Привычка делать больно

Джексон приходит сюда весной, когда цветы на могилах оживают, утягивая под землю затхлый запах смерти. Когда вокруг ни души, потому что в такую славную погоду гуляют по улицам, а не по кладбищу. Когда выпускаешь запертые глубоко внутри эмоции, чтобы желание жить дальше не покидало. В один и тот же день, каждый год Уиттмор приходит навестить отца. — Айзек? — Лейхи будто из-под земли вырастает. Живой, невредимый, красивый. Точно такой же, как три года назад — светлый, взъерошенный, смущённый. Пока не скрылся в неизвестном направлении, помахав ручкой. Нет же, за три года ни единой весточки, ни звонка, ни короткого сообщения. Только ледяная пустота внутри и одиночество, которому не видно было конца. — Джексон? — фальшивое удивление растекается по серым радужкам, и Джексон громко фыркает. Айзек совсем не меняется — всё так же притворяется невидимкой, всё так же прячет руки за спиной, как застенчивая школьница, всё так же осторожно-пристально смотрит. Уиттмор смотрит на него в ответ, и тяжесть в груди ослабляет силки, сменяется текучей теплотой и нежностью. Снося стену толщиной в три года, высотой в бессонные ночи и звонки, оставшиеся без ответа, длиной в литры выхлестанного алкоголя и бесчисленные пачки сигарет. Возненавидеть Айзека по-настоящему не получилось, потому что сердце неустанно дёргало за нити, ведущие к нему. На земле осталось не так много близких людей, которые не забыли о Джексоне. На мать, укатившую в Европу через год после смерти отца, надежды не было. Оставался один лишь Лейхи во всём гребаном мире, в какой-то неизвестной точке этого мира. Он струсил, сбежал за границу, поджав хвост, и даже не удосужился попрощаться. Если мосты за собой не сжигают, значит, всегда есть надежда начать сначала. — Какого чёрта ты здесь забыл? — Джексон выплёвывает сердито, сжимая в ладонях белые розы. Папины любимые цветы. Раскрасил бы Айзеку лицо этими розами, если бы на них оставили хотя бы несколько шипов. Ни одного — только гладкий ровный стебелёк. Не то что душа у Уиттмора — прошита насквозь зазубринами, рубцами, воспоминаниями. — Серьёзно? — Айзек недоверчиво кривит бровь, опускаясь на другой край скамейки. — Это ты у нас по кладбищу гуляешь, а не я. — Следишь за мной? — Джексону хочется услышать именно это. Убедиться в том, что в нём по-прежнему нуждаются. — Не знал, что ты в городе. — Приехал на прошлой неделе на годовщину родителей, — Айзек устало вздыхает, расстегивая куртку до половины. На улице действительно жарко сегодня, а может, это его сердце разгорается пожаром, тянется навстречу к родному человеку. — Решил задержаться ненадолго, чтобы увидеть тебя. Увидеть издалека, не попадаясь на глаза. Не бередить старые раны, в которых ещё слишком много тебя, Джексон — в каждой жилке, в каждой капле крови, в каждой клеточке. Не возвращаться в прошлое, отматывая назад годы саморазрушения. — Ты совсем не изменился, — Джексон разглядывает Айзека с нескрываемым интересом. Сияющие глаза с крапинками грусти, густые кудрявые волосы, к которым до изнеможения тянет прикоснуться, слегка осунувшиеся плечи. Лейхи, которого Джексон знает изнутри до последней тонкости, не изменился. — А ты изменился, — сдавленно-тихо выдыхает Айзек, опуская голову. Потеря ломает человека, и Лейхи страшно представить, что будет с Джексоном, когда тот потеряет и его.

* * *

— Что ты забыл возле моего дома? — Джексон долго мнётся на пороге, едва не столкнувшись лбом с дверью. Похоже, Айзек не рад его видеть. Джексону долго не удавалось заснуть после их встречи. Только дома, наливая в чашку крепкий кофе, вспомнил, что номер телефона не взял (старый явно заблокирован или потерян). Не мог даже во снах избавиться от серых глаз, в которые влюбился почти шесть лет назад. Когда Финсток насильно загнал их в библиотеку готовить доклад по экономике, пригрозив, что с плохими отметками на поле не выпустит. В груди впервые что-то щелкнуло, когда услышал искристый весёлый смех с нотками робости и доверия. Они поверили, пуская в сердце друг друга. — Я хотел договориться о встрече, но дозвониться не смог, — Джексон мямлит неразборчиво, судорожно, не поднимая головы. Куда только подевалась гордость у мистера-первого-школьного-красавчика? Лишняя шелуха вмиг слетает, исчезают все заученные слова, когда перед тобой стоит самый близкий человек. — Я сменил номер, чтобы никто не напоминал мне о прошлой жизни, — Айзек отвечает честно и в глаза открыто заглядывает. Спустя столько лет смотреть в глаза Уиттмору страшно, будто пластырь затёртый отодрать от сердца пытается. Рана с именем «Джексон» почти затянулась, почти. — Я ведь тоже часть твоей прошлой жизни, — решимость во взгляде настораживает, но не пугает. Айзеку известно, зачем пришёл Джексон. — Нельзя забывать старых друзей. Старые друзья? Уиттмор, ты серьёзно? Три года жили под одной крышей, ходили друг перед другом практически голышом, и это для тебя ничего значит? Можно вот так вот просто, ластиком провести по годам, стирая воспоминания, затаптывая в грязь собственную жизнь? — Мы никогда не были друзьями, — глаза огнём яростным вспыхивают. — Ты прав, — Джексон улыбается уголками рта, будто что-то вспоминает. — Мы просто … — Не говори ничего, — просто любили друг друга до безумия, пока не оказались на разных берегах. — Тебе лучше уйти. — Айзек, я был полным мудаком, когда мы встречались, — Джексон делает шаг навстречу, с ног своим напором сбивает. — Но с того времени прошло уже почти три года, я изменился, мы оба изменились. Мы ведь всё ещё чувствуем что-то друг к другу. Скажешь, я не прав? — Нет, я больше ничего к тебе не чувствую, — сердце срывается вниз, больно ударяясь о рёбра. — Уходи. Джексон в ужасе отшатывается назад. Он никогда в это не поверит. Глаза никогда не врут.

* * *

Айзек не смог сбежать от самого себя. Первым позвонил через два дня и попросил встретиться. Джексон без задней мысли согласился. Он был готов на всё, лишь бы вернуть утраченное назад, лишь бы избавить их обоих от мучительных страданий, лишь бы зачеркнуть все ошибки. Лейхи хотел быть холодной скалой, но обжегся собственной глупостью. Он всего лишь хотел быть живым человеком, у которого есть чувства. Но он был человеком, который может умереть. — Джексон, я умираю, — хриплое признание слетает с его уст во время завтрака. Джексон увлеченно смотрит новости, не реагирует совсем. — Что? — вилка слетает со стола, и Джексон давится отмлетом. Таращится перепуганными глаза на Лейхи, как сумасшедший, и пошевелиться не может. Его словно в ледяную воду головой окунули и перекрыли воздух. Он задыхается, барахтается из последних сил и медленно идёт ко дну. — Мы не должны были начинать всё сначала, — Айзек хлопает его по спине и прячет дрожащие руки под стол. — Ты не должен был возвращаться в Бейкон Хиллс. Ты не должен был узнать об этом. — Остановись! — Джексон сметает со стола тарелки, стул гневно ногой пихает и останавливается. — Что ты несёшь? — У меня лейкемия, Джекс, — Айзек нервно трёт пальцами переносицу, боясь посмотреть Уиттмору в глаза. Обманывать его каждый раз лишь больнее, но потерять его смертельно больно. Лейхи чувствует себя последним эгоистом. — Однажды наступит один прекрасный день, и я могу просто не проснуться. Джексон прижимается спиной к стене и сползает вниз, закрыв ладонями лицо. — Почему ты сразу мне ничего не сказал? — сбивчиво тараторит, уткнувшись глазами в пол, и слушает сбитое дыхание Айзека. — Потому что ты не должен был ничего знать, — Лейхи выдавливает через силу, прикрыв глаза. Так хочется, чтобы этот день стал кошмарным сном, который исчезнет с первыми лучами солнца. Они вернутся к нормальной жизни, в которой ничто не помешает их счастью. Смерть не назначает встреч — приходит только по доброй воле и забирает. Забирает того, кого не хотят отпускать. — И что ты будешь делать дальше? — у Джексона голова от мыслей взрывается и глаза красные-красные, как летний закат. — Что МЫ будем делать? — Тебе лучше сразу уйти, пока ещё есть право выбора, — Айзек отрезает как ножом по сердцу. Нельзя вечно издеваться над тем, кого любишь. Нельзя давать надежду перед тем, как уйти. Уйти навсегда и забрать с собой сердце. Сердце, которое отравлено потерями. Которое не хочет биться без тебя. — Мне нужно подумать, — Джексон уходит, тихо прикрыв за собой дверь. Это ещё не конец. Неважно, сколько у него осталось впереди — несколько лет, месяцев или дней. Главное — вместе. Джексон обязательно вернётся. Айзек не плакал с того самого дня, когда ему поставили диагноз. Потому что горькие слёзы не приносят облегчения — слезами смывают страх и обиду. Тот, кто любит по-настоящему, не боится ничего, даже смерти.