Привычка делать больно

Айзек решает переехать. Не просто вернуться к отцу, который слёзно клялся, что больше не посмеет повысить голос или руку на него поднять. Не просто переселиться в соседний квартал к Лиаму или завалиться с вещами в лофт к Дереку, который давно хвастался своим гостеприимством и свободной комнатой (кто-то днями и ночами у Стайлза пропадает). Нет, он хочет переехать подальше от Скотта Маккола. Выехать из Бейкон Хиллс, навсегда захлопнув крышку ящика с воспоминаниями. Чтобы в груди болезненно не ныло от чувств, которые приходится прятать под смазанной улыбкой и приторно-вежливым тоном. Заливать до отказа топким бетоном под рёбрами. Проглатывать, как острый ком в горле, и кривиться от тошноты. Надоело притворяться. Осточертело. На улице промозглый ветер и густой ливень стеной — не самая удачная погода, чтобы прощаться и отпускать старые обиды. Смоляно-черная пелена над головой режет глаза: без единой звёздочки, без единой искорки света, будто небосвод разбухшей землёй доверху засыпали. Лейхи с надеждой смотрит ввысь, ищет блеклый след луны, как способ отвлечься или время подумать. Или повод остаться? — Ты не должен уезжать, — Скотт выкрикивает ему вслед, догоняя у самой дороги, и резко хватает за локоть. Совсем не готов говорить и прощаться, душу перед кем-то наизнанку выворачивать, потому что облупилась, выгорела, высохла почти до края. Наверное, только Лейхи может его спасти. — Что? — Айзек с колючим непониманием выплёвывает ему в лицо, мазнув злостью ледяной по глазам. Словно видит Маккола впервые. Дорожная сумка с грохотом валится на грязный асфальт. Лейхи и вправду никогда не видел Скотта таким. Растерянным, задумчиво-грустным, обессиленным. Реже стал звонить Стайлзу в Вирджинию, перестал поучать Лиама и ходить вместе с ним на тренировки по лакроссу, днём часами мог в тишине сидеть, а ночью почти не появлялся. Азйзек не знал, чего ему хочется больше — раскрасить альфе морду от ревности или закрыть его в подвале, приковав цепями, как в полнолуние. Жили в одной комнате, как чужаки, пересекаясь за завтраком или иногда за ужином, обходя друг друга стороной, хороня себя заживо. Только вот в четырех стенах не особо разминешься. Рано или поздно столкнётесь лбами. Или сама судьба вас столкнёт, зарядив по сердцу ножом. — Нет, не так, — Скотт пытается перевести дыхание, а холодные капли только всё громче лупят по лицу. — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Айзек смахивает мокрую кудрявую чёлку со лба и подходит вплотную к Скотту. Жмурится от моросящего дождя, пальцы крепко в кулак сжимает и смотрит-смотрит-смотрит. Ждёт последнего шага, виноватого взгляда, сдавленного признания. Потому что прощаться со Скоттом Макколом крайне нелегко. — Почему? — глаза блестят надеждой тягуче-жаркой, и голос Айзека хрипнет то ли от холода, то ли от страха. — Ты знаешь почему, — Скотт отвечает загнанно, тихо. Дождь громко стучит по плечам, заглушая его судорожное сердцебиение. Каждая капля — как удар на поражение. — Скажи, я хочу это услышать. — Ты должен остаться не только в стае, — Скотт нервно теребит в руках край футболки и тянется ладонью к руке Лейхи. — Вернее, как член стаи ты мне тоже нужен. Но дело не в этом. Ты нужен мне, потому что я… Врезается губами точно в губы — сердито, отчаянно, влажно. Дрожь по телу, горячий пот и холодный дождь в спину. — Я знаю, Скотт, — Айзек сладко выдыхает в губы. — Я знаю. Айзек знает, что его любят. Айзек знает, что его не отпустят.