365 дней в Цитадели

Утром, практически сразу после общего собрания во дворе и очередной порции угроз, мечей отправили на разные задания. Первый отряд переформировали, в него вошли Ямабуши, Нихонго, Додануки, Кашуу, Шокудайкири и Соза, их отправили на задание зачищать армию ретроградов в Эдо. Второй отряд был отправлен в экспедицию, в него вошли Гокотай, Саё, Урашима, Хонебами и Мидаре. Остальных отправили работать в поле и разбирать последствия вчерашней непогоды. Урожай уцелел не весь. Некоторые части полей были придавлены ветками, дождь вымыл землю и колосья пшеницы, что смогли устоять, оказались с обнаженными корешками. Остальная часть поля лежала, касаясь головами земли, из большей части колосьев ветром вырвало зерна. Крыша Цитадели тоже пострадала, несколько тяжелых веток проломили окна и разрушили черепицы на восточной стороне здания. Уставшие после вчерашних нагрузок мечи еле передвигали ноги и тихо постанывали от судорог сковавших ноги. Но отрываться от работы было нельзя, надзиратель внимательно следил за каждым, иногда угрожая пронзительным свистом своей отравленной трости. В комнате, где были заперты Хасебе и остальные тоже было неспокойно. Мечи с ужасом стали осознавать, что начали терять ход мыслей, их слова становились запутанными и невнятными, местами менялись слоги в словах, появилась сильная головная боль. Единственный, кто оставался в здравом уме был Намазуо, но он совершенно не представлял, что сможет сделать в этой ситуации. — Постарайтесь, ребята, — подбадривал он, — Мастер скоро придет и спасет нас, пожалуйста, доверяйте ей! — Кто это? — спросил Хасебе, держась за голову, — Что за Мастер? Намазуо содрогнулся и шумно приземлил руки на половицы: — Ты совсем не помнишь ее? Это же наш Мастер, Санива! — Я помню девушку, — прошептал Цурумару, — Но я не помню ее лица. Она была красива? — Она была сильной, — вставил слово Иватоши, — Она могла поднять сразу десять коробок и носила их туда-сюда со второго на первый этаж… — Нет же! Это она тебе поручила отнести сначала коробки наверх, а потом отнести по коробке в каждую комнату, в них были вещи, ты что не помнишь? Это ты нес десять коробок! — Нет же, я точно помню, что в этой Цитадели Санивой был мужчина, — задумался Хасебе, — Я ненавидел его. Он хлопал себя по коленке и пел, когда напивался и называл себя Тем, Кто Объединил Мир… — Это Нобунага, ты все перепутал! Ты теперь человек и живешь в Цитадели, наш хозяин девушка Санива, ты всегда ругался, что она разбрасывает вещи в кабинете и почти не отдыхает от работы! — взвыл Намазуо и начал стучать себе по голове, — Как же вы можете забыть это! — Мы мечи. Я помню только это, — сурово и тихо произнес Цурумару, — Белый окрашиваем красным, несем смерть… Намазуо вжал голову в плечи и отодвинулся от пугающего похолодевшего Цурумару: — Мастер же сотню раз говорила, что теперь мы люди, мы больше не… — Не было никакого Мастера, — так же сурово отозвался Хорикава, — Мы мечи, не справившиеся со своим долгом. Не более. Намазуо забился в угол и начал судорожно думать, как вернуть ребят в чувство. Остальные сидели тихо, тяжело дыша и вцепившись в одну точку взглядом, в маленькую щелку окна, через которую бил утренний свет. Они всматривались в него и щурились, будто свет жжет их глаза, а над их головами стала проявляться непроглядная черная дымка, пахнущая порохом и кровью. Они сидели и покачивались из стороны в сторону, шумно выдыхая носом воздух, словно свирепые буйволы, их спины начали выгибаться дугами и постепенно вздохи сменились животным гортанным рыком, настолько низким, что звук отдавался у Намазуо в грудной клетке. Их пальцы на руках растопырились и там, где были красные полосы от трости стала проступать мертвенно бледная, словно бумага, кожа, сухожилия и кости стали деформироваться и с тихим треском обнажили посеревшие кости. Их глаза перестали отблескивать живым светом и радужку глаз заволокла тьма, безразличной пустотой лишающая их зрения. Их волосы поднялись от корней, будто это больше не мягкий человеческий волос, а жесткая звериная шерсть, и белая твердеющая корка поползла от кончиков причудливыми узорами. Тоширо заскулил и тут же закрыл рот рукой. Ватные ноги унесли его к маленькой дверце, за которой находились небольшая бутылка с водой и ведро, выделенное им под туалет. Его друзья никак не реагировали на шорохи, лишь пустыми черными глазницами впивались в льющийся из окна свет. Мальчик достал из кармана телефон и бросил в первый попавшийся диалог: «они становятся ретроградами».

***

Крыша практически была отремонтирована, вернуть на место пару черепиц и Цитадель как новенькая. Канесада старательно заделывал щели, прикрепляя осколки черепиц друг у другу какой-то клейкой жидкостью, Миказуки осторожно подметал щеточкой лишний мусор и упавшие на крышу листья. Крыша была еще влажной и довольно скользкой, но мечи ловко поддерживали друг друга, не давая упасть. Когицунемару вместе с Касеном и Никкари неторопливо подметали крыльцо и собирал листья и прочий мусор в большие пакеты, которые Отегине с легкостью уносил к воротам по несколько штук за раз. Яматоноками и Ичиго вместе с младшими работали в поле. Старательно выкапывали побитый урожай и откладывали то, что еще можно было спасти. Ичиго обеспокоенно старался помочь одновременно всем, хотя сам едва стоял на ногах. Ясусада же брался за работу потяжелее, относя ящики с овощами и тележки с мусором к главным воротам. Иногда ему на помощь приходил Хонебами. Яген же обходными путями смог улизнуть и попасть в свой кабинет, который ныне был заперт Повелителем, через окно. Из тайника он вытащил телефон и с ужасом обнаружил сообщение от Намазуо. Вооружившись всеми своими конспектами, он, стараясь быть как можно тише, внимательно изучал содержимое своих запасов с медикаментами. Труба, оглашающая отбой, прозвучала только после захода солнца. Утомленные и грязные мечи с ужасом думали, как сейчас лягут спать, не имея возможности помыться — онсен и душевые были заперты и посещать их не разрешалось. Даже в туалет ребята должны были отпрашиваться через унизительное преклонение своему господину. Огород был самым пострадавшим местом в Цитадели и несколько дней мечи занимались только им. Каждый день они находились в грязи, таскали тяжести, не имели возможности попить чистой воды и ели только тайком, что удалось вытащить из мусорной кучи. Многие совсем обессилили и едва переставляли ноги, а над ухом постоянно свистела жестокая хозяйская трость. Отряды отправленные на задания так и не возвращались. Настроения в Цитадели были не самыми позитивными. Многие мечи решили, что Мастер действительно бросила их, раз так и не ответила на их зов о помощи. Конноске тоже так и не объявился. Сил сопротивляться не осталось совершенно, а многих, ко всему прочему, одолело горе по тем, кто так и не вернулся со своих заданий. Из-за грязи и недоедания у многих начали проявляться незнакомые до этого болезни. Кто-то покрывался язвочками, которые от грязи только сильнее гноились и вспухали, кто-то страдал расстройством желудка. Те, чьи тела выглядели более юно, переносили такие условия легче. Сильнее всего страдали более старшие мечи, в особенности Миказуки Мунечика, не привыкший ни к лишениям, ни к большим нагрузкам. В одну из ночей вновь раздался оглушающий рев трубы. Мечи испуганно высыпали во двор. Там их ждал Повелитель мечей и от него исходила настолько мрачная пелена дыма, что запах пороха просачивался в ноздри даже тем, кто стоял от него далеко. Одной рукой он за волосы держал стоящего на коленях Муцуноками, а второй рукой угрожающе тряс тростью прямо перед его лицом. — Посмотрите в лицо этого мерзавца! — раздался оглушительный низкий голос, заставивший всех вздрогнуть от ужаса, — Запомните эту дерзость на его лице! А также постарайтесь запомнить, как она исчезнет! — Ты не запугаешь меня своей палкой, — огрызнулся Музуноками и вывернувшись из цепкой хватки плюнул Повелителю прямо в лицо. На строгом суровом лице не дернулся ни один мускул. Черным рукавом своей одежды, он грациозно обтер свою щеку и с силой приложил Ёшиюки головой о деревянную ступеньку. — Знаю, что болью тебя не проймешь, — прошипел Повелитель, — Но все вы, гордецы, слабы перед унижениями. Смотри-ка, кто стоит во-о-он там. Не то, чтобы твой враг, но как часто вы спорите с Изуминоками Канесадой. Как часто ты, верный меч Сакамото Рёмы, доказывал ему, что его хозяин Хиджиката Тоширо был не прав в своих взглядах. И что же станет с тобой, если тот, кого ты так ненавидишь, увидит твоё унижение? Как быстро это сломает тебя? Глаза Муцуноками заволокла красная пелена. Инстинктивно сердце забилось быстрее, разгоняя кровь, позволяя страху овладевать сильнее и сильнее. Резким движением огромная рука Повелителя содрала с Муцуноками одежду. Он оказался практически полностью обнажен и от этого чувствовал себя еще более беспомощным. Повелитель бросил его на деревянный помост, перевернул его, заставив облокотиться грудью на край, пинком согнул его ноги в коленях, облокачивая их на ступеньку ниже и наступил на лопатку не давая подняться. Черная дымка соскользнула с его ступни и едва видимой пеленой окутала тело Муцуноками, полностью его парализовав. В редких лохмотьях своей одежды, парень был прижат ухом и грудью к помосту, держась руками за его край и склонившись, в колени же впивалась нижняя ступенька. — Эй, что бы ты не собрался делать, я разделю это с ним! — раздался громкий голос из толпы. Отмахиваясь от останавливающих его жестов других мечей, к помосту продвигался Изуминоками с непоколебимой решительностью в глазах. — Прекрасно… — протянул низкий голос и следующим мгновением метнулся к Изуминоками, затаскивая его за грудки к себе и роняя на колени рядом с парализованным Муцуноками. Канесада гордо поднял голову и, самостоятельно стянув с себя одежду, опустился грудью на помост рядом, схватившись руками рядом за край. Длинный хвост трости засвистел над их головами и оба парня инстинктивно сжались, ожидая удара, но того не последовало. Вместо этого Повелитель вновь обратился к ним: — Что ж, я думал оставить парочку красивейших следов на ваших спинах, чтобы они напоминали вам о моих золотых трех правилах еще долгие месяцы, но я передумал. Я высеку ваши задницы, словно маленьких сопляков за детский проступок. Самурайские души в ваших жалких телах не выдержат такого позора и тогда я с радостью посмотрю на ваши собственноручно вспоротые животы! Трость буквально загудела в воздухе и приземлилась поперек ягодиц обоих мечей. Тихонько зашипев оба многозначительно переглянулись. В глазах Муцуноками, залитых кровью, стекающей из раны на лбу, загорелась очередная безумная идея. Со следующим ударом, пока Изуминоками гордо терпел, Муцуноками же завопил. Настолько громко, насколько мог, наигранно, преувеличенно и жалостливо. Канесада опешил от такого действия, остальные мечи тоже были сильно удивлены. Со следующим ударом Муцуноками повторил это и подмигнул Изуминоками, чье лицо покраснело от сдерживаемого стона. Когда трость в очередной раз приземлилась, оставляя новый след на деликатном месте, Изуминоками точно так же наигранно взвыл. Удары стали сыпаться чаще и становились сильнее, парни, покрываясь испариной и стараясь не поддаваться боли, решили накричаться вдоволь и каждый удар сопровождался таким истошным криком, какие только могли издать их рты. Главные ворота Цитадели скрипнули. На пороге выросла фигура человека. — Что бы здесь ни произошло, остановить это! — раздался знакомый женский голос. Впереди перебирал маленькими лапками лисенок, сжимающий свиток бумаги во рту. Мечи с удивлением узнали в отдаленной фигуре Саниву и Конноске.