Take a Chance on Me

Лоулайт неподвижно и, слегка наклонившись вперёд, стоял напротив стены, окрашенной в насыщенный бордовый цвет, вдоль которой в один ряд висели известные в мире картины художников прошлых веков. Буквально несколько минут назад он специально отбился от обзорного тура по музею, чтобы самому побродить по красивому месту с величественной архитектурой, в котором он чувствовал дух старинной британской культуры. Альфа не в первый раз посещает картинные галереи, где проходят выставки молодых художников или открытие залов с новыми шедеврами современного искусства. Обычно проходящие мимо него посетители музеев косо посматривают на него по причине того, что поза, в которой он сидит на полу перед полотнами, кажется им несуразной и внушает им мысль держаться от него подальше. Именно по этой причине и постоянным расследованиям ему так редко удаётся посещать подобные места, где люди хоть ненадолго, но желают соприкоснуться с прекрасным. Натянув до самого носа мягкий шарф, Эл оглянулся по сторонам, чтобы удостовериться в том, что никто из туристов в одном с ним зале не видел его лица. Сколько он себя помнил, собственная безопасность в таких посещаемых и людных местах была для него превыше всего. В каждом зале находилось множество камер видеонаблюдения, которые не выключались днём и ночью. Как только альфа вернётся в свой номер в отеле, ему в срочном порядке нужно будет взломать камеры наблюдения музея и стереть часть записей, на которых он был зафиксирован. Как детектив мирового уровня, он не может позволить себе сделать такой прокол. Это было бы верхом непрофессионализма с его стороны. Испустив едва слышный облегчённый вздох, Лоулайт засунул руки в карманы своего тёмного двубортного пальто и отошёл от картины, к которой он уже потерял свой интерес. Пропуская мимо ушей чужие разговоры, восхищённые комментарии к произведениям искусства и непрекращающийся гул голосов, детектив прошаркал к концу большого и наполненного светом зала, в котором находился раздел «Исторической живописи», о чём гласила табличка перед входом. Его внимание привлекла картина, которая находилась в самом конце, словно её саму, как и создателя этого полотна, все позабыли. Остановившись перед ней на расстоянии нескольких шагов, он тихо выдохнул, не отрывая взгляда от изображения лежащего в лучах заходящего солнца мёртвого Икара, окружённого плачущими нимфами. Его изучающий взгляд зацепился за тёмные огромные крылья мужчины, которые к самому основанию становились всё светлее и светлее. Занимаясь детективной работой, для поимки и разоблачения преступников ему не нужны были знания по мифологии древних цивилизаций, но этот миф Эл когда-то давно слышал на уроке истории в детском приюте. Это было ещё до того, как он решил стать лучшим в мире детективом. Он плохо помнил всё предание, но имел общее представление. Икар, что лежал на скале посреди моря, был сыном великого изобретателя по имени Дедал. Они были в плену у Миноса на острове Крит. Отец и сын хотели сбежать и пересечь море. Дедал изготовил крылья для сына, благодаря которым тот смог бы перелететь море. Отец дал наказ своему сыну не взмывать слишком высоко в небо, поскольку перья держались на воске. Икар ослушался отца и взлетел к солнцу, что стало для него фатальной ошибкой. Икар упал и сгинул в морской пучине. Печальная история, как и сама глупая смерть мужчины, решившего пойти против законов природы и позабывшего о том, что он тоже смертен. Эта картина казалась ему олицетворением поражения. «Я буду наблюдать за тем, как Кира-кун упадёт, подобно Икару, когда я найду доказательства причастности Лайт-куна ко всем убийствам, иначе позор мне как детективу. Возможно, я действительно очарован Лайт-куном и мне будет очень грустно, когда я отдам его под суд» — внезапно ему вспомнились собственные слова, сказанные тогда подозреваемому по делу Киры в пустой палате больницы, в которой кроме них двоих никого не было. Из глубоких недр его памяти всплыл запечатлённый им образ изящного омеги с мягкими и правильными чертами лица, пушистыми каштановыми волосами и выразительными светло-карими глазами, в которых, как вода в Темзе, плескалась боль. Лоулайт с трудом мог подавить минутную дрожь, охватывающую всё его тело, стоит ему вспомнить свой недавний кошмарный сон и мёртвые глаза подозреваемого, в которых больше никогда не будет гореть вызов ему, как гениальному детективу. В одном из своих возможных будущих Эл дал добро на вынесение сурового приговора парню, притягательный цветочно-ягодный аромат которого он бы больше не смог вдохнуть полной грудью. Ему больше не выдалась бы возможность обнять дерзкого омегу, прижать его к себе, как тогда в больнице, окутать своим запахом и стать ограждающей стеной между ним и внешним миром. Раньше подобного рода мысли не волновали его, детектив считал это проявлением сентиментальности. Он не умеет чувствовать так, как это делают другие люди. Эта черта его характера, как и многое другое, отдаляла его в детстве от таких же осиротевших детей, как он. Месяцами он может не покидать место своего временного пребывания, когда расследование принимает серьёзный поворот. Он не привык общаться с людьми без устройства, изменяющего его голос. Он скрывается от всего мира за белым экраном с готической буквой своего псевдонима и в тоже время настоящего имени, о тайне которого не должен прознать его единственный подозреваемый, из-за которого он впервые в жизни стоял на перепутье. — Нашла! — послышался за его спиной радостный голос, от чего он неожиданно вздрогнул и опасливо стал оборачиваться назад, вжимая голову в плечи и желая стать ещё незаметнее, чем раньше. — Ты меня задушишь… — опустив синий шарф, прохрипел Эл, когда на него внезапно налетела невысокая девушка с прямыми светло-русыми волосами, которая заключила его в дружеские объятия. — Ты каждый раз ворчишь! Мог бы точнее написать, в какой именно галерее Тейт ты хочешь встретиться! Их целых две! Как ты можешь заставлять девушку бегать с одного берега на другой?! — несильно стукая его маленькими сжатыми кулачками, громко возмущалась омега, которая доставала ему до подбородка. — Я об этом не подумал, — с прискорбием ответил Эл, которому ещё на входе в музей было как-то неспокойно на душе, но он не мог понять, почему. — Боже, странно слышать это от тебя, — поумерив боевой пыл и сложив руки на груди, с налётом серьёзности в голосе заявила молодая художница, — кто ты такой и что ты сделал с тем гением, которого я знаю? — Я тоже рад встречи, Линда, — с лёгкой улыбкой сказал Эл своей старой знакомой с детского приюта, с которой он не виделся долгое время. — Твоё сообщение застало меня врасплох. Я не думала, что ты в ближайшее время собираешься посетить Лондон. Ты здесь по делу, да? — с недоумением высказалась русоволосая девушка, одетая в местами модно порванные джинсы, клетчатую рубашку и лёгкую кожаную куртку с меховым капюшоном. — Можно сказать и так. Мой приезд в Англию не был запланирован и я бы не хотел разговаривать об этом тут. Здесь полно лишних ушей, — негромко проворчал Эл, снова натягивая до самого носа тёплый шарф. — Если ты закончил осматривать картины, тут недалеко есть неплохое уличное кафе. Расскажешь мне всё за чашечкой кофе, — подмигнув, Линда схватила его за руку и потянула в сторону выхода из полного людьми зала, всё дальше увлекая его от полотна с изображением оплакивания Икара, на месте которого ему представлялся Ягами Лайт. Миновав не один длинный и просторный коридор, соединяющий большие красочные залы с мировыми картинами и скульптурами, Лоулайт в компании голубоглазой девушки, которую знает много лет, направился к главному входу в музей, где раздавали различные буклеты. Один из таких путеводителей по музею лежал в кармане его пальто, ведь без него ему было бы сложно ориентироваться в музее, в котором он ещё не был. Идея назначить встречу со старой знакомой в таком месте пришла к нему внезапно во время послеобеденного чая, когда он ел в своём номере сладкие и маслянистые лепёшки с апельсиновым джемом. Линда была одним из его потенциальных приемников на место следующего L. Когда Ватари сообщил ему, что в доме Вамми есть девушка, которая может рисовать людей по памяти, Эл заинтересовался ею и решил понаблюдать за ней издалека во время одного из своих визитов в приют для таких одарённых детей, как он. Ему понравились такие её черты характера, как доброта и открытость, честность и вежливость, прямолинейность и упорство. К тому же умная девушка, замыкающая четвёрку лучших воспитанников по успеваемости и уровню интеллекта, была омегой. С этого момента стороннее наблюдение за талантливой художницей, у которой всегда с собой были блокнот и карандаш, усложнилось тем фактом, что она могла, заметив за собой слежку, зарисовать преследователя благодаря своей фотографической памяти. В мире не должно существовать ни фото, ни рисунка, ни видео, где можно было бы рассмотреть его лицо. Никто не должен был знать, как выглядит известный детектив, работающий только над теми делами, которые были ему интересны. В один из своих тайных визитов в приют Вамми, Лоулайт случайно столкнулся с девушкой в коридоре, когда поднимался в свою комнату, о которой не знал ни один воспитанник, считающий его своим недостижимым идеалом. Он хотел тогда поскорее подняться к себе и лечь спать, поскольку после длительного перелёта и выматывающего расследования он почти выбился из сил и ему требовался отдых. Невысокая омега всего лишь секунды смотрела на него, а затем отвела глаза в сторону и пошла дальше по коридору, словно их столкновения и не было вовсе. Альфа был так вымотан тогда, что даже не извинился перед девушкой, как полагается джентльмену. Неловко было признавать, но в то время ему было нелегко выдавить из себя и пары слов перед омегами, от взглядов которых в свою сторону он чувствовал себя некомфортно. Линда, имя которой он прочитал внизу рисунка, оставленного перед его отъездом под дверью, стала первой омегой, с которой он с каждым новым своим приездом в детский приют начинал общаться на разные темы. Однажды узнав, что русоволосая омега перестала гоняться за титулом L и решила посвятить всю себя изобразительному искусству, детектив помог ей с поиском хорошей квартиры в Лондоне и арт-студии, где его давняя знакомая могла бы продолжить заниматься живописью. Как-то один раз он даже побывал на её выставке в Челси и приобрёл одну картину с красивым пейзажем, которая ему сильно понравилась. Детектив сделал это анонимно, но от прозорливой омеги с хорошей интуицией трудно было что-то утаить. Он до сих пор помнил обещание Линды нарисовать ему в подарок портрет человека, который заставит его сердце трепетать. Тогда он скупо улыбнулся и ничего ей не ответил, хорошо понимая, что этот день никогда не наступит. Так он думал, пока не возглавил расследование смертей преступников по всему миру, умирающих необычным образом от сердечного приступа. Пока не встретил на своём жизненном пути Ягами Лайта. — Ты сегодня как никогда рассеян и витаешь в облаках. С тобой всё в порядке? — ворвался в его мысли слегка обеспокоенный голос миловидной омеги, от которой исходил приятный запах масляных красок, киви и фиалки. — Я в норме, — постаравшись сделать свой голос как можно нейтральнее, тихо ответил Эл, прогулочным шагом идя по вымощенной камнем набережной на южном берегу Темзы с глубоко засунутыми в передние карманы длинного пальто руками, которые начали мёрзнуть при минусовой температуре на улице. — Я всегда поражалась тому, как виртуозно ты умеешь врать и пудрить людям мозги. Как хорошо, что у меня уровень интеллекта намного выше среднего, и я смогу снять навешанную на мои уши лапшу с чистой совестью. По твоему лицу понятно, что тебя что-то тревожит. Признавайся, пока я добрая, что случилось на самом деле? — с серьёзным лицом спросила Линда, тем самым отрывая его от созерцания великолепного вида на здание Парламента, Вестминстерский дворец и знаменитый Биг Бен. — Я встретил самого прекрасного омегу на свете, — с появившейся на губах полуулыбкой признался Эл, немного опустив со рта мягкий шарф. — О, Господи! Неужели этот день, наконец-то, настал! Я хочу знать подробности и поскорее! Ну же, не томи, иначе я умру от любопытства! — ещё сильнее схватившись за его локоть, с искренней радостью начала тарахтеть русоволосая омега, которая во время ходьбы даже начала нетерпеливо припрыгивать. — Он…такой прекрасный и красивый. На мой взгляд, он очень привлекательный. А его запах настолько превосходен, что у меня даже захватывает дыхание… — в своей монотонной манере ответил Эл, смотря на свои белые кроссовки, наступающие во время прогулки на лежащие на набережной разноцветные листья, которые срывал с парковых деревьев холодный осенний ветер. — И это всё, что ты можешь мне про него сказать? — скептически подняв брови, констатировала Линда, награждая его своим фирменным взглядом. — Что ты имеешь в виду? — спокойно поинтересовался Эл, повернув голову в сторону сердито пыхтящей омеги, любопытство которой его сжатый ответ явно не удовлетворил. — Ты говоришь мне о том, что повстречал омегу. Неужели тебе больше нечего о нём сказать или ты просто не хочешь мне про него рассказывать? Зачем тогда ты захотел со мной встретиться, если не можешь ответить даже на мой простой вопрос? — резко остановившись и уперев руки в бока, обвиняюще спросила молодая художница, сверкая суженными голубыми глазами. — Всё очень сложно… — глядя куда угодно, но только не на рассерженную омегу, туманно пробубнил Эл, поведя плечами. — Только не говори мне, что ты скоро станешь отцом, — повергло его в шок абсурдное предположение невысокой девушки, которая тоже засунула руки в карманы своей кожаной куртки. — Что?..О чём ты вообще говоришь, Линда? Какое ещё отцовство? — буквально прошипел вопрос Эл, не скрывая раздражения. Если бы Лоулайт умел говорить громким голосом, он бы точно прямо сейчас закричал на всю набережную от шокирующего для свободного альфы заявления. — Твоё, конечно же. Ты же из нас двоих альфа. По какой ещё причине альфа может сказать на вопрос о своей омеге, что у них всё сложно? — ответила вопросом на вопрос Линда, в голосе которой не было ни капли смеха. — Я подразумевал совсем не это. И у меня нет омеги, — повернув голову из стороны в сторону, чтобы убедиться в том, что их разговор не привлёк чужое внимание, намного тише пояснил Эл заблуждающейся на его счёт давней знакомой, глаза которой широко распахнулись от удивления. — Я всё поняла. Теперь мне ясно, почему ты не хочешь об этом говорить. Прости, что я давила на тебя. Не переживай, со временем твои раны затянутся и воспоминания поблекнут. Ты встретишь кого-нибудь лучше него. Я верю в это, — подойдя к нему и заключив его в дружеские объятия, негромко проговорила Линда, шмыгая носом и в утешительном жесте похлопывая по спине. — Для меня он лучше, чем кто-либо другой, — с грустью прошептал Эл в светлую макушку сентиментальной девушки, которая, как творческая натура, принимала всё очень близко к сердцу. — Как тебе, наверное, паршиво знать, что ты здесь страдаешь в одиночестве, а он с другим альфой играет свадьбу, — не сдерживая слёзы, стала всхлипывать русоволосая омега, сопереживая его горю. — Какая к чёрту свадьба, Линда? Прекращай нести эту чушь, — отодвинув от себя растроганную до глубины души своей выдуманной трагической историей с его участием старую знакомую, низко рыкнул Эл, больше не в силах слышать этот бред. — Ты сказал, что омеги у тебя нет, следовательно, у тебя увёл его кто-то другой. По какой тогда причине тебе приезжать в Лондон? — с непониманием взглянула на него голубоглазая девушка, пока он проводил рукой по своему лицу и мысленно ужасался масштабам воображения известной в Англии молодой художницы. — Возможно, это последняя наша с тобой встреча, Линда, и с вероятностью в девяносто процентов следующего моего приезда в Лондон больше не будет. Я к тому времени не буду в живых. Ты хочешь знать, зачем я приехал? В поисках ответов на вопросы, которыми я раньше никогда не задавался, — посмотрев с печалью во взгляде на плывущий по реке корабль с туристами, беспристрастно сказал Эл, который хотел сообщить плохую новость единственному человеку, знающему его в лицо, в совершенно другой обстановке. — Во что же ты на этот раз ввязался? — упавшим голосом спросила Линда, которой он протянул сложенный вчетверо чистый носовой платок. Лоулайт всегда на всякий случай носил его на подобные встречи со своей давней знакомой с детского приюта, которая, в отличие от него, не была лишена человеческих чувств, которые для него были недосягаемыми, как холодные сияющие звёзды в ночном небе. Забрав носовой платок из дрожащих рук русоволосой омеги, он аккуратно стёр самым уголком с её длинных пушистых ресниц слёзы, когда та молча закрыла глаза. Сейчас красивая и талантливая девушка перед ним казалась такой хрупкой и доверчивой, что мягкая улыбка поневоле тронула его губы. С самого детства Эл был один и с восьми лет Ватари заменил для него всех. Когда он стал прославленным во всём мире детективом с кучей псевдонимов, о том, что некоторые он забрал себе в честной битве умов, знал только его помощник, который вместе с ним в юности покинул Дом Вамми. Позволив себе шаг за шагом открыться чужому человеку, показать ему настоящего себя, не окутанного детскими вымыслами и тайнами вокруг титула L, он принял в свою малочисленную семью девушку, которая на всё имела свои взгляды и мнение. Она не боялась прямо в лоб говорить ему, что где-то он поступает неправильно или допускает ошибку в своих логических рассуждениях. Ей была чужда сама мысль добиваться своего грязными приёмами, ведь она не руководствовалась по жизни, как он, тем, что цель всегда оправдывает средство. Линда была из тех людей, которые не переплывают опрометчиво реку, а разумно обходят её, пускай это и занимает больше времени. Лоулайт не помнил, как выглядели его настоящие родители и как их зовут. Эти воспоминания были навсегда стёрты им в ту зимнюю ночь, когда он повстречал на своём пути пожилого высокого джентльмена с белыми усами и улыбкой, от которой ему становилось тепло. Иногда по-детски обнимая Ватари после его долгих поездок к Роджеру в Винчестер или после ночных кошмаров, которые он смутно помнил, альфа чувствовал себя по-настоящему нужным, и чувство одиночества на время утихало, не давая о себе знать. Он не был связан с бывшей преемницей кровными узами, но она давно стала для него кем-то вроде младшей сестры, о которой ему хотелось по мере своих возможностей заботиться и не допускать того, чтобы она попала в неприятности. За ней постоянно следили нанятые им агенты, проверяющие круг её окружения и докладывающие ему обо всём. Детектив считал, что раз у него были деньги, связи и влияние, он не может не использовать их для защиты тех, кто заменил ему семью. — Если ты продолжишь плакать, я тоже заплачу, — накидывая русоволосой омеге на голову меховой капюшон и заправляя мешающийся волос за ухо, тихим и монотонным голосом заявил Эл и почувствовал, как давняя знакомая в шутливой манере стукнула его кулаком по плечу. — И это говорит мне взрослый альфа, — окинув его насмешливым взглядом, беззлобно усмехнулась Линда, закатив глаза к вечернему небу и отойдя от него на пару шагов, — так и быть я выслушаю тебя. Пойдём, я угощу тебя кофе. Слабо улыбнувшись уголками губ на слова знаменитой художницы, которая припрыгивающим шагом стала идти впереди него к небольшому уличному кафе, Эл аккуратно свернул носовой платок и положил его обратно в карман тёмного пальто. Подышав немного на свои замерзающие руки, чтобы согреть их тёплым дыханием, детектив прикрыл синим шарфом рот и засунул руки в большие карманы пальто, на котором всё ещё оставался слабый остаточный запах молодого омеги, которого он оставил в другой стране в расстроенных чувствах. Он ясно осознавал, что его поступок был недостоин альфы, как и применение ментальной силы на главном подозреваемом, который не мог подавить свою омежью сущность, тянущуюся к нему в поиске защиты и помощи. Внутренний зверь на протяжении трёх дней его нахождения в Лондоне не переставал бунтовать и царапать своими острыми когтями его грудную клетку. Подняв голову, альфа внутри него надрывно завывал особенно по ночам от невозможности вырваться из его тела и найти обладателя пьянящего ягодно-цветочного запаха, от которого они оба начинали сходить с ума. Сущность альфы настойчиво день ото дня требовала, чтобы он сел на ближайший рейс до Японии и был как можно скорее рядом с девственным и никем не тронутым омегой, источающим сладкий и дурманящий аромат клубники и вишни. Его собственное воображение во время бессонных ночей, которые Лоулайт проводил в своём номере отеля перед рабочим ноутбуком, рисовало распластанного на постели под ним течного омегу, который млел и томно постанывал от каждого его прикосновения к своей ровной и бархатной коже. Тогда у него инстинктивно чесались зубы от желания поставить на безупречной коже шеи сладко пахнущего омеги метку принадлежности. Его внутренний альфа от новых и новых образов в его голове довольно урчал, облизывая влажным языком свою вытянутую морду. Ему нравилась мысль пометить нетронутого омегу, оставить на нём свой запах, чтобы ни один другой альфа на расстоянии километра не приближался к тому, что принадлежит только ему. Приятная и манящая иллюзия быстро развеялась, стоило Эл вспомнить сексуальное домогательство, которому чуть не подвергся его главный подозреваемый по делу Киры. Если бы он пришёл несколькими минутами позже, тот отвратительный и аморальный альфа надругался бы над несовершеннолетним парнем, до конца не осознающим, насколько притягательным был для окружающих его естественный запах. Испуганные глаза молодого дарования, дрожащие губы, зовущие его по ненастоящему имени и просящие увести подальше от палаты, в которой был настоящий погром, отчётливо врезались ему в память. Когда детектив понял, что долгое время отсутствующим взглядом смотрел в работающий монитор ноутбука, рвя пальцами бархатную обивку кресла, то закрыл глаза в стремлении взять контроль над своим разыгравшимся воображением и альфа-сущностью, которая долгие годы не поднимала голову. Меньше, чем за неделю, внутренний зверь готов был взять контроль над его телом. Лоулайт ясно помнил, как альфа внутри него рвал и метал, жаждал крови своего соперника, которого собирался разорвать на клочки. Мысль, что преступник скоро по его возвращению в Токио очень сильно пожалеет о том, что посмел посмотреть в сторону юного гения, подогревала клокочущий внутри него гнев, которому детектив чуть позже даст выход, лично проведя допрос до судебного разбирательства со стороны японской полиции. Он много за свою жизнь повидал подонков и в два раза больше посадил надолго за решётку. Он просто не простит себя, если позволит этому мерзкому альфе гулять на свободе. Ватари, как никто другой, понимал ход его мыслей. Эл даже не беспокоился на счёт того, что заключённый под страху насильник мог сбежать. Стены камер на нижних этажах его штаб-квартиры были сделаны из прочного сплава, не говоря уже о камерах наблюдения, установленных в каждом углу. Прошло немало времени с того момента, когда он лично допрашивал самых опасных за свою практику преступников, но его навыки никуда не пропали. Его рука даже не дрогнет, когда он заставит кричать от боли жалкое подобие альфы, и он не будет мучиться угрызениями совести, ведь он есть Справедливость. — У тебя сейчас такой кровожадный вид, что мне становится не по себе, — проникнул в его мысли настороженный голос русоволосой омеги, которая чувствовала себя неуютно в его компании. — Я…задумался, — придя в себя и задвинув на задворки сознания мысли о вариантах допроса преступника, неуклюже пробормотал Эл, отведя глаза в сторону. — Я пойду возьму кофе, а ты пока подожди меня вон там, — указав рукой на ряд аккуратных деревянных столиков, размещённых вдоль парапета, распорядилась Линда и направилась встать в небольшую очередь за горячим и пахучим кофе. Направившись к стоящим чёрным столам со стульями из тёмных пород дерева, Эл выбрал дальний стол, с которого был самый лучший обзор. Он не должен терять бдительность даже в том случае, если через два стола от него сидела компания из трёх девушек, которые, судя по выражению их лиц, пытались успокоить свою грустную подругу, которую недавно бросил её альфа. Решив сесть на один из свободных стульев, чтобы сидящие невдалеке омеги не видели его лица, он подумал над тем, что снимать кроссовки и сидеть с босыми ногами в такую прохладную погоду будет весьма опрометчиво. Сев на примеченный им стул и выпрямив вечно согнутую спину, он хрустнул шеей и откинулся на его деревянную твёрдую спинку, став наслаждаться спокойной и умиротворяющей атмосферой, царившей на южном берегу Темзы. Ему нравилось приезжать в Лондон в разгар осени. По утрам над городом был лёгкий туман, который затруднял видимость самолётам. В такие ежегодные визиты Лоулайт нанимал частный самолёт, где во время полёта мог заодно и поработать над делами, требующими его внимания. В этом году его планы немного потерпели изменения из-за неучтённого фактора, который он просто не мог предугадать заранее. Чаще всего в эти осенние месяцы в густонаселённом городе стояла мягкая погода, но детектив, как истинный англичанин, уже давно привык к постоянно моросящему дождю, который внезапно начинался и также скоро заканчивался. Детективу приносило удовольствие гулять по полупустым аллеям парков, деревья в которых в осеннюю пору принимали багряно-золотой окрас. Ему было приятно слышать шуршание опавших золотистых листьев под своими ногами на чистых и аккуратных тротуарах города, которые всегда ближе к вечеру были освещены работающими чёрными фонарными столбами. Эл приезжал сюда под конец октября, когда город был заполнен туристами, желающими посетить знаменитые места с привидениями, аттракционы и красочные шоу в честь приближающегося Хэллоуина. Ему было легко затеряться в толпе народа и незаметно попить в угловом столике какого-нибудь британского паба горячий и ароматный глинтвейн после пешей прогулки по паркам и скверам, сидя на железных лавочках в которых он иногда кормил тёплым хлебом голубей. Позже его на машине забирал Ватари и альфа снова возвращался в рабочее русло. Окунаясь в эту яркую праздничную и в тоже время успокаивающую атмосферу, ему было не так сложно задувать свечи на торте, который каждый год для него готовил его помощник, справляющий с ним его день рождения в канун Дня Всех Святых. — Я взяла тебе кофе с карамелью. Ты не против? — услышав бодрый голос голубоглазой девушки, усевшейся напротив него за квадратным деревянным столом, он немного вздрогнул от неожиданности, но быстро сделал вид, что ничего не было. — Нет. Я доверяю твоему вкусу, — его губы дрогнули в подобии улыбки, когда он с неохотой вытаскивал из тёплых карманов своего пальто руки, слегка нагибаясь вперёд, чтобы пододвинуть к себе поближе большой бумажный стаканчик с горячим кофе. — Почему ты так уверен, что больше сюда не приедешь? — делая осторожный глоток из своего картонного стаканчика с кофе, совершенно серьёзно спросила Линда, опустив с головы меховой капюшон. — Я веду в другой стране расследование, и я почти близок к поимке преступника. Но меня не покидает чувство, что это дело станет для меня в конечном итоге последним, — бесстрастно сказал Эл, разрывая и высыпая из пакетиков сахар в свой бумажный стаканчик. — Может, ты тогда закроешь дело? — спокойно предложила русоволосая омега, подперев щёку кулаком. — Я не могу этого сделать. Преступник, которого я ловлю, может управлять временем смерти. Я до сих пор не знаю, как он убивает. Мне ясно, что за всеми этими убийствами стоит живой человек, который, карая преступников, считает себя Богом. Даже скрытые камеры и жучки мне не помогли в этом деле. Я не знаю, сколько ещё погибнет людей, но в одном я точно уверен. Если я исчезну, он достигнет своей конечной цели, — тихо и мрачно проговорил Эл и, держа пластиковую палочку двумя пальцами, начал перемешивать растворяющийся сахар. — Ты в тупике. Я правильно тебя поняла? — спустя минуту молчания уточнила Линда, потирающая пальцами подбородок. — Абсолютно верно. Я не знаю, что мне делать дальше, — потеряно выдохнул Эл и на пробу немного отхлебнул кофе, у которого был мягкий вкус и чудесный карамельный аромат, напомнивший ему о больших, чистых и беззащитных ореховых глазах главного подозреваемого, который каждый день пытался убедить его в собственной невиновности. — Я не понимаю, в чём твоя проблема. Я знаю тебя не первый год и мне известно о твоих методах работы. Если бы ты хотел посадить этого преступника в тюрьму, ты уже давно бы это сделал, действуя незаконными путями. Твоё чувство справедливости временами кажется мне специфичным. Может быть, потому что ты в каком-то смысле идеалист. Дело ведь вовсе не в этом, верно? — полувопросительно высказалась молодая художница, смотрящая прямо на него проницательным взглядом, как будто видела всё, что тяжким грузом лежало на его плечах. — У меня есть подозреваемый по этому делу. Он подходит по всем параметрам составленного мной психологического портрета преступника. Он младше меня на семь лет и я принял его в группу расследования, чтобы он был у меня на глазах. Уровень его интеллекта равен моему. Я думал, что это поможет мне разоблачить его ложь, но всё оказалось не так просто и легко, как я рассчитывал. Всё осложнилось одной ночью… — в привычной для него монотонной манере поведал Эл, грея свои ладони о бумажный стаканчик с кофе. — Не могу поверить! Ты с ним переспал! — шокировано прикрикнула Линда, изумлённо распахнув голубые глаза. — Я с ним…что?..Хватит говорить ерунду, Линда. Я не спал с ним, — стараясь подавить раздражённый рык, процедил сквозь зубы Эл, нервно оглядываясь по сторонам в надежде, что никто этого не слышал. — О,кей. Остынь, я просто предположила. Ты говорил это с таким лицом, что я подумала, что у тебя с ним действительно что-то было и поэтому ты так странно себя ведёшь, — примирительно подняв руки, успокоила его русоволосая омега, которая слегка поёжилась под его тяжёлым взглядом и давящей аурой альфы. — Если ты продолжишь перебивать меня, я уйду прямо сейчас, — не сдержавшись, тихо прошипел на невысокую девушку Эл, посмотрев на неё исподлобья. — Всё не так, как ты думаешь. Подозреваемому по делу внезапно стало плохо. Нам с Ватари пришлось поехать в больницу. На следующее утро выяснилось, что его недомогания были вызваны тем, что пробудилась его истинная сущность. Мой единственный подозреваемый в расследований теперь омега. И я не знаю, как себя с ним вести, — не поднимая глаз от картонного стаканчика с остывающим кофе в своих руках, быстро пробормотал Эл и тяжко вздохнул. — Со мной ты же как-то разговариваешь прямо сейчас. Почему с ним у тебя не получается? — немного приподняв в удивлении брови, поинтересовалась Линда, делая несколько больших глотков своего дымящегося кофе. — Он…не похож на других омег, с которыми мне приходилось перекидываться парой фраз. Он ненавидит свою омежью сущность и мне с трудом удалось убедить его в больнице, что быть омегой не так уж и плохо, как ему кажется. Когда он был бетой, то привлекал к себе излишнее внимание, и у него в университете было полно почитателей. После пробуждения его внутренней омеги он едва не подвергся изнасилованию. И всё из-за его одурманивающего запаха, как поздней омеги. Если бы мне Ватари не сообщил про его исчезновение из больничной палаты, я боюсь представить последствия. Ещё пара минут и было бы поздно, — крепко стиснув кулаки от бессильной злости, охватившей его по мере воскрешения из глубин памяти событий того дня, низким голосом прорычал Эл, но потом закрыл глаза в попытке усмирить своего порыкивающего внутреннего зверя, который не прекращал желать жажды крови обидчика невинного омеги, к которому он больше не позволит никому притронуться. — Ты спас омегу от насильника. Это поступок настоящего альфы. Я горжусь тобой, — похвалила его голубоглазая девушка, в знак одобрения и поддержки накрывшая его руку своей ладонью. — Это всё лишь усложнило, Линда. Как ты этого не понимаешь? Меня, как детектива, это не должно было волновать. Я не должен был вообще вести его в больницу. Мне нельзя было помогать тому, кого я подозреваю. Я совершил ошибку и я чувствую, что скоро за неё поплачусь, — тряхнув головой, опроверг слова своей старой знакомой Эл с мукой на лице. — Ты привязался к этому омеге, не так ли? Теперь тебе трудно продолжать расследование, потому что ты чувствуешь за него ответственность? Поэтому ты съедаешь себя изнутри? — с мягкой улыбкой спросила талантливая художница, которая за годы знакомства с ним научилась видеть больше, чем он позволял другим людям. — Только приехав сюда, я ощутил, как мне трудно находиться от него далеко. Моя альфа-сущность всё время ведёт себя неспокойно. Такого раньше со мной не было. Я почти не проявлял агрессии и вёл мирную затворную жизнь, но после того случая в больнице я…теряю над собой контроль. Я веду себя непрофессионально. В былые годы я бы не позволил этому произойти, а сейчас я всё время думаю только о нём. Я пообещал ему помочь, но так и не сделал этого. Я уехал, испугавшись своих новых чувств. Мне постоянно хочется его обнять и окутать своим запахом. Я хочу видеть, как он улыбается мне своей искренней улыбкой. У него самая прекрасная улыбка и от того, что я не могу увидеть её, мне становится так уныло, что я почти не сплю по ночам. Сердце совсем не слушается меня, когда я смотрю на него. Оно так быстро стучит, что я ничего не могу с этим поделать. Я запутался и не знаю, как с этим жить. Мне хочется удержать его, но мысль, что мои догадки на счёт него могут в один день оправдать себя, причиняет мне боль. Я понимаю, что не должен ставить чувства на первое место. Только не в моей работе. Но от этого мне не становится легче. Я наговорил ему так много плохого, что он больше не захочет смотреть на меня и даже разговаривать со мной. В душе такая тяжесть, что становится тошно от собственного эгоистичного поступка. Я даже по Ватари так сильно не скучал, когда он уезжал в Винчестер. Я ненавижу в себе эти чувства. Я не понимаю, что со мной происходит… — упираясь лбом об деревянную поверхность стола, тихим и срывающимся голосом произнёс Эл, чувствуя подступающие к глазам слёзы. — В твоём случае медицина бессильна и даже я не могу тебе помочь. Ты просто влюбился, — ласково погладив его по волосам, с широкой улыбкой на лице констатировала Линда, когда он поднял на неё раскрытые в изумлении глаза. — Я…влюбился? — спустя несколько минут шёпотом повторил слова давней знакомой Эл, словно услышал не о собственной влюблённости, а о смертельной болезни, которая не подлежит никакому лечению. — Я не влюблён, Линда. Я не умею любить! — выпрямив спину и впившись злым взглядом в русоволосую омегу, чуть громче обычного сказал он, сжимая руки в кулаки до белых костяшек. — Впервые я вижу, чтобы ты так сильно переживал за кого-то. Ты мучаешь себя, пытаясь отыскать ответы, которые лежат прямо перед тобой. Если бы тебя не волновал этот омега, ты относился бы к нему так же, как к другим омегам. За всё время нашего с тобой разговора я не услышала от тебя ни одного его недостатка, кроме того, что он может оказаться преступником. У тебя всегда были необычные и нездоровые вкусы в выборе партнёров на ночь, но, если бы ты хотел от него тупо секс, зачем тогда тебе думать об его чувствах? Это значит, что он тебе небезразличен, — тыкая пальцем в деревянную поверхность стола, пыталась доказать обратное голубоглазая девушка, которая всегда была упрямой и любила оставлять за собой последнее слово. — Да, я считаю его привлекательным омегой, и мне нравится его запах, но это не говорит о том, что я испытываю к нему чувство любви, — не собираясь сдавать свои позиции, аргументировал Эл, совсем позабыв про свой кофе, — хочешь знать его недостатки, Линда? Он настоящий самовлюблённый нарцисс с раздутым Эго. Только такой человек может возомнить себя Господом Богом и начать убивать людей. — Ты тоже не подарок. Такого самоуверенного и эгоцентричного альфу не везде встретишь. У вас много общего, — недовольно пропыхтела русоволосая омега, откинувшись на деревянную спинку стула и скрестив руки на груди, — я понимаю, что сентиментальные чувства к кому-то для тебя новы. Ты боишься быть к кому-то привязан, но ты поддерживаешь со мной связь и Ватари для тебя не чужой человек. Мы любим тебя и готовы поддержать тебя. Вот что, по-твоему, любовь? — Это обычная реакция мозга… — начал объяснять научное значение обсуждаемого термина Эл, как знаменитая художница неожиданно перебила его. — В мире нет однозначного ответа. Ты не можешь говорить, что не умеешь любить, если даже не пробовал! Этому можно вообще не учиться, это надо просто чувствовать. Ты сам уже решишь, как показать свою любовь. Если ты готов полностью отдать себя другому человеку, это говорит о том, что тебе это не чуждо, — упрямо вздёрнув подбородок, начала сыпать контраргументами Линда, взяв в руки остывший стаканчик с кофе. — У меня не могут быть с ним отношения. С чего ты вообще взяла, что я могу ему понравиться, как альфа? Если бы тебя держали почти два месяца в одиночной камере и подозревали в массовых убийствах, а потом говорили о возникшей к тебе любви, чтобы ты подумала об этом человеке? — немного успокоившись и наведя в своих мыслях порядок, жёстко спросил Эл, пристально посмотрев на старую знакомую, которая плотно сжала губы. — Что ты псих ненормальный! Я бы захотела вправить тебе мозги на место! — искренне ответила молодая художница, которая несильно стукнула кулаком по подлокотнику стула. — Я не знаю всех подробностей твоих взаимоотношений с этим омегой, но хочу сказать тебе вот что…любовь, на мой взгляд, является самым великим искусством. Есть много способов сказать понравившемуся человеку о своих чувствах, даже если существует риск последующего за признанием отказа. Не нужно оставлять надежду, если тебя оттолкнут. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её впустую. Согласна, тебе будет неловко, ты будешь чувствовать себя законченным идиотом, если твои чувства отринут, но бояться реакции этого человека нормально. Мы все чего-то боимся. Ты загнал себя в угол. Прими свои чувства к этому омеге, пока ты не разрушил самого себя. Прошу, думай не только мозгом, но и сердцем, — поднявшись со своего места одновременно с ним, прошептала ему на ухо давняя знакомая, подошедшая к нему и заключившая его в крепкие объятия. — Спасибо, что согласилась встретиться со мной. Я был рад с тобой повидаться, и я постараюсь воспользоваться твоим советом, — вдыхая яркий аромат фиалки и киви, смешанный с запахом краски, негромко поблагодарил Эл русоволосую омегу и первым разорвал объятия. — Мне пора. Уже темнеет и ещё надо заглянуть в студию. Береги себя, Эл, — помахав ему на прощание рукой, попрощалась с ним Линда, которая двинулась в сторону гранитного арочного моста со скульптурами, чтобы пересечь реку. Проводив взглядом удаляющуюся от него по старому жёлто-красному мосту фигуру талантливой художницы, Лоулайт тихо выдохнул, подняв глаза к темнеющему хмурому небу. Он не беспокоился о том, как девушка доберётся до арт-студии. Нанятые им агенты проследят за тем, чтобы она без происшествий добралась туда, ведь это была их главная работа. Бросив мимолётный взгляд на стоящий на столе бумажный стаканчик с остывшим кофе, детектив думал над тем, оставить его там или же стоит допить купленный омегой напиток. Ему не нравился холодный кофе, но нельзя было позволить пропадать такой хорошей вещи, если она ещё и маняще пахла карамелью. Подозрительно осмотревшись по сторонам из-за развившейся за годы мании преследования, он захватил с собой полупустой картонный стаканчик и пошёл неспешным шагом в сторону метро. Он привык, что его защищает от внешнего мира машина с пуленепробиваемыми тонированными стёклами, но сейчас ему хотелось просто размять ноги от сидения в непривычной для него позе. Солнце давно уже скрылось за горизонтом, а тучи над вечерним городом начинали сгущаться, грозясь обрушить на гуляющих по набережной туристов с фотоаппаратами и местных жителей, спешащих по своим делам, сильный ливень. Эл всегда находил в дожде что-то умиротворяющее. Ему нравилось неподвижно стоять, вглядываясь в затянутое чёрными грозовыми тучами небо, и чувствовать на своей коже капли дождя. Ватари после таких прогулок под дождём отчитывал его, как маленького ребёнка, не переставая твердить про то, что он может заболеть и в худшем случае подхватить бронхит. Альфа не мог отказать себе в такой слабости, как созерцание буйства стихии, которое помогало ему очищать его голову от плохих мыслей. Ему доставляли большое удовольствие прогулки вдоль Темзы, в воде которой отражалось множество ярких огней. На набережной стали зажигаться уличные фонари, которые хорошо освещали прохожим дорогу по одному из интересных мест города, где были красочные и изумительные виды на знаменитые достопримечательности, выполненные в викторианско-готическом стиле. — Человек, который упал на меня, неужели это ты? Мне не хватало тебя. Это и правда, ты? Даже в этот момент, когда мы держимся за руки, нет никакой уверенности, что нас обволакивает это тепло. Согревающее тепло выходит только из дыма, и этот дым поднимается только от бессилия. Я стараюсь заглушить это волнение, но чем больше стараюсь опустить его, тем сильнее ловушка закручивается на моей шее. Я не вижу конца, но мои ноги снова идут к тебе, — донёсся до его ушей спокойный и немного с хрипотцой голос, который принадлежал парню, поющему в микрофон на хорошо оборудованной площадке заполненного людьми ресторана под открытым небом, — ты укрыла меня ещё одним слоем. Чем больше я узнаю тебя, тем сильнее начинает штормить от тех пустых фраз, которыми я раскидывался. Если цель – ты, то больше никаких пустых обещаний, но я не могу поймать тебя. Неважно насколько я опустошён, я не могу заполнить себя тобой. Существует только одна вещь, которая мне нужна. Что ты не воображение. Нет, даже если это и так, для меня это не имеет значения. «Мне не стоило обманывать Лайт-куна ложными обещаниями, если я не могу разобраться в собственных чувствах. Как я могу помочь ему, если меня пугает сама мысль быть от кого-то зависимым? Как вообще можно понять, что ты влюбился в кого-то, даже не заметив этого» — опираясь спиной о парапет и неторопливо потягивая остывший кофе, размышлял про себя Эл, не отрывая взгляда от солиста и других музыкантов, аккомпанирующих ему. — Даже в этот момент, когда я снова далеко от тебя, это в разы тяжелее, чем я могу себе представить. Я должен поднять бокал за следующее свидание, но я не могу этого сделать. Я не могу пока плакать, потому что наш пазл ещё не закончен. Если только я мог бы стать монстром и поглотить всё. Я не могу поймать тебя. Нет, может ты уже есть. Я ясно видел тебя, чувствовал и прикасался. На самом деле, трудно даже дышать, но я не могу без тебя. Даже та борьба между мечтой и реальностью, меня это больше не заботит. Везде, где я иду, ты рядом. Мне больше ничего не нужно, но ты… — сделав небольшую паузу под звуки аплодисментов сидящих за столиками посетителей ресторана, солист продолжил петь своим хрипловатым голосом, — моё воображение создало тебя. И когда я вижу тебя, я снова представляю этот путь без конца. Мы мечтали, словно во сне, но почему мы не можем быть вместе? Когда это случится? Словно густое вино, даже если оно более густое и красное, в конце концов, всё вернётся к началу. Выкинув пустой бумажный стаканчик в стоящую рядом с ним мусорную урну, Лоулайт двинулся дальше по набережной, натянув до самого носа свой мягкий синий шарф и засунув замёрзшие руки в карманы тёмного двубортного пальто. В голове всплывал его разговор со своей бывшей преемницей, который выбил его из душевного равновесия. Ему была далека и непонятна тема любви, про которую пыталась донести до его сознания русоволосая омега, знающая об этом неизведанном для него чувстве намного больше, чем он за все свои двадцать четыре года. Ватари был тем единственным человеком, который заботился о нём, не смотря ни на что. Даже в тех случаях, когда Эл был в чём-то неправ, пожилой омега оказывал ему поддержку и выполнял самые невероятные прихоти и приказы. Вторым таким человеком стала для него Линда, благодаря которой его социальные навыки были не на таком уж низком уровне, раз детектив смог поддерживать разговор с членами следственной группы и позволить им не только увидеть его, но и работать над делом вместе с ним. Он сказал Линде чистую правду. Он не умел любить и не знал, как правильно это надо делать. Он знал много способов допросов и умел выбивать чистосердечные признания из самых отпетых мировых преступников, но он не знал, как назвать те чувства, которые одолевали его в последнее время. Эмоции любви в работе детектива были бессмысленны. Лоулайт использовал свою альфа-сущность только в редких и очень сложных ситуациях, потому что многим бетам и омегам просто не нравился его запах, как и внешний отталкивающий вид. Если рассматривать с научной стороны этот вопрос, то любовь всего лишь химическая реакция, выброс эндорфинов в кровь. Можно ли тогда сказать, что он испытывает чувство влюблённости к шоколаду? Ему нравится всё, что содержит сахар, потому что сладкое требуется ему для работы головного мозга. Он подумал, что любовь к шоколаду и любовь к кому-то неправильно сравнивать, ведь сила любви может творить с людьми как прекрасные, так и ужасные вещи. Был в его практике много лет назад один запоминающийся случай, когда Эл искренне не понимал нелогичного поступка одного из подозреваемых в убийстве владельца прибыльных виноградных плантаций, когда тот взял всю вину на себя. В своих рассуждения альфа пришёл тогда к выводу, что мотив убить одного из известных виноделов в мире и не самого хорошего человека, мог быть у жены, которая нашла своего мужа мёртвым в одном из их винных погребов. Судмедэксперты прислали ему отчёты по вскрытию и результаты из лаборатории, на основе чего он подтвердил свою догадку о том, что в одну из бутылок заранее был введён сильнодействующий яд. Его догадка оправдала себя, потому что все собранные тогда им и полицией улики указывали на овдовевшую омегу. У него под подозрением был один альфа, который являлся другом той семьи. По словам рабочим, альфа часто наведывался в отсутствие хозяина дома к его жене и слишком долго по времени оставался на чай. Когда под конец расследования этот альфа сознался в убийстве и рассказал перед камерой весь свой план по убийству, который тот вынашивал многие годы, он ему не поверил, в отличие от полицейских, с которыми он тогда сотрудничал. Ему было любопытно знать, что двигало этим взрослым, обеспеченным и здравомыслящим альфой, которому светил не малый срок. Ответ подозреваемого поверг его в настоящий шок, когда детектив заговорил с ним искажённым металлическим голосом в камере допроса. Он сказал, что счастье его любимой омеги важнее его собственного. Альфа был готов вместо неё сесть в тюрьму с мыслью, что она будет свободна от этого узурпатора, который пил её кровь на протяжении десяти лет брака. Дело вскоре закрылось, и он позабыл о разговоре с тем мужчиной до сегодняшнего дня. Чтобы спустить напряжение и удовлетворить потребности своего тела, Лоулайт несколько раз в год посещает элитные публичные дома, занимаясь сексом с понравившимся омегой в полной темноте. Альфа платит хорошие деньги владельцам подобных заведений, чтобы его пребывание так и оставалось инкогнито, а конфиденциальная информация не выходила за пределы здания. Наведываясь в такого рода заведения, которые до сих пор не одобряет его помощник, он выбирает хастлера под видом преуспевающего бизнесмена, который не хочет огласки для прессы. Каждый раз это были разные омеги. Ему было всё равно, с кем выпустить пар. С женщиной или с мужчиной, у него не было особых предпочтений в выборе партнёра на ночь. Удовлетворение сексуальных потребностей своего организма было единственной целью посещения таких мест для более эффективной работы его гениального мозга. Ему было безразлично, получит он или стонущий под ним омега удовольствие от их близости. Он просто был таким, какой он есть. Эл хорошо понимал, что подобного рода одноразовые связи не вызовут у него привязанности и именно этим они ему и нравились. Все омеги, с которыми детектив за свои прожитые годы проводил ночи, были совершенно чужими для него людьми, чувства которых совсем не волновали его. Альфа не хотел к кому-то привыкать, чтобы потом полностью зависеть от этого человека. Если он скажет кому-то, что тот для него важнее самой жизни, это будет подтверждением того, что он помешался на этом человеке и уже не может принимать разумных решений. Он не собирается загонять себя в такую ловушку, потому что ещё находится в здравом уме и знает, что привязанность может принести ему только боль. — Смотри, куда идёшь, слепой придурок! — неожиданно вырвали его из глубоких раздумий резкие слова раздражённого парня со светлыми до плеч волосами, в которого он по чистой случайности врезался и даже этого не заметил. Лоулайт только от недоумения успел приоткрыть рот, потому что не мог поверить тому, что видели его глаза. Ему на мгновение померещилось, что это сказал ему не незнакомый бета, от которого исходил лёгкий запах алкоголя, а юный гений, любящий сыпать на него оскорблениями, когда дело доходило до драки и последующему валянию по полу с разгромом всей комнаты. Несколько раз моргнув глазами, чтобы сбросить наваждение, альфа увидел, что человек, в которого он врезался, уже успел уйти и идущие ему навстречу люди начали тихо шептаться, от чего ему стало неприятно, что такое вообще с ним могло произойти. Его мало волновало мнение общества о том, что он делает или говорит. Чувствовать себя в толпе белой вороной было для него невыносимо, и хотелось просто испариться на месте под десятками взглядов в его сторону. Быстро и рвано зашагав дальше по набережной, опустив голову, но так, чтобы видеть, что у него под ногами, Эл продолжил идти к станции метро в желании поскорее попасть в свой защищённый от людей номер отеля, где только там он будет чувствовать себя в полной безопасности. То, что случилось с ним недавно, было тревожным звонком. Его безошибочная интуиция кричала об этом, как о последствии вызванных поздней омегой в нём новых неизвестных чувств. Детектив не хотел паниковать раньше времени, но держать себя в руках с каждым днём становилось всё труднее, как и чувствовать завывания своего внутреннего зверя, который томился в его теле, как в железной клетке. — Снова притворишься, что всё хорошо. Стараясь улыбаться, но в глазах скрыта боль. Что ты пережила, я понимаю как никто другой, но боль в сердце не даёт сказать ничего. Что с чувствами к тебе поделать, я не знаю. Ты, как сильный ветер, перевернула всё в моей душе. Может быть, я все те дни и года, не зная того, ждал одну тебя. Тщетно пытался быть безразличным я. Чем больше сторонился, тем сильнее тосковал. Но больше не могу держать в себе все эти чувства. Ты звёздным светом во мглу моей души вдруг пролилась. Может быть, ты вошла в мою жизнь, чтоб счастье я смог, наконец, найти, — остановившись недалеко от небольшой толпы народа, Эл повернул голову туда, откуда до его слуха донеслись слова песни, которую исполнил с плюшевым медведем и шарами в руках темноволосый парень, стоящий перед растроганной его поступком красноволосой девушкой, которую он уже сегодня видел за одним из столиков, где он пил с Линдой кофе. Наблюдая со стороны за тем, как девушка приняла подарки от, скорее всего, своего бывшего парня, и кинулась со слезами радости на глазах в его объятия, Лоулайт странно чувствовал себя. Почему-то видеть счастье других было ему не то чтобы неприятно, это вызывало в нём грусть. Собравшиеся вокруг воссоединившейся пары зеваки умилялись увиденному, снимали всё на фотокамеры, чтобы потом рассказывать об этом событии знакомым, как о части их экскурсии по городу. В отличие от всех этих людей, альфа думал над тем, что чувствовал бы этот парень, если бы девушка по известным только ей одной причинам отринула его чувства. Ему было бы неловко, а его признание звучало бы убого? Был ли этот парень уверен в том, что его бывшая девушка не откажет ему и простит его? Нервничал ли он, собираясь прилюдно заявить ей о своих чувствах? Он не знал ответы на эти вопросы. Отвернувшись от толпы, Эл возобновил шествие по набережной, освещённой уличными фонарями, которые были соединены между собой зажжёнными гирляндами. Он чувствовал, как с дождливого серого неба стали падать первые капли и он за весь день впервые пожалел о том, что не взял с собой купленный в аэропорту зонт с твёрдой деревянной ручкой. Может быть, это было даже к лучшему. Осенний дождь смоет все его тревожные мысли, которые не покидали его все эти тяжкие дни. Внезапно Лоулайт подумал о том, чем сейчас занят его единственный подозреваемый по делу Киры. В последний раз, когда детектив видел омегу, тот входил в эструс, и у него скоро должна была начаться первая течка. Его напарнику по делу придётся привыкнуть к этому, ведь это было частью его природы. Во время течки омеги теряли ко всему интерес и почти не ели. У них было только одно желание, которое они старались исполнить всеми возможными путями. Туманящее рассудок желание совокупиться с кем-нибудь и чаще всего омеги выбирали себе в партнёры именно альф. Беты не могли, как альфы, в течку повязать омегу узлом, что в большинстве случаев приводило к созданию новой ячейки общества. Неприятно было признавать, но в глубине души детектив боялся, что может не сдержаться и наброситься на молодого омегу. Ему даже не хотелось рассматривать такой вариант, где Ягами Лайт мог сам, пойдя на поводу своей пробудившейся омежьей сущности, принудить его к половому акту. Галлюцинации с возможными сценами жарких ночей с красивым, умным, пластичным и очаровательным омегой уже не позволяли ему не только пару часов поспать, но и лишали возможности поработать над мелкими и не настолько интересными, как расследование убийств Киры, делами. Мысль о том, что он слишком увлёкся главным подозреваемым, начинала вгонять его в настоящую панику. Эл привык быть один. Он не стремился завести с кем-то близкие отношения и даже никогда не задумывался о создании семьи. Ему это было не нужно. Детектив ценил уединение и покой, ему нравилось слышать шум работающих компьютеров и сидеть в почти пустой небольшой комнате на полу, положив одну руку на притянутую к груди ногу, когда он пытался создать у себя в голове логическую цепочку, которая помогла бы ему отсортировать в уме имеющуюся информацию о новом деле. Ватари регулярно приносил ему сладкое и чай, был его доверенным лицом во время диалогов с мировыми спецслужбами. Этого было достаточно. Лоулайт был давно отделён от людей и социума. Ему не было надобности забивать свою голову ненужными для него вещами, которые не представляли значимость для выполнения работы всей его жизни. Пока где-то на земном шаре представители его вида встречались, влюблялись, женились и разводились со своими парами, он ловил опасных преступников и делал мир лучше. Он вносил в него свой вклад, оставлял в истории свой след, как бы эгоистично правительственные спецслужбы не трактовали в прессе и внутри своих секретных организаций его работу и заслуги перед обществом. Даже его старая знакомая, которая всегда говорила людям правду прямо в лицо, не отрицала того, что он полон недостатков. Эл и не собирался её в этом разубеждать. Он прекрасно знает свои сильные и слабые стороны. Его грубая и безрассудная прямота, с которой он разговаривает с работниками полиции, может не только оттолкнуть от него слуг закона, но и противоположный пол. Временами альфа может быть упрямым и поступать так, как считает нужным, даже если с его решением не согласны другие. У него было плохо с чувством юмора и его смех вряд ли понравился бы бете или омеге, если бы они услышали его в приватной обстановке или на улице. Каким бы отталкивающим, неуклюжим и слегка пугающим он не выглядел, он ясно понимал, что в его случае существует самый низкий процент того, что в мире найдётся человек, который сможет разглядеть за всем этим фасадом его ранимую и чуткую натуру. Возможно, его помощник был не так уж и неправ, давно сказав ему, что когда-нибудь он пожнёт то, что посеял в прошлом. — Сегодня не празднуется Новый год. Не время дарить покрытые шоколадом конфеты в форме сердца. Не первый день весны, петь нечего. На самом деле, это просто очередной обычный день. Ни апрельского дождя, ни цветения цветов. Не свадебная суббота в июне месяце. Но что это – это нечто настоящее, состоящее из этих трёх слов, которые я должен тебе сказать… — присев от усталости на свободную лавочку и положив на свои скрещенные на коленях руки подбородок, Эл уставился в пространство перед собой, краем уха слыша отрывок из старой песни со стороны какого-то паба, которую он когда-то давно точно слышал. «Если мои чувства к Лайт-куну действительно являются любовью, это значит, что я должен доверять ему и верить словам о его непричастности к убийствам преступников? У Киры-куна нет права решать, кому жить, а кому умереть. Я всё ещё его подозреваю. Я уверен в своих выводах, но Лайт-кун никогда не признается» — с тоской размышлял Эл, не обращая внимания на то, что он промок до нитки и, если не поторопится добраться до станции метро, то может, в самом деле, слечь с сильной простудой. — Не расцвет лета, не тёплый июль. Нет полнолуния, чтоб осветить нежную августовскую ночь. Нет осеннего бриза, нет падающих листьев. Ещё даже не время птицам улетать в тёплые края. Не солнце в Весах, не Хеллоуин. Не время выражать благодарность за всё рождественское счастье, что ты приносишь. Но что это – хотя старо, настолько ново, что наполняет твоё сердце так, как никакие три слова никогда не смогут… — проникала в его сознание медленная и тягучая песня, которая, как и усилившийся проливной дождь, не могла снять камень с его души. Лоулайт отчётливо помнил, с каким выражением на лице смотрел на него молодой омега в их последнюю встречу. На его лице читались страх и непонимание. Как же некстати он тогда столкнулся с ним в дверях лифта. Его подозреваемый был рядом с ним после ночного кошмара, обнимал его в желании утешить. В тот момент альфа чувствовал спокойствие и безмятежность, ведь на него смотрели широкие ореховые глаза напарника по делу, тёмно-русые волосы которого были похожи на сладкую карамель. Даже аромат карамели в выпитом им сегодня кофе не мог сравниться с глубиной и внутренним светом его магнетических глаз. От мысли, что его обидные слова заставили эти выразительные глаза грустить и наполниться слезами, у него начинали внезапно трястись колени, а сердце сжималось от боли. Ему доставляло удовольствие видеть, как эти большие невинные глаза блестели во время их словесных пикировок, как становились задумчивыми, стоило их обладателю встретить трудную задачу. А когда эти самые глаза горели во время пришедшей японцу в голову идеи, он не мог оторвать от него взгляда. Это было так прекрасно, что на несколько долгих секунд он забывал, что ему нужно дышать. Эл постоянно хотел знать, о чём думал юный гений, ему нестерпимо хотелось заглянуть в его глаза и увидеть, как устроен его мозг. Он редко мог провернуть такой трюк, потому что на него итак косо посматривает не только отец молодого дарования, но и остальные следователи. «Кто они такие, чтобы судить меня за это? Я такой же человек, как они. Да, я превосхожу их всех вместе взятых в умственном плане, но что касается умения выражения эмоций, здесь мне может дать фору даже Мацуда. Какая речь может быть о влюблённости в кого-то, если я не могу принести извинения должным образом тому, кого ранил своими словами? Меня не мучает совесть, когда я извиняюсь перед кем-нибудь. Я знаю, что я не виноват, но таковы нормы приличия. А сейчас я очень сильно чувствую себя виноватым перед…Лайт-куном» — медленно и немного грустно думал Эл, не замечая, как его зубы начинали стучать от холода. Нащупав озябшими руками в кармане своего пальто мобильный телефон, Эл прикрыл ладонью экран, чтобы на него не попали крупные дождевые капли. Сомнения начали грызть его, и детектив уже засомневался в правильности своего решения сделать телефонный звонок. Он не знал, сколько времени гипнотизировал взглядом экран гаджета, пока не набрался смелости не с первого раза, но набрать озябшими пальцами знакомый номер, теряясь в догадках, ответит ли на его звонок японец или нет. Двумя пальцами приложив мобильный телефон к уху, альфа стал внимательно вслушиваться в длинные гудки, чтобы не пропустить момента, когда послышится голос омеги, который после всего случившегося может вообще не слушать его и просто положить трубку. Чувствуя, как паника начинает набирать обороты, он стал нервно грызть по привычке ноготь большого пальца, не замечая после минуты звонка металлический привкус во рту. — Алло? — после томительного ожидания раздался в телефоне томный голос младшего Ягами, услышав который, из его головы моментально вылетели все мысли. — Кто это? — задал новый вопрос омега, а он никогда не мог подумать, что юный гений может так сексуально разговаривать. — Это…я, — тихо и немного нерешительно выдавил из себя Эл, который успел весь напрясться, как и его внутренний альфа, навостривший уши. — Что ты хотел? — растягивая гласные, спросил Лайт, и ему на миг показалось, что омега под конец издал звук, похожий на довольное урчание. — Я хотел…Лайт-кун должен знать. Я думал об этом и мне важно это ему сказать. По правде говоря…я… — от волнения сбивчиво начал говорить Эл, пытаясь собрать мысли в кучу. — Что…ты? — выжидательно протянул младший Ягами на другом конце провода, сделав длинную паузу. — Я позвонил Лайт-куну, чтобы сказать, что…. — стучащими от холода зубами произнёс Эл, в горле которого стоял неприятный комок. — …я люблю тебя. Я просто позвонил, чтобы сказать, как сильно ты мне небезразлична. И я говорю это искренне от всего сердца, — достигла его ушей песня со стороны открытого шумного паба и то, что он собирался сказать японцу, просто выветрилось из его головы. — Что ты хотел мне сказать? — протяжно вопросил после длительной паузы на другом конце телефона Лайт. — …Мне жаль, — слетели необдуманно слова с языка Эл, и после этого наступило долгое и натянутое молчание, от которого ему становилось некомфортно. — Тебе…жаль, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, повторил за ним тяжело дышащий омега. Он непроизвольно сглотнул, готовясь к самому худшему с по-детски зажмуренными глазами. — Знаешь, куда засунь своё «Мне жаль»?! — с прерывистым дыханием лилейным голосом рыкнул юный гений. — Лайт-кун… — попытался было оправдаться Эл, как его бесцеремонно перебил подозреваемый, не дав вставить ни слова. — Заткнулся, — гортанно зарычал младший Ягами и даже поскуливающий внутри него альфа послушался приказа. — Что ты за альфа такой...раз не можешь набраться храбрости...сказать мне это в лицо? — растянуто и с шумным вздохами то ли спрашивал, то ли констатировал японец. — Мне действительно очень жаль… — убрав палец ото рта, с виноватой интонацией монотонно пробормотал Эл, открыв глаза и положив руку на согнутые колени. — Я знаю, что я нагрубил Лайт-куну. Я очень сильно сожалею об этом. Я не прошу его простить меня, но я хочу, чтобы он знал, что я не хотел его обидеть…только не Лайт-куна, — опустив голову на колени и обняв их одной рукой, пробубнил он, с большим трудом сдерживая поток слёз и чувствуя себя как никогда голым после телефонного признания. Когда Лоулайт услышал короткие гудки, до его сознания дошло, что расстроенный омега закончил телефонный разговор. Из-за терзающего его чувства вины он выставил себя не только полным идиотом, но и слабым альфой, которому не достаёт храбрости принести искренние извинения, глядя в лицо собственному подозреваемому. Детектив не заметил, как стал давиться катящимися по щекам тёплыми слезами, которые контрастировали с холодными каплями дождя. Ему не было так плохо даже тогда, когда он случайно столкнул на пол свой праздничный торт, желая добраться до упаковки лакричных конфет. Ему были не нужны эмоции, которые только всё портили. Он не умел доносить до других свои чувства. Он каждый день играл в салки со Смертью, не боясь сразиться в битве интеллектов с сильным противником, но не может должным образом объясниться с омегой, чувства которого он ранил. Это всё было не для него. Вот почему он всегда будет один. — И долго ты собираешься тут сидеть? Ты весь промок, Рюдзаки, — раздался поблизости ласковый голос его подозреваемого, который буквально выдохнул его фальшивый псевдоним на одном дыхании. Эл пришёл к неутешительному выводу, что теперь у него были и зрительные, и слуховые галлюцинации. Альфа признавал, что сейчас он очень сильно нуждался в Ягами Лайте. Ему непреодолимо хотелось уткнуться носом в сгиб его шеи и вдохнуть восхитительно прекрасный ягодный аромат с нотками голубой розы и ванили. Ему хватило бы меньше минуты, чтобы успокоить своего внутреннего зверя, который в данный момент как будто сорвался с цепи. Ему было необходимо прикоснуться к омеге, которого просто не могло быть с ним в одном городе. Ему нужно было разобраться в том, почему при виде именно этого омеги его пульс учащается. Его желания так и останутся неосуществлёнными. — Ты оторвёшь сегодня свою задницу с этой лавки или нет, больной придурок?! Ты хочешь, чтобы я простудился и слёг с температурой, тупоголовый недоальфа?! — почувствовав неслабый удар по голове чем-то тяжёлым и мокрым, он вновь услышал гневный голос подозреваемого, который местами сменялся то ли на мурлыканье, то ли на рычание. — …Лайт-кун? — охнув от боли и подняв голову, шокировано сказал Эл, встретившись глазами с хрипло дышащим омегой, который с силой сжимал в руке чёрный зонт с деревянной ручкой, в точности похожий на тот, который он приобрёл в одном из магазинов аэропорта. — Что Лайт-кун здесь делает? — с поистине детским непониманием спросил он, не веря своим собственным глазам. — Жду, когда ты, наконец, поднимешь свою пятую точку! — сердито рычал младший Ягами, сверху вниз смотря на него суженными светло-карими глазами. — Лайт-кун должен сейчас быть в Японии. Как он тут оказался? — с чистым недоумением снова задал вопрос Эл, испытывающий смешанные чувства. Его внутренний альфа восхищённо завывал при виде молодого гения, источающего манящий аромат течного омеги. Детектива внутри него больше волновал вопрос, как главный подозреваемый по делу Киры находился сейчас не в его Токийской штаб-квартире, а прямо перед ним со злым лицом и хриплым дыханием. Пройдясь блуждающим взглядом по одежде, в которой был парень, Лоулайт про себя отметил, что тому очень шло чёрное строгое пальто с завязанным поясом, которое подчёркивало его спортивную фигуру. Внезапно из размышлений его выдернул громкий и рассерженный голос омеги, глаза которого стали странно блестеть. — Связал Ватари-сана и оставил в одиночной камере, а сам взял фальшивый паспорт и приехал сюда, чтобы сменить внешность и имя. Конечно же, нет, тупоголовый ублюдок! Я здесь вместе с Ватари-саном и уже ужасно замёрз, пока отвечаю на твои идиотские вопросы! Ты не можешь мне их задать в машине, альфа недоделанный! Это всё из-за тебя! Уехал он, видите ли, по делам! Да мне плевать с высокой колокольни на твои дела! Как ты мог оставить меня одного, пообещав, что поможешь мне?! Где твоя чёртовая помощь, благодетель ты мой?! Совесть тебя только спустя три дня замучила?! Я думал, что ты не похож на других альф, а ты такой же, как они! — прикрыв руками голову и лицо, детектив был ошеломлён тем, что японец принялся бить зонтом по всем частям его тела, до которых мог дотянуться. Приглушённо шипя себя под нос, Эл стоически терпел неслабые удары, которые преисполненный гневом омега сопровождал вылетающими из его рта оскорблениями. Только через несколько минут удары неожиданно прекратились и он смог с облегчением выдохнуть. Детектив был абсолютно уверен в том, что после этого избиения его же зонтиком на его коже появятся синяки, которые не скоро сойдут. Ему ещё не приводилось испытывать стыд за то, что его побил омега, который был не таким уж слабым и хрупким, как он до этого думал. Лоулайт услышал громкие всхлипывания, заставившие его сердце снова сжаться. Опустив руки и посмотрев на молчаливого омегу, он увидел, что тот прикрыл ладонью рот, чтобы заглушить собственные рыдания. Ему тоже захотелось заплакать. Не отдавая отчёт собственным действиям, альфа поднялся с лавочки и, игнорируя боль по всему телу, приблизился к трясущемуся парню, заключив его в свои крепкие объятия. Больше не в силах сдерживать инстинкты, он опустил свой нос к открытой шее дрожащего омеги и глубоко вдохнул его великолепный запах, по которому он последние три дня сходил с ума. Он с лёгкой улыбкой заметил, как по телу обнявшего его в ответ японца пробежали мурашки, а с его пухлых губ сорвался глубокий стон. — Больше никогда не оставляй меня одного. Если так поступишь, я не прощу тебя, — хрипло прошептал ему на ухо Лайт, который стал тереться носом об его щёку и шею, часто и шумно вдыхая ртом воздух. — Обещаю, — прикрыв глаза, тихо пообещал Эл, с наслаждением втягивая понравившийся запах за ухом подозреваемого, опаляя его тёплым дыханием. В голове Лоулайта было много вопросов по поводу того, как Лайт нашёл его в этом большом городе и почему он приехал в Лондон вместе с его помощником. Сейчас альфа внутри него был в щенячьем восторге от возможности прикоснуться к омеге, о котором он всё время думал и по которому успел соскучиться. Беспокойство, боль и страх, которые захлестнули его, исчезли, а в глубине сознания стала распространяться та влюблённость, которую заметили в нём другие. Он не умеет подбирать нужные слова и показывать свои чувства, но это не говорит о том, что он не может научиться любить.