пара запасных, которые он достанет, как только… Патрик с чувством макнул два длинных пальца в вязкую субстанцию. Они блестели — скользкие и лоснящиеся — и тут Ричи наконец-то всё понял. Его желудок совершил кульбит. Патрик ухмыльнулся, совершенно точно определяя выражение на лице Ричи как задатки тупой, нарастающей паники. Он откровенно наслаждался его немым открытием. — Давай-ка, щеночек. Снимай рубашку — не забудь аккуратно сложить. И скажи «спасибо». Я, вообще-то, не обязан был брать с собой вазелин. Давай; я жду. Ричи открыл рот, закрыл, открыл снова; слова словно застряли глубоко в глотке. В конце концов, ему удалось произнести хриплое, тихое: — Спасибо.***
— Бутч, я знаю, что ты продал свою душу за бутылку Джим Бима еще лет двадцать назад, но даже ты должен понять, что про-пал ре-бе-нок. Ты вообще коп или нет?! — Ребе Урис, я настоятельно прошу Вас сменить тон, Вы все-таки разговариваете с представителем по… — О, перестань, Бутч. Не угрожай мне своим значком и пистолетом; мне настолько все равно, что даже не смешно. Ричи пропал, и мы оба знаем, чьих это рук дело. Так что садись в свою гребанную машину, и сделай уже что-нибудь! Собери поисковый отряд; позвони в участок; что-нибудь! Образовалась долгая пауза, во время которой отец Стэнли сурово смотрел на отца Генри, в то время как Стэн пялился то на одного, то на другого, удивленный, что именно сейчас они решили помериться членами. — Патрик преследует Ричи, — сказал он, и оба мужчины тут же повернулись в его сторону. Несмотря на огромный комок в горле, Стэн продолжил: — То есть, это не первый раз. Все так удивляются, и я бы понял, если бы он хотя бы пытался это скрыть. Но спросите любого учителя. Патрик начал лапать одноклассников еще в классе пятом, но никому до этого не было дела, потому что в этом чертовом городе абсолютно всем на все поебать. Никто даже не дрогнул, когда с нами начали происходить ужасные вещи. Словно вы ничего не видите. Потому что вы не хотите видеть. Еще каких-то пару часов назад Стэн не посмел бы выругаться при отце, но сейчас… Сейчас. — Патрик похитил моего друга, и если он умрет раньше, чем вы сделаете хотя бы что-то, это будет ваша вина! Это была наглая ложь: Стэн всю жизнь будет винить только себя. Он хранил эту тайну слишком долго, и теперь расплачивается. Смерть Ричи будет на его совести. Но он должен был сказать хотя бы что-то, чтобы заставить их действовать. — Мистер Бауэрс, пожалуйста, найдите Ричи. Пожалуйста, место Патрика в тюрьме, — и желательно в тюрьме, которая находится как можно дальше от них. Бутч посмотрел на него бесстрастным, ледяным взглядом. У него были глаза сына; казалось, словно смотришь на более взрослую версию Генри, и Стэну пришлось сопротивляться желанию отскочить от него подальше. Он должен держать себя в руках. Должен выполнять свою задачу, пока Билл и Беверли неслись на «Сильвере» домой к Ричи, потом к Патрику, слабо надеясь, что они, может быть, поехали именно туда. У обоих все еще с собой биты. — Молодой человек, — сказал Бутч снисходительным «я взрослый, а ты всего лишь ребенок» голосом. — Вы осознаете, что Ваш друг мог сам хотеть уехать с мистером Хокстеттером? Стэна словно замкнуло, и Бутч продолжил, елейно улыбаясь. — Знаете ли, я не могу арестовать парня за то, что он радужный; как бы мне не хотелось — это незаконно. Так что получается: парнишка бросает свою девушку на танцах и сбегает с каким-то педиком— кхм, с любовником. И говорит всем друзьям: «Ох, это изнасилование, меня изнасиловали», чтобы не чувствовать себя виноватым, понимаете? Но правда всегда выходит наружу. От того, что он услышал, у Стэна в немом удивлении отвисла челюсть. — Да вы, блять, издеваетесь? Мистер Урис мягко сжал плечо Стэнли. — Идем, сын, — позвал он, уводя Стэна от школьных дверей к парковке. — Мы и так потратили на него слишком много времени. Пора за дело. Бутч еще что-то прокричал им вслед, но в ушах Стэнли клокотала тихая ярость. Если бы только Бутч видел выражение лица Ричи в машине — это не могло быть последней гримасой Ричи, которую Стэн смог увидеть; не может быть. Он отказывался в это верить! (а он уже может быть мертв, и ты прекрасно осознаешь это, Урис) — он бы в жизни не сказал, что это любовные отношения… правда же? Но, все-таки, отец был прав: они потеряли слишком много драгоценного времени, а ведь оставалось прочесать еще большую территорию. Стэнли едва успел забраться на переднее сидение отцовского минивена, как позади них кто-то прочистил горло, и незнакомый голос заставил их обоих обернуться. Их поприветствовал высокий темнокожий мужчина лет шестидесяти (плюс-минус, Стэн был очень плох в определении возраста любого взрослого). — Вечер, мистер Хенлон, — поздоровался в ответ отец Стэна, пристегивая ремень безопасности, и начал выкручивать руль машины. — Прошу прощения, сейчас у меня нет времени на разговор, может быть, в другой… — Мы с внуком случайно подслушали ваш разговор со стариной Бутчем Бауэрсом, — перебил его мистер Хенлон, и Стэн только сейчас заметил, что Майк тоже стоял рядом, слушая их. — Мы верим Вам, ребе. Бутч не имел права так говорить. И мы хотим помочь с поисками этого парнишки, Тозиера. Мистер Урис взглянул на них с глубоким уважением во взгляде. — Я буду вам очень признателен, сэр, — с благодарностью ответил он.***
— Помедленнее… пожалуйста… — Люблю, когда твой голос срывается на высокие ноты, щеночек. — Это, блять, б-о-о-оольно… Хокстеттер, пожалуйста!.. — Ой, ты что, плачешь? Ты знаешь, мне это нравится. Ты чертовски сексуальный, когда плачешь, Тозиер. Тебе надо делать это почаще. Ричи сцепил зубы, широко раскрыв глаза, надеясь, что это высушит слёзы. Он боялся, что если моргнёт, то прольется еще больше. Вместо этого, он откинул голову с края грязного матраса, который Патрик притащил в скверную, засаленную кухню дома на Нейболт. Ричи пытался не думать, отключить мозг — дать сознанию ускользнуть, — но тяжелая рука на его бедре сгибала его почти пополам; длинные, темные волосы щекотали шею; и резкая, колющая боль между ногами оставляли его сознание чертовски ясным. «Лучше бы я умер», — подумал Ричи, но сразу же пожалел об этом. Его мать очень любила фразу: «Осторожнее с желаниями», уверенная, что все мысли материальны. «Хочу, чтобы все закончилось. И лучше бы мне придумать шутку получше, чтобы потом над этим всем посмеяться». Он сильнее запрокинул голову назад, разглядывая грязные разводы на старом, отключенном холодильнике, о который Патрик упирался ладонью, чтобы удержать равновесие во время особенно сильных, резких толчков. Одно из ржавых пятен смутно напоминало очертания черепахи, и Ричи решил сосредоточиться на нем. Пожалуйста, пусть это закончится. Пусть все закончится.