— Ты обещал! Ты говорил чт… — Я знаю, что я сказал! Это не твое дело, Ки2!
— Ну, — нерешительно протянул Шрам, чтобы замять напрягающую тишину, — зависит от людей. Если у человека есть хоть какое-то достоинство, он не нарушит свое слово. — Ты нарушал, — прямо сказала девушка, но совсем без укора или обиды, скорее проявляя искренний интерес, пытаясь выявить закономерность. Однако парень, кажется, не распознал невинного любопытства, и Вита услышала нервное сглатывание. Еще пару минут сенсоры могли уловить легкие вдохи, будто он пытался начать говорить, но все никак не решался. — Потому что я был идиотом. — наконец смиренно выдохнул парень. Она собралась что-то возразить, но Шрам торопливо продолжил, — Я вел себя как придурок и признаю это. Сейчас все по-другому. По крайней мере, он постарается, чтобы это было по-другому. — У меня нет данных о том, чтобы подобные вещи как-то влияли на умственные способности, — задумчиво произнесла девушка. Десятки патентов, лаборатория и высшее образование, пускай и не законченное — все это не является признаками «идиота», верно? Он не идиот… Никогда им не был. Это значит, что у него все-таки есть достоинство? Или нет? Что из этого не противоречит словам Шрама? Что из этого не противоречит людям в принципе? — Эм, я не… хм, ладно, хорошо. Я не это имел в виду, — сбивчиво затараторил парень, в попытках найти какую-то глубокую, претендующую на философию мысль, чтобы правильно и точно объяснить, но с усталостью и жарой голова отказывалась придумывать что-то умное. — Окей, может человек и не будет идиотом, но мудаком — точно. Вита даже ненадолго впала в ступор от такого ответа. Она уже снова хотела что-то спросить, но замолкла. — Просто таким лучше не доверять, понимаешь? Нет, не понимает. Вита задумалась ненадолго, а потом выдала, заставив парня остановиться, — Тебе тоже нельзя доверять? Она тут же почувствовала толчок, означающий остановку, а сенсоры вновь уловили тревожные подергивания исходящего от Шрама воздуха. — Почему… Зачем ты говоришь такое? — Я лишь следую твоей логике. Шрам стоял неподвижно некоторое время, пытаясь подобрать слова, но горло начало пересыхать то ли от болтовни, то ли от жара, то ли от постоянных нервных глотков. На секунду парень усомнился в своих же словах. У нее нет никаких оснований доверять ему после того, что случилось. — Это не так. Т-ты можешь мне верить, — выдавил из себя парень, вспоминая бушующую ссору в таверне. Вспоминая огонь, что снова и снова сжигал все изнутри; вспоминая висящее в центре кровавого костра тело, израненное и злыми людьми, и его предательством. Бинты больно надавили на ладони. Он все исправит. Он хочет все исправить. — Почему? Нет причин ему верить. Шрам пытался ответить на простой вопрос, но, казалось бы, идеальные слова моментально выпадали из головы. Они знакомы всего пару недель. Но он ведь ее друг, да? Они прошли вместе так много. Пол пути он был просто обузой. Он хочет ей помочь. Тогда он бы не лгал. Предатель. Предатель. Предатель. — Я… Лжец. Лжец. Лжец. Нет никаких оснований… — Я не знаю… Несколько секунд тишину пробивал только посвистывающий ветер. Шрам, будто опомнившись, решил продолжить двигаться. — Знаю только то, что сейчас я здесь. И я собираюсь все исправить. Вита вопросительно мотнула головой в его сторону. — Я вытащу тебя отсюда, как все будет сделано, — парень наконец впервые за долгое время улыбнулся, пускай и грустно, — я же все-таки обещал. По всем вышеуказанным пунктам у Шрама не было «достоинства». Это то, что только что записала программа: ему нельзя доверять. Однако Вита чувствовала, что тут что-то не так, что-то было неправильно во всем этом. Так много странных и противоречивых вещей крутится в голове, не позволяя отправиться в режим энергосбережения и тихо идти дальше. Он помогает ей, значит ему можно доверять. Он не соответствует данным, заданным ей им же самим несколько минут назад, значит — нельзя. Все это так странно и запутанно. Зачем люди такие неопределенные? В последнее время в ее голове тоже творится беспорядок. Слишком много противоречивых, взаимоисключающих друг друга вещей мечутся в сознании, не давая покоя. У человеческой сути много правил, но проблема в том, что исключений даже из самых строгих условий куда больше, чем прямых утверждений. Тогда почему эти правила вообще существуют? Может, их и не стоит придерживаться вовсе? Значит ли, что алгоритм обратный? Если так… — Я верю тебе, — заключила Вита, после чего парень приостановился на секунду, а потом более резво пошел вперед. Ему она тоже верит. После этих слов девушка почему-то расслабилась. Она не знала, что случилось и что именно было сигналом, но напряжение давящее на голову вдруг исчезло. Вита просто облокотилась на чужое плечо и позволила нести себя в каком-то направлении, которое уже не могла определить с легкостью, как раньше: воды становилось все меньше. Может, оно и к лучшему. — Я часто думаю о том, что будет потом, знаешь? — Более воодушевленно продолжил болтать Шрам, чтобы отвлечь себя от нарастающей жгучей боли в ногах. Она слегка двинула головой в знак того, что она его слушает. — Как думаешь, чем мне стоит заняться, когда все это закончится? О! А что бы ты делала на воле? В титановые конечности снова ударило напряжение, и они будто начали весить в разы, в десятки раз больше. На воле? — Эй! А что, если бы мы могли работать вместе? Ну, ты же разбираешься в технике, да? А я по образованию, хоть и ненастоящему, но инженер! Вита вскинула голову, но парень не придал резкому жесту значения, а только продолжал воображать. Воображать светлую, наконец полную радости и свободы жизнь. Было приятно думать об этом. Каждый раз когда что-то не получается или идет не по плану, ты просто должен думать, что когда-нибудь это кончится. После всех тех жутких испытаний их обязательно ждёт награда — отчего-то он был в этом уверен. — Хм, хотя нет. Ты, наверное, хотела бы заняться компанией твоего э, — Шрам слегка замялся, потому что, как оказалось, совсем не понимал кем ученый ей приходится, — коллеги… Во время его отсутствия. Девушка промолчала. Она редко думала, что будет делать, если миссия пройдет успешно. Что с ней будет, когда Том покинет стены? Или же она отправится с ним следить за его реабилитацией? Хотя нет… Вита вспомнила, почему думает об этом не так часто. Вероятнее всего она и не вспомнит кто такой Том, откуда она взялась, не вспомнит свое путешествие. Ведь комната с оборудованием для перезагрузки все еще там. Все еще стоит в грозном ожидании предстоящей процедуры. Это ее будущее, на котором все закончится. Она об этом знает. Но что насчет… — Слушай! Мы могли бы жить рядом! Как думаешь? — Шрам дружелюбно подтолкнул ее в бок. — Будешь ходить ко мне в гости? Что насчет чужого будущего?.. Вита никогда так не прислушивалась к чужому голосу. У Тома он был всегда однотонный и ровный, с несущественными отклонениями на эмоции (хоть он и утверждал, что от них избавился) — там нечего было слушать. Но сейчас… Еще недавно совсем новый голос плотно засел в русой голове. Чаще всего такой мягкий и дружелюбный. Любознательный и резвый. По какой-то причине её показатели активности значительно подскакивали, находясь рядом. Что-то в нем было заряжающее. Но сейчас этот голос в голове ломается. Хруст в диком крике о помощи пробирает каждую деталь. Вита встряхивает голову, пытаясь выбить дурацкие мысли из запутавшегося сознания. Девушка должна промолчать. Так говорит ей разум. Единственная ее задача — выполнение миссии, передача данных, что лежат на пластиковом флеш-накопителе в ее кармане. — Да, — тихо соврала Вита, ответив суховато и коротко, — конечно же буду. Молчи. Это не твое дело. Закончи разговор. Выполняй протокол, твоя задача — миссия. Не твое дело. Не твое дело. — Тебе… — она не знает, что происходит. Механизм не хочет ее слушать, выбирая не обусловленный логикой вариант поведения. Это говорит не она? Или же наоборот, сейчас говорит не кто иной, как сама Вита? — Не страшно выходить наружу? Парень только усмехнулся, но вот девушка даже не пошелохнулась, будто застыв в напряженном ожидании ответа, — Почему мне должно быть страшно? Это же открытый мир! Столько возможностей! Столько возможностей быть пойманным другими учеными. — Ты уверен, что к тебе хорошо отнесутся? — все еще тихо спрашивала Вита. В голове мелькают страницы конституций всевозможных государств — ничего полезного. Всемирный пакт о правах человека — ни слова про клонов… Ничего нет. Тонкие брови морщились, пока она отчаянно ворошила собственную память, чтобы найти хоть что-то. Что-то, что смогло бы его уберечь от неизвестности — безрадостной, без намёка на хороший расклад событий. Но радостные слова парня снова врезаются в голову и разламывают собой разум. Все светлые, ровные, тщательно уложенные ряды мыслей разрушились, оставляя за собой только мрак, в котором слышны только лязг металла, скрип ремней и крики. — Конечно! Я же человек как и они, верно? Я уверен, что мы найдем общий язык! Нет, не верно. Он не человек. И они об этом узнают. Вита в первый раз за долгое время приоткрыла глаза. Она слабо видела, что происходит, но легко могла разглядеть уверенный голубой отблеск на запачканном лице, который был устремлен только вперед, стиснутые от усталости и боли зубы в расплывшейся азартом улыбке и сморщенный из-за сухого пыльного ветра нос. Девушка долго всматривалась в знакомое, казалось бы ничем не примечательное лицо; выглядел как стандартный клон. Но что-то было в этом образе особенное, что-то такое, что не могли усечь никакие ее сенсоры. Внезапно вокруг стало темно. Только холодные лампы освещали пространство. У Виты откуда-то взялись силы на метание по комнате и поиски выхода, но единственное на что натыкалась девушка — железные полки на цепях, что противно звенели от каждого прикосновения. Она наткнулась на еще одну, но на этот раз стеллаж был тяжелее — это почувствовала Вита, когда пыталась найти опору. Однако перехватываясь, та ощутила мерзкую, неживую мягкость под ладонью, которую тут же отдернула. Слабый свет проливался на неподвижное, уже посиневшее тело, и Вита отпрянула назад. Девушка не прошла и шага, как сзади будто выросла такая же звенящая тяжелая полка. Снова это чувство. Вита знала о нем, уже испытывала подобное раньше: стены давят со всех сторон, конечности отказываются подчиняться, а разум бессильно мечется по темным углам, лишь натыкаясь на вымораживающих внутренности тварей, стремясь сбежать от опасности, которую не может увидеть, но может почувствовать. Она снова рванула вперед от проклятого стеллажа, но почти сразу споткнулась обо что-то тяжелое и мягкое на полу. Глаза устремились вниз и тут же пожалели об этом. Виновником ее падение было очередное тело, но немного непохожее на остальных. Оно было живо. Воспоминания рвали разум на части, лишая последней возможности думать. Вита медленно, не сводя глаз с лица, копией которого были все трупы, заполнявшие комнату, присела рядом. Парень тяжело дышал, вся кожа его была покрыта рубцами и волдырями — пробегалась по своим воспоминаниям Вита. Что-то внутри заставило ее двинуться, и она не могла противостоять этому. Девушка сжала чужую руку, после чего безжизненные глаза поднялись на нее и слабо улыбнулись. Слегка приподнятый в подобии улыбки уголок рта заставил терпение вновь пойти трещинами, рассыпаясь в прах. Все ровные программные строчки вдруг покосились в стороны, составляя другие, причудливые команды, пока Вита обводила глазами измученное, но добродушное лицо. — Я тебя помню, — со стороны парня послышался хрип, — ты хорошая. Ты хорошая. Хорошая. Вита осмелилась посмотреть ему в глаза, но этот спокойный и мягкий взгляд сломал ее окончательно. Спина в судороге сгорбилась, когда девушка прижала ко лбу чужую, холодную и дрожащую руку. Это неправда. Память предательски проматывала самые отвратные сцены — эксперименты. Десятки экспериментов, в которых невинные клоны прощались со своими жизнями на потеху публике. И каждый раз, когда образец оказывался слишком живучим, на сцену выходил иной артист, не появляющийся на публике, что легким движением руки забирала оставшийся в душе клона огонек. Вдруг девушка почувствовала неприятное, скользкое тепло на руках. Приоткрыв глаза, она подскочила, и горячие багровые капли аккуратными лужицами опрокинулись на пол. Чужая конечность окрасилась густым красным цветом, пуская по рукам Виты тонкие, противно-теплые струйки крови. Она попыталась освободить руку, но с каждой попыткой она только все больше и больше пачкалась в алом цвете. В панике девушка посмотрела на лицо в поисках ответов, но после увиденного моментально отвернулась и вжала голову в плечи, приоткрыв рот в смеси ужаса и крайней степени отчаяния. Будь у нее желудок, ее бы точно начало тошнить. Знакомое добродушное лицо оглядывало ее с непритворным любопытством, но на сей раз взгляд не был таким «чистым». Мог быть, если бы не обширный шрам, рассекающий левый глаз. — Все хорошо? — обеспокоенно спросил парень, заметив странный, неестественно напуганный взгляд спутницы, уставленный в одну точку. Вита проморгалась и встряхнула головой, но Шрам все еще мог видеть это странное выражение, которое девушка отчаянно пыталась снять с лица. — Д-да… Вс-се в порядке, — сипло пробормотала девушка, — давай двигаться дальше. Парень лишь послушно кивнул, переложил поудобнее подругу на спину и снова двинулся вперед, но почувствовал, что его руку, которую ранее придерживали для удобства, сжали куда сильнее.***
Том шел по улице, постоянно перекладывая в натертых руках тяжелую сумку полную ранее только инструментов, а сейчас еще и еды. Желудок настойчиво напоминал ученому, что последний раз он ел вчера вечером, но мужчина отказывался смотреть на манящую своим пухлым видом сумку. Сначала дойти до комнаты и там цивильно перекусить, а потом заняться работой. Не будет же он как какое-то грязное зверье есть на улице. Однако видимо его внутренности были против такой идеи, и на улице раздался громкий, унизительно неопрятный рык. Том мог чувствовать, что желудочная кислота уже начала переваривать ближайший белок — его собственный желудок. Он сухо сглотнул, рассчитывая сколько еще идти до главного здания, и результат его не порадовал. Тогда было решено найти ближайшую скамью и все-таки поесть там, однако сколько бы ученый не оглядывал близлежащую территорию, он не мог найти не одной лавки; только асфальтированные дорожки рассекали аккуратный газон, направляя в назначенные точки. Но как только мужчина наткнулся на пару своих роботов-грузчиков, лежащих на бордюре, он вспомнил о причине отсутствия сидячих мест — на них не кому отдыхать. Сам он не любил так долго находиться на улице, чтобы уставать, а роботам отдых не нужен. Наконец мужчина брезгливо покосился на бордюр. Разум настойчиво отказывается от этой идеи, обращая внимание на грязь и пятна на камнях, а желудок отчаянно борется с надоедливой, излишне честолюбивой натурой, но с очередным громким урчанием пищеварительный орган все же одерживает победу, и Том в безысходности сваливает сумку на землю. Скользкая жидкость капнула на руки, и в воздухе завитал щиплющий ноздри запах спирта. Мужчина тщательно обработал руки, вакуумную упаковку сочных колбас с сырной начинкой, ножницы, которыми собирался все это разрезать, а потом посмотрел на блестящее от антисептика содержимое его колен, поморщился и выдавил больше жидкости на руки. Закончив обработку, Том наконец вскрыл упаковку и на сей раз приятный аромат закружил голову, а рот непозволительно быстро заполнился слюной, пока он осторожно вырезал ровное отверстие в упаковке, стараясь удержать это мерзкое звериное желание наброситься на еду. Наконец злосчастный пластик был убран с пути, и Том остался сидеть с открытой пачкой сосисок в руках, вспоминая, что он не прихватил с собой никаких приборов. Ну уж нет… Он не опустится до такого. Серые глаза сверлили нежную темную кожицу, лопнувшую по краям, откуда сочился дурманящий запахом сок, что плотными жирными каплями стекал в упаковку и немного мешался с густой сырной начинкой, которая также нашла путь наружу. Том тяжело сглатывает. Отвратительно. Но рука перестает его слушать и тянется к упаковке, пока ученый мерзко морщится, презирая свои действия. Вскоре мужчина кусает заждавшееся его ароматное мясо, и солоноватый пряный сок тонкой юркой струйкой стекает под язык, проникая все дальше, возбуждая все больше вкусовых рецепторов. Вкус мутит рассудок, распространяя по телу приятные ощущения от губ до самых кончиков пальцев. Голова сдается. Забывая о былой медлительности, Том живо жует и съедает сарделину, затем проглатывает вторую и в конце концов расплавляется с третьей, не сильно заботясь о чистоте рук и рта, а задней мыслью сильнейшим образом порицая все происходящее. Что за дикость… Есть на улице, руками, как какой-то бродяга. Это унизительно… Одурманенный запахом, он слизывает с руки сочащуюся пряную жидкость. Это чертовски вкусно. Ненавидит. Трапеза кончилась, к несчастью, слишком скоро, и ему ничего не оставалось, как вытереть руки о тряпку, что лежала в сумке, и продезинфицировать их. Он стоял и складывал все обратно, но ученого остановил внезапный звук недалеко от места, где он стоял. Том дернулся и вскинул голову, прислушиваясь. Еще один, но куда громче; теперь он отчетливо слышал шуршание среди веток. Мужчина нарочно медлил, не отводя взгляда от источника звука, то ли надеясь, то ли боясь там что-то увидеть. Однако следующие пару минут было тихо, поэтому он живо взял сумку и пошел прочь.***
Шрам немного приостановился, чтобы отдышаться. Черные скалы уже можно было четко разглядеть — оставалось не так много. Благо ветер слегка приободрял и помогал смести усталость с запотевшего тела. — Ты здесь? — он чуть пошевелил руку, которую совсем недавно сжимали очень крепко, но сейчас хватка ослабла. Парень глубоко дышал пока ждал ответа, пытаясь найти в горле слюну, чтобы сглотнуть, но из-за нарастающей жары казалось, что из него уже давно ушла все влага. — Здесь, — девушка утвердительно сжала чужое запястье, и Шрам расслабился. — Я вижу скалы, еще немного и устроим привал, ладно? Вита что-то слабо пробурчала ему в плечо в знак согласия, и парень продолжил двигаться с ветром за компанию. Хоть он и нес с собой уже неприятно колющий песок, все же порывы воздуха приятно перебирали мокрые каштановые волосы. Но в какой-то момент его спутник не очень дружелюбно толкнул его в бок: внезапный порыв был настолько сильный, что Шрам чуть подкосился. Девушка резко вскинула голову. — Все в порядке, — хотел успокоить ее парень, почувствовав нервное движение, — просто ветер. — В этом-то и проблема, — настороженно проговорила она, прислушиваясь к сенсорам, — даже я его почувствовала. Не прошло и секунды, как еще один сильный порыв заставил ее волосы биться в разные стороны. Сильный ветер в пустыне не сулит ничего хорошего. — Шрам, ты не мог бы осмотреться? Ты не видишь ничего… подозрительного? Напарник послушно помотал головой, но не заметил ничего необычного, — Да вроде нет. Только песок, куски травы и ещё больше черных мелких скал. — Ты все видишь? — настаивала подруга. — Ну, тут за холмами не так видно, что происходит, мелкие скалы особо ничего не закрывают. Почему это так важно? — Заберись наверх. — Что? С ума сошла? У меня сейчас ноги отвалятся, а мне еще по дюнам скакать? — возмутился Шрам, на внезапный приказ. — Хорошо, значит я полезу… — она уже попыталась двинуться с места, но парень жестко удержал ее на спине. — Нет, нет, нет! Ладно, ладно, хорошо. Я полезу. Полезу! Только не ерзай. Издав недовольный, но безнадежный вздох, он положил подругу на песок, а сам полез по шершавой и колкой почве вверх. Вот еще чего придумала. У нас мало времени, а у меня сил, а она еще заставляет ползать черт знает куда, черт знает зачем. В разгар грозного, но тихого бурчания под нос, Шрам почувствовал неровность, похожую на вершину дюны, и сделал последний рывок вверх. Он не рассчитывал увидеть чего-то необычного и уже продумал все слова, которые он ей вывалит за то, что та заставила его лезть куда-то, но мысли его остановились. Шрам долго смотрел вперед. Слегка щурился, потирал глаза, чтобы, возможно, сбросить какую-то муть, и снова всматривался в горизонт. Это выглядело действительно… странно. — Что там? — Вита была слишком близка к правде в своих опасениях, и она поняла это по внезапно остановившемуся дыханию напарника. — Я… я не знаю. Это что-то странное, — парень слегка покашлял и прищурился из-за летящего песка, — что-то похожее на стену. Не знаю… такую огромную стену, очень далеко и она… Нет, кажется мне напекло голову. — Что? — нетерпеливо давила девушка. — Движется, — с какой-то неясной эмоцией произнес Шрам. Он был еще не уверен бояться ли ему или удивляться. Он действительно никогда подобного не видел. Это была будто стена длинной во весь горизонт, но с какими-то расплывчатыми краями и… — Спускайся! Живо! Он подскочил, но послушно спустился вниз и подобрал подругу. — Нужно зайти за дюну. Мне надо это видеть. Не решаясь задавать вопросы, Шрам насколько мог быстро пошел вперед. До края дюны все равно оставалось не так много, так что через пару минут они уже были там. Вита открыла глаза и начала всматриваться в горизонт, пока тот тихо наблюдал и ожидал вердикта.***
Было решено дойти до главного входа и, может быть, попытаться что-то сделать. Через минут десять Том уже стоял напротив громадных раздвижных ворот, что отделяли его от внешнего мира. Из-за аварии они никак не открывались, что бы не делал ученый, но по понятным причинам он совершенно не паниковал будучи запертым на собственной территории. Том все равно ее не покидал долгое время из-за отсутствия необходимости. Любой другой неразумный человек стал бы истошно звать на помощь и звонить во все возможные службы спасения, но Тому не нужно было лишнее внимание и проверки; он и без того сыт по горло ежегодной официальной, из-за которой все переворачивается вверх дном. Да и он-то знает, что эти дубоголовые как всегда сделают все криво и неправильно. Тем более, ученый совершенно не понимал этого животного страха быть взаперти. Люди годами живут в своих тесных апартаментах и не чувствуют никакого дискомфорта, но как только им скажут, что нужно оставаться в стенах комнаты - так все сразу как сумасшедшие порвутся на свободу, даже если это будет угрожать их жизни. Глупые люди совершенно не понимают, что клетка — это не удушающие цепи, а надежная защита. Внушительная железная панель была откручена, и Том полез рассматривать поломанный механизм. Но каждую минуту мужчина нервно оборачивался назад, рассматривал все деревья и дорожку, пытаясь что-то засечь. Не давал к себе подкрасться. Времени прошло достаточно много, руки начали гудеть, а пластыри отклеиваться, но ученому так и не удавалось найти причину поломки. Это могло значить только одно — проблема не в технической стороне, а во внешних командах. Странная авария все еще была настоящей загадкой для ученого. Он абсолютно не понимал, что могло послужить причиной отключения или нарушения почти всех систем на его базе. Взлом? Просчет роботов? Он не имел понятия, но все еще благодарил Вселенную за удачно сложившиеся обстоятельства, ввиду которых важные системы жизнеобеспечения остались при нем, иначе мужчине точно пришлось бы искать выход наружу. Еще один внезапный глухой звук заставил мужчину подскочить и удариться руками о металлическую стенку. Ученый схватил первый попавшийся под руку инструмент и живо обернулся. Где они?! Разумеется, к нему придут именно сейчас. Покажите свою противную морду! Когда у него нет ни оружия, ни сил. Ну разумеется! На что еще годится эта свора грязных, подзаборных бродяг?! В ладонь больно впивались угловатые формы инструмента, но Том стоял не шевелясь, вслушиваясь в различные звуки. Все тихо. Подозрительно тихо. Через некоторое время руки начали дрожать от напряжения, но он продолжал удерживать импровизированное оружие, озираясь по сторонам. Том ждал, ждал еще дольше, но больше ничего не мог услышать. Тогда он живо схватил сумку и поторопился вернуться в главное здание, не убирая из рук тяжелый ключ.***
Песок забирался в ботинки и безжалостно рвал кожу, пока Шрам пытался идти как можно быстрее. До спасительного укрытия оставалось совсем немного. Ноги вдруг почувствовали острые щепки — это ранее дружелюбный ветер вгонял жесткие песчинки в кожу, заставляя парня сжимать челюсти, чтобы не шипеть от боли. Он уже злобно повернул голову впервые за долгое время, чтобы презрительно цокнуть на эту дрянь, но вместо этого застыл на месте. Тело парализовало, а взгляд был устремлен далеко в высь, чтобы найти край этого кошмара. Та любопытная стена вдалеке, которую он видел в первый раз, превратилась в гигантскую, светло-бурую яростную тучу высотой с само небо, которая вот-вот сожрет тебя с потрохами. Это выглядело как настоящий конец света, конец всего живого на этой планете. Все будет поглощено этой растущей, грозно надвигающейся стеной пыли и ужаса. Она близко… Она, черт возьми, слишком близко! — Не оборачивайся. Просто иди! — пыталась привести его в чувства Вита, но это плохо получалось. Парня сковал страх, как несчастную жертву, которая боится повернуться спиной к хищнику. — Давай же! — уже более резко она крикнула через шум, и на этот раз Шрам очнулся. Прошло еще некоторое время, и он уже куда более настойчиво чувствовал песчаные удары по ногам, а окружение начало отливать красно-коричневым, остро жгучим туманом. Песок с ветром начал нагло залетать в рот, вызывая жуткий кашель. — Закрой рот и нос кофтой! — опять крикнула девушка, пытаясь пробиться через гул и ветер, что бушевал вокруг. Они не успевают. Она неправильно рассчитала время. Шрам сделал то, что она сказала, но это не сильно помогло. Пыли становилось больше. Черные скалы, мелькающие впереди, начали тонуть в плотном слое песка и ветра. Парню пришлось вжать голову в плечи, чтобы пыль не залетала в глаза и уши. Новый порыв больно ударил жесткими осколками по голым рукам, и парень случайно вскрикнул, а после чуть не задохнулся в сухом рвущем кашле, из-за которого тот чуть не свалился на землю. Не успевают. Не успевают. Голова Виты лежала на спине и чувствовала, как разрываются в приступе кашля его легкие, чувствовала каждую судорогу, что пробирала его тело с каждой попыткой отхаркать пыль. Ей начало казаться, что Шрам вот-вот свалится без сил и больше не поднимется. Нужно идти быстрее. Быстрее. Внезапно парень не почувствовал тяжести на плечах. Через ветер и грязь он смог едва приоткрыть глаза и увидеть вставшую на ноги подругу. - Чт.. ты... - попытался прохрипеть Шрам, но его живо дернули за руку, и они побежали. Он пытался вырвать руку и докричаться до подруги, которая на его глазах губит свой шанс на выживание. - Нет! Тебе нель... - и снова зашелся в приступе кашля. Она его не слушает. Слышит. Четко слышит, но не слушает. Пытается не слушать, как Шрам умоляет ее остановиться, пока бежит рядом. Скалы уже были в паре десятков метров, и голова Виты гудела от всевозможных сигналов и предупреждениях о категорической нехватке заряда. Механизм больше не слушает. Голова больше не слушает. Девушка больше не бежит. Последнее, что она слышит и чувствует перед уходом в аварийный режим - крики, громкие крики. Спустя время она чувствует под собой твердую поверхность и что-то не такое жесткое и неприятное сбоку.3% 2%