Лето с привкусом мелодии флейты

~~~       Лето припекает. Кацуки приоткрывает один глаз, закончив потягиваться после долгой поездки в автобусе, и вздыхает. Иногда в такие моменты он чувствует себя не восемнадцатилетним юношей, а тысячелетним стариком: всего три часа в автобусе, а все затекло так, будто он лежал сутки под тяжелой гранитной плитой… Или же под роялем с подломившимися ножками.       Вокруг свежо и шумно.       — Как думаешь, это будет весело?..       Денки привычно задает несколько глупые вопросы, но Кацуки лишь вздыхает и лениво, преувеличено мягко говорит:       — Не долби мне мозг, будь добр. Это наше последнее лето тут, так что лично я собираюсь повеселиться. — заведя руки за голову, он все же приоткрывает оба глаза и осматривается. Народу привычно много, но не слишком. Все же элитный музыкальный лагерь, да к тому же последняя смена.       Но дело впрочем не только в этом. Эта смена особенная: Джульярдская школа* уже давно подписала договор с лагерем насчет того, что каждая последняя летняя смена будет занята именно их студентами из колледжей, а также с первых курсов. И Кацуки, как один из «первошей», теперь тоже здесь. Наконец-то, на официальном основании.       Да, теперь он официальный студент струнного бюджетного отделения, и это определенный повод для гордости. Особенно если знать, сколько стоит обучение и какие жесткие правила приема в общем.       Оглядываясь вокруг, он видит, как из частного, большого автобуса за его спиной высыпаются ребята и девчонки всех возрастов и национальностей от двенадцати до восемнадцати. Они уже шутят, смеются, толпятся у багажных отделений, желая забрать вещи и инструменты. Некоторые выходят из личных машин, прощаются с родителями или же с водителями. Двумордого ублюдка и его укороченный, черный «лимузин» Кацуки замечает сразу и кривится почти что рефлекторно. Отвернувшись, он сплевывает, и тут же попадает под удар какого-то сухонького, похоже, слепого паренька, который шугается летящего плевка. Он отскакивает, врезается в тело Кацуки и отскакивает вновь. Тут же лопочет:       — Ой, я… Про… Прости-те… — голосок тонкий и тихий. Кацуки кривится даже сильнее, чем при виде Тодороки, надменно оглядывает мальчишку с головы до ног и рычит:       — Ты, блять, смотри куда идешь, а?! — он уже делает шаг, но тут будто по мановению волшебной палочке его оттесняет Эйджиро. Спаситель всех и вся, черт побери. Он тут же суматошно оглядывается в поисках вожатых, которых рядом не оказывается, после шикает:       — Черт, Кацуки, ну не в первый же день… А…ты… Прости его, он немного…всегда такой. Как тебя там?.. — Эйдж чуть сгибает колени, потому что мальчишка мало того, что худой, так еще и низкий. Не слишком, но все же заметно по сравнению с их собственным ростом. И он смотрит своими ярко-зелеными, немного потерянными глазами, тихо-тихо, все еще не слишком напугано, но напряженно говоря:       — М-мидория Изуку… Ф-флейта, второй год об-бучения…       Кацуки, до сих пор отчего-то стоящий рядом и с неким презрением поглядывающий на жалкую фигурку, неожиданно взрывается ироничным, немного жестоким смехом. Успокоившись довольно быстро, он скалится, выговаривает:       — Бля, так он этот… Дудочник… — мотая головой, все еще посмеиваясь и держась за живот, парень все же заставляет себя выпрямиться, а затем, отталкивает Эйджиро, и дает мальчишке легкий щелбан. Фыркает напоследок: — Проваливай, дудочник. Убогих не бью.       Отвернувшись, он направляется назад к автобусу и все еще чуть пофыркивает. На самом деле ожидать чего-либо другого от такого жалкого создания было бы глупо, но все же… Лишь кинув на Изуку сочувственный взгляд, Эйджиро поджимает губы и тоже направляется за вещами.       Чуть надувшись, мальчишка потирает лоб и сжимает ладошки в кулаки. Все еще смотря высокому, наглому парню в спину, уперто шепчет:       — Я — флейтист. ~~~       Все ощущается немного неловким. Это его самая первая поездка в лагерь, да к тому же в музыкальный, и Изуку чувствует себя немного не в своей тарелке. Как рассказывает ему Иида — духовые, туба, четвертый год обучения, второй раз в лагере — весь лагерь поделен на четыре зоны: духовые, струнные, клавишные, ударные. В каждой зоне расположены домики для проживания и домики для учебы. Все эти зоны сделаны для большего удобства и меньшего количества ссор/драк/склок, между разными отделениями.       Некоторым это, конечно, не мешает устраивать беспорядок, но все во многом ведут себя спокойнее, чем могли бы, так что…       — Если эти дикие струнные и ударные ведут себя тихо, то вроде бы жить можно. Главное старайся не натыкаться на этого… Бацу… Багу… — Иида чуть хмурится, закусывает губу, замирая и переставая даже вещи разбирать, в попытке вспомнить. Изуку уже почти что может догадаться о ком идет речь, когда его новому другу на помощь приходит Минета — духовые, саксофон, третий год обучения, четвертый раз в лагере.       — Бакугоу Кацуки. Та еще оторва. — низенький, немного смешной с виду парень пожимает плечами в ответ на кивок Ииды и продолжает начищать свой саксофон. Немного тише и печальней добавляет: — Был бы девчонкой, я б его завалил, но…       Изуку закашливается, очень и очень сомневаясь в осуществимости последних предположений парня и при этом пряча неловкость, а затем отворачивается к своей постели. Та стоит у самого окна, совсем-совсем под ним. Разложив часть своих вещей в тумбочке, он поднимает взгляд и вздыхает. Прямо за окном высокая-высокая сосна, и несколько ее особенно толстых веток протягиваются к самому его окну. Прекрасно осознавая, насколько выгодно его положение, Изуку лишь отводит взгляд. Как послушный и покладистый ребенок, он все же не рассматривает эти ветки в качестве действительно «полезных». Хотя выглядят они и правда красиво.       Чуть позже, когда они уже идут на поздний обед совмещенный с полдником, Иида рассказывает ему, что все жилые домики в лагере одинаковые. Они включают в себя два этажа: на первом располагается прихожая и ванна, а на втором большая спальня. Больше чем по трое-четверо в домиках не живут, девочек и мальчиков естественно селят отдельно.       Пока что, если не считать утренней стычки с главной «оторвой» лагеря, все выглядит спокойно и довольно интересно. Даже во многом дружелюбно. И Изуку уже не терпится начать заниматься, узнать что-нибудь новое, а также подружиться с кем-нибудь еще. Подружиться со всеми-всеми.       Иида знает много о лагере, но, когда они приходят в столовую и замечают около двух десятков ребят толпящихся у одного столика, говорить начинает Минета. Оказывается Кацуки обитает в этом лагере каждое лето еще с восьми лет. Он что-то вроде легенды и героя этого места. Он — пример для подражания.       — Его мама была великой. То, что она вытворяла с гитарой… Готов поспорить, даже ты хоть раз слышал ее треки. «МицуБа»… — Минета опускает поднос с едой на стол, чуть вздрагивает, когда от столика Кацуки раздается взрыв хохота, а затем усаживается и неторопливо переплетает свои фиолетовые, закрученные в два пучка, волосы. Продолжает: — После того, как отошла от дел, она долгое время работала тут. И вожатой, и учителем. И в то время пока она работала, ее сын…всячески пытался разнести это место в щепки. Я слышал легенду, что за все те десять лет, что он провел тут, он не посетил ни единого занятия и при этом…       — Ложь. Он был на нескольких, но сбегал меньше чем через двадцать минут после начала, потому что там было скучно. И на самом деле Кацуки ни разу не пытался разгромить лагерь. Что за ерунду ты говоришь?.. — на другом конце стола сидит высокая, стройная девушка, но они втроем замечают ее, только когда она начинает говорить. У Минеты тут же загораются глаза, когда он смотрит на нее, а красавица представляется: — Яойорозу Момо. Струнные, арфа, скрипка, виолончель. Пятый раз в лагере.       Она сдержано улыбается, кивает. Изуку также сдержанно пытается не начать восхищаться ею прямо здесь, хотя бы за один лишь список инструментов, которыми она оперирует. Все же… Это показатель невероятной усердности. Повод для гордости.       От столика Кацуки раздается еще один взрыв смеха, и Изуку чуть втягивает голову в плечи, вспоминая каким взглядом на него глянули при столкновении этим утром. Похоже, кое с кем подружиться у него так и не получится, но главное…не сдаваться, ведь так?.. Стараясь не концентрироваться на происходящем за чужим столом, как можно более спокойно Изуку спрашивает:       — Так получается…с ним лучше не пытаться подружиться, да?.. — ему очень не хочется наживать себе врагов. И если у него есть возможность наладить отношения, то он должен попробовать. Главное быть милым, приветливым и улыбаться.       Иида и Минета смотрят него, как на полоумного, и Изуку понимает, что все определенно очень и очень плохо. Ему, видимо, нужно сидеть тихой мышью и не попадаться на глаза этому грубому тирану, чтобы остаться…невредимым к концу смены.       Так Изуку думает за полдником, так он все-таки решает для себя — со всеми ведь не подружишься, а если человек просто не хочет знакомиться, так зачем настаивать, к тому же собственная безопасность, вроде как чуть важнее — а потом все идет немного не по плану. Им сообщают о назначенном на вечер концерте, и мальчишка зачем-то решает по-быстрому проверить сохранность своей флейты и заодно переодеться. Он почти что клятвенно обещает строгому Ииде прийти вовремя, но… В какой-то момент его внутреннее ощущение времени просто теряется. Пропадает.       Изуку вскидывает голову, только когда слышит сквозь приоткрытое окошко музыку. Та разносится по всей территории лагеря, возвещая начало концерта в честь открытия последней смены.       Изуку подрывается в миг. Натягивает джинсы, затем теплую толстовку без молнии, чтобы не замерзнуть ближе к ночи. Он сбегает по деревянным, гладким ступенькам, несется вниз и быстро-быстро устраивает ноги в высоких красных кедах. Вывалившись из домика, мальчишка срывается и бежит. Бег — это не то, что он любит или умеет делать, но все же он бежит. Вечер только-только вступает в свои права, солнце только-только садится, но лагерь располагается в густом хвойном лесу, и получается, что дорожки затемнены сильнее, чем должны бы. Да к тому же, Изуку понимает, что совсем не помнит карты и не знает, куда именно ему надо бы бежать.       Поэтому он просто несется на звук голоса одного из вожатых и негромкие выкрики толпы. Каким-то образом оказавшись позади сцены, он чуть притормаживает, замедляется и останавливается на несколько секунд тяжело дыша. Сцена тут действительно огромная, и чтобы обежать ее, потребуется время, поэтому Изуку решает пробежать насквозь, напрямик, а затем просто незаметно спуститься в первые ряды по боковой лесенке.       И он забегает туда, быстро бежит по коридору, а затем… Врезается.       — Какого, блять?!       Рефлекторно дернувшись назад, Изуку отскакивает и, еще до того как поднять глаза, уже знает кого увидит. Сердце заполошно врезается в ребра, будто бы вот-вот, с секунды на секунду, собирается выскочить.       Это и правда Кацуки. Высокий, с раздраженным блеском в глазах и в черной кожанке накинутой поверх белой майки. За его спиной просто невероятной красоты гитара, и Изуку отвлекается на нее, не успевая извиниться сразу, но нужный момент ускользает довольно быстро.       — Чертов дудочник!.. Какого хрена ты тут забыл, ты, мелкий… — Кацуки кривится, подтягивает рукава кожанки выше, похоже, собираясь все же поколотить его. Изуку немного напрягается, отходит еще на шаг назад, не замечая ничего вокруг и кое-как лопочет:       — Я… Ф-флейти…       Не успевает он договорить, как перед ним — между ним и Кацуки — уже вырастает высокая фигурка в черной кожаной юбке с чуть длинной сетчатой подкладкой и в удлиненной бледно-розовой майке. Она загораживает Изуку собой, жестко говоря:       — Брейк, Кацу. Он просто шел к сцене. — обернувшись к нему, девушка мягко улыбается. Изуку успевает рассмотреть ее лицо, гитару в одной руке и кожаную куртку в другой, а затем слышит: — Ты один из «малышек», да?.. Все уже собрались вообще-то…       — Я… Я зап-лутал…       — Да он просто тупица. Дай, я выгоню его нафиг!.. — Кацуки пытается прорваться к нему, и Изуку заранее отскакивает, но девушка — его прекрасная спасительница — отталкивает того назад. Довольно грубо, упрямо.       — Тебя звал Денки, ему нужна помощь с настройкой синтезатора. Проваливай. — указав ему в нужную сторону, она перехватывает руку Изуку, одновременно держа этой же рукой и свою куртку, и тащит его дальше по коридору. Проходя мимо все еще стоящего на месте Кацуки, Изуку чуть вжимает голову в плечи, случайно перехватывает взгляд ярко-алых глаз и тихо ойкает, торопясь дальше. — Я — Кьека Джиро. А ты, видимо, тот самый дудочник, да?.. Наслышана, это уже второй ваш раз за день, хах.       — Я… Я — Мидория Изуку. Флейта… — он быстро-быстро идет следом, чувствует кожу чужой куртки под пальцами, а затем слышит легкий, веселый смех, который как раз и обрывает его. Джиро отвечает:       — Если единственное, что ты можешь сказать о себе, знакомясь, это твой музыкальный инструмент и год обучения, то ты обречен, дудочник. Просто расслабься и развлекайся, это лагерь, а не тюрьма. — наконец, дойдя до закулисья, она указывает на дверь, ведущую на улицу и улыбается ему. Даже несмотря на то, что в этой улыбке много ее собственных заморочек, немного нервозности перед выступлением, она все же содержит в себе радость знакомства. Изуку немного загнанно улыбается в ответ. Слова о знакомствах заставляют чуть задуматься, но все же он пытается отложить это на потом. — Все, беги… Если хочешь увидеть шоу, садись в первых рядах.       Махнув ему рукой, она вновь исчезает в ответвлении коридора оставшегося позади, а Изуку только и успевает, что крикнуть в ответ:       — Спасибо, я… — чуть закусив губу и понимая, что «благодарю», уже будет звучать тавтологией, Изуку утирает легкую влагу со лба, а затем все же выходит. Спустившись вниз по лесенке, оказавшись с краю, он замечает Ииду в самом первом ряду и, заранее сжав кулаки от легкой неловкости, начинает пробираться. Вопреки ожиданиям, ребята не толкаются и почти не замечают его, внимательно слушая высокую девушку-вожатого, что стоит на сцене.       — Где ты был?.. Все началось уже пять минут как… — Иида чуть подвигается в сторону, смотрит на него с неодобрением, когда Изуку все же оказывается рядом. Но тот даже объяснить ничего не может. Усаживается между другом и какой-то милой, щекастой девчонкой с большущими карими глазами.       Устроившись на скамейке, Изуку закусывает щеку изнутри и засовывает руки в передний карман теплой толстовки. Он цепляет пальцы друг за друга, старается слушать, что говорит уже представившаяся Полночь, но мысли то и дело ускользают. Он не может перестать думать обо всех этих случайных столкновениях, немного волнуется, что со дня на день его начнут травить или сделают изгоем, но ведь он всего лишь хочет найти побольше друзей, а еще где-то там мама наверное волнуется, нужно будет позвонить ей, когда концерт кончится, а еще нужно как-то объяснить Кацуки, что он флейтист, только вот Минета говорил, что с ним лучше не связываться, а еще…       Даже не замечая, как начинает бормотать себе под нос, Изуку неожиданно чувствует легкий тычок под ребра, а затем сидящая рядом девчонка не зло шипит:       — Ты громкий. Перестань отвлекаться.       — Ох, прости…       Он осторожно смотрит на нее, примерно подсчитав, понимает, что ей тоже около шестнадцати, а возможно даже скоро будет семнадцать. Не желая глазеть слишком долго, Изуку довольно скоро возвращает свое внимание к сцене. Полночь как раз заканчивает рассказывать об их лагере, сообщает, где им можно будет найти расписание занятий, когда начинаются и заканчиваются тихие часы, а так же, как нужно вести себя, чтобы их не отправили домой раньше времени. Все, кто приехал сюда уже не в первый раз, посмеиваются, так как понимают, что домой тут, конечно же, никого не отправят. Да и наказывать вряд ли будут. Но вот Изуку немного напрягается. Он слишком долго ждал, когда же его имя не только будет в списке на поездку, но и мама разрешит ее, так что теперь он просто не может подвести… Никого он не может подвести.       — Ну, а теперь, когда вы знаете все свои права и услышали все правила, я предлагаю немного повеселиться. Несколько ребят покажут вам, чему они успели научиться за прошлые года пребывания тут, а после вас ждет сюрприз… — на губах Полночи появляется чуть таинственная усмешка, и Изуку напрягается. Возможно, это будет выступление Кацуки, хотя… Как его могут выпустить на сцену, если он даже ни разу не досиживал занятия до их фактического конца?..       Не имея возможности найти ответ на свой же вопрос, Изуку вздыхает и старается отбросить все заморочки. Он вроде как приехал сюда отдохнуть, ведь да?.. Так ведь?       Самыми первыми выступают ребята-одиночки с самыми разными инструментами. Выходит и Момо с арфой, выходит еще какой-то странный мальчик с трубой и волосами разного цвета, где-то в середине выходит и Джиро со своей гитарой… Изуку следит за каждым выступлением жадно, он вслушивается в ноты, смотрит на работы пальцев/рук/губ. От каждого класса инструментов выходит около трех ребят, которые представляют и струнные, и духовые, и клавишные, и ударные. Они все хороши, все подготовлены и обучены. Но все же самое главное, что все они любят свои инструменты. Изуку видит это в движениях и взглядах, знает это чувство, когда в руках находится что-то настолько любимое и трепетное, что внутри все замирает.       Выступления идут друг за другом. Кажется будто они никогда и не кончатся, но в какой-то момент из-за кулис выходит тот самый парень, который утром спас его от гнева Кацуки. У него ярко-красные волосы, стоящие торчком, сильное тело, которое заметно даже под майкой и кожаной курткой, а в руках синтезатор. Не обращая на них никакого внимания, он ставит инструмент с одной из сторон сцены и начинает легкую, окончательную настройку и подключение. В это же время еще несколько ребят начинают выносить громоздкую барабанную установку. Среди них виднеется невероятно светлая макушка, обладатель которой как раз несет палочки.       Изуку чуть сомнительно смотрит на все приготовления, про себя негодуя: неужели они не могли вынести все заранее?.. Однако, стоит ему на несколько мгновений отвлечься от собственных мыслей, как он слышит шепотки в рядах позади. Тихие голоса полны предвкушения и вдохновенной радости, по рядам проносится имя Кацуки, некоторые восторженно удивляются, что попали в одну смену с таким гитаристом.       Чуть поджав губы, Изуку тоже смотрит на сцену. Совершенно не понимая, как можно восхищаться таким грубияном и злюкой, он рассматривает ребят. Неужели это и есть приготовленный для них сюрприз?.. Будто они никогда гитару не слышали, хах…       Понимая, что ему не нужно так скептично и чуть неприязненно относиться к незнакомому человеку, Изуку делает глубокий вдох, затем выдыхает. Пытается немного успокоиться, расслабиться, после напряженного дня. Он приехал сюда научиться чему-нибудь новому и отдохнуть. Он научится и отдохнет. Заодно заведет себе много-много друзей. И все.       Медленно открыв глаза, он видит Джиро со скрипкой. Это немного удивляет, но не слишком. Изуку и сам умеет играть не только на флейте, но и на гитаре. Супер смена только для супер музыкантов, только вот то, как девушка перескакивает с электрогитары на скрипку немного удивляет. Настолько разные по звучанию инструменты все-таки. Вроде бы.       Изуку не слишком уверен. Теперь он ведь, считай, и не владеет струнными почти что. Лишь духовыми.       Джиро и еще двое парней за ее спиной, похоже, наконец, заканчивают подготовку, а затем она берет микрофон. Чуть откашливается, прежде чем начать.       — Я приветствую вас здесь, на последней смене этого лета, и надеюсь, что все мы с вами хорошенько повеселимся. — ее голос приятный, а улыбка красивая. Изуку рассматривает стройную фигурку, а затем замечает, что все трое в кожаных куртках, майках и с черным низом — юбкой с сетчатой подкладкой или же немного потрепанными, рваными джинсами. Выглядит довольно синхронно, и это вызывает у мальчишки мягкую улыбку. На несколько мгновений он чувствует себя спокойно и даже счастливо. — Я и моя команда…       — Говори, да не заговаривайся. Моя команда.       Он выходит из-за кулис с гитарой за спиной и микрофоном в руках, а в следующую секунду толпа позади и вокруг Изуку просто взрывается. Свист, крик, улюлюканье. Джиро закатывает глаза, устанавливая микрофон назад на стойку и тем самым передавая слово Кацуки, а сам Кацуки лишь ухмыляется во весь рот. Его глаза рассматривают толпу восхищенных подростков, и, пока все успокаиваются, он подключает свою электрогитару к колонкам. Затем продолжает:       — Это наше последнее лето тут в качестве «учеников»… — он чуть иронично вскидывает брови, отчего в толпе раздается несколько смешков, и вздыхает. Изуку рассматривает его спокойно и немножечко настороженно. Ему приходится признать, что, даже несмотря на то, что Кацуки — засранец, он все же довольно красив. Высокий, поджарый, с выразительными глазами и длинными ногами.       Изуку рассматривает его, немного вздыхает, затем оглядывается. Вечер близится просто неумолимо, вокруг властвует август, и уже совсем скоро станет прохладно. Из приоткрытых губ еще не вырываются облачка пара, появляющиеся из-за прохлады, но все же это хорошо, что мальчишка надел толстовку, иначе под окончание концерта он мог бы замерзнуть. Изуку все еще помнит, что обещал матери не заболеть и заботиться о себе.       — Мик и прелестная Полночь пытались убедить нас сыграть для вас что-нибудь…скучное… — Кацуки ухмыляется, переворачивает гитару вперед, чуть поправляет ремешок на плече. Судя по вздохам девчонок и смешкам ребят, он нравится толпе. Многие из тех, кто сидит на рядах скамеек, уже не в первый раз в лагере, а значит они все прекрасно знают о характере Кацуки, и все же… И все же они восхищаются им.       Лично Изуку кажется, что это странно. Но о вкусах не спорят. Возможно, сейчас он увидит что-нибудь, что переубедит его, но все-таки. Верится в это пока что с трудом.       — Я говорила про классику, Кацуки!.. Я!.. — Полночь вскидывается, перебивая его и крича откуда-то с последних рядов, и ряды взрываются смехом вновь. Кацуки лишь театрально хмурится и немного кисло кривится, отвечая:       — Да-да, все мы поняли в каком веке ты живешь, хах. Перепутать сложно… Однако, я думаю, что скучное иногда не так уж плохо. Особенно, если оно облачено в аранжировку интересного.       Изуку немного непонимающе хмурится, его пальцы цепляются друг за друга жестче внутри теплого кармашка. Он сидит в первом ряду и чувствует себя довольно неловко. Чуть опасается, что сейчас Кацуки заметит его и начнет разборки или что-то подобное. Однако, тому и дела до него нет. Даже если он и видит мальчишку, то просто игнорирует его. Подойдя ко второй пустующей стойке, немного сдвигает ее и, вставив микрофон, говорит:       — Если вы не сможете узнать эти произведения, делать вам тут определенно нечего.       Его тон серьезен и непреклонен, и только благодаря этому тону Изуку, наконец, понимает, что Кацуки относится к музыке обстоятельнее, чем казалось благодаря слухам. Он серьезен, и он тоже любит свой инструмент. Этого не видно по глазам, но все же… Это ощутимо. Лично для Изуку это ощутимо, будто бы даже осязаемо.       И он смотрит на сцену, вздыхает…а затем пальцы Кацуки касаются струн. Никто ни с кем не сговаривается, но в рядах наступает полная тишина. В первые секунды мелодия еще не кажется столь знакомой, но затем Джиро поднимает смычок, и у Изуку кажется даже сердце останавливается.       «Лето» Вивальди звучит восхитительно в их полу электронной обработке. По плечам бегут мурашки. Они спускаются к рукам, проходятся по телу. Изуку нервно, напряженно сглатывает, борясь с желанием закрыть глаза и погрузиться в звуки подвывающей скрипки и ревущей электрогитары. Где-то вдалеке можно уловить мотивы синтезатора и даже ударных, и ни единой лишней ноты. Напряжение, настороженность, бушующая вокруг гроза… И полная слаженность. Полное наслаждение.       Мальчишка затаив дыхание смотрит на них, но глаза то и дело обращаются к Кацуки. Его пальцы выглядят просто восхитительно, перебирая струны. Его глаза закрыты, потому что ему не нужно видеть того, что творят его руки.       Джиро тоже закрывает глаза, но не так быстро, как Кацуки. Несколько секунд она смотрит, не видя. Перед ее взглядом просто пелена из образов, нот, мотивов… Изуку не знает, что именно она видит, но выглядит девушка чарующе. Они все выглядят чарующе. Они не отдаются этой мелодии полностью, потому что мелодия уже стала частью их самих. Они будто живут и дышат ею. Дышат этой и каждой последующей мелодией.       Напряженно сглотнув, Изуку не успевает замечать, как классические произведения начинают просто сменять друг друга, утягивая слушателей в забытье. «Танго смерти» Вагнера, «Реквием» Моцарта, «Аве Мария» Шуберта, «Неаполитанская песенка» Чайковского… Все сидят пораженные и восхищенные, а ребята на сцене просто наслаждаются. Иногда, на некоторых произведениях, Кацуки отдыхает, отходит к парню, что сидит за барабанной установкой и жонглирует палочками от скуки во время собственных перерывов. Иногда отдыхает Джиро, поводит плечами, разминая их, и невесомо помахивает смычком, будто остужая его.       Хоть Кацуки очевидно и не любит классику, он все же относится к ней с некоторым почтением. Изуку кажется, что это круто. Еще Изуку кажется, что ребята могли бы создать свою собственную группу, ведь их слаженности и дружности можно позавидовать. Также Изуку думает о том, что он был и правда не прочь подружиться с ними, потому что они способные, взрослые и правда крутые. Все крутые. Кацуки крутой тоже.       Уже позже, несколько дней спустя, он узнает о том, что они все — настоящая музыкальная группа с собственными песнями и лидером Бакугоу Кацуки, а в тот вечер… В тот вечер Изуку просто забывается.       Когда они заканчивают перебирать классические произведения, мальчишка уже думает, что сейчас их всех отпустят, и он, наконец, позвонит маме, но не тут-то было. Кацуки убирает со лба пару светлых влажных прядей назад, подходит к микрофону и вновь растягивает губы в своей действительно обворожительной усмешке.       — Я потешил вас немного веселой нудятиной, а теперь… Вы готовы зажечь?!       Изуку не слишком понимает, что происходит, но буквально все, кто есть вокруг, приходят в себя рывком, вновь вскидываются, отвечая положительно и шумно. Чуть напряженно оглядевшись, он вновь поднимает глаза на сцену. Это его самый первый опыт на таких — шумных и заряженных чуть пугающей атмосферой — концертах плюс это также его первый опыт в лагере… Атмосфера, нагревающаяся и электризующаяся, не то чтобы пугает, но все же заставляет его сцепить руки в кармане крепче.       А затем музыка просто начинается и больше не заканчивается. Больше нет и речи о какой-либо классике. Парень за барабанной установкой отстукивает ритм, и они все — все, кто есть на поляне — рывком ныряют в бездну безумия. Оказывается Кацуки умеет не только играть на гитаре, но и петь. Джиро может водит смычком настолько быстро и при этом восхитительно, что у Изуку внутри все переворачивается. И Изуку не знает имен тех ребят, что находятся за синтезатором и барабанной установкой, но он видит их тоже, и он восхищается ими. Всеми ими.       То, с какой отдачей они все исполняют песни просто величайших групп — Skillet, Metallica, Apocaliptyca или Depeche Mode — повергает Изуку просто в крайнюю степень восхищенного шока. Он не выкрикивает строчки, не подскакивает на ноги, как остальные. В какой-то момент его глаза просто останавливаются на Кацуки. Мальчишка рассматривает его пальцы и руки вновь, затем поднимает глаза к его лицу, к его глазам…       Ярко-красные, налитые кровью и странными, слишком пугающими и глубокими чувствами. Эти глаза будто пытаются закричать, пытаются рассказать о внутренних противоречиях, о монстрах прячущихся под кроватью/в шкафу/внутри его собственной головы. Эти глаза не ищут понимания, потому что знают, что не найдут его, но они ищут сторонников. Ищут тех, кто не справится, но смирится с монстрами их хозяина.       Изуку в какой-то момент просто чувствует, что понимает. Понимает все, не зная полной истории. Он распахивает глаза широко, смотрит вдохновенно и открывает душу. Он принимает каждый звук и каждую ноту, он протягивает руки и, пока не подкармливает, лишь тянется погладить чужих обозленных, противоречивых монстров.       И он не боится.       Музыка грохочет, толпа подпевает и выкрикивает строчки. Уже в самом конце Кацуки дает ребятам на сцене незаметный сигнал, и они все исполняют свою собственную песню. Одну из самых новых.       Изуку не замечает ничего, ничего не понимает, продолжая приворожено, уверенно смотреть на Кацуки. Продолжая слушать его голос. Продолжая внимать крикам его электрогитары.       Однако, когда их глаза все же встречаются друг с другом, мальчишка вздрагивает и будто бы возвращается назад. Внутри все перевернуто, повергнуто в хаос, но даже чувствуя это, Изуку не отворачивается. Он смотрит дальше. Смотрит на грубого, надменного, но именно в тот момент до невозможного удивленного Кацуки, а тот смотрит на него в ответ.       И внутри них будто бы что-то переворачивается с ног на голову. ~~~